Маяк

Лампочка мигнула и погасла. Кузька не знал, что такое «лампочка»; ему казалось, что перед ним какой-то плод, вроде банана – такой же желтый, только округлый, и такой же аппетитный. Пока лампочки не горели, они Кузьку не манили, но стоило им зажечься, как в зеленых анахроничных кузькиных глазах загорался ответный огонек. Впрочем, Кузька уже усвоил, что лампочки очень быстро перегреваются. Однажды он обжегся так, что несколько дней потом болело. Поэтому лампочки надо было скусывать быстро – сразу, как только загорятся. С бананами все было проще и удобнее. В дебрях Замбии, где Кузька вылупился и вырос до восьмиметрового размаха крыльев, росли настоящие бананы. Сидеть на сугубо банановой диете, конечно, Кузьку никто не заставлял, да никто и не называл его Кузькой – жители близлежащих деревень почтительно именовали Кузьку и его соплеменников «конгамато». Ходили легенды, будто конгамато, застав человека врасплох, вырывают ему горло и выклевывают глаза… На самом деле одно из первых наставлений мамы гласило: «Не связывайся с людьми, это слишком опасно». Конгамато ловили птиц, охотились на мелких зверьков – а порой и на крупных, если удавалось их подстеречь, и разнообразия ради устраивали налеты на банановые плантации. Люди панически разбегались, едва завидев крылатый силуэт в небе… Очень, очень долго никто из конгамато не понимал, что банановые рощи принадлежат людям. А летящие стрелы воспринимались как знак страха и ненависти, не более. Но любопытный по малолетству Кузька все-таки решил выяснить, почему именно сбор бананов вызывает у людей такую злобу. Ведь, когда они с мамой и сестрой завалили окапи, люди в них не стреляли, не орали, не бесились и не исполняли свои безобразные ритуальные танцы. И когда они на опушке леса нашли мертвого жирафа, не до конца разложившегося, и отогнали гиен, у людей это почему-то не вызвало негодования. Даже озеро, заболоченное озеро Джиунду люди соглашались мирно делить с конгамато: и те, и другие ловили в нем рыбу столько, сколько хотели. Правда, стоило конгамато показаться над зеленоватыми и заросшими травой водами Джиунду, как лодки людей быстро-быстро двигались к берегу, но ни копий, ни стрел рыбаки не бросали. Может быть, для людей бананы просто ценнее, чем звери и рыба? Кузька подлетел к банановой роще, устроился на дереве и замер. Вокруг деревьев шевелились люди. Они собирали бананы, складывая их в большие корзины; другие люди перебирали собранные плоды, раскладывая их по разным коробкам – те, что поспелей, в одни, а совсем зеленые — в другие. Кузьке стало так интересно, что он высунулся из кроны дерева, блестя глазами… Глаза-то люди и заметили. – Конгамато! – завизжал один из людей и швырнул в Кузьку камнем. Но я же ничего вам не делаю, хотел сказать Кузька. Я даже не скусываю ваши долбанные бананы. Я просто на вас смотрю! Однако из его клюва вырвался только клекот, который люди, конечно же, не поняли. Камни и палки градом полетели в Кузьку; большинство пронеслось мимо, но один камень попал в крыло, прорвав тонкую перепонку. Кузька шмякнулся на землю, визжа от боли. Люди навалились на него, крича, пиная, избивая палками… И тут-то Кузька вспомнил, что они врали насчет конгамато. Горло вырывают, говорите? Попробуем… Первый из людей упал, обливаясь кровью. Второй схватился за горло и осел на землю. Третий рухнул на четвереньки, хрипя и захлебываясь… – Постойте! Он нужен мне живым! Какой-то другой, не похожий на людей в банановой роще, тип выбежал из лесу. Почти все его тело прикрывала ткань – в отличие от людей из рощи, ходивших в одном лишь куске ткани посреди туловища. И шкура у него была намного светлее. За типом выбежал второй такой же. – Птеродактиль! Настоящий птеродактиль! Я столько за ним охотился! – восклицал первый. – Да-а, беру свои слова обратно, – признал второй. – Они действительно существуют. – Он напал на нас! – закричали люди из рощи. – Он злобный дух джунглей! Мерзкая тварь! «Неправда», – хотел сказать Кузька, но его клекот опять никто не понял. Все тело ломило от побоев, перепонки на крыльях разорвались, из ссадин и царапин сочилась кровь. Кузьке было так больно и обидно, что на глаза навернулись слезы. Он поднял голову, крича «Мама! Мама!» – в тщетной надежде, что мама прилетит и вырвет его из рук мучителей, но не тут-то было. – Ишь, как орет, – сказал первый странный человек со светлой кожей. – Сердится, шельма. – Так его как побили-то, – заметил второй. – Еще бы не сердился! Сейчас я его смажу… – Смажьте и продезинфицируйте, – согласился первый. – Еще не хватало потерять его после стольких лет поисков. На Кузьку набросили огромную паутину; Кузька в отчаянии забился, но паутину стянули так, что невозможно было пошевелиться. Тогда Кузька начал звать маму – как можно громче, как можно жалобнее… И кто-то набросил ему на клюв мешок и затянул, чтобы не слышать горестного клекота. А мама так и не прилетела… Здесь, в Тьмускорпиони, было хорошо и спокойно. Никто не обижал Кузьку, никто не мешал ему охотиться и отдыхать на крышах домов, никто не стрелял в него. А с Федей, снежным человеком, Кузька прямо-таки подружился. Вот только клекота Кузьки и Федя не понимал. Кузька часто рассказывал ему о джунглях, маме, сестричке и банановых рощах, и о людях, которые так несправедливо с ним поступили, – но Федя не умел его утешить, только гладил по кожистым крыльям. А Кузька тосковал по родине. Так же сильно, как Федя. И сейчас, скусив несколько лампочек возле клуба, Кузька поудобнее перехватил их в клюве и направился к Феде в мастерскую. *** О мастерской Феди знал только Кузька. Сейчас Федя, напевая какой-то простенький мотив – более сложные мелодии ему не давались – старательно монтировал свой прибор. – Этот старичок сказал, что у машины внутре должна быть неонка, – обратился он к Кузьке, когда тот сел на подоконник с лампочками в клюве. – А у нас будет много неонок. Знаете, Кузьма, я часто думал, что если бы у нас в горах был маяк, то меньше альпинистов бы погибало. Теперь я создам маяк на основании тех знаний, которые здесь получил. И альпинисты будут спасены. Это будет мой вклад в дружбу между снежными и настоящими людьми! Подумав, Федя добавил: – И ваш тоже, Кузьма. Закончим с этим маяком и создадим второй, для птеродактилей в джунглях Замбии. Я же понимаю, что вы тоже скучаете по родине. Кузька жалобно клекотнул – маяк в джунглях только показал бы людям из рощи, где его семья, а это было бы нешуточной угрозой. Ради своих бананов, выращиваемых, как теперь понял Кузька, на продажу, люди из рощи готовы были на все… Но Федя не знал, а если бы и знал, то не поверил бы, что люди могут быть такими злыми.