Улыбайся

Она помнила. Она помнила всё. Их первую встречу, когда она сидела в тату-салоне, а он пришёл туда со своим другом. Как они разговорились, и он со смехом рассказал, что боится иголок и поэтому не делает татуировку. Как сделал комплимент её рукаву. Потом они стали иногда пересекаться на улице, а через какое-то время решили, что это судьба. После очередного концерта она шла домой, уставшая и пьяная, а он поджидал её в переулке с маленьким мишкой Тедди, рафаэлками и виниловой пластинкой Элис Купер в руках. Помнит, как она рыдала у него на плече в тот вечер, сама не зная, отчего -- может, от переизбытка чувств?.. В подсознании всплывали самые разные эпизоды из их жизни. Как они гуляли по ночному городу, взявшись за руки и потягивая какой-то дешёвый коктейль из одного стакана. То, как он грубовато вынимал из её губ сигарету и жадно затягивался. Как делал ей макияж перед выступлениями, выбирал идеальные причёски. Он написал ей песню "The World Is Ugly" и сыграл в день рождения, и это был самый лучший подарок. Он единственный, кто был рядом, когда умер её любимый кот. Поддержал по-настоящему, узнав о трагической гибели родителей. Не пропускал ни одного её концерта, всегда стоял в первом ряду фан-зоны. Дарил ей вдохновение и желание жить. Он помог ей избавиться от наркотической и алкогольной зависимости. Целыми сутками не отходил от неё, терпел любые выходки. А когда всё же удавалось достать денег на дозу, сбежать и всласть обдолбаться, он смотрел на неё таким взглядом, который прожигал душу насквозь, укорял безмолвно и действовал лучше любого скандала. Он принимал её любой: уставшей, несчастной, зарёванной, морально уничтоженной, опустившейся девчонкой с кругами под глазами, надтреснутым голосом, растёкшейся подводкой, взъерошенными, спутанными волосами, мило и смешно торчащими хвостиками и самооценкой ниже плинтуса. Он любил её, и, благодаря этому, она справилась. Точнее, ОНИ справились. Вчерашние собутыльники не могли понять, что произошло, ведь, по их мнению, уже ничем нельзя было остановить безбашенную девочку-сорвиголову, да, к тому же, и с нелестной репутацией. Но одному человеку это удалось. Всё уже в прошлом, но каждый день она прокручивает в голове всю свою жизнь, как старую киноплёнку, застревая на каждом кадре. Временами кажется, что это было приятным сном, который однажды закончился раз и навсегда. Но она не может смириться с этим и по ночам всё думает и думает... Она не носит теперь на концерты короткие клетчатые рубашки или яркие жилетки - их место заняли куртки или рубашки с длинными рукавами. Они больно обжигают глубокие незаживающие порезы на запястьях. Но он учил её: "Всегда улыбайся на сцене. Никто не должен даже догадываться о том, как тебе плохо или тяжело. Со временем ты и сама перестанешь в это верить". И она улыбалась, играя на жёстких струнах бас-гитары, улыбалась а-ля тридцать два всей этой бездушной толпе, которая ничего не понимает и не чувствует. Несмотря на блестящие от слёз глаза. Несмотря на то, что душевная боль изнутри ломает рёбра. А поздним вечером, когда на улицах становится меньше людей, хоть Америка никогда не спит, она идёт на кладбище, молясь о том, чтобы её никто не узнал. С закрытыми глазами может отыскать тропинку к нужному памятнику. Здесь цветы... много цветов, как в оранжерее. Их число только увеличивается. Сюда многие приходят: фанаты, родственники, друзья; оставляют книги, игрушки, записки, рисунки, букеты... Все пишут, что любят его, но вряд ли даже родители так его любили, как она. Она садится прямо на землю у самого подножия памятника и кладёт на могилу розу и розовую ленту, которые ей сегодня бросили из зала. Потом закрывает лицо рукой, а пальцы другой нервно крутят окровавленное лезвие, не чувствуя боли. Сердце бешено колотится, а в горле -- какое же знакомое чувство -- будто застрял шерстяной комок. Наконец-то можно снять личину фальшивой улыбки. От серого камня тянет холодом, но она почему-то чувствует тепло. Сильная штука -- самовнушение. И она шепчет в полузабытьи: -- Милый, я сегодня улыбалась ... Здесь похоронена её жизнь. Осталось лишь существование.