Бессонница

Его Святейшество Манигольдо с раздражением отбросил на стол перо и устало потёр покрасневшие после очередной бессонной ночи глаза. Уныло оглядел исписанные, а точнее, исчёрканные и кое-где заляпанные неаккуратными кляксами листы счётной книги, зевнул и подпёр щеку кулаком. Цифры не сходились. Не то, чтобы бывший Золотой Святой Рак имел какие-то трудности с арифметикой. Со счётом у Манигольдо было всё хорошо ещё в бытность его юнцом, иначе в азартных играх никак. Но сколько он не бился, а девятнадцати мешков угля досчитаться так и не мог, хоть тресни. Понтифик с тоской побарабанил неровно обрезанным, с чёрной полоской полукружия ногтем по листку и скосил взгляд на прислонённую к креслу трость. Сам Манигольдо величал это творение Золотого Святого Овна Шиона не иначе, как костылём, тем более что и формой, и назначением оно было призвано служить именно им. Но Шион очень старался придать ей больше элегантности и блеска, подобающих Святому Отцу, поэтому навершие трости было выполнено из золота и украшено драгоценными камнями. За последние пять лет оно кое-где успело покрыться царапинами и вмятинами, а вместо нескольких камней некрасиво выставились зевы пустой оправки. Ноябрь был на исходе, уголь тоже, и, хоть зима и не должна была стать суровой, но её ещё нужно было пережить. Манигольдо усмехнулся, решив, что и в этот раз подобьёт сальдо именно этим способом, взял трость и, привычно подставив подмышку, вышел из кабинета. Святилище было погружено во мрак, и лишь несколько огоньков разгоняли ночную тьму. Манигольдо прислушался и спрятал улыбку, угадывая Космо Серинсы. Молодая целительница так и не легла спать. Наверняка перебирала травы или готовила очередной настой для младших учеников. Бодрствовал и Овен, занимаясь починкой ещё одного доспеха из множества на очереди. Его Святейшество окинул взглядом доставшиеся ему в наследство полуразрушенные владения. Ветер разметал всё ещё непоседливые, только отросшие почти до лопаток волосы. Он надел шлем Понтифика лишь однажды, и с тех пор золотая тиара Его Святейшества так и хранилась на его троне. Сам же Манигольдо всегда оставался простоволосым. Он постоял ещё немного и направился к кладбищу. Мысли помимо воли то и дело крутились вокруг момента, когда он, полуживой и искалеченный, найденный жителями одной из соседних деревень и привезённый в Святилище на повозке для свиней, открыл глаза и увидел над собой осунувшееся лицо Шиона. Глаза Овна светились искренней радостью, а он сам готов был сквозь землю провалиться. Это же надо, чтобы он, Рак Манигольдо, так позорно проиграл! Позволил этому чванливому, высокомерному, грязному божку наподдать себе под зад. И что ещё хуже, позволил старому дуралею пожертвовать собой ради того, чтобы он, Манигольдо, выжил. От стыда и злости хотелось то ли плакать, то ли ругаться, но Рак только кусал костяшки, слушая рассказ Шиона и Доко. Трое, всего трое Золотых Святых выжили в очередной Священной Войне, а Афина и Пегас потеряны, и от них нет никаких известий. Святилище в руинах, большинство учеников погибли или пропали без вести. Но хуже всего было то, что эти два недоумка твёрдо решили именно его избрать новым Понтификом. И сколько бы Манигольдо не орал на них, твердя, что старикан Сейдж хотел видеть своим преемником Шиона, всё было бесполезно. Переупрямить Овна и намертво примкнувшего к нему Доко было невозможно, а драться с ними обоими Рак был не в состоянии. Так что пришлось смириться, утешая себя мыслью, что он всяко проживёт меньше, чем злонравный джамирец, а значит, тому рано или поздно придётся-таки занять его место. И жизнь пошла своим чередом. Просторные одежды надёжно скрывали отсутствие ноги. Постепенно стали возвращаться ученики, а потом начали появляться новые. Пришёл малыш Тенео, которого все считали погибшим. Вернулась Серинса, став для маленького сборища парней и мальчишек настоящим лучиком света. Доко ушёл на родину, пообещав держать с ними связь. Каждый день проходил в заботах и трудах, и вот он почти и не заметил, как жизненное колесо отмотало уже пять лет. Манигольдо остановился у двух одинаковых надгробий. На них обоих лежали свежесрезанные цветы. Агаша приходила на кладбище каждый день и каждому из погибших приносила подношение. Для двух старпёров это неизменно были белые лилии. Бывший Рак ухмыльнулся, сунул руку в карман и выудил оттуда латаный-перелатанный кисет. Скрутил сигариллу и прикурил. Он не позволял себе этой привычки на глазах у Святых и учеников, но сейчас его могли видеть разве что мёртвые. Манигольдо вспомнил, какой разнос ему устроил старик, когда застукал за куревом в первый раз. Он тогда только что вернулся с совместной миссии с Эль Сидом в Кастилью, где, собственно, и пристрастился от местных нищих к заморскому поветрию. Сейдж был просто вне себя. Он в бешенстве пригрозил, что лишит его звания Святого и выгонит взашей, если ещё хоть раз увидит курящим подобную дрянь в стенах Святилища. И вот теперь… — Хех… — Манигольдо с ухмылкой потёр костяшкой большого пальца поседевший висок. — Теперь ты больше уже ничего не можешь мне запретить, а, старик? Уж прости, что давненько не захаживал, ну да тебе там не одиноко. Нет, от Афины и этого глупого мальца пока что нет никаких вестей. Зато несколько месяцев назад к нам наведался ещё один наглый юнец. — Его Святейшество затянулся, тихо посмеиваясь и вспоминая лицо молодого посланника с Востока при встрече. — Единорог Ято, помнишь такого? Тот вечно орущий пацан, что постоянно носился с Тенмой. Так вот, он выжил. И девчонка твоего братца, Юзуриха, тоже. Можешь передать ему, что она теперь стала старейшиной Джамира, так что его наследство там в надёжных руках. И да, наш малыш Тенео прошёл своё посвящение, теперь он настоящий Альдебаран, здоровенный, как я не знаю. В его тени просто соседние горы меркнут. — Бывший Рак снова затянулся. — У остальных тоже всё неплохо. Доко всё ещё сидит на своём пике. Шион, как обычно, занят с доспехами. Понятия не имею, что там выращивает в саду Альбафики этот чертеняка Певко, но Золотой Святой Рыб из него выйдет что надо. — Манигольдо в последний раз затянулся, затушил бычок в пальцах и растёр остатки, развеяв по ветру. Задумчиво посмотрел в сереющее предрассветное небо. Раньше он никогда особо не интересовался расположением созвездий и прочими подобными вещами. Все эти заумные расчёты больше пристали Дегелю или Аспросу. Но приняв вместе с тиарой ответственность за жизни и наследие Святых, бывший Рак был вынужден восполнить и этот пробел своего образования. Так что ему не составило труда определить, где за горизонтом располагался связавший их обоих Альтарф. — А знаешь, старик, я и правда очень рад, что пошёл тогда с тобой. Конечно, ты всегда был жутким брюзгой. Распекал меня, не давая развлекаться, и пытался вколотить побольше всей этой твоей патетики. И, может, из меня и не получился идеальный зануда, как Сизиф. Я не добряк, как Расгадо, не блещу умом, как Дегель, и не связан принципами, как Эль Сид, но, — Манигольдо ухмыльнулся, проведя пятернёй по волосам, — похоже, от меня всё ещё есть толк. Так что, пожалуй, я продолжу и дальше идти по пути, что ты когда-то показал мальчишке-карманнику. Ну, бывай. Ещё увидимся, старик. Его Святейшество развернулся, сделал прощальный жест рукой и, чуть припадая на свой костыль, пошёл прочь, даже не заметив вынырнувшую с боковой тропинки Агашу, от удивления едва не рассыпавшую полную корзину цветов, глядя на неспешно удаляющуюся тёмную фигуру.