Никто

Стелла не знает, как оказалась здесь: раз, звук заблокированного автомобиля больно режет уши, два, она открывает блестящую дверь фешенебельного ресторана, три, садится за забронированный столик. Она заученным жестом подзывает официанта в наглаженной сорочке, неприветливо фырчит себе под нос, что тут отвратный кофе (выучила уже, сколько ж свиданий здесь было) и с шумом вздыхает: придется пить зеленый чай, будь он неладен. Стеллу тошнит от вида изысканных тирамису, лимонных чизкейков и тыквенных пирогов — упаси Господь, не застегнется платье от Роберто Кавалли. — Привет, — бросает Флора, разваливаясь на кресле напротив. Обивка из лиловой кожи. Для Флоры это верх элегантности. — Привет, — деланно не отводя взгляда от меню, отвечает она. Стелла поднимает глаза так, чтобы не было видно бегающих зрачков: на Флоре сдержанное, поношенное платье с длинными рукавами и красным, идиотским цветком. Флора жмет под кресло свои ноги изо всех сил, чтобы не было видно стоптанных каблуков облезлых лодочек. Волосы ее засалены, хорошо причесаны и собраны в длинный хвост. Такая длина волос не актуальна, да и цвет мышиный. «Она просто приперлась в ресторан на Бел Эйр* в рваных колготках? Она дурочка, или притворяется?» Стелла закрывает половину лица руками, чтобы никто из знакомых ее не узнал, тихо кашляет в ладонь и торопливо говорит официанту: — Чайник зеленого китайского чая и… Стелла вопросительно смотрит на Флору, та быстро-быстро хлопает некрашеными ресницами, и едва разжимает припухшие, сухие губы. — И овсяное печенье. Стелла жмурится. Нет. Только не это. Не с ней, пожалуйста. Она дает себе обещание, что больше никогда не переступит порог этого ресторана. — Простите? — переспрашивает официант, едва ли не смеясь. — Она пошутила, — Стелла махает рукой с длинными ногтями-когтищами, и заливается глупым смехом, — Два шоколадных брауни. Когда официант разворачивается и уходит с ухмылкой, Стелла гулко выдыхает. — Шоколадный брауни? — пугается Флора, ставя руки с локтями на стол. — Бисквит с альпийским шоколадом, — как бы невзначай хватается за бортик стола, вцепляясь в него пальцами. Стелла жмурится, Стелла не верит, что это происходит именно с ней. Она сидит с неотесанной девушкой, имя которой противно вертится на языке, туго втягивает воздух и всем телом чувствует приливающий жар. Когда-то подруги. Сейчас — чужие. Флора вжимается в кресло как в спасательный круг, молится про себя неизвестным богам, смотрит в окно, пытаясь ни с кем не встречаться взглядами. Неприятная встреча. Ей тут не нравится. Тут пафосно и дым от Мальборо забивает нос, из зала для курящих. Цепочка оборвалась. Когда-то всё было по-другому. Без отвратительного слова «взросление». Когда Стелла не казалась арт-объектом, когда Стелла была снисходительной. Дешевые понты и невкусное брауни. Стелла молчит, перебирая пряди что поближе к лицу, несколько раз уходя поправлять макияж, и, замазывая чертовы горящие от стыда щеки. Стелле кажется, что в зале сидят ее богатые друзья, люди из статных семей, Стелле кажется, что каждый в этом зале осуждает ее за появление с нищенкой. Ей хочется подавиться чаем. Флора ест бисквит суетливо, оставляя крошки в уголках губ, ей, наверно, совсем не стыдно. Она оглядывается по сторонам, про себя отмечая, что мебель тут как на обложках. Интерьер? «Она наверняка не знает что это такое» — думает про себя Стелла, небрежно оставляя в счёте сто долларов, мило говоря, что сдача не нужна. Она небрежно целует Флору в щеку, убегает, стуча каблуками и запахивая пальто. Она ведь ей никто, правда?