Четверо в чаще, не считая шамблера

На крошечной поляне посреди лесной чащи горел костёр. Кровавые отблески пламени метались на лицах путников, теснившихся вокруг спасительного огня в надежде хоть немного согреться и просохнуть. Прямо за их спинами из непроглядного мрака выступали вековые деревья, чьи корявые ветви нависали над людьми подобно когтистым лапам монстров. Гниль и грибок, поразившие здешние места, уже успели убить эти некогда крепкие вязы, и теперь их безжизненные, покрытые плесенью и наростами стволы протяжно скрипели на сыром ветру, роняя вниз куски отслоившейся коры и редкие грязно-рыжие листья. На мшистом, изъеденном древоточцами бревне сидели четверо. Ночной лес был полон тревожных звуков, странных и пугающих до дрожи. Там, за границей тёплого и ласкового света, в царстве клубящейся холодной мглы время от времени что-то выло, постанывало и вздыхало, словно нечто большое и несчастное никак не могло найти покоя, обречённое вечно блуждать в непролазном бурьяне среди увитого паутиной кустарника. Хлёсткие струи осеннего ливня, уже который час низвергавшегося с затянутого свинцовыми тучами неба, силились затушить костёр, тем самым лишив путешественников последних крох уюта, но смолистые еловые поленья, которые предусмотрительные гости принесли с собой из города, трещали и плевались искрами, но всё-таки не гасли. Хорошая древесина теперь была на вес золота − в этом богом забытом лесу всё отсырело настолько, что даже топливо для привала приходилось тащить на себе. Скудный ужин путешественников был уже съеден. Теперь они кутались во влажные шерстяные плащи, пытаясь хоть как-то согреться и успеть провалиться в спасительный сон, пока костёр ещё горит. Натруженные мышцы ныли от усталости, саднили раны и ушибы, а непередаваемый ужас прошедшего дня никак не шёл из головы. Как уж тут уснёшь? Им ещё повезло. Начало экспедиции не сулило ничего хорошего. Все четверо не знали друг друга до этого утра − одна отправилась на задание прямо с ночного дилижанса, другого силой выставили из прокуренной таверны, откуда он отказывался выходить две недели подряд и только требовал принести больше подушек, ещё одного вышибли из поисковой партии за то, что на привале он устроил нечто, от чего остальным участникам стало настолько не по себе, что их пришлось отпаивать брагой по возвращении на базу. Чётвёртая вообще неизвестно откуда взялась − она просто появилась из предрассветного мрака, с кровожадной улыбкой на устах и массивной глефой, небрежно лежащей вдоль изгиба мускулистой руки. Кому-то даже показалось, что незнакомка пришла с городского кладбища. Слухи о мёртвых героях, встающих из своих неглубоких могил, чтобы пополнить шайки нежити, заполонившей окрестности Гамлета, множились день ото дня, но одного взгляда на суровую воительницу было достаточно, чтобы понять − эта, точно, ещё живая. Даже слишком. Сейчас она сосредоточенно доводила широкое железко своего оружия до бритвенной остроты. Закалённое лезвие тонко пело, отзываясь на каждое касание точильного камня. Сильные пальцы, серо-стальные глаза с прищуром, огненно-рыжие волосы, собранные в конский хвост и полоса синей краски через всё лицо − она была словно королева варваров Боудикка, сошедшая с пожелтевших страниц древних фолиантов, отчаянная дикарка, изголодавшаяся по битве. С её губ, искусанных до крови из-за частых приступов ярости и ставших почти чёрными от покрывавших их шрамов, не сходила презрительная усмешка. Она уже успела дать понять остальным, что всегда будет идти впереди отряда и никому не позволит мешать ей раскручивать своё смертоносное лезвие над головой, и горе тому, кто замешкается и окажется на его пути. − Толку точить твою алебарду? − подал голос воин, сидевший слева. − Всё равно после дюжины ударов она станет тупее, чем край моего щита. Словно в подтверждение своих слов он выставил на всеобщее обозрение массивную железную булаву с шарообразным навершием, усыпанным короткими коническими шипами. − Не требует заточки, нужно только вытирать кровь и смазывать маслом, чтобы не ржавела, − объяснил он свой выбор оружия. − Всего дюжина первых ударов, говоришь? Но именно ради них я и живу, дедушка, − оскалилась в ответ девушка с глефой. При встрече она представилась им как Алестра. У её оружия тоже было своё имя − Пузорез. Не очень-то поэтично, но прозвище оказалось говорящим. Их отряду не особо повезло на серьёзные схватки в первый день задания, но тем слабым врагам, что повстречались им на пути, повезло ещё меньше. Лёгкая на подъём, Алестра всегда атаковала первой, и её глефа, со свистом рассекая туман, собирала кровавую жатву в первых рядах противника. Остальным предлагалось добивать истекающих кровью подранков, пока дикарка переводила дух после каждого сокрушительного удара. Воин, носивший из брони только толстые латные наплечники, крякнул от неудовольствия, услышав резкий ответ девушки, и, чтобы скрыть нахлынувший гнев, стал оглаживать лихо закрученные усы и бородку-эспаньолку. − «Дедушку» я тебе ещё припомню, − пробормотал под нос закалённых сотнями схваток ветеран. Действительно, он был уже не молод − седина давно тронула его волосы, но он продолжал молодиться, стягивая их на затылке шелковым шнурком. Так они не нарушали обзор его единственного глаза − второй был навсегда закрыт повязкой. Пустая глазница стала неизбежной платой за жизнь, проведённую в походах и сражениях. Годы воинской славы остались позади, и всё, что о них напоминало − это обветшавший костюм испанского гранда и золотая звезда почётного ордена на груди. Но было нечто, с лихвой перекрывавшее любые попытки времени сломать этого человека и сделать его бесполезным − его бесценный боевой опыт. Пусть взмах его булавы уже не был таким всесокрущающим, как двадцать лет тому назад, но единственный глаз пылал мудростью и решимостью, а в руках доставало силы и ловкости, чтобы не только остановить удар врага прочным дубовым щитом, но и вернуть непрошенный гостинец, треснув в ответ железным рантом баклера по обнаглевшей звериной морде... Алестра никак не отреагировала на невнятную угрозу старика, но только отложила брусок и, выдернув из напитавшейся влагой причёски прядку медных волос, стала проверять заточку − если лезвие рассекало падавший на него волосок, то всё было хорошо. Довольная результатом, дикарка прислонила глефу к стволу ближайшего дерева и с удовольствием потянулась, разминая руки, шею и плечи, затем встала и задрала голову кверху, позволяя струям дождя заливать лицо. − Заткните уши, если не хотите плохо спать, − предупредила она спутников. Старик Маркес пренебрежительно хмыкнул и махнул рукой − он даже и не думал следовать её совету. − Какая-нибудь занимательная народная история, мадмуазель? − раздался из темноты меланхоличный тенор изящного джентльмена в тюрбане, дымившего длинной тонкой трубкой. − Я бы послушал. − Не буду затыкать уши. Мне некогда заниматься чепухой, − четвёртый член команды была настроена куда как категоричней. Её красивое смуглое лицо пошло пунцовыми пятнами от натуги. Она только что с огромным трудом сняла со своего арбалета тетиву и теперь, упершись в многослойные дуги ногами, силилась выгнуть их в другую сторону, чтобы дать их пружинистой стали отдохнуть до утра в распрямлённом состоянии − завтра это придаст её выстрелам небывалую силу, хотя и замедлит темп стрельбы − натягивать тетиву будет трудней, чем обычно. − Что ж, я предупреждала... − пожала голыми плечами дикарка. Её бледная веснушчатая кожа опалесцировала в полумраке, контрастируя с мокрыми мехами варварского платья. Даже будучи сухими, её одеяния едва ли давали хозяйке хоть какую-то защиту от непогоды или вражеского оружия, но лишь прикрывали наготу до того минимального уровня, что позволял Алестре соответствовать пуританским требованиям местного общества. В торжественной тишине, установившейся на поляне в ожидании её следующего шага, дикарка подняла к чёрному небу сжатую в кулак руку и с глубоко выстраданным чувством произнесла: − В бабушку и в бога душу мать! Проклинаю богов небесных и подземных. Отвергаю как новых, так и старых. Клянусь мочиться на все ваши алтари, что найду, и гадить на головы тех, кто вам поклоняется. Пойдите прочь, я вам не игрушка. Я сама хозяйка своей судьбы и только я выбираю, какая участь мне уготована. Трижды отрекаюсь. Дикарка занесла ладонь над огнём, так что языки пламеня плясали между пальцев. − Отрекаюсь на огне, − проговорила она, морщась от боли. − Отрекаюсь на земле, − подняв из-под ног кусочек земли, она закинула его в рот и тщательно прожевала. При виде этого арбалетчика скривила нос и сплюнула в сторону. − Отрекаюсь на крови, − Алестра легонько чиркнула самым кончиком свежеезаточенной глефы по ладони, продлив себе не то линию жизни, не то линию любви − при таком освещении толком было не разобрать. Чёрные густые капли крови упали в костёр, зашипев на углях. − Фухх... − облегчённо выдохнула дикарка, закончив свой провокационный ритуал. − Как камень с плеч свалился... Надеюсь, я ничьих религиозных чувств сейчас не задела? − Я верю в крепкое пойло и сочные женские задницы, − ответил Маркес. − Пока ты не оскорбляешь моих богов, я спокоен. Но, признаться, в какой-то момент мне стало не по себе. − Не то место выбрала ты для богохульства. Здесь мы ближе к смерти и судьбе, чем где либо ещё, − сердито пробормотала Генриетта. − Наверняка, ты разгневала все высшие силы в округе, а значит, мне теперь спать в своём латном нагруднике, потому что ночью на нас наверняка вывалится куча бандитов. А ведь я хотела снять его и положить себе под голову. − И меньшие богохульства губили людей, − согласился с ней Маркес. − Стоило приберечь бранные слова до возвращения. − Разумное замечание, месье, − подтвердил оккультист, выколачивая трубку об подсвечник, сделанный из человеческого черепа. − Демоны считают себя богами, а значит и они могут быть оскорблены такими речами. Уж поверьте мне. Их повадки мне хорошо известны. − Как-то вы все разом поднапряглись, − безразлично бросила дикарка и, сладко зевнув, свернулась калачиком на своём месте. − Теперь не удивлюсь, если ночью нас передушат, как лиса сонных кур, − развивала тему Генриетта, теребя цветастую косынку, защищавшую нежную кожу шеи от натирания жестким краем кирасы. − Я могу сделать так, что ночью нас никто не потревожит, мадмуазель, − предложил вдруг Лаплас. Он уже набивал трубку повторно − сладковатый дым, который он выдыхал, пуская из ноздрей мелкие колечки, не имел ничего общего с табачным − тяжёлый, молочно-белый и густой. − С тобой завтра точно будет всё нормально, друг? − поинтересовался у него ветеран. Лаплас расслабленно кивнул, давая понять, что зелье безвредно. − Ты так и не рассказал, за что тебя выгнали из поисковой партии, − напомнила арбалетчица. − Он что-то сделал на привале, отчего все обгадились, − из спального кокона, в который превратила свой плащ Алестра, послышался сонный голос воительницы. − Об этом трепались у памятника. − Я могу сделать так, что ночью на нас никто не нападёт, миледи, − проигнорировал её слова оккультист. − Моя экспертиза в вопросах потустороннего достаточно высока, чтобы обеспечить нам немного спокойствия в этом скверном месте... − Тогда валяй, − не дослушав до конца, согласилась дикарка. − Нет уж, мне хватило твоего богохульства, − стала заводиться Генриетта. − Не хватало только, чтобы он провёл какой-нибудь колдовской ритуал и навлёк на нас ещё большие беды. − Твои товарищи из поисковой партии − они ведь просто обгадились, но вернулись живыми, так? − обратился к Лапласу Маркес. Тот неспешно прикурил трубку от лучины, взятой из костра, и ответил: − Истинно так, монсерьор. Мне не особенно повезло с напарниками в тот раз. Нас за глаза называли Ночная смена. Крестоносец и монашка воротили от меня нос, а шут... Шут был хуже всех. Стал высмеивать меня, когда мы расположились на ночь. Хотел поднять остальным настроение, но он ничего не понимает в тех милейших потусторонних силах, что я призываю себе на подмогу. Это не смешно. Как магу, факиру и мистику, мне доводилось смотреть в глаза пещерных демонов в предгорьях Тяньшаня, беседовать с разумными саламандрами из подземных озёр Индии и вкусить тайного знания, расшифровывая нечеловеческие книги, написанные десятки тысяч лет назад жителями проклятого города Р'Шабх... − Если ночной покой стоит замаранных портков, я готов, − прервал его Маркес. − Давай, сеньор Лаплас. Не теряй времени. − Клянусь могилой моей бедной матери, вы сами себя в гроб загоните, и меня заодно, − отчаянно воскликнула арбалетчица. − Я не для того живу, чтобы сдохнуть в этом лесу... − А, делайте, что хотите, − сдалась вдруг она и, поджав ноги к груди, насколько ей позволял латный нагрудник, накрылась плащом с головой. Из-под мокрой ткани ещё некоторое время слышались приглушённые проклятья и стенания девушки. Лаплас понимал Генриетту − прямо с дилижанса её угораздило попасть в трёхдневную миссию... И, похоже, напарники не внушали ей доверия. Он и понятия не имел, какой была её жизнь до Гамлета. Очевидно, она была солдатом, но что могло позвать столь юную особу на войну? Жажда славы и денег? Или, может, пошла за любимым? Кто знает, но теперь она была тем, кем стала − вольный стрелок со смертоносным оружием в натруженных руках, продающий свои услуги тому, кто предложит больше денег. − Тоже ложитесь спать, месье Маркес. Тёмные дела должны твориться во тьме, − посоветовал оккультист воину. − В своих странствиях я видел ужасы, от которых другой бы сошёл с ума, я же только укрепился в своём желании познать запретное и даже подчинил себе некоторые силы потустороннего или же заключил с ними взаимовыгодный союз. Однако, некоторые вещи простым смертным всё же видеть не стоит. Лучше будет, если вы останетесь в неведении. − Я посмотрю, − ветеран был неумолим. − Уважаю вашу тягу к знанию, что сродни моей собственной, − согласился с его решением оккультист и выудил из своей дорожной сумы небольшую книжицу и складное пенсне в золочёной оправе. Надев его, он стал нараспев зачитывать из карманного фолианта незнакомые слова, казалось, не имевшие ничего общего с человеческими языками. Седой ветеран давался диву: и как только «факиру и мистику» Лапласу удавалось повторять эти мерзкие, скрипящие и щёлкающие звуки, от одного звучания которых бросало то в жар, то в холод? Долго ещё эхо тех слов звучало в его голове, не давая покоя, но прямо сейчас ему показалось, что в лесу стало ещё темнее. Пламя костра вжалось в поленья, словно прячась от незваных гостей... Или наоборот − званых? Откуда-то сверху к Лапласу свесилось сотканное из мрака щупальце. Оккультист без колебаний протянул руку навстречу, и его указательный палец на секунду коснулся самого кончика концентрированной тьмы. Было видно, как волна экстатического восторга захлестнула мага, заставив его трепетать в пароксизме богопротивного удовольствия. Касание длилось недолго, и щупальце скользнуло обратно наверх. Проследив за ним взглядом, Маркес смог разглядеть на фоне затянутого тучами неба гигантское медузообразное существо, парившее над верхушками деревьев. Теперь эта живая мгла плыла прочь, и вскоре её уже нельзя было различить за переплетением ветвей. Не прошло и минуты, как невдалеке раздался трубный рёв − удивлённый и обиженный одновременно. Было слышно, как некое существо, наверняка, силой превосходящее слона, стало продираться сквозь лес, ломая на своём пути деревья, словно спички. К счастью, судя по тому, что звуки становились всё тише, монстр удалялся от лагеря. Когда шум стих окончательно, стало неестественно тихо, и Маркес понял, что больше не слышит тех странных стонов и вздохов, к которым они уже почти привыкли за время привала. − Эта штука прогнала ту штуку? − озвучил воин свою догадку. Оккультист ответил ему молчаливым кивком и загадочной улыбкой. − А что это было? − подала голос Алестра. − Ну, та тварь, которую прогнали? Лаплас задумчиво пожал плечами. − Трудно сказать определённо, мадмуазель. Судя по звукам, это был шамблер. Скорее подросток, чем взрослая особь. Детское любопытство иногда влечёт этих потусторонних существ в нашу реальность. Безлунными ночами они бродят по миру людей, пока не рассветёт настолько, что они уже не могут этого терпеть. − А это хорошо, что мы не пересеклись с этим… детёнышем? − вступила в разговор Генриета, так и не выглядывая из-под плаща. − Кто знает, − вздохнул факир. − Шамблер не враждебен людям, но он не терпит даже проблесков света, так что если не пугать его факелами, то он никогда не нападает первым. Как-то мне даже удалось погладить одного − это было в карстовых пещерах Афганистана, и он не отпускал меня, пока не обнюхал и не облизал всего с ног до головы. − Мерзость. Фу, теперь точно не уснуть, − пожаловалась арбалетчица, одна все её опасения были напрасными. Теперь, когда вздыхающий и стонущий монстр больше не нарушал их спокойствия, Генриетта быстро провалилась в сон, и её тихое сопение смешалось с храпом ветерана, тонким посвистывающим дыханием оккультиста и шуршанием дикарки, беспокойно метавшейся во сне, словно ей чередой снились одни лишь битвы... Когда рассветный туман опустился на лагерь, и заалевший край неба проступил за стеной леса, Генриетта проснулась резко и внезапно, словно её выстрелили из пушки. Приняв сидячее положение, она стала ошалело оглядываться, силясь понять, что же её разбудило, и ей не пришлось искать долго. У дальнего дерева, упираясь руками в ствол, стояла полуголая Алестра. Маркес, пристроившийся к ней сзади, ритмично двигал блестевшими от пота ягодицами. Его спущенные штаны висели на уровне коленей. От самых резких его проникновений северная воительница стонала и извивалась, грязно ругаясь и требуя усилить натиск. Ветеран тяжело пыхтел, но темпа не сбавлял. Пока арбалетчица, слово завороженная, смотрела на их нехитрое развлечение, казалось, прошла целая вечность, и тут Генриетта поймала на себе взгляд факира. Оказалось, тот тоже уже проснулся. Встретившись с ней глазами, он задорно подмигнул и кивнул в противоположную от миловавшихся сторону, словно приглашая её вместе с ним последовать примеру товарищей. − Даже не думай тянуть ко мне свои грязные щупальца, − пробормотала она, отвернувшись. − Прибереги свои пошлые мыслишки до города. − В городе, мадмуазель, я предпочитаю медитировать в тишине монастырской часовни, − как ни в чём не бывало отозвался Лаплас, и она против воли отметила, что у оккультиста, по крайней мере, есть хоть какое-то подобие такта и манер. − Знать не хочу, − нахмурилась арбалетчица. Дождь закончился, но проклятущий туман, смешавшийся с гнилостными испарениями леса, застилал всё вокруг. Прошло ещё несколько минут. − Да сколько можно уже? − рассержено пробормотала девушка. Она уже успела поставить тетиву на арбалет и взвести его, вращая рукоятку червячного механизма. − Месье Маркес обещал припомнить Алестре её обидные слова про «дедушку». Я вижу, он держит своё слово, − заметил Лаплас, набивая неизменную трубку. − Не желаете покурить на дорогу, мадмуазель? − он вдруг решил предложить её арбалетчице, но та лишь недовольно повела плечом. − За вчерашний день мы нашли и обработали противоядием только один труп, отравлявший округу. Тот порочный старикан из Гамлета уверял, что бандиты установили ещё, по меньшей мере, парочку таких вот «распятий», чтобы спровоцировать эпидемию. Нам надо искать их дальше, − напомнила арбалетчица, и Лапласу нечем было возразить. После того, как животные звуки достигли апогея, перейдя в торжествующий рык ветерана, всё стихло. Усталые, но довольные Маркес и Алестра вернулись к давно остывшему кострищу. На суровом лице дикарки играла расслабленная улыбка, делавшая её ещё привлекательней. Оправляя свой меховой наряд, свалявшийся от дождя, она сказала: − Чёрт, я словно драная кошка. Ветеран уже закидывал за плечи походный рюкзак, из которого виднелась охапка факелов и угол фамильного портрета − лорд Гамлета питал особенную слабость к семейным ценностям и платил за них хорошие деньги. Собрались быстро. Лесные тропы были слишком узкими, чтобы ходить толпой, поэтому путники вытянулись в цепочку − спереди, с глефой на плече, шагала воительница, за ней − ветеран, далее шёл оккультист, а замыкала шествие арбалетчица. Буквально в шагах пятидесяти от лагеря они нашли разорванные останки трёх бандитов. На лицах мертвецов застыли ужас и удивление. − Работа твоего летающего знакомца? − спросил Маркес у Лапласа, и тот кивнул. − Подержи-ка, − ветеран передал магу пылавший факел, а сам деловито и с явным знанием дела стал обшаривать тела. − Ничего нет, − разочарованно сказал воин пару минут спустя. − Эта твоя штука не только убила их, но ещё и обобрала до нитки. − Пути потусторонних существ неисповедимы, − уклончиво отозвался мистик. − По крайней мере, они не напали на нас ночью, − заметила арбалетчица. Лаплас воспринял это как комплимент в свой адрес, и отвесил Генриетте лёгкий поклон. − Не время трупы разглядывать. Скоро я вам новых наделаю, − поторопила из Алестра. Толи она так храбрилась, толи ей действительно не терпелось опробовать остроту своего оружия на живой плоти, но отряд прислушался к её словам и двинулся дальше. Мрачная чаща была полна новых звуков, не менее пугающих чем те, что они слышали ночью. Изогнутые корни деревьев вынуждали смотреть за каждым своим шагом, иначе легко было зацепиться ногой и упасть. Замыкавшая шествие Генриетта то и дело затравленно озиралась. Факел в руке Алестры чадил в лица шедшим следом товарищам. Смотря себе под ноги, они не сразу сообразили, что произошло, когда наткнулись на группку культистов. Алестра замерла, как вкопанная, и Маркес налетел на неё на полной скорости, тут же оказавшись перед ней, но самое плохое было в том, что, не успев перестроиться под новые обстоятельства, Лаплас и Генриетта обогнали их двоих и нос к носу столкнулись с парочкой мускулистых гладиаторов. Хищно оскалившись из-под своих устрашающих масок, те молча ринулись в бой, готовые выпустить кишки когтями-лезвиями любому, кто встанет на пути. За их спинами уже воздела свой магический посох жрица-культистка, собираясь обрушить злые чары на замешкавшихся путников. Дело было дрянь...