***
Когда он открывает глаза, потолок его комнаты плывет, поддергивается еле заметной рябью, трещины проходят по границам реальности, погребают за собой. Спина Стайлза отпечатана на сетчатке, и Скотт проецирует это изображение в застывшем воздухе. Оно искажается, но все так же насмешливо скалится – опоздал. Нестерпимо жарко, Скотт вертится на кровати, которая стала вдруг раскаленной сковородкой, маленький персональный ад. Хлопковые покрывала противно липнут к коже, опутывают паутиной, тянут на дно. Скотт задыхается, кислорода по-прежнему не хватает. Он словно отравлен аконитом, чувствуется его горьковатый привкус на языке и ужасное послевкусие. Кости перемалываются и крошатся раз за разом, уже без регенерации. Чьи-то прохладные руки дотрагиваются до глаз, щек, проходятся нежно по спутанным волосам. - Все хорошо, я здесь, - отвечает скрытый сумраком комнаты Стайлз. Скотт сжимает худые запястья - никогда больше не отпустит, никогда - и судорожно шепчет сухими губами : " не уходи, не уходи, не уходи ". - Все хорошо, Скотт, у тебя всегда есть и буду я, это просто кошмар, - Скотт упрямо мотает головой, еще слишком живо в воспоминания смех и слова того чужого " Стайлза ". Жар усиливается, кожа трещит по швам-шрамам, лопается, обнажая вывернутые внутренности , он дрожит совсем как тогда, когда охотники пробовали пытать его током. Кажется, он даже ощущает слабый запах горящей плоти. Чужие пальцы крыльями бабочек задевают виски и исчезают, Скотт не успевает их поймать. - Я сейчас, - успокаивает Стайлз, - схожу за лекарствами. Потерпи. Скотт сжимает зубы , удивительно, как не треснули , его сил едва хватает на слабый кивок. Когда дверь комнаты тихо закрывается , тьма сгущается, окружает со всех сторон, впитывает в себя, проникает глубоко внутрь, на уровне молекул. Скотт бы закричал, но она затапливает горло, нос и уши, покрывает липким слоем, густеет, словно скисшее молоко. Темнота густеет и формирует Эллисон лучше самого умелого скульптора . У нее как обычно завиваются кончики волос, выделяются ямочки на щеках от улыбки . Она выглядит живой. Выглядела бы. Если бы не рваная рана на уровне легких и затягивающая пустота в глазах, отражение бездны. Она оказывается рядом пугающе быстро и касается его лица фарфоровыми руками, стирая прикосновения Стайлза. Эллисон заполняет все пространство комнаты, кровать даже не прогибается под ее весом. Скотт хочет быть от нее как можно дальше. От нее веет смертью, холодное дыхание замораживает мечущиеся в агонии мысли. Эллисон улыбается также , как и до со своей смерти или даже во время, смотрит на него, в него и глубже. - Ты никогда не сможешь найти спасение, - голос у нее лишен всяких интонации и слишком тихий. Она ловит губами его выдох и дотрагивается до груди, прорезает кожу скальпелем и сжимает сердце. Скотт хочет позвать на помощь, но он знает, что никто не поможет. Не сможет помочь. Он слишком спокойно дышит, пока смотрит, как по тонким пальцам стекает его кровь. Удары все реже , Скотт отсчитывает каждую паузу - раз, два, три , раз. Это будет его третья остановка. И, возможно, последняя Нужно будет отметить - думает Скотт и смеется, его голова кружится от подступающего безумием. Но это лучше, чем медленно тлеющая надежда. Он повторяет, как мантру, имя Эллисон, словно это может заставить ее уйти, словно он может что-то сделать, словно... Она исчезает с возвращением Стайлза, просто тает, едва открывается дверь , оставляя после себя тени на окнах и сладковатый запах ванили Стайлз выглядит обеспокоенным. Когда он садится рядом, Скотту кажется, что он видит кровь у него на руках. "Скажи, что веришь мне!" - Что? - Скотту кажется, что сейчас пойдет дождь, боль возвращается с удвоенной силой. Она давно переполнила его, но ведь больше никому ее забирать. - Я сказал, выпей их, должно помочь,- Стайлз держит в руках много таблеток. Скотт проглатывает их все. Они немножко отдают миндалем и цианистым калием. Скотт чувствует подступающую слабость. Стайлз ложится рядом , как в детстве, и снова гладит по волосам, целует в лоб. И улыбается. - Все хорошо, я с тобой. Скотт закрывает глаза. Он верит. И это единственная константа его жизни.***
Скотт просыпается лишь ближе к полудню. Свет слепит глаза и повисает изломанными лентами вдоль стен. Он слышит, как внизу работает телевизор, и чувствует запах только что приготовленных вафель. Скотт пытается вспомнить свой сон, там точно было что-то важное, то, что нельзя забывать. Но в голове царит пугающая пустота, черные дыры не оставляют никаких следов. Может, оно и к лучшему. На тумбочке лежат пустые упаковки от таблеток. Когда он спускается по лестнице, его чуть потряхивает. Скотт снова ощущает себя маленьким мальчиком - астматиком. Только теперь ингалятор стал совершенно бесполезен и не сможет спасти. На кухне светло, окна распахнуты настежь, шум улицы почти не доходит, оставаясь там, где-то в другом мире, далеком, как… - С добрым утром, Скотт, - говорит Стайлз, едва заметив его, и подает кружку горячего какао. Вафли покрыты шоколадным сиропом и источают изумительный аромат, Стайлз улыбается радостно и тепло, улыбается, так, что Скотт не может не улыбнуться в ответ. Утренние переживания блекнут и выцветают, словно старые снимки. Сейчас все хорошо и Скотт, наверное, счастлив. Да, думает он, определено счастлив. Но убеждения не срабатывают, внутри что-то царапает ребра, в панике пытается выбраться и буквально вопит - обман, ловушка, беги. БЕГИ! Скотт вздрагивает, он обычно доверяет интуиции, но сейчас... разве сейчас это нужно? Разве сейчас все не идеально? Даже слишком для того, чтобы быть счастливым. Все напоминает какую-то дурацкую постановку с дешевыми актерами и уже потрепанными декорациями. В зале аншлаг, билеты распроданы. Скотт ощущает себя зрителем и одновременно главным героем этого театра. Он не знает сценария и где-то потерял свою роль. Шум в голове и чьи-то такие знакомые голоса становятся громче. «Проснись, Скотт! Проснись!» - Эй, чувак, все в порядке?- Стайлз участливо смотрит в глаза и трясет за плечо чуть сильнее, чем нужно. - Все нормально, - лжет Скотт. Черные точки мелькают перед глазами, все двоится и расплывается, как в сломанном кинопроекторе, сон продолжает маячить где-то на периферии сознания. Кошмар, поправляет себя он, это был кошмар. Почему-то Скотт в этом уверен. - Кстати, - Стайлз снова выглядит чуть взволнованно, когда накрывает ладонь Скотта своей, - когда ты бредил вчера, то повторял одно имя. Кто такая Эллисон? Пальцы разжимаются и кружка падает на кафель. Звон осколков повисает в воздухе криком. Воспоминания возвращаются цунами. Он никогда не проснется. У игры не будет конца, Скотти.