Молчаливая весна

В бар я ходить перестала. И не из-за случившегося. Во-первых, неплохо так простыла, с вытекающими в виде литров соплей и температуры. Во-вторых, приехала старшая сестра, с которой мы вместе работаем в маленьком кафе, которое своими силами открыли, впахивая на жирного урода — начальника булочной напротив нашего дома, долбанных четыре года. Это было невероятно сложно, нам пришлось долго и упорно упрашивать отца, чтобы тот взял кредит на себя, а мы бы выплачивали от доходов. Плюс надо было найти дешевое место, сделать ремонт… и, слава богу, все получилось. Даже лучше, чем мы мечтали. Кафе называлось типично, просто «Кофейня». У нас был ассортимент капкейков, мы делали панкейки, пекли печенье и вафли. Варили хороший кофе, какао и большое количество разных чаев. В общем, сладости и горячее пойло — наши деньги. Болезнь не преграда работе — так всегда говорил отец, к такому же привыкли мы. Потому никто не удивился, увидев меня за прилавком, с распухшим носом и слезящимися глазами. Чихала я, как прилежная девочка, в платочек, туда же сопливила. Глотала литрами чай и жрала, скривившись, лимон. А еще злилась на матушку-судьбу, что именно в этот не прекрасный день, спустя почти неделю после моего последнего визита в бар, я его встретила. В своем кафе. В строгом черном костюме. И едва не рухнула замертво. Логично, что я его не узнала. Привыкшая видеть в косухе, темных футболках почти в обтяг и его варварской обуви. Пусть и не обвешивался он цепями, как гирляндами, и не были руки в печатках с черепами, но костюм? Это огромное слишком и так не вписывалось в мое представление о нем. Совсем. Но я слукавлю, если не скажу, что ему чертовски шло. Идеальная посадка костюма, когда штаны сидят, как литые, и кажется, еще вот самую малость, и были бы малы, а так… весьма отличный вид его роскошной пятой точки. Никаких галстуков и не дай бог уродливых бабочек. Просто тонкая белоснежная рубашка, расстегнутая на первые две-три пуговицы. И пиджак. Обычный кожаный ремень. Но он буквально пах деньгами. Лишь рассмотрев как следует, оценив каждый миллиметр, я уткнулась в лицо и остолбенела. Меня-то он узнал. Пусть я и была без кожи привычной. В обычных джинсах и майке. Как знала, блин. Не с распущенными волосами, а с высоким хвостом. И почти без макияжа, зато вся в соплях. Он узнал, и мне даже показалось, что глаза его улыбались. Лицо же… как и всегда. Никак. Зал я не обслуживаю. Хотя какой там зал, так, пара несчастных столиков с красивенькими маленькими вазочками и сухими цветами. Подошла к нему моя сестра. Рыжая. Низкая. Стриженная коротко. В таких же, как у меня, джинсах, но в чуть более скромной майке. Без тупой надписи «Улыбнись, если хочешь меня». Без макияжа, в узких скромных очках для зрения. И я смотрела на его слегка заинтересованный взгляд в ее сторону. Я видела, что ему, похоже, и правда нравятся такие девушки. И злилась на себя, стоя за кассой. Ревновала. Хлюпала носом и убеждала, что подступающие слезы из-за простуды, но никак не от обиды на чертову жизнь-злодейку. Свой кофе пил он не в пример долго. Задумчиво пялился в окно на не слишком-то и красивый вид. Обычная дорога. Типичные дома. Но он смотрел туда. Ни разу не повернувшись в мою сторону, а я ждала. После аккуратно поставил чашку на блюдечко и подошел к кассе расплатиться. Хотя мог положить деньги на стол и уйти. И когда он стоял напротив. Когда я вцепилась неосознанно в его руку, держащую деньги. Когда грела свои ледяные пальцы в его горячей ладони, поняла, что симпатия переросла во влюбленность. Страшную. Болезненную. Высасывающую душу влюбленность. Руку он не забирал, ни слова не проронил, просто стоял и смотрел этими прожигающими насквозь глазами. Может, пять минут, может, десять, но стоял, пока я не очухалась и , закашлявшись, как курилка со стажем, стала его рассчитывать. Потом уже, ночью, дома, одна в смятой постели я вспоминала каждое мгновение того момента, с садистским удовольствием издевалась над собой и травила себе душу этим взглядом. Это было сложно. Безумно сложно осознавать, что влипла, не имея ни малейшего шанса на хороший конец. И вместе не быть это точно, потому как сама видела его реакцию на свою же сестру. И вдруг опротивели мне мои черные волосы, показались слишком длинными и одежда вся уродливой, а я неудачницей. Плакала как школьница. Изгрызла в кровь все губы. Расковыряла пару десяток мелких дырочек в плетеном сестрой пледе и не могла уснуть. Совсем. *** — Он был женат. — Влипаю в кресло от услышанного. Откуда Вера узнала, вопрос открытый, как и вся та информация, что она начинает выливать на меня. — Детей, правда, нет — то ли он не хотел, то ли она не могла, я так и не поняла. Работает в собственном салоне. Ремонтирует и продает байки, гоночные варианты мотоциклов, квадроциклы и прочую гадость. Мне сказали, что на работе он большую часть дня в костюмчиках, а потом начинает сам крутить эти все гайки его, — отмахнулась она. Куда интереснее обсуждать все без деталей. Для нее. Мне же было интересно ВСЕ без исключений, вплоть до гаек, что он крутит. Но… — Я видела, — приходится нехотя признаться. — Что видела? — прищуренные глаза подруги — это невообразимое нечто, хочется пристукнуть ее сразу, ну или собственный язык прикусить. — Его в костюме. — А мне рассказать? — Забыла. Прости, — врать умею профессионально. Всем. Потому сразу прощена, даже ни на секунду не почувствовав себя лгуньей. — И как он? Рассказывай! Немедленно. Было бы лучше, конечно, если бы ты догадалась его сфоткать, но можно и так. Давай, — прикрыв глаза, видимо, готовая представлять его прекрасный образ. Дура набитая… Слов нет. — Красивый. Строгий. Сексуальный. Задница что надо. И он пах деньгами. Весь такой откровенный самец. Довольна? — О-о-о… я хочу это увидеть. А лучше стащить с него этот костюм и потрогать горячее тело. — Остановись, — устало прерываю, пока не стало поздно. Ее мысли вторят моим, а это не слишком приятно. Делить его не хочется, ну, никак. Тем более с ней. Зная запросы и цепкие пальцы ее хищной натуры. Ее не остановит ничто, ни то, что мы подруги долбанных полжизни, такое случалось уже. Ее не волнует, кто и в кого влюблен, важнее то, кто нужен ей. Вот такая дружба. — Я знаю, что ты запала. Вижу. Но ты же понимаешь, что тут без вариантов? — заботливая, любимая моя Вера. Ага. В глазах запрет висит и мигает неоновой табличкой. Понимаю ли я? Да. Но принимаю ли? Нет. В этом вся разница. Потому ответить сдамся ли, не могу. — Это он тебе сказал? — Да. Признаю, сразу я впадаю в подобие ступора. То ли от наглости, то ли от ее просвещенности. Да от всего сразу, наверное. — А подробней? — Короче. Вчера он пришел в бар весь такой расстроенный. Такой… такой не такой, как обычно, в общем. — Это ты по чем определила? — со скепсисом переспрашиваю. — Ну, мне так показалось. Весь в черном, пил виски и тяжело вздыхал, глядя по сторонам. Вот я и спросила, может, он тебя ждет? Так я могу позвонить и позвать. Я, если честно, просто поговорить с ним хотела, и темы не было подходящей, так что вышло случайно, можно сказать. Я бы тебя не звала, естественно, — театральный жест, но следом исправляет себя, ага: — Не потому, что не хотела тебя видеть, ты же болеешь, — улыбка настоящая на сей раз. Отмаза засчитана, подружка. — Болею. — Хотя по правде, уже не особо. Но кашляю пару раз ради приличия, так сказать, я поняла о чем она, умница такая. — Он сказал, что не ждет, не ждал и ждать не собирался тебя. Не думал даже о причинах твоего отсутствия, вообще не думал о тебе. И ему ровным счетом плевать. Я, не выдержав, приподнимаю бровь. Объясню, что конкретно смутило. Для начала, такой длинной тирады услышать от него вряд ли реально. Плюс ко всему, я более чем уверена, что он не захотел бы даже отвечать на подобные вопросы. Или сказал что-то односложное, если не ответил и вовсе вопрос вроде «Зачем?». — И я спросила, а как же ваш поцелуй? Неужели, не тронуло? — продолжает та с пылом. А мне становится до ужаса неприятно. Я боюсь услышать ответ на этот вопрос. Банально до дикой паники боюсь. Сказать что-либо тупо не могу, язык к небу прилип. Не отодрать. И я киваю в знак того, что готова к продолжению. — В общем. Я точно не помню… — ну как же, именно этот момент бедная забыла. — Но он сказал что-то вроде: почему его это должно было тронуть? Или, что поцелуй был самый обычный, каких были десятки в его жизни, и в обморок от удовольствия он не падал и голову не терял. И да простят меня, грешницу, я, не удержавшись, начинаю хохотать как последняя истеричная дура. Просто ржу до слез из глаз, до хриплого каркающего кашля. Вот хоть пытайте, но не могу поверить в ее слова. Ну не может мужик его возраста, с нормальными функциями организма никак не отреагировать на поцелуй. И пусть я не помню, каково оно было, Корень мне недвусмысленно намекал на состояние Лёши после моей выходки. Мол, тот был раздражен и возбужден. Весь. После моей полу-истерики Вера затыкается задумчиво. То ли поняла, что проняло меня знатно, то ли решила не травмировать мою психику еще основательнее. Но факт в том, что она явно либо приукрасила, либо скрыла часть или же додумала наоборот. Это в ее стиле. — В общем, сегодня день рождения у той барменши, что всегда в полночь уходит, ну, блондинка та, с тоннелями в ушах огромными и тату на весь живот, — пытается пояснить мне, о ком она, хотя я сразу прекрасно поняла, что за девушку она описывает. — Круто, а я тут причем? — В смысле, причем ты тут? — приподнятая бровь и глаза полные укоризны, а-ля «Что же ты такая тупая у меня?». — В прямом. Ты намекаешь на то, что мне следует пойти и петь в голос песенку имениннице? Я не в настроении, не слишком прекрасно себя чувствую, да и желания там появляться не возникает совсем. Так понятно? — Ты его что, избегаешь? — усмехается. Посылаю в ответ уничтожающий взгляд. Отвечать совершенно точно не собираюсь. Не вижу смысла. Да и откровенничать о своих планах не хочу. Хоть она и подруга, но есть вещи, которые сугубо личные и оглашать кому-либо я не намерена. Тем более ей. Так что мне проще промолчать, оставив ей возможность сделать собственные выводы, верные или наоборот. Это уже ее дело. Разговор, что очевидно, себя изжил. Потому она, коротко клюнув меня в щеку, удаляется. А я выдыхаю спокойно, так как в последнее время предпочитаю смертельную усталость от занятости на работе или же усталость от тренировок. Но никак не шумную компанию, в которой ОН. Даже компанию подруги переношу с трудом. И это не чертова депрессия, просто период моей полной дематериализации. Собирать себя по кусочкам, рыть изнутри, просматривать свои эмоции и ощущения, пытаясь принять их и понять. Сложно. Потому как признаться порой даже себе тяжело, что так получилось, и я допустила ошибку, позволив себе поверить, что каждый желанный мужик не сможет отказать мне. Настала пора признать, что времена, похоже, изменились. И настал новый этап в моей жизни, когда я стою на перекрестке и пора принять решение, по какому пути следовать. А путей несколько. Я могу упрямым бараном биться в его непробиваемую стену и пытаться все же дожать ситуацию до максимума. Раз уж крысы способны точить бетонные стены, то чем я хуже них? При должных усилиях возможно, если не все, то, по крайней мере, многое. Также я могу попросту двигаться в том же направлении. Убиваться в зале и на работе, совершенно забив на личную жизнь. Или, наконец, отпустив всякие мысли о нем, отвлечь себя чем-либо или кем-либо.