I
На мою голову медленно падал снег: снежинка за снежинкой. Капля за каплей стекала с моих волос. Не знаю что в тот день делали коммунальные службы, поэтому я очень злилась, загребая снег ногами и, как кошка, балансируя на ледяных корочках, возникавших из ниоткуда. Вокруг гудели машины, но мне было решительно не до них. Уличные звуки перекрывало что-то джазовое, нежное и бесконечно приятное, что-то из шестидесятых. День абсолютно не был примечательным: в Москве было и ещё будет множество таких же слегка подтаивающих и пахнущих весной дней в середине зимы. И сколько же таких дней я ещё переживу, сколько раз буду петь в душе и улыбаться людям, идущим навстречу! Как жаль, что для кого-то таких дней больше не будет. Петляя по таким знакомым и незнакомым улочкам, очень легко найти какое-нибудь приключение. Почему-то меня приключения всегда обходили стороной, хотя очень хотелось. Ну, знаете, адреналина в крови, пульса в висках, запаха опасности, пахнущего ярче даже самых дорогих духов. Кстати, не очень люблю духи, хотя у меня их стоит целая полка. Зачем они мне одному богу известно. Вы верите в бога? Я ныряла среди улиц, не имея никакого особенно представления куда плыть дальше. Всё это было интуитивно и так непредсказуемо — вряд ли бы сама нашла себя, если бы стала искать. И всё-таки меня нашли. Конечно, не специально, но я думаю, очень зря. Вы знаете, одиночество это все-таки лучший друг. Не люблю людей, которые говорят иначе, потому что они либо лгут, либо боятся сами себя и ищут бесконечного общества именно из-за этого. Зачем себя бояться? Неужели кто-то может понять тебя лучше, чем ты сам? Я в это не верю. Нет, я не одиночка, совсем не так. Зачастую побыть наедине с собой это роскошь. Так вот, меня невежественно дернули за рукав и попытались остановить. Думаю, много кого ошарашит, если его вдруг дёрнут на улице и зачем-то остановят. К счастью, это случается не так часто, поэтому привыкнуть особо не успеваешь. Этим парнем оказался молодой человек, лет двадцати на вид. Ни разу не необычная внешность. Когда-то прямой, а теперь сломанный нос, темные волосы, тонкая верхняя губа, родинка на щеке и карие глаза. На нем была забавная шапка и какой-то пуховик. Смущенно улыбался, глядя на меня, спрашивал, как меня зовут. Стал спрашивать мой телефон, но я вместо этих глупостей предложила прогуляться вместе. Моё одиночество было расшатано и погублено, но не то, чтобы я об этом жалею. Храбрецы вроде этого парня, спрашивающие телефоны на улицах, встречаются крайне редко, во всяком случае мне. Это пугает. Общение такого формата воспринимается как вторжение в сугубо личное пространство, но вместе с тем назойливые сообщения в социальных сетях раздражают куда больше и порождают испуг к общению в реальной жизни. Здесь же страхи резко вспыхивают и достаточно быстро гаснут, делая пугающим дальнейшее общение в Интернете. Бывало, что волею судеб мне доводилось знакомиться с приятными людьми, но моя глупая привычка оценивать человека по его подпискам и репостам часто сводила на нет желание продолжать общение. Я — человек, мечущийся из стороны в сторону. Ничего особенного не происходило: снег продолжал падать на мою голову и его смешную шапку, улицы почему-то были пустынными, несмотря на подкрадывающийся со спины час окончания рабочего дня. Мы продолжали играть по моим правилам, петляя по знакомым и незнакомым московским переулкам, время от времени встречая людей, на которых мы не обращали ровно никакого внимания. Думаю, люди платили нам тем же, хотя возможно встречаются в такой снегопад любопытные, разглядывающие сквозь снежную пелену случайных прохожих, ничем не примечательных, разве что тем, что они идут любопытным навстречу. Предметами нашего обсуждения становились музыка, игравшая в моих и его наушниках, истории из жизни. Важной частью вечера было обсуждение архитектуры, окружавшей нашу прогулку своими мощными кирпичными или не очень стенами. Не могу сказать ушли ли мы от уровня светской беседы куда-то дальше, но скорее да, чем нет. Все вокруг было белым от сугробов, а он рассказывал мне про какую-то женщину в белом. Весьма занятная история, поскольку моя склонность к мистицизму всегда с любопытством заставляет прислушиваться к таким рассказам. Несколько дней до того ему мерещилась некая женщина в белом платье, будто бы кружевном и подвенечном. Она появлялась тогда, когда он был совсем один, либо когда на него никто не смотрел. Все это он списал на больную фантазию и недосып, извинился за свою странность и попросил не считать его сумасшедшим. Я и не считала. Может быть, так оно и было на самом деле — во всяком случае мне эта женщина с мертвецки бледной кожей и белыми, как шелк, волосами, показалась вполне себе правдоподобной. Почему нет? Каких только людей не случалось в этом мире за всю его историю. Сумерки быстро опустились на город, хотя никакого солнца днем не было. Мне грустно от того, что мы северяне. Думаю, это сильно сказывается и на нашем характере, на прочности и ледяном материале наших сердец, на холодности мыслей и едва теплящимся огоньком внутри, который, однако, вспыхивает по отношению к тем, кого мы действительно любим. Нам не свойственно играть в любовь и симпатии, мы не улыбаемся чужим людям, мы замыкаемся в себе и в собственной семье, уходя прочь от социалистических идей всеобщих равенства и братства. Удивительно, как смогло государство привить столько обычаев, которые, возможно, просто перекочевали вместе с жителями из деревень в большие города. И по мере старения и стирания с лица земли тех деревенских поколений, стали стираться и их обычаи знать всех соседей по дому в лицо. Честно говоря, сталкиваясь в лифте с соседями, я даже не знаю из каких они квартир и как их зовут. Я не спрашиваю их, а они не суют свой нос в мою частную жизнь. Все чинно, законно и справедливо. Настроение в тот вечер было на удивление спокойное, я ничего не собиралась делать. Но поскольку я человек спонтанностей, все произошло как-то внезапно само собой. Особенно каких-то причин даже и не было, но мне вдруг стало очень интересно попробовать каково это. Ведь со мной такого раньше никогда не случалось, но я очень часто об этом слышала, как и любой другой человек. Я спросила спутника, что он думает об этом, а он рассмеялся. Я тоже посмеялась для приличия, но внутри меня разгорался огонёк интереса, заглушая этот ни разу не естественный смех. Мы начали говорить о чем-то другом, а я думала как бы получить то, чего мне так хотелось. И вот наступил Последний переулок. Наступил аккуратно, на пятки, тихо и мягко — мой Деймос ничего и не заметил. Я обратила на это его внимание, а он внял моему вниманию и, кажется, тоже счел это весьма интересным. Из-за угла бледно-розового дома кто-то выглянул. Я остановилась и стала вглядываться, а оно вглядывалось в меня. Мы остановились: смешная шапка смотрела на меня, а я смотрела за его спину, где видела женщину в длинном белом платье, молча кивающую мне головой. Её лицо ровно ничего не выражало, но я чувствовала какую-то скорбь в её глазах. Это длилось буквально несколько секунд, а затем я перевела взгляд на своего спутника, который в темпе нашей прогулки почувствовал себя на много градусов южнее и расстегнул свою куртку. Я смотрела в эти темные глаза, которые становились ко мне всё ближе. Мы ничего не говорили друг другу, но я всё чувствовала. Когда он приблизился ко мне максимально близко, я услышала резкий выход, почувствовала тепло его губ и вкус крови во рту. Страшно. Мои спокойные глаза смотрели в испуганные карие, которые медленно и мучительно вопрошали меня, а я в ответ ничего не могла сказать. Мы стояли обнявшись, пока мне не стало слишком тяжело. Я отпустила его, глядя в стекленеющие беззащитные глаза. Мы были до конца вместе. Людей не было, снег так же шел, не останавливаясь и не интересуясь только что произошедшим. Мы по-прежнему ничего так друг другу и не сказали, но я думаю, что ответила на все его немые вопросы. Понял ли он меня — не знаю. Я поцеловала его в теплый лоб, закрыла смотрящие уже куда-то не на меня шоколадного цвета глаза и аккуратно застегнула молнию на его куртке. Ночью холодно. Город словно и не заметил потери одного из таких же снующих по улицам муравьёв. Сердце стучало внутри меня, я получила свою дозу адреналина, нашла своё приключение. Я узнала как это бывает и ещё раз поняла, что жизнь не стоит ровно ничего. Женщина в белом подкрадётся к любому из нас, отмерив все его дни. Инструмент исполнения это всего лишь инструмент, и им может быть кто или что угодно. Надеюсь, вы на меня не сердитесь, надеюсь, он тоже. Думаю, вам бесполезно меня искать, хотя мне бы очень хотелось, чтобы вы попытались.С прошедшим Рождеством вас. С любовью, Я.
II
В отделе было тихо-тихо: даже мышь не смогла бы пробежать, не нарушив этой священной тишины. Горела лампа на столе, вода в стакане застыла в ожидании своего последнего часа. Трое человек, оставшиеся допоздна, смотрели куда-то впереди себя, не имея сил что-то говорить. Это пугающее письмо, полученное одним из них десять, двадцать, а может и все тридцать минут назад, покоилось на столе, периодически дрожа вместе с немолодой сильной рукой, то сжимавшей, то отпускавшей его. Человек смотрел в письмо, но был уже где-то далеко. Только что он вслух зачитал его, начав четко и уверенно, каким он всегда выглядел в глазах окружающих. Но чем ближе становился конец, тем больше чувствовался в горле ком, тем больше он понимал, что близится. Разумеется, он не поверил ни в какую белую женщину, разумеется он уже раз семь или десять попытался составить план поимки этой вопиющей убийцы. Коллеги молчали, не зная что и сказать. Он их не спрашивал, потому что боялся нарушить тишину, которая уже была нарушена его хаотично движущимися в голове мыслями. Никакой информации о теле из какого-либо переулка — будь то Последний или Первый — не поступало. Видимо, она прислала письмо только-только, не прошло ещё и нескольких часов. Значит, есть все шансы найти её, есть возможность упрятать умалишенную, забравшую ни за что человеческую жизнь — якобы по указанию какой-то вымышленной женщины, существующей только в её голове. Такие, как она, опасны, они могут совершить что угодно. Её нужно остановить. Остановить. Остановить. Остановить. Эхом раздавалось в голове одно только слово. Раздался голос совсем ещё молодого человека, вальяжно сидевшего на столе, на котором лежало письмо. Грустно подняв на него голову, мужчина начал слушать. «-Шеф, вы уверены, что это вообще всё не фикция? Может просто чья-то злая шутка, только-то и всего? А мы тут повелись, сидим такие понурые. Ведь никакой информации ниоткуда ещё не поступало. Как думаете, долго пролежит незамеченным убитый человек в центре города?» Шеф задумался. Рациональное зерно в этих мыслях, несомненно было. Обычно, они сталкиваются с расследованиями убийств после обнаружения тела, но здесь — совсем другой случай. Она *захотела*, чтобы мы узнали ещё до обнаружения. Или она хотела, чтобы мы обнаружили его первыми. «-Или это действительно чей-то розыгрыш…» — выдохнул он. Несомненно, эта мысль принесла некое облегчение, сняла тревогу, наложенную на сердце письмом. Такие люди, как он, ко всему относятся слишком серьезно — жизнь разучила воспринимать всё, как пустяки. Шутки — слишком непозволительная трата времени для такого человека. Медленно поднявшись со своего неудобного стула, человек направился в сторону выхода, захватив с вешалки серое шерстяное пальто. Молодой человек с громким голосом и тот, который всё ещё не произнёс ни слова, направились к выходу сразу за ним. В одних глазах пылал огненным блеском интерес, в других засели страх и жалость. Мужчины вышли из здания и сели в уже давно не новую тойоту серебряного цвета. Подчиненные не стали настаивать на служебной машине, поскольку знали всю силу любви к драгоценной японке. Не сказать, что машина была невменяемо старой и неудобной, но не познавшие любви юнцы предпочтение отдавали казенному имуществу, сидя за рулём которого, они могли почувствовать власть. Захлопнулись металлические двери, завелся рычащий зверек, живущий в моторе. Пунктом назначения на навигаторе был Последний переулок.