Цветы сумасшествия

      Он молча сидел возле окна. Обычно, в психбольницах их не ставят, — мы заботимся о вашей безопасности — но он был исключением. Исключением из несуществующих правил. Сначала Риз был против действий белых людей — ангелов в халатах, — направленных на него, брыкался и кусал докторов за уши и руки, но, осознав, что всё уже кончено, сдался. Продал свои мозги за гроши, опустился как морально так и физически. Рука его была отключена, подсистема переведена в ждущий режим навечно. Он был официально признан невменяемым, сошедшим с ума, перетруждённым жизнью человеком с призрачным тираном в голове. Иногда Риз чувствовал себя, как один из этих современных мультиков на телевизоре, но с выключенным звуком: они размахивали руками и кричали, не произнося ни слова. Он и общество словно говорили на разных языках и никак не могли понять друг друга. Он кричал им в пальцы ногтей, он скулил про синие спицы в ушах, но всё это списывали на его «болезнь». Если бы они сказали об этом прямо «болезни» в лицо, то свернулись бы на месте. Знаете, как кровь сворачивается? Вот так и они бы свернулись внутрь себя, потому что лучшего укрытия от Него и его гнева найти невозможно.       Риз тоже свернулся. Свернулся и уехал. Не как уезжают поезда, а уехал как крыша в мартовский сезон, как смуглый байкер в Техасе, как… О господи, он не смог бы найти сравнение как бы сильно не старался. Раньше он разговаривал с ангелами часами и они жадно впитывали его речь, как жёлтая губка с кухни, но теперь Риз не знал, как объяснить им то, что он пытался сказать. Ангелы превратились в призраков, всё таких же белёсых и немногословных, а зуд в его голове становился всё громче. Слова вставали в ряд, по периметру его зубов, и отказывались выходить наружу. Поэтому ему оставалось лишь молча сидеть у окна. Хорошо, что было видно только небо, слишком голубое в любое время года. Он ненавидел этот цвет, что уж очень сильно напоминал о Нём. Но смотреть на землю ему не очень-то и хотелось. Уж лучше пропадать взглядом в облаках, нежели видеть снующих туда-сюда людей. Реальность постепенно тоже стала уезжать от него, оставляя его одного, отдавая своё место фантому. Вот Он его никогда не оставит. Не отпустит, не отдаст, не бросит и ещё куча синонимов с частицей не. Риз уже не мог вспомнить время, когда считал других людей — чего там, любых живых существ — «настоящими». Он твёрдо верил, что существует только он сам, возможно, один-единственный во всей вселенной, и это, безусловно, доказывало его «реальность». Но потом на его голову резко (снова) рухнула речь постороннего, быстрая, матерная и отдающая металлическим привкусом. Тогда он и понял, что не реален, ведь разговоры заполняли его голову — а разве может что-то заполнять её кроме личных мыслей? — и уплывали вдаль, за глазницы, за глаза, за пределы всего его тела, выветриваясь из мозга подобно стойкому перегару.       Редко, но одновременно часто, к нему приходил Он. Редко, но одновременно часто ему делали перерывы в приёмах таблеток, надеясь на улучшение его самосознания. Он — деспот, вальяжно сошедший с жёлтых плакатов, и Он был крепкого телосложения, которое обычным людям было сложно увидеть за слоями одежды, с бледным лицом, которое можно было снять и положить на полку на время сна. Как кладут на ночь зубы старики — в стаканчик. Но с лицом эта фигня не прошла бы. Риз однажды попытался сделать так, но Он ударил его ножом в спину. В прямом смысле слова. Боль прошила его позвоночник и стекла вниз вместе с призрачной кровью, теряясь где-то в районе копчика. Тогда он и понял, что шутить с Ним опасно не только для сознания, но и для тела. Хоть шрамов после его прихода и не оставалось, он чувствовал их. Не телесно, но ментально. Бывали дни, когда Он был в хорошем расположении духа. Тогда Он не запихивал ему ложковилки в глаза и не лопал пальцы левой ноги. Он просто мельтешил рядом с Ризом, словно надоедливая муха мельтешит возле помойки. Риз считал себя помойкой, а Его — мухой, но внутри, когда он закапывался в себя поглубже, негласно утверждал, что помойка тут вовсе не он.       — Хэй, сладенький, сегодня моя очередь играть с твоим горлом. Ты же всё равно им не пользуешься. — Он любил выскакивать из ниоткуда и пугать его своим странным голосом. За долгие месяцы без общения Риз уже привык и больше не подскакивал на месте, он даже привык к вечно приторному голосу своего собеседника. Ему больше ничего не оставалось делать, кроме как привыкать. Вот он и привык к ангелам-что-стали-призраками, которые пичкали его таблетками и иногда присоединяли к странным проводам, что сильно жгли его кожу, вот он и привык к вечному присутствию этой галлюцинации в своей голове. Поначалу он этого не осознавал, но с каждым Его появлением всё больше верил в то, что синие помехи, бегущие по Его телу, — всего лишь большой больной глюк измученного мозга.       Он втыкал Ризу ногти в шею и мысли в голову, чьи-то чужие ногти и свои личные мысли. Казалось, что он мог чувствовать всё то, что происходило у бывшего и совсем не мёртвого гендиректора на душе, но после его «игр» Ризу больше ничего не казалось. Его просто вырубало, как вырубает негодный компьютер от перегрева. Разве что он теперь больше не компьютер, и перегрев уж слишком сильно смахивает на боль (адскуюбольповсемутелугосподиджекзачто). Душевная боль всегда внезапна. В отличие от боли физической, к ней нельзя подготовиться или привыкнуть, она накрывает с головой, и далеко не каждый может от неё оправиться. Риз же просто терпел её и тихо выл в подушку, надеясь, что Он уйдёт навсегда, когда-нибудь. После того как белые люди со станции отключили его подсистему, надежда на спокойную жизнь возросла и тотчас же стремительно рухнула вниз, разбиваясь на перья-осколки. Он начал опасаться, что сошёл с ума.

«Слишком поздно начал, Риззи. Если вообще можно поздно начать».

      В минувшие дни голос в его голове не умолкал ни на секунду. В те дни он был слишком тихим, и его владелец не так часто показывался на виду. Но теперь всё иначе. Теперь его единственным собеседником была размытая синяя фигура хрустальной вазы мужского пола, что зависала в воздухе и игралась с его телом, считая это весьма забавным. Ризу было не до смеха. Он вообще не издавал никаких звуков, кроме скулежа да редких вскриков. Понимание нереальности происходящего внутри так называемой «палаты» (Риз не знал значения этого слова или просто притворялся, что не знал) придавала ему силы воли. Призрачные друзья не есть хорошо. Он осознал это. И он не боялся. Он смирился и отдался во власть своему же мозгу. Стокгольмский синдром из-за видения — до чего же он докатился. Но Риз понял сразу — он катился на самое дно Вселенной, стараясь выловить с верхнего её слоя красные частицы разума. А получалось у него лишь смотреть снизу вверх и молчать.       — Риз-Риз-Риззи, какой же ты забавный кусок дерьма. — Он тихо смеялся и сдавливал его голову призрачными пальцами, пытаясь надавить на барабанные перепонки и порвать их. Риз лишь закрывал глаза и откидывался на спинку кресла, забываясь в ощущениях, порой весьма странных. Когда Он выдавливал ему глаза, Риз чувствовал щекотку, когда ломал ноги — мягкое касание жёстких рук вперемешку с острой фантомной болью, когда выдирал волосы, норовя задрать его голову вверх — лишь покалывание в затылке. Риз иногда смеялся в ответ. Но он никогда не отвечал. Сколько бы вопросов Он не задавал — в комнате всегда царила тишина.       — Ты когда-нибудь заговоришь, а я подожду. — и Он садился в кресло напротив, предназначенное для редких посетителей и докторов-призраков. Это выглядело слегка сюрреалистично, учитывая то, что Его и не существовало как такового. — Даже если придётся ждать до твоей смерти. Я стал чертовски терпеливым, пирожочек.       Его слова пугали. Даже не тем, что Он говорил это с относительным спокойствием, которое вообще никак не могло ассоциироваться с Его персоной, а тем, что он был абсолютно серьёзен.       Бывало такое, что к нему приходили посетители. Странная девушка с синими волосами и коротким поводком судьбы, что он сразу подметил, строго смотрела на Риза, сидя в том же кресле, над которым любил зависать Он. Парень чувствовал странное и навязчивое желание спихнуть её оттуда. Она назвалась Майей и рассказывала Ризу истории из «реального» мира. Но во время таких бесед рядом с ними стоял Он и пытался отвлечь Риза от разговоров необычной девицы. Он разговаривал слишком быстро своим стальным и иногда трескучим голосом, бегал перед его глазами и размахивал руками, невольно перетягивал всё внимание на себя. Когда Риз начинал наблюдать только за иллюзией, Он подходил ближе и брал его голову в руки, заставляя его раствориться в словах, что вырывались из уст тирана. В такие моменты он не чувствовал ничего, лишь завороженно смотрел в синие, когда-то разноцветные глаза. И пытался забыть их. Забыть Его глаза, смотрящие со стен, стульев, потолка и разнообразных «мотивационных» постеров. Риз тряс головой, хватался за уши и норовил отключить свой мозг навсегда. Но Он всегда узнавал о таких желаниях и прерывал их на корню. Сладкой ложью он закрывал разум Риза на замок, а ключ проглатывал и тараторил дальше, заговаривая ему мозги, стремясь выбить его из колеи и выбить ему все зубы, что удерживали слова.       — Ты у меня ещё запоёшь, милый. — тон Его не предвещал ничего нормального и адекватного. Оставаясь с Ризом наедине день за днём, Он совращал его тело и разум, заставляя чувствовать Его руки на тонкой, рыжей от препаратов и электрошока коже. Пару раз Он сравнивал Риза с апатичным лисом, который оставил свой язык в капкане обстоятельств и забаррикадировался в собственной заржавелой норе.       Риз молча сидел у окна и пытался вслушаться в шелест своих ресниц. Он никогда не пытался заговорить со своим личным полупрозрачным кошмаром, но всё же он понимал, что продолжать так больше нельзя. Риз втянул носом затхлый пыльный воздух и встал с подоконника. Он любил сидеть на подоконнике. Он был похож на нормального человека. Он чувствовал себя бунтарём, ведь к подоконникам нельзя было проявлять чувства. Но Риз любил их, не как Его, конечно же, но особенной, подоконниковой любовью. Как любят птицы сидеть на ветках, так и Риз любил сидеть на них, сгорбившись и внимая каждый шорох со стороны комнаты. Здесь он чувствовал себя в безопасности, как будто сидел на плоту в огромном мерцающем океане конфликтов, унижений и опасности.       Соскочив со своего «насеста» и пройдя мимо мерцавшей голограммы, он рухнул на диван, утопая в его мягкой обивке. Закинув ногу на ногу, Риз откинулся на спинку, устраивая голову в небольшом углублении. Голограмма же резко дёрнулась и оказалась рядом с Ризом, вставая позади и кладя руки ему на плечи.       — Когда же ты умрёшь, котёночек? От тебя устала эта бедная планета. — Он произнёс эти слова, явно не скрывая полубезумной улыбки. И кто теперь из них двоих больший псих, а? Выкусите, ангелы, не того упрятали.       — Возможно, через неделю на Плутоне, возможно, через годы в старом кино, возможно, через бесконечность в кручёном пироге с тыквами, — Риз моргнул пару раз и поднял чересчур тяжёлую голову, смотря на Его реакцию. Тот слегка отступил назад, делая вид, что удивлён внезапной речью своего бывшего подчинённого, наиграно шокировано открывая рот и поднося руку к бело-синему лицу. Плесень, что скрывалась во рту Риза долгие месяцы, выползла наружу и заполонила своим запахом всю комнату. — Не смотри на меня так, будто я кролик в белых перчатках, Джек. И кстати, червоточина разъедает тебя всё больше с каждым днём.       — Кролик в белых перчатках, хах. А ты всё-таки мастер сравнений, Ризи, не сомневайся. Хотел бы я вскрыть твой череп, чтобы посмотреть на того, кто скрывается за ним. — несуществующие пальцы прошлись по спине выше, грубо поглаживая её, и дотронулись до темечка, заставляя Риза немного выгнуться и отпрянуть от Его ласк. Встав с дивана, он прошёлся вдоль окна, чувствуя приливающую к ушам кровь и думая об иллюзорности происходящего. Силуэт же оторвался от пола, взмывая на пару сантиметров в воздух, и пошёл по нему, как по полу. Ступая поверх отпечатков стоп идущего впереди него человека, Он прожигал взглядом его тело, будто хотел выжечь на нём копию своего шрама. У Риза было достаточно шрамов, так что он мысленно просил Его прекратить эту неудачную комедию.       — Джеек, хватит, — он простонал Его имя (которое зарекался когда-то ни за что не называть) слишком высоким голосом, призывая его обладателя вскинуть брови и подойти ещё ближе, останавливаясь только после того, как начал чувствовать живую плоть в самом себе. Он мог проходить сквозь предметы, стены, людей и прочие предметы интерьера так, будто был ирреальным. Всё же это утверждение было правильным. Он даже не обижался. Совсем нет. Он всего лишь немного разъярялся и слетал с катушек, что выливалось в новую порцию «игр» с ослабшим после экспериментов телом Риза. Ему особенно нравилось играть с ним после того как ангелы надолго забирали и отдавали парня обратно в Его власть, но эти моменты бывали крайне редко. Чувство господства с каждым таким разом заставляло Его чувствовать мимолётную эйфорию, словно от низкокачественного наркотика. Для Него аналогом такого дурмана был высокий и растоптанный человек с торчащим из головы нимбом греческого дирижёра, что играл чужие жизни в собственной чёрной душе.       — Не хватит, тыковка. — прошептал Он хрипло и попытался укусить Риза за шею, оставив на его коже отметину, что кричала бы о том, что этот человек уже не свой и принадлежит лишь инстинктам и своей безумной голове. Зубы Его прошли сквозь, что вызвало бурю эмоций — злость и отчаянное желание сожрать кого-либо, на которую Риз ответил лишь мимолётным снисходительным взглядом на беснующегося рядом… человека ли?       — Пора, Джек. Скоро мы станем далеки друг от друга, нужно только спросить разрешения у меня... — он услышал недовольное ворчание за спиной, которое начало раздаваться уже вокруг его головы, вызывая эффект присутствия. Всё отчётливее он слышал маты и чувствовал мощную волну гнева, что просочилась в уши, из ушей в голову, из головы в самые нейроны его мозга, что работал последнюю вечность на пределе. Взгляд со стороны жёстко давил на глазные яблоки. Риз ушёл в себя, закопался, свернулся ещё плотнее и ловил кружившие по эллипсу мысли самого себя. Разнообразные лица всплывали со дна его черепа и отправлялись ввысь, уплывая от его рук. Созерцание этой сцены вызывало у него рвотные позывы. Лица были живыми, они ворочали языками, выдавливали изнутри сгнившие челюсти и твердили ему лишь одну фразу «вилка спасёт тебя». Риз предпочёл забыться в ожидании.       — Ты не сможешь, слышишь? Ты безвольный осёл, раз думаешь, что сможешь избавиться от меня! — резкий окрик выдернул парня обратно в реальный мир и заставил стряхнуть с себя пелену размышлений. Он пару раз шагнул сквозь Риза и попытался схватить его за шкирку, но Его действия не принесли плодов. Парень нервно ухмыльнулся, наблюдая за попытками безумной голограммы навредить ему. Он уже не в первый раз думал об «этом». Каждый такой раз Риз был серьёзен, но Он выворачивал его мысли наизнанку, прочитывал каждое его действие и заставлял его руки двигаться не по заданному направлению. И, к сожалению, каждый такой раз Риз оставался в живых. Он не был благодарен, но и не сожалел о том, что Он, по сути, управлял им. Сейчас же всё иначе. Ангелы в кои то веки помогли, перестаравшись и сжёгши пару мелких участков его мозга, что отвечали за контроль его поведения. Так что внезапные движения руками, которыми управлял в такие моменты Он, стали невозможными. Он остался на ступени ниже. Он стал помойкой, но Риз не стал мухой. Риз стал наполовину автономным, наполовину безумным. Становилось всё чудесатей и чудесатей.       — Мы с тобой уже давно живём по разные стороны. Теперь-то ты уже не сможешь исправить мои попытки, сэр Джек.       — Я по-прежнему могу исправить твои мысли, сладкий. — Он остановился, внимательно глядя на него и наклонился над Ризом, упёрши руки в бока. Риз же слегка повернул голову, уворачиваясь от Его взгляда и прерывая зрительный контакт, который было слегка трудно поддерживать в такие моменты. Он попытался схватить его за виски и развернуть его голову обратно, но с ужасом осознал, что теперь его руки уже точно проходят сквозь него.       — Не получается, да? Ты редкостный дебил, и теперь уже ни на что не повлияешь. — Риз резко крутанулся на пятках и подошёл к массивной железной двери, ударяя по ней костяшками единственной руки. Он не обращал никакого внимания на агрессивные выкрики беснующейся от его слов проекции. Ему самому нужно было внимание и вилка. Вилка в частности. — Эй там! Принесите уже обед, мой желудок сейчас разъест сам себя от ожидания!       За дверью послышались странные вскрики, и створка маленького окна в двери распахнулась, показывая пару глаз, широко открытых от шока и с суженными зрачками. Риз уже давно не видел других людей, не беря в счёт ту девушку и пары бессменных амбалов-призраков-ангелов-он-устал-давать-им-названия, что носили его на руках после яркой белой комнаты. Глаза за окошком были насыщенного голубого цвета. Он преследовал его и в других людях. Он был беспощадным. Он на самом деле был ужасным.       — Он заговорил! Кети, тащи месмериста, срочно! Попытайтесь ещё раз!       — Вы тупые? Я. Хочу. Свой. Обед! — он вышел из себя, подобно реке весной, что выходит из берегов и сносит всё на своём пути. Риз стукнул рукой ещё раз, и дверь слегка задребезжала от удара.       Со временем он становился всё агрессивнее, ведь за этот год он всё накапливал свой гнев и раздражение кусок за кусочком, собирая его и оставляя на потом. Сегодня он выпустил их наружу, позволяя бегать по его голове, подобно чертёнкам, выделывая разнообразные трюки и раздавливая череп изнутри своей мощью. Сплюнув, Риз отпрянул от двери, — врата в мои скромные владения, смотри внимательно, Джек, — когда она открылась, впуская запыхавшихся седых людей и тяжёлый дух напряжённости. Целая орава новых, незнакомых ему ангелов шагнули ближе, пытаясь прикоснуться к нему, но он лишь отмахнулся от них и раздражительно цокнул. Они были слишком тупыми для его речи. С ними он не будет разговаривать. Ему всё ещё нужна была вилка.       — Я просил ланч, а не новую-старую порцию бестелесных оболочек. Мерзость. Оболочки от людей, что откинулись столетие назад, не могут думать, или я ошибаюсь? — реакция докторов была до нелепости смешной: они хмыкнули и начали что-то резво записывать в своих блокнотах, не забывая отпускать ехидные комментарии. Некоторые быстро подскочили к парню и заломили его руки за спину, поднимая его подбородок вверх и заставляя смотреть прямо в глаз маленькому фонарику-ручке. Риз был не против заиметь один такой. Синий желательно. Светить прямо Ему в лицо, чересчур идеальное лицо, видя точку от света на противоположной стене, было бы уморительно.       — Слабо коммуникативен… Общение сугубо избирательное. — тараторили с одной стороны, тщательно всё вписывая в бланки.       — Моральные нормы либо не усвоены, либо сугубо личные. — бубнили себе под нос с другой такие же голоса. Всё в комнате смешалось, картинки и звуки — всё стало слишком бессмысленно, нелепо. Риз словил всё ещё беснующуюся пару чертей в своей черепушке и отправил их спать, успокаиваясь и остывая. Он не мог долго злиться. И он давно ничего не слышал со стороны окна, где стоял Он. Риз начал волноваться — вдруг наконец-то исчез? Вдруг люди напугали Его и прогнали своими тупыми, ничего не значащими разговорами, что теперь заполняли его голову? Не-е-ет, это не могло быть так просто. Он пытался подловить Риза, а затем внезапно выскочить, аки джинн из старой затёртой лампы и напугать его до усрачки. Вот только выскакивать было неоткуда.       — Мистер… Риз, вы меня слышите? — очередная мелодия скрипучего голоса резанула по его ушам. «Мистер» скривился и оскалил резцы, обнажая желтоватые зубы, прям под тон его кожи. Ему было плевать на врачей, что так любопытно глядели на него из-под полуприкрытых век, словно он был древним экспонатом в местном музее. Ему было плевать на всё, кроме Него. И ещё вилки. Чёртовы тупицы, даже не могут выполнить примитивную (последнюю)просьбу одинокого-одичавшего существа. Назвать себя человеком, настоящим человеком, он уже не мог, его сознание перестроилось под Него, не представляя себе полноценную жизнь без чужого, липкого и навязчивого тона.       После получаса пристального изучения его тела, и осознавая, что они больше ничего не смогут из него вытянуть, ангелы упорхнули обратно на небеса через врата, что так ревниво охранял Риз, и плотно закрыли за собой дверь, пообещав принести лучший ланч на станции. После последнего громогласного отголоска чьего-то голоса за дверью Он пришёл обратно, материализуясь возле застывшего на месте Риза, который был явно не в духе. Снова и снова он пытался сворачиваться, отрекаясь от материального и уходя глубже. Устроить переполох в психлечебнице? Да легко. Устроить зрелище возле окна, будто он был липовым актёром в драмкружке? Ещё легче. Завязать разговор спустя месяцы молчания? Идите нахуй, пожалуйста.       Двое мужчин стояли посреди комнаты. Два разума соприкоснулись и превратились в один. Три руки сплелись в одну. Риз попытался отпрянуть от Него, что схватил его за левый бок и проник в нервы и мышцы, что пытался забрать его обратно к себе, но тело парализовало, и он рухнул на колени, сгорбившись и хватаясь за горло, вдыхая терпкий аромат дымного фимиама. Он прохаживался по его венам, сея переполох среди клеток и вязкой крови. Он заглядывал в каждый орган, бродил фантомными руками по коже, касаясь каждого ожога и запёкшегося синяка, проводил пальцами по рёбрам и поднимался вверх, оглаживая каждую костяшку и позвонок. Фантом не мог управлять, но мог заставлять чувствовать, проникая внутрь нервов, внутрь сознания, внутрь всей чёртовой умирающей системы. Он пытался дотронуться, но мог только с жадностью смотреть, вырисовывать узоры над телом и шипеть сквозь зубы в праведном гневе. Лишь после того, как Риз полностью упал на мягкий ковёр и свернулся калачиком, тихо поскуливая, Он прекратил. Иногда бывали такие дни, что Он не мог удержаться от исследования его тела. Раз за разом, проходя всё теми же путями, Он доводил беднягу до стресса и сбивчивого дыхания вперемешку с необычно сильно трясущейся рукой, которой он обнимал себя. Риз в такие моменты тихо ненавидел предмет своего обожания, как абсурдно это бы ни звучало. Лишь после того, как Он начинал быстро-быстро говорить о том, что не посмел бы ему и царапины оставить, и вообще Он очень сильно извиняется, Риза отпускало, и он снова запрыгивал на подоконник, слегка обижаясь и не обращая на Него внимания некоторое время. Сейчас же Он присел рядом с ним и попытался разговорить, вытянуть стальными клещами слова, чтобы услышать снова тихий дрожащий голос. На людях Риз держался молодцом, но в одиночестве становился чересчур аскетичным.       — Хэй, дорогуша, эти люди слишком наглые, не думаешь? Мало того, что выгоняют меня, — сжатые кулаки и показательно спокойное лицо выдавали Его с головой, — так ещё и считают, что достаточно хороши для твоего голоса, ха! — после этих слов полупрозрачный мужчина запустил ладони в свои волосы и рухнул на пол, устраиваясь рядом, прикасаясь к нему в попытке успокоить. Риз пропустил этот жест и вздрогнул от громкого звука открывающейся двери, в которую занесли поднос с едой. Миловидная дамочка, что несла его в руках, остановилась и улыбнулась парню, что полулежал на полу. Она плавно прошлась мимо него, подходя к столу и разлаживая аккуратно вычищенные столовые приборы. Ложка, тупой нож — опять же в целях безопасности, — и вилка, что сияла ярче всех. Они догадывались. Ангелы не тупые, они всё сразу поняли. Или Риз просто хорошо постарался. Он надеялся на второе.       После того как женщина вышла из палаты, пожелав ему «приятного» аппетита, Риз подскочил с пола и тут же охнул, не чувствуя затёкшего бока. Он подошёл к столу, слегка прихрамывая, и взял в руки идеально чистую вилку. Парень подумал пару секунд и вспомнил Его «игры». Тот же резко подбежал к Ризу, по пути выкрикивая пару нецензурных выражений, и при пустой попытке выбить вилку из его рук недовольно поджал тонкие губы, понимая, что в этот раз он предельно серьёзен. Все эти метания раненым зверем по комнате, бессмысленные детские обзывания и тягучая карамельная атмосфера — это действовало ему на нервы. Риз же немного повертел вилку в пальцах и попытался уколоть себя в желудок. Она лишь неприятно ткнулась в тощий запавший живот и всё. Никаких ран, ничего. Оставив после себя лишь пару отметин, она отлетела в сторону под взволнованный взгляд фантома и разочарованный Риза. Он потянулся за ножом и остановился, занеся руку над подносом. Парень заметил, что Он молчал. Снова молчал. Риз развернулся всем торсом и посмотрел под потолок, на котором бегал бывший правитель Гипериона, тихо воя себе в отвороченный рукав куртки от безысходности. Бегать по потолку было Его любимым занятием, когда Риз умирал со скуки или просто умирал. Как сейчас.       Он прошёлся в тот угол, куда он отбросил вилку. Гнилые лица были правы —  вилка его друг, друг до конца жизни. Слишком много иронии произошло в этот день. Он чувствовал, что прямо сейчас за ним наблюдают по крайней мере три пары пытливых глаз за дверью. Риз поднял вилку и подкинул её в воздухе, смотря на эффектные переливы метала. Голограмма спустилась с потолка и рассерженно сложила руки на груди, видя перед собой человека с серебряным предметом в руке и чёрной тенью за спиной. Она уже пришла за ним.       — Не думаю, что это правильное решение. — прошептал дрогнувшим голосом мужчина и запустил подрагивающую руку в волосы, осознавая тот факт, что и Он уйдёт вместе с Ризом. Мелкий эгоистичный засранец ты, знай. Ему было страшно, насколько может быть страшно плоду чьего-то воображения. Впервые за всё осознанное своё существование Он молил человека о… пощаде? Призывал к жизни? Да чтоб Он, да чтоб призывал, да тем более к жизни, когда сам убивал всех направо и налево? Ха, они сошли с ума коллективно, даже не задумываясь о последствиях этого дикого симбиоза «Лиса» и «Голограммы». Лису уже всё осточертело, Голограмме всё только начинало нравиться. Лис хотел сбежать из норы, Голограмма же надела на него лучший ошейник из своей коллекции и привязала к обиталищу. Лис сбежит, разгрызя удавку, Голограмма же останется с ним, в вечности следуя по его стопам, желая догнать и истребить в нём всё желание к новому побегу. Лис сбежал, Голограмма осталась.       Риз поднёс длинную сверкающую вилку к горлу, легонько провёл вдоль гортани. Синеватая иллюзия застыла на месте, ошалев от такого простого и вместе с тем изящного движения. Будь в его руках нож, он бы разрезал себе кожу от уха до уха, создавая подобие двойной улыбки. Риза, кажется, просто забавляло смотреть на Его реакцию. Пришла его очередь «игр» с шеей.       Он вздохнул поглубже, последний раз вдыхая сладкий аромат, что принесли с собой люди, и размахнулся, откидывая голову назад и немного вбок. Он пытался кое-как попасть в артерию под ушной раковиной. Было бы весело наблюдать за тонкими струйками крови со стороны, и он оставил это удовольствие полностью для Него. Говорить уже не хотелось, сворачиваться тоже. Сейчас он скорее развернётся и выплеснется наружу, открывая свой мир изнутри и выпуская всех бесов на волю. Самый главный бес стоял рядом и шокировано смотрел на широко улыбающегося Риза. В конце концов белые люди не будут мешать. Они будут лишь взволнованно следить за происходящим, просачиваясь сквозь створки двери и выглядывая из маленького окошка. Они наконец-то избавятся от балласта. Поместить его в лучшую палату всего Гипериона и ждать смерти? Что ж, они пошли определённо по Его стопам. Молодцы.       С тихим свистом выдохнув воздух, он вонзил начищенную вилку прямо в сонную артерию. Блеснул метал и соприкоснулся с кожей, проникая внутрь, заставляя Риза чувствовать резкую боль. Он распахнул глаза, смотря на Джека, стоящего рядом с приоткрытым ртом. Будто для него это было неожиданностью. Пару секунд он держал вилку в руке, но затем в панике попытался вытащить её, не зная, что лишь сильнее усугубляет ситуацию. Черти всполошились в его голове, забегали, затопали маленькими копытцами, вызывая сильную головную боль, и наотрез отказались покидать убежище. Кровь толчками вытекала из шеи и пачкала жёлтый ковёр, — Гиперион напоминал о себе везде — оставляя на нём красные цветочные узоры. Маки на жёлтом фоне. Риз пытался прикрыть пальцами рану, но они соскальзывали и тоже пачкались, отпечатываясь по всему телу огненными язвами, когда он захотел снова обхватить себя рукой, будто защищаясь. Джек, проекция Джека, фантом Джека — он лишь рухнул на колени напротив него и пристально смотрел ему в глаза, не говоря ни слова. Риз хотел отвернуться, но лишь больше открыл рассечение, позволяя крови выходить наружу ещё сильнее. Он начал чувствовать сильную непреодолимую слабость, будто жизнь вытекала из него втройне сильнее. Паника разливалась по его спине, пробираясь в конечности, и Риз захотел закрыть глаза и забыться. Прокашлявшись и отхаркнувши пару красных комочков, он больше не смог усидеть ровно и рухнул на пол, закатывая глаза и открывая пересохшие губы в безмолвном крике. Со стороны смотрелось ужасающе красиво, будто лис бежал в маковом поле.       — Предатель… — последнее, что смог сказать Джек, медленно растворяясь в воздухе и исчезая уже навсегда. Лис, наконец-то, смог сбежать.