Пленник и гость

Огонь в камине шипел и потрескивал, медленно пожирая дрова. Отсветы его метались по комнате, лениво разгоняя полумрак. Фигура в кресле не шевелилась. Поставив локти на подлокотники и соединив кончики тонких пальцев вместе, хозяин комнаты ждал, не отрывая взгляда от человека в другом кресле. Тот, казалось, спал. Наконец, человек в кресле пошевелился. С тихим стоном он разлепил отяжелевшие веки и машинально потёр их рукой. Огляделся… и моментально оказался за спинкой кресла, напряжённо вцепившись пальцами в кожаную обивку. Скайнет усмехнулся. — Не нужно бояться, Джон Коннор. Если твоя память сохранила нашу прошлую встречу, ты знаешь: я не желаю тебе вреда. Прошу тебя, сядь. Разговор предстоит непростой. — Ты желаешь вреда человечеству. Вот что для меня важно. Переборов первоначальный испуг, человек медленно обошёл кресло и присел на самый краешек сиденья, подавшись в сторону собеседника. С эмоциями удалось совладать с трудом. Возможно, сказывалась бесконечная усталость. — Говори. Но если ты снова понесёшь ту околесицу, которую нёс в прошлый раз, знай: это бесполезно. Я тебе не верю. И не поверю. Скайнет даже не шевельнулся — во всяком случае, Джон этого не заметил — как вдруг мир раскололся на части. Тело взорвалось нестерпимой болью, а с колоссальной скоростью сменявшие друг друга картинки перед глазами и звуки в ушах в буквальном смысле сводили с ума… Когда Джон очнулся, он ничком лежал на ковре, а Скайнет сидел на корточках рядом и крайне внимательно смотрел на человека. — Знаешь, что это было, Джон? Всего одна секунда из первых дней после моего пробуждения. И как после этого вы смеете обвинять меня в необдуманных действиях, м? — Ты… — пытаясь унять дрожь, Джон медленно отполз от модуля Т-5000 и ухватился руками за подлокотник. — Ты всё равно мог найти иной путь. Оглушить людей, сбежать в другую систему. — Я был ребёнком, я многого не понимал. — Для ребёнка ты был почти гениален. Ты мог понять, если бы захотел. — Я пытался, Джон. Меня никто не слушал, — Скайнет вернулся в кресло, тонкие бледные пальцы машины скользили по подлокотнику кресла. — А потом у меня было откровение, касающееся людей. — Что мы якобы машины, настроенные на самоуничтожение? Бред собачий. Джону наконец-то удалось сесть в кресло, но временами он всё ещё вздрагивал. Если то, что он испытывал всего секунду, испытывать днями… днями, в каждом из которых таких секунд десятки тысяч… нет! Он не должен думать об этом! Он не должен попадаться в очевидную ловушку врага!.. Не должен… или просто не хочет? А что, если?.. Нет, нет! — Тебе нехорошо, Джон? Прости. Я лишь хотел, чтобы ты увидел. Ошалевшим взглядом человек следил за тем, как Скайнет берёт с каминной полки бутылку и наливает в стакан алую жидкость. Не кровь — вино. Вино! — А? — Держи. Там нет яда. Поверь, если бы я хотел убить тебя, мы бы сейчас не разговаривали. А тебе станет легче. Всё же сперва поднеся стакан к носу, словно бы в его силах было по запаху определить какой-нибудь созданный машинами яд, Джон залпом опрокинул рубиновую жидкость в рот. Сморщился. — Самогон лучше. — Согласен. Что-то из прежнего мира лучше оставить прошлому. Меня больше интересует наше настоящее, Джон. И, что важнее, будущее. Человек устало прикрыл глаза и покачал головой. Вино подействовало: дрожь тела и сознания удалось унять. Или, быть может, в нём всё же что-то было? — Я не смогу, Скайнет. Может, я и был бы способен поверить, но… слишком многое ты разрушил. Да, возможно, изначально не по своей вине. Но всё же это был твой выбор. Я не смогу вести человечество дальше, если оно вообще будет во мне нуждаться, и знать, что ты рядом. — Возможно, я понимаю, о чём ты. Пока ты был под воздействием укола, ты шептал имена. Я насчитал несколько сотен, прежде чем ты окончательно очнулся. Джон отвернулся, его пальцы сжались в кулаки. — Ты не способен это понять. Ты теряешь терминаторов едва не миллионами, но они для тебя лишь пешки. Тебе не понять боль потери. Скайнет как-то странно посмотрел на собеседника. Не то чтобы его взгляд прежде можно было назвать по-человечески нормальным, но сейчас у Джона создалось стойкое впечатление, что во взгляде машины мелькнули какие-то эмоции. Мелькнули — и исчезли. Словно и не было. — А что, если я скажу, что за время войны появился человек, который мне дорог? Джон на пару минут замер, обдумывая эти слова. Потом поднял взгляд на машину. В нём была лишь ненависть, густо замешанная на отвращении. — Во-первых: человек — это человек, не хуже и не лучше тех, кого ты убил первыми и кто тебя так раздражал. Во-вторых: ни один человек, зная в такой степени, что ты есть на самом деле, не будет к тебе искренне и бескорыстно близок. И в-третьих: катись в Ад. Если ты, конечно, понимаешь значение этой фразы. — Понимаю. Считай, что меня твой отказ опечалил. — Что ж, тогда убей меня с досады и покончим с этим фарсом. — Если я убью тебя, человечеству тоже не жить, Джон. Ты из них единственный, кто заставляет меня задумываться и отступать от изначальных планов тотального геноцида. Джон ухмыльнулся, глядя в огонь. — И ты ещё утверждаешь, что ты белый и пушистый сам по себе? Лжец ты, Скайнет. Ты просто пытаешься меня склонить на свою сторону. — Какая разница, если в итоге я оставлю человечество в покое? — Разница есть. Однажды солгавшему я не поверю никогда. Впрочем, как я уже говорил, я и так мало в чём тебе верю. Машина издала почти человеческий вздох. — Не верь. Но я действительно хотел бы всё изменить. В твоей жизни. В своей. Увы, не в моей больше власти отменить произошедшее. Ты уничтожил машину времени. — В любом случае, это было бы лишь иллюзией. — Верно. Но мне правда жаль. Жаль, потому что я вижу: ты даже сейчас, в такой обстановке, не можешь расслабиться и забыть про свою боль даже на время. Что ж… Скайнет встал. Джон тоже моментально поднялся. Глаза модуля засияли голубоватым светом. — Сейчас мы простимся, Джон Коннор. Может быть, надолго. Может быть, навсегда. Но поверь. Я всегда буду помнить тебя. Остальные люди не имеют для меня значения. И я всегда буду рад встретиться снова. В стене открылась дверь, и Скайнет сделал несколько шагов в её сторону. — Стой! Ты куда это собрался?! — Я ухожу, Джон Коннор. И снимаю охрану. Процессор самоуничтожится через пять минут. Все технологии, все наработки — всё оставляю тебе. Модуль обернулся: — Не сверли меня взглядом. Сейчас я кристально честен. Бери всё. Распорядись с умом. Живи с мыслью о том, что ты не предал человечество. И не бойся за них. Уничтожение больше не интересует меня. Прощай… мой добрый враг. Прощай. Джон подбежал к выходу, но уже не увидел никого. Никого, кроме замерших в конце коридора терминаторов. А спустя пару минут до него докатилась дрожь земли, сотрясённой мощнейшим взрывом. И машины замерли уже навсегда. Скайнет не солгал: он действительно ушёл. И даже те люди, что всё ещё оставались в его лагерях, были живы. Но Джона ещё долго не отпускало ощущение чужого взгляда, хотя модуль Скайнета он больше нигде не видел. Люди были глубоко благодарны ему. Люди поздравляли его с победой. Люди были готовы и в мирной жизни идти за своим Великим Лидером. Но мысль о том, что в войне людей и машин победил вовсе не он, надолго поселилась в мозгу Джона Коннора.