***
– Ты, что, всё ещё спишь? – Сегодня мой день рождения, что хочу, то и делаю. – недовольное ворчание в трубке ясно дало понять: обладатель заспанного хрипящего голоса только что продрал глаза. Виной тому послужил телефонный звонок друга, который решил заскочить поздравить с утра. – Откроешь мне, получишь подарок и дрыхни хоть целый день. – весело парировал Блэйк. – Тебе понравится, так что вылезай из кровати, раздолбай. Отчаянно зевая, чертыхаясь, и наскоро натягивая первую попавшуюся под руку футболку, Адам прошлёпал босыми ногами к двери и неловко повернул торчащий в двери ключ. Гитарист ворвался внутрь, обдав Левина свежестью и утренним холодом. – Ну ты и соня. С днём рождения, что ли. – Шелтон заключил музыканта в крепкие объятия, свободной рукой взъерошив его коротко стриженые волосы, а после звонко чмокнув в щёку. – Держи, сладкоежка. Зацени. С этими словами, он протянул Адаму громадную коробку в пёстрой обёртке. Всё ещё недовольно щурясь, вокалист осторожно взял подарок, и недолго думая, опустился с ним на пол, принявшись рвать яркую бумагу. – Ух ты! – Левин не смог сдержать восторга. В коробке оказался гигантский праздничный торт, украшенный завитушками из крема и шоколадной крошкой. Чувствуя, как у него текут слюнки, Адам вскочил, крепко сжимая бесценный дар в руках, и оставил на щеке Шелтона едва уловимый поцелуй. – Спаси-и-ибо! Вот, блин, ты знаешь, что я люблю. – музыкант нахмурился. – А я подарил тебе какую-то хрень. Не отрицай. – Носки - не хрень, Адам. Рвутся же, падлы, так, будто их вместо меня мамонт носит. – Если бы носил мамонт, рвались бы реже. – тихо пробормотал Левин, но каким-то невероятным образом, Шелтон его услышал. – Слыш, карапуз, может, на чай уже позовёшь? Хотя, я бы лучше кофе выпил. – А ты, что, никуда не спешишь? – деловито осведомился солист, направляясь на кухню. – Не-а. – лениво протянул кантри. – У меня сегодня выходной. – Так какого же хрена ты припёрся так рано? – от возмущения Адам чуть не выронил торт. – Тебя позлить, разумеется. – усмехнулся Блэйк, слегка приподнимая бровь. – Терпеть тебя не могу. – музыкант опустил подарок на стол. – Какой тебе чай? – Ты чем, вообще, слушаешь? – хохотнул мужчина, глядя, как Левин с озадаченным лицом роется в настенном ящике. – Я же сказал, что хочу кофе. – Ах, да, точно. – хлопнул себя по лбу Адам. С утра он всегда туго соображал, но сейчас, из равновесия выводил ещё и тот факт, что Блэйк застал его врасплох, явившись так рано. С одной стороны, Левин был дико рад видеть эту тушку из Оклахомы, с другой, ему казалось, они в тупике, откуда давно не могут выбраться. Он презирал себя за то, как сильно желал, чтобы Блэйк сорвался. Хотя бы раз. Выпустил пар, отпустил себя, перестал играть. Нет, музыкант не был влюблён. Точнее, был. Лет пять назад. Сейчас он любил эту деревенщину больше, чем следовало. Больше, чем возможно. Но этот ходячий мешок обаяния ни разу не говорил о чувствах, а признаться первым Адам не мог. Его пугал не столько отказ, как то, что за ним последует. Он не мог потерять Блэйка. А Шелтон никогда не сможет его принять. «Я слишком не его тип» с раздражением думал Адам, набирая воду в чайник. Уйдя в мысли, музыкант не заметил, как друг оказался рядом и перехватил его тонкое запястье. – Прости. Но я хотел быть первым, кто тебя поздравит. – видя, как расширяются зрачки Адама, и покачивается рука, с трудом удерживая тяжёлую ёмкость, Блэйк тотчас отпустил его, отходя и плюхаясь на стул. Поставив воду кипятиться, Левин с силой сжал одной рукой вторую. От прикосновения Шелтона она неистово дрожала. «Спокойно. Успокойся, всё окей. Всё окей, он скоро свалит.» Однако, стоило солисту повернуться лицом к Блэйку, как тот вновь вскочил и быстро приблизился к нему. Во взгляде гитариста смешались решимость и сомнение, взор пьяно блуждал по телу Адама, останавливаясь на губах. – Чёрт, как же всё-таки сложно. – выругался Блэйк. – Я не должен. Знаю, что не должен. Адам вопросительно поднял брови, чувствуя, как учащается биение его сердца.***
– Адам... Он непозволительно близко. Расстояние сокращается. Вспышка света, – солнце появляется в кухонном окне настолько внезапно, что режет глаза – Левин ослеплён. Нежное, лёгкое прикосновение обветренных, слегка подрагивающих, губ заставляет музыканта трепетать всем телом. Это впервые. Так никогда раньше не было. Это ни на что не похоже. Как же долго он ждал... Ждал всю жизнь. Судорожный вздох. Адам встречает его глаза... эти голубые, как ясное утреннее небо, глаза. Музыкант не может оторваться, отвести взгляд. Мир застывает, время больше не движется. Лишь ты и я, мы во вселенной странниками были. Да, ты и я, мы заблудившись, порознь бродили. Мы тысячи путей прошли. Борясь, сражаясь, падая и поднимаясь. И, наконец, пересеклись пути. Твоей руки я бережно касаюсь. Блэйк находит тонкие пальцы вокалиста, воздушным прикосновением скользя по худой руке. Сжимает их, подносит к губам. Целует. И этот взгляд... по-прежнему пронзает Адама насквозь. Безумие. Сомнение. Надежда. Страх. Волнение. Страсть... Миг длится вечность, комнату заливает светом, и они нежатся в лучах солнца, наслаждаясь друг другом. Прикосновение руки к небритой щеке, и Адам вздрагивает, приятное покалывание пробегает по телу, он закрывает глаза, прижимаясь щекой к тёплой ладони. Те бледные губы, недоступные желанные губы снова в миллиметре от его. Невозможно поверить. Мираж, иллюзия, обман. Но Блэйк так близко, Адама обдаёт его теплом. Вздох. Их губы сплетаются. Левин целует настойчиво, требовательно, прижимаясь к мягким сахарным устам всё сильнее, боясь отпустить. Они словно умалишённые, и хаос, творящийся в голове, отражается на поцелуях: столь пылко, дико, лихорадочно и отчаянно каждое сближение губ. Руки Шелтона оказываются на талии Адама, мужчина дёргает его на себя. Блэйка трясёт. Как долго они к этому шли Сколько пришлось пережить... сколько раз мелькала мысль о том, что счастье невозможно? Слишком много, чтобы сейчас думать об этом. Разрывая поцелуй, гитарист молит Бога лишь о том, чтобы Адам не оттолкнул его, не сбежал. Соприкосновение взглядов. Левин тяжело дышит. Его пальцы, укрывшиеся в непослушных и растрёпанных кудрях Блэйка, медленно перебирают их, а глаза источают искры сумасшедшего счастья, нахлынувшего неожиданной волной, разбившего тревогу и испуг, заполнившего каждую клеточку тела. – Я люблю тебя. Кто произносит это первым? Не важно. Это уже никогда не будет важно. Имеет значение лишь то, что происходит сейчас. Этот день, этот момент... только для них. Это мгновение на двоих.