Молчаливая весна

Лозунг сегодняшнего дня: «Вытри сопли и помоги себе сама». Пытаюсь взять себя в руки, но выходит плохо. Я всю ночь прокрутилась в постели, так и не сумев толком поспать, несколько часов беспокойного полудрема не в счет. Состояние на грани фола. Веки грозят намертво задраить глаза. В руках такая слабость, что я едва удерживаю небольшие кружки. Ноги вообще как у зомби, лишь благодаря моим усилиям волочатся. Хронический недосып весь последний месяц медленно меня убивает. Еще с самого утра мне позвонила Вера. Обвинила во всем, на чем свет стоит, и сказала, что такого от меня не ожидала. И вот уже полдня, не меньше, я пытаюсь вспомнить, что же такого я успела сделать, что заслужила такое. Обиды нет. Лишь раздражение, глухое и окостенелое. Привычное, я бы сказала. Наша дружба, видимо, испустила последний вздох. Мучаясь в агонии уже долгие месяцы. А ближе к вечеру, когда я тихо засыпала за кассой, пришел Кирилл. Помятый. В солнечных очках, чтобы скрыть синяки под глазами. И скрипучим голосом. — Что с тобой, зомби-бой? — пытаюсь улыбнуться, но выходит скверно. — Я вчера выпил свою месячную норму. Мне так фигово, что я думал, до тебя никогда уже не доберусь, сдохнув в обнимку с белым керамическим другом. — Крепкого чая заварить? — Заварить, — кивает и стягивает очки с лица. Похож на взъерошенного попугая-наркомана. — Только вот как я его в себя запихну — вопрос открытый. Я блюю даже от простого глотка воды. Во мне настоящий шторм, господи, помоги мне, — обойдя кассу, заходит на кухню и буквально падает в кресло. — А я хочу спать. А спать хочет меня. Но чертова работа не дает нам побыть вместе. Шутка звучит так устало и неуместно, что не вызывает даже легкой улыбки. — Тем не менее, пиджак Лехе и правда нужен, — закрыв глаза, бормочет под нос. — У него с утра завтра встреча. И не то чтобы у него не было еще одного костюма… Просто надо его вернуть. Там, кстати, в нем его телефон, — последнее с улыбкой. — Да? — удивленно смотрю на него. Сонливость отползает, словно дикая кошка, попеременно шипя и пытаясь цапнуть посильнее. — Что, у тебя даже желания полазать у него по карманам не возникло? Нет в тебе духа авантюризма, женщина. Я бы на твоем месте даже подкладку распорол, а то вдруг там что-то интересное. — Ты не на моем месте, — протягиваю ему горячий чай. Кривится от запаха, но отпивает пару глотков. — Надо же, пока обратно не просится, — отпивает еще, блаженно выдохнув. — Предчувствуя твой вопрос о вчерашнем, рассказываю: когда ты ушла, спустя пару минут он вернулся в зал. Один. И первое, что сделал — осмотрел помещение и уткнулся в меня взглядом. Я просто кивнул в сторону выхода, и он, подхватив пиджак, свалил. Утолил я твое любопытство, детка? — самодовольно, чуть более живой, чем прежде, спрашивает. — А Вера? — А что Вера? Появилась минут через десять после него, судя по лицу, расстроенная и, думаю, не ошибусь, сказав, что заплаканная, — пожимает плечами, протягивает мне чашку. — Можно мне еще этого чудесного эликсира? — Можно. — Ну а рассказать, что вы там делали, м-м? — поигрывает бровями. — Мы? — на пару секунд выпадаю из реальности. Уже, вероятно, в тысячный раз, прокрутив в голове те невероятно быстро пролетевшие минуты в его объятиях. — Я чуть не околела, пока ждала такси. А тут мне голос на ухо: красота важнее здоровья? — Обделалась от неожиданности? — ожив после кружки с чаем, начинает стебаться. Задница, а не человек. — А потом на мои плечи лег пиджак, он меня в него укутал, обнял… и ждали пока приедет такси. Все, — игнорирую его вопрос. — Вот они — сдвиги, женщина, сдвиги. А ты все вперед папки в пекло собиралась ринуться. Ожидание вознаграждается. Так что, улыбаемся, машем и рвем когти вперед в том же направлении. — Я просто не понимаю, что могло измениться за этот срок, кроме моего полного помешательства на нем. Чем дальше, тем хуже мне становится. Что-то еще разве менялось? — с сомнением спрашиваю. — Вообще-то, да, — немного недовольно отвечает. — И что же? — Его взгляд, Лина, его чертов взгляд мутировал уже несколько раз, приближаясь к нужной нам кондиции. Ты по-прежнему слепая, что крот, — закатывает глаза. Потягивается до хруста конечностей и расплывается, другого выражения не подберешь, по креслу. — Я заметила только то, что смотрит он чаще и без металла, что ли… Мягче, наверное. — Наверное? Бог ты мой, когда же ты прозреешь? Он наблюдает за тобой, как сокол. Даже если тебе кажется, что он безразлично попивает свое виски, он видит все, отмечает, запоминает, делает выводы. Ты никогда не задумывалась, что время идет, без его телодвижений, просто потому, что он тебя испытывает? — В смысле?.. — В прямом. Он уже однажды позволил себя женить, такой красавице как ты. Внешне вы не слишком похожи. Но типаж один в один. Правильные черты лица. Темные волосы. Хорошая фигура. Вызывающее поведение. Она окрутила его в два счета. Словно мартовская кошка влезла в его постель очень быстро. А потом просто заполнила собой все. Выпила из мужика все соки. Болезненно прилипнув к стенке, впитываю информацию. Это неприятно слушать, но необходимо. — А он любил ее. Так сильно любил, что слепо верил и чуть не отдал последнюю рубашку. По итогу. Ее измена. Развод. И с трудом сохраненный салон. Она забрала у него машину. Дом. И чуть не лишила всего остального, заручившись адвокатом-акулой, которому наплела, что Леха заставил ее убить их ребенка, и такое, мол, она ему никогда не простит. Стоит ли говорить, что ребенок был не его? Кривлюсь, неприятно слышать такое. Дети — не разменная монета и не повод для шантажа. Удивляет слепота Лёши. И немного просыпается ревность к его прошлому. Он ее любил… Вот как. О женском коварстве я знаю не понаслышке, но до подобного никогда бы не опустилась. Случались эксцессы. Не отрицаю. Пользоваться мужчинами научиться очень легко. Начиная от физического удовольствия, заканчивая материальными благами. И еще легче привыкнуть к такому образу жизни. — Значит, я на нее похожа? — Отдаленно и лишь в поведении. Внешне, повторюсь, сходство только в типаже. Это также глупо, как если бы я сказал, что все брюнетки на одно лицо. Или все шатенки словно сестры-близнецы. — Тем не менее… — Даже не начинай. Не видит он в тебе свою потерянную любовь. Его скорее передернуло бы, будь ты похожа на нее, чем проснулось бы желание. Просто поверь мне на слово, — серьезность в глазах Кирилла заставляет верить. Однако это не отменяет факта, что от услышанного появляется осадок. — Так к чему ты о ней начал говорить? — К тому, что после вот такой шишки вольно-невольно начнешь внимательнее смотреть по сторонам. И я был бы очень рад сказать тебе, что на этом его печальный опыт закончен, но нет, была еще парочка хреновых моментов. — С его-то внешностью? Да ладно. Я не верю, что с его данными можно иметь патологические проблемы с женским полом. — Факт остается фактом. Потому из заботливого, хорошего мужика он превратился в того, кем является. — Говоришь, будто он монстр, — фыркаю. — Ну, инвалид он эмоциональный. Очевидно ведь. Осторожный. Даже чересчур. Потому с тобой он так долго и муторно тянет кота за яйца. Я могу отдать голову на отсечение, что причина в том, что он хочет убедиться в твоей серьезности и абсолютном отсутствии корыстных целей. О чувствах я намеренно молчу. Только слепой не увидит, как ты пускаешь соки при его виде. — Не говори ерунды. — Конспиратор из тебя день за днем все хуже и хуже. Понимаю, что он прав. Каждое слово. Да я и не пытаюсь скрывать свое небезразличие. Предельно устав от игр. Всерьез захотев попробовать отношения. Не боясь привязать себя к определенному человеку. И вопреки своим, как мне казалось, неизменным убеждениям, не желаю его делить с кем-то другим, да и сама попросту не замечаю никого вокруг. Привыкшая к свободным отношениям, вдруг решила, что смогу остепениться и ограничиться одним-единственным человеком. Странно. Непривычно. И даже страшно. Но я попробую.