Неделимые.

Очередная запись песни на радио, все те же знакомые лица, которые улыбаются тебе и хлопают не в такт, а ты улыбаешься и пританцовываешь. Если меня кто-то спросит, что я тут делаю, то, наверное, я не смогу дать точного ответа. Твой голос заводит. Да, твой голос я бы слушал вечно. Знаешь, я слушаю каждую твою песню, возможно, это походит на безумие, но у нас не получается по-другому, да, Сереж? И ты это не признаешь. Хорошо, что ты меня не замечаешь, пока занят песней. Наверное, я единственный, кто заметил, что ты отдаешься музыке и почти не замечаешь ничего. О, кажется, я заслушался и не заметил, как песня подошла к концу. Надо уходить отсюда, пока ты не заметил моё присутствие. Быстро выхожу за дверь, а там и в коридор, к лифту. Оборачиваюсь и вижу тебя. Ты меня таки заметил. Захожу в лифт и нажимаю кнопку первого этажа, прости милый, но ты не успеешь добежать. Усмехаюсь и вижу в твоих глазах злость. На кого ты злишься, милый? Твоё лицо не должно изображать такие эмоции, они тебе не идут. Как только двери закрываются, облегченно выдыхаю, замечая, что задержал дыхание, и все это время не дышал. Снова усмехаюсь и закрываю лицо руками. Невыносимо. Двери тихо открываются, и я натягиваю на глаза кепку, чтобы никто не узнал. Быстрым шагом выхожу из здания. Сегодня выходной, потому можно не сильно торопиться и поехать домой. Кажется, сегодня, как и вчера, буду слушать твои песни. Ты бы сказал, что я тронулся. Да, я тронулся. И в этом виноват ты. Втянул меня в безумие и сбежал. Как трусливый заяц. Неужели тебе так плохо со мной было? Хотя, о чем это я. Это я ложился под тебя. Заезжаю на парковку и морщусь от вида дома. Воспоминания вновь всплывают в голове. А я так надеялся, что сегодня обойдется без этого. «— Вить, — вздрагиваю и оборачиваюсь на звук твоего голоса. Все никак не спрошу, почему же тебе нравится меня так называть, а не как все уже давно привыкли. Внимательно смотрю на тебя, ожидая, что ты мне скажешь. — Виктор, — улыбаешься, той самой улыбкой, которую могу видеть только я. Нежно прикасаешься к моей щеке рукой, проводишь по лбу, носу и губам, будто изучаешь и запоминаешь. Не даешь насладиться лаской и отстраняешься, ложась на кровать. — Сереж, - подхожу к кровати и сажусь рядом с твоей рукой, немного отодвигая её. Ты смотришь на меня с вопросом в карих глазах. Улыбаюсь, снова повторяя твое имя, как повторял только что ты моё. Еле слышно начинаю напевать песню, я едва помню её, пусть и совсем недавно была запись, когда ты рядом, я начинаю глупо обо всем забывать, но она все равно ассоциируется у меня с тобой, — Мы давно с тобою стали неделимые. Ночи рваные, длинные. Наши чувства до безумия ранимые. Ночи длинные, длинные. Притягиваешь меня к себе и целуешь, сначала невинно, слегка касаясь, а после все это превращается в страсть. Без ласк, без нежности. Только страсть и горячее желание. Нависаешь надо мной и смотришь в глаза. Никогда не понимал этой твоей привычки. Отвожу взгляд. А ты склоняешься к моей шеи и кусаешь. Больно и приятно. Выгибаюсь, не позволяя, чтобы стон слетел с моих губ, потому кусаю их. В руках мну твою выглаженную белую рубашку. Знаю, как ты не любишь, когда мнут твои вещи, но позволяешь это делать мне. Будто в замедленной съемке наблюдаю, как ты разрываешь мою футболку и с ухмылкой, смотря мне в глаза, наклоняешься и касаешься губами сосков. Нежно. Но я знаю, как это обманчиво и в эту же секунду, ты до боли прикусываешь сосок. С губ все-таки слетает стон, а член дергается. Становится жарко. Дышать нечем. Облизываю сухие губы и тянусь к тебе. А ты понимаешь все. Прижимаешься ко мне и целуешь. Нежно, лениво. Отстраняешься, облизнув напоследок нижнюю губу. И принимаешься за брюки, ловко расстегиваешь их и тянешь вниз вместе с боксерками. Развожу ноги, будто приглашая тебя. Ты снова понимаешь все без слов. Подтягиваешь меня, закидывая ноги себе на плечи. Быстрая растяжка, можно было бы и без нее, я и так привык, вряд ли бы ты порвал меня. Быстро растягиваешь одной рукой свои брюки и приспускаешь. Найдя под подушкой смазку, протягиваю тебе. Кивнув мне, ты выдавливаешь себе на руку и смазываешь член. Немного медлишь, но будто опомнившись, входишь полностью в меня и даешь немного времени, чтобы привыкнуть. Сегодня ты решил без презерватива, что-то не так, Сереж? Но мысль тут же вылетает из моей головы, как только ты начинаешь двигаться во мне, меняя угол и ища простату. Выгибаюсь и, уже не сдерживаясь, начинаю стонать. А ты закрываешь глаза, и двигаешься, двигаешься. Быстро. Рвано. Мне и больно, и приятно. Тихо постанываешь, а эти стоны радуют меня. Тебе приятно. Очередной толчок и я не сдерживаюсь, кончаю, запачкав торс. Смотришь на меня со смешками в глазах. Двигаешься быстрее, ты уже на грани, но пытаешься сдержать себя и не кончить. Закрываю глаза и сжимаюсь, зная, как это действует на тебя. Кончаешь в меня, в этот раз твой стон был даже громче моего. Улыбаюсь. А ты заваливаешься на меня, придавливая к кровати, но мне приятно. Выдыхаешь горячий воздух мне возле уха, и толпа мурашек буквально бежит по каждой части моего тела. И ты чувствуешь это. Ерзаю, пытаюсь вылезти из-под тебя, но все так же не произношу ни слова. А ты все смотришь на меня тем самым внимательным взглядом, которым ты окидываешь девушек. Меня ужасно это бесит. Поднимаешься, встаешь с кровати и молча идешь в душ. В душе неразбериха, будто я что-то упускаю, но не могу понять чего. Переворачиваюсь на бок и смотрю на серую стену. Я не понимаю тебя. Перевожу взгляд на руку, на пальце которой красуется подаренное тобой кольцо из палладия, иногда мне кажется, что его нельзя отличить от серебра или белого золота. На внутренней стороне ободка находится гравировка: «Our life is the wind*». Снимаю кольцо, вновь читая слова. Усмехаюсь, я с этим согласен. Встаю с кровати, оставив на тумбочке кольцо. Потянувшись, направился в сторону ванной, делая пометку, что надо бы кинуть в стирку постельное белье. Останавливаюсь возле приоткрытой двери, слушая, как ты разговариваешь с кем-то. — Да, милая, скоро приеду. — … — Нет, ничего не хочу. — … — И я тебя люблю, — облокачиваюсь о стену, чувствуя как ноги подкашиваются. В душе вдруг что-то потухло. Кажется, это я. Усмехаюсь и возвращаюсь в комнату. Плевать на душ. А чего ты ожидал, Дим? Думал, что этот человек тебя полюбит? Не смеши народ. Нагибаюсь, чтобы взять джинсы с пола и не слышу, как ты подходишь сзади, но прекрасно чувствую твои руки у себя на бедрах. Выпрямляюсь, напрягшись. Ты, кажется, и не замечаешь этого. Кладешь подбородок мне на плече и смотришь на меня через зеркало. Стараюсь вести себя спокойно и не вырываться из твоих объятий, которые вдруг стали не приятны. Отпускаешь меня и садишься на кровать. — Вить? — смотришь на меня, а я не могу думать. Сажусь рядом с тобой, но, не касаясь, — ты ведь слышал, так? — киваю, не в силах, что-либо сказать: — значит нет смысла больше скрывать, я скоро женюсь и эти встречи пора заканчивать, не спорю, хороший секс был, останемся друзьями? — хлопаешь меня по плечу, как это обычно делают друзья, а я вновь киваю. В горло резко пересыхает, а в голове крутятся твои слова: «Женюсь», «Друзья», » Хороший секс». Поднимаешься с кровати и смотришь. Что ты хочешь увидеть, Сереж? Хмыкаешь и быстро собираешься, так же быстро выходишь из комнаты. Прихожу в себя только после того, как ты хлопаешь дверью. Обнимаю себя руками и резко одергиваю себя. Нет, нельзя! Завтра записывать новую песню, не время разводить нюни. Поднимаюсь с кровати и бреду в душ. Думая, что сейчас это самый лучший вариант.» Выхожу из машины и вдыхаю прохладный декабрьский воздух. Медленно подхожу к подъезду и открываю входную дверь. Дальше как поднимался и заходил в квартиру — не помню. В голове все еще крутятся остатки воспоминаний и песни. Снимаю с себя верхнюю одежду, напевая под нос песню. Иду по коридору и поскальзываюсь. Не успеваю ухватиться за что-то и падаю на пол, кажется, обо что-то ударившись. Больно. Очень. Но, наконец, приходит спасительная сейчас темнота. *** Кто-то тихо заходит в квартиру, стараясь быть не заметным. Но это и не нужно, ведь обитатель этой квартиры не услышит. Темноволосый проходит по коридору, только сейчас замечая на полу тело любимого многими певца. Парень быстро достает из кармана джинсов телефон, набирая номер скорой и садясь на колени подле парня, который неудачно поскользнулся, ударившись об угол тумбочки. Не известно, сколько прошло времени с этого момента. С грустью в глазах, молодой человек, укладывает голову парня себе на колени, гладя по волосам. По таким родным и мягким волосам. В горле образуется ком, ведь он видит мельчайшие изменения в облике исполнителя. Круги под глазами, которые тщательно он пытался скрыть под гримом, впалые щеки и худоба. Неужели, это он виноват в том, что случилось с этим парнем? Ответа на вопрос так и не приходит. И вот в дверь уже звонят врачи. Суета, никто не ожидал, что в больницу будут укладывать известного музыканта. И только парень, в чьих карих глазах была грусть, понимал, что все это из-за него. Он бы еще долго наблюдал за тем, как его, когда-то любимого, на носилках выносят из квартиры, если бы кто-то из врачей не подошел к нему, задав пару вопросов и не разрешив ему ехать с ними. Темноволосый оседает на пол, как только дверь за врачами захлопывается. Он смотрит на обстановку в квартире, замечая беспорядок в некогда всегда чистой квартире. Замечает, что не хватает некоторых вещей, будто хозяин их выкинул. И, когда, не много придя в себя, Сергей поднимается с пола и проходит в комнату, видя на прикроватной тумбочке кольцо. То самое кольцо, которое он дарил. Он поднимает кольцо, всматривается в гравировку и в глазах вновь появляется грусть и тоска. Ведь он хотел прийти раньше. Все объяснить. Но, похоже, что он опоздал. Сильно опоздал. *** Проходит ровно неделя, после того, как известный певец попал в больницу. Пресса все еще толпится возле двери в его палату, но охрана никого не пускает. И он провел в одиночестве неделю, если не считать врачей, что заходят к нему, спрашивая о его состоянии. Он не ожидал, что выживет, но судьба сделала милость. Она оставила его в живых. Скоро ему разрешат вернуться домой, и можно будет снова заниматься музыкой. Он этому даже рад. Ему уже хотелось зайти в студию и записать какую-нибудь очередную песню: про любовь. И не важно, какая песня это будет, главное, что он снова будет петь. Он снова продолжит жить. Не существовать. А именно жить. И не важно, как он это сделает, он это все равно сделает. Сможет. Улыбнувшись своим мыслям, парень поудобней лег на больничной койке, проваливаясь в безмятежный сон. Впервые, за этот год.