Два секрета

Последние лет десять Микки Милкович жил двойной жизнью, как какой-то чертов шпион, и это здорово утомляло. Днем он был добропорядочным гражданином, синим воротничком и занудой, а ночью крутым чуваком без тормозов и главным суперфакером Чикаго. И еще неизвестно, какая из этих ролей сложней. В пятнадцать Микки с трудом удерживал маску хорошего мальчика, а в двадцать пять стало уже тяжеловато изображать сексуального террориста. Повезло еще, что он успел жениться, обзавестись сыном и разбежаться с супругой пока учился в колледже. Зато теперь Микки спокойно заявлял, что его устраивает только однократный перепих, поскольку серьезными отношениями он сыт по горло. И каждый раз снимал новую, но всегда очень нетрезвую девицу на ночь. А все потому, что у Микки было два секрета. Из-за них-то он как раз женился и развелся. Вернее, женился Микки из-за маленького секрета, а развелся из-за грязного. Как-то по молодости, он переспал с русской проституткой за двадцать баксов в час. И когда через пару месяцев Светлана отловила его возле колледжа и принялась орать, что Микки, подлец, заделал ей ребенка, он сразу же предложил пожениться. Во-первых, потому что гордился, оказавшись первым студентов из их курса, от которого залетела девчонка. И не ботанка или серая мышь какая-нибудь, а настоящая шлюха. А во-вторых, Светлана пригрозила, что расскажет всем, что у него крохотный член. К сожалению, последнее было жестокой правдой. Так что, даже и без первой причины, женитьба не казалась Микки слишком большой платой за тщательно оберегаемый секрет. Отец против свадьбы по залету, пусть даже на проститутке, ничего не имел, а матери у Микки давно не было, так что он спокойно женился на Светлане, благополучно сохранив свой маленький секрет в узком семейном кругу. Но совместная жизнь не задалась, и они развелись после рождения маленького Евгения. Впрочем, Микки признавал, что вина за развод лежит полностью на нем: Светлана, случайно узнав о его втором (грязном) секрете, не устроила скандал, а повела себя как идеальная жена, напялив трусы со страпоном. И перепугав этим Микки до полусмерти. Да, Микки был сучкой. В том самом смысле сучкой. И мечтал о здоровом мускулистом кобеле сверху, а не о жене с членом. Но, спасибо отцу-гомофобу, собственных желаний Микки очень стыдился. Поэтому он был злой сучкой, вцеплявшейся в глотку любому мало-мальски симпатичному самцу, чтобы доказать свою независимость. И мужественность. Впрочем, хорошеньким, хрупким мальчикам от Микки доставалось еще сильнее. Он ненавидел их за женоподобность и рвал на части в прямом и переносном смысле. Днем гнобил морально за якобы тупость и беспомощность, а ночью зажимал по углам, пугая и унижая, и зверея от их трусливой покорности. И с каждым годом становилось все хуже: на баб у Микки уже совсем не вставало и приходилось глотать колеса для потенции, а на красивых мужиков и парней его маленький, но ретивый член вскакивал даже в офисе, наплевав на общественное мнение, жесткие требования компании ко внешнему виду сотрудников, и потенциальную угрозу разукрашивания физиономии самого Микки. Так что по теории вероятности это все равно когда-нибудь случилось — его дневная и ночная ипостаси обязательно бы пересеклись, разрушив привычный уклад, а может и всю жизнь Микки Милковича. Но он все равно винил в этом новенького. То, что этот парень работал в одной с Микки компании, а не являлся каким-нибудь клиентом, или вообще случайным посетителем, легко угадывалось по галстучному зажиму с корпоративной эмблемой. Правда, бейджика у новенького не было, но может он забыл его, или вообще не успел еще получить. Такое иногда случается — Микки знал по собственному опыту. А вот почему дальше произошло то, что произошло, Микки и сам не понял. Возможно, что он, только вышедший из отпуска, просто не успел адаптироваться к строгой рафинированности офисного уклада. А возможно и нет. Только когда увидел новенького на стоянке, в нем взбунтовалась злая сучка. Бесцеремонно вторгшись в чужое личное пространство, Микки сразу же захмелел от сумасшедшего адреналина. Новенький, красивый парень, лет на пять младше, но зато выше на целую голову и прилично шире в плечах, под нахальным взглядом Микки смутился, стремительно заливаясь краской, как это умеют только рыжие. Вот тут у Микки окончательно и перемкнуло. Притиснув новенького к стене, он уткнулся носом в нежную алеющую кожу шеи. Но и этого Микки показалось мало, и он без раздумий сжал чужой пах. Не до боли, но вполне так ощутимо. И удивленно и немного восторженно присвистнул, чувствуя как в руке быстро увеличивается и без того приличное в размерах оснащение новенького. — Вот как, — ехидно протянул Микки и поднял голову, чтобы взглянуть в его лицо. Он ожидал увидеть растерянность, может даже страх в глазах новенького, но тот смотрел со спокойной снисходительностью уверенного и гордящегося собой самца. Тяжело сглотнув, Микки отпрянул от него, а потом и вовсе сбежал. Полдня пролетело незаметно — за время отпуска Микки растерял свою обычную сноровку, зато размер его клиентской базы наоборот вырос. Но он был только этому рад: с головой уйдя в работу, не вспоминал сегодняшний свой «подвиг» на автостоянке, и не думал, чем тот обернется в дальнейшем. А вот в обеденный перерыв Микки пришлось туго. Теперь воспоминания о мускулистом красавчике не давали покоя: глазами он искал рыжую макушку, и при этом старательно игнорировал тянущую тяжесть в паху, убеждая себя, что с парнем хочет только поговорить. Не заметив новенького ни в кафе для сотрудников, ни вестибюле, ни в лифте, Микки решил попытать счастья в курилке. Новенький курил — это точно. Микки почувствовал легкий аромат сигарет, когда на стоянке прижимался к его крепкому тренированному телу. А значит, он должен, нет-нет, да появляться тут. Осталось только аккуратно расспросить местных завсегдатаев, а лучше завсегдатаек. Но пока офисные сплетницы горячо обсуждали нового босса — среднего сына владельца компании «Галлагер и сыновья», Микки к ним с вопросами не лез, прислушиваясь вполуха и лениво потягивая сигарету. Между делом ушлые дамочки проехались и по старшему сыночку Френка Галлагера — вот мол, тот не просто роскошен как мужчина, но и потрясающая умница, жаль, что работа в компании отца его не привлекает, а Микки подавился дымом, услышав домашнее прозвище этого идеала офисных невест. «Губы»! Микки даже стало интересно, а у среднего брата прозвище такое же идиотское или еще хуже? Через несколько минут разговор снова вернулся к Йену Галлагеру, и благодаря длинным языкам всезнающих дам Микки все же получил ответ на свой незаданный вопрос — нет, средний брату повезло больше, все звали его просто по имени. После этого Микки перестал вслушиваться в женский треп: Йен Галлагер его не интересовал абсолютно, а все мысли крутились вокруг рыжего новичка. Кто же он такой: стажер или уже чей-то младший помощник? Возможность того, что рыжий был курьером или уборщиком, Микки отмел сразу. Он не мог вразумительно объяснить почему, но совершенно не сомневался в этом. Восторженное щебетание о длинных ресницах и красивых губах Йена Галлагера продолжалось, но для Микки оно звучало белым шумом. К одам крепкой заднице нового босса он все же прислушался, хотя и с насмешливым интересом. А выцепив из общего словесного потока страшное для любого американца слово «харассмент» — насторожился. Оказалось, что молодой Галлагер сразу же заявил о недопустимости любых домогательств, и предупредил, что виновные в этом не только сразу же вылетят из компании, но и получат соответствующие рекомендации. Микки похолодел: а что если новенький нажалуется на него или начнет шантажировать? Терять прекрасную работу с кучей бонусов и отличной страховкой не хотелось. Поэтому требовалось немедленно найти новенького и любым способом решить эту проблему. И никогда, никогда больше такого не допускать. Поскольку ни о чем другом, кроме грядущего разговора с новеньким, Микки не думалось, с обеда работа как-то не заладилась. Он нервничал, разговаривая с клиентами, нагрубил одному особенно доставучему мужику, перепутал маркировку товара и сбросил не тот прайс. Поэтому вызов к боссу в конце рабочего дня его не удивил, хотя Микки с трудом убедил себя, что это из-за сегодняшних косяков в работе. Однако стоило ему открыть дверь в кабинет Йена Галлагера, как сердце сделало кульбит — за массивным столом восседал тот самый новенький рыжуля с автостоянки, и смотрел прямо в лицо Микки, криво усмехаясь. Обреченно опустив голову, Микки приготовился выслушать приговор и идти собирать свои вещи. Но снова ошибся в своих предположениях — «казнь» откладывалась на неопределенный срок. Однако те полчаса, что он провел в кабинете Йена Галлагера, показались ему страшнее самой изощренной пытки. Хотя из хладнокровного разноса, устроенного боссом, Микки, увы, не услышал ни слова. Но, нет, он не оглох. И, к сожалению, не ослеп. Пока голос ры… мистера Галлагера журчал, вливаясь в уши сладким ядом, сам Микки не мог оторвать взгляда от его шевелящихся губ: верхней — узкой и четко очерченной, и нижней — непристойно-пухлой и капризно оттопыренной. И от этого бесстыдного разглядывания он очнулся только в самом конце, когда мистер Галлагер повысил голос, видимо так и не дождавшись ответа: — Вы меня поняли, мистер Милкович? Микки кивнул, хотя даже под страхом смертной казни не смог бы сказать с чем только что согласился, и продолжал сидеть истуканом. Видя, что он не торопится покидать кабинет, мистер Галлагер скептически приподнял бровь в немом вопросе. Микки ответил ему классическим покер-фейсом. Во всяком случае, ему очень хотелось так думать. Потому что в реальности он просто тупо сидел, не зная как совладать со своими двумя секретами, рвущимися наружу: маленьким, бешено требующим внимания вообще, и грязным, желающим открыться вот этому конкретному самцу. Долго это все равно не могло продолжаться, и Микки с тоскливым вздохом поднялся и на негнущихся ногах потопал к выходу. — Мистер Милкович! — окликнули его уже у самой двери. — Думаю, будет лучше, если вы застегнете пиджак. «Сука!» — мысленно взвыл Микки: его секреты перестали быть секретами для Йена Галлагера. И ведь не женишься, чтобы заткнуть ему рот. Перед мысленным взором Микки снова возникла картинка с соблазнительно приоткрытым ртом мистера Галлагера, так и напрашивающимся на то, чтобы его заткнули. Или все же… женишься? Микки замер у двери и медленно обернулся. На пошло-розовых губах мистера Галлагера играла плотоядная улыбка, от которой у любой сучки непременно должны были подогнуться колени. Неужели Микки повезло и его босс не такой уж противник харассмента? О! Отлично, он с огромным удовольствием будет хранить эту тайну мистера Галлагера, но только в обмен на молчание о секретах самого Микки. Ну, и еще на пару-тройку вещей, которые станут уже их общим секретом.