Парень с родинкой на шее

И вот, он готовит яичницу. На двоих. Стоит такой на кухне: босиком, в спадающих джинсах, голый по пояс. Дёргает правой ногой и негромко напевает какую-то песню, которую ты не знаешь. Ты сонно трёшь глаза, натягиваешь его белую футболку и тихо встаёшь. На носочках подкрадываешься к нему, ступая по холодной плитке, и знаешь, что он слышал, как ты встала. Поэтому он ждёт. Ждёт, когда осторожно прижмёшься к его широкой спине, скрестив руки на животе. Так ты и делаешь. И уверена, что он улыбается. Вдыхаешь его запах - родной такой, а потом приподнимаешься и целуешь в шею. Прямо туда. В родинку, из-за которой он так отличался от всех там – в отделе «Потерянных». У отца была такая же. Возможно, поэтому тебя так тянуло к этому парню с первого дня вашего знакомства? У твоего отца тоже была родинка, прямо на затылке. У Бобби она чуть правее, но от этого лишь красивее. *** - Чего уставилась? – спросил он, когда вам было по четырнадцать и когда вас качало в грузовике, пропитанном запахом крови и детским страхом. Он не выглядел тогда дружелюбным. Он не выглядел тогда нежным. Но почему-то с каждым днём он выглядел, как смысл твоей жизни. - Отцу пулю всадили прямо в затылок. У него там такая же родинка была, - сказала ты через ком в горле и сильно закусила губу, потому что если показать слабость ублюдкам вокруг, они станут гнобить до конца жизни. Так случилось и с той тайкой, которая сжимала в руках мамин блокнот. Блокнота уже нет. И той тайки тоже. Брюнет приложил руку к шее, и такое чувство, будто он и понятия не имел, что у него там чёрное пятнышко, которое очень заметно; которое прямо кричит за километр. - Ты странная, - сказал он и отвернулся, прикрыв глаза в надежде, что сможет уснуть. Но он не смог. Рядом десятилетняя девочка всхлипывала, а брат прикрывал ей рот рукой и прятал её голову в свою жилетку. Ещё через один сидели два друга, чуть постарше, и им почему-то было очень весело. - Убивать – не так уж плохо. Жизнь перестанет быть скучной. Я слышал, за это они дают крутое место пожить и вкусную еду. Так говорил один другому, отчего к твоему горлу подступала тошнота, а «парень с родинкой» открыл глаза и некоторое время смотрел в одну точку. Потом он перевёл взгляд на то, как ты теребила пальцами фенечку, пытаясь унять дрожь. Брюнет внезапно достал полупустую бутылку с водой и кинул её тебе так, что она попала прямо в живот и ты поморщилась от боли. Никто здесь вам воду не раздавал, очевидно, парень захватил её с собой ещё из дома или где он там жил. - Выпей и прекрати трястись, - очень тихо сказал он, когда ты непонимающе уставилась на него. У вас с отцом в доме даже кружки были с надписями, чтобы не перепутать. И ложки тоже. И вилки. Ты была брезгливым ребёнком, а он заботливым папой. Ты любила его, а он тебя намного сильнее. Прекратить трястись? Да если бы ты могла. Не прошло и двадцати четырёх часов с того момента, как его тело на твоих глазах опустилось на мокрую землю. Ты ещё даже не успела понять, что папы больше нет. Ты смотрела на бутылку, будто там яд, но очень хотелось запить ту горечь, которая подступала каждую секунду к языку. - Что? Брезгливая? – усмехнулся парень, и тогда ты жадно присосалась к горлышку, выпив всю воду. И всё. Пока вы не доедете до места, пока не доедете до дома «Потерянных» никто вам и воды не даст. Ты узнала его настоящее имя тогда, когда самому сильному из парней приказали соревноваться с самой сильной из девушек. Такими были именно вы. Все звали его Бобби, потому что в этом месте не имеет значения как тебя назвали при рождении. А тебя звали Кая, но о настоящем имени ты и не хотела вспоминать, потому что так тебя назвал отец. Но отца больше нет, значит и имени твоего тоже нет. Бобби мог побить любого в вашей группе. Именно поэтому от первого его удара ты думала, что отключишься. Он разжал кулак и ждал, пока ты поднимешься, чтобы продолжить бой. Ты уворачивалась как могла. Но в конечном счёте, после третьего его удара, валялась на матах, тяжело дыша и вытирая кровь, которая текла то ли с носа, то ли с губ, было не разобрать. Он нашёл тебя в тёмном туалете, где всегда было очень холодно и горячая вода периодически не шла. Здесь были душевые, разделённые на две части лишь тонкой занавеской, к чему приходилось привыкать с большим трудом. Когда все стали старше, издевательства уже прекратились, потому что никто никого не стеснялся. Наверное, втихаря кто-то кого-то даже хотел. Например, Минджун смотрел на тебя голодными глазами всякий раз, когда ты, укутавшись в темно-синее полотенце, выходила из душевой. Но недавно ночью его кто-то сильно избил. Такое случалось здесь, ты слышала это от старших. Но в вашей группе это было впервые. Минджун отказался кому-либо что-то рассказывать. После того он больше не смотрел на тебя. Никогда. А во время обеда он садился вообще на другой конец стола. Отныне всегда. - Покажи, - сказал Бобби, зайдя за тобой в туалет и грубо схватив пальцами за подбородок. Ты знала, что он не был из тех, кто получает удовольствие от избиения девушек. Таков был приказ, и вы должны были выполнять. Если бы он это не сделал, вас обоих могли наказать, и это было бы похуже ударов Бобби. - Всё нормально, отвали, - ты попыталась убрать его руку и начала промывать губу холодной водой. Но кровь не прекращалась, а ты боялась смотреть в зеркало. Твои светлые волосы были измазаны теперь красным цветом и этого уже было достаточно, чтобы понять как ты выглядишь. Бобби держал в руках свою белую футболку и внезапно поднёс её под кран. Намочив, он осторожно приложил её к твоему носу, заставив запрокинуть голову. Ты тут же почувствовала запах, который не знала ранее. Запах железа теперь смешался с этим самым запахом. Запахом Бобби. А потом тебе странно показалось, что он напоминает запах отца. В глазах стало мокро. Ты тут же отдернула его руку. - Сказала же, отвали! - Нужно было тебя ещё раз стукнуть, - грубо прошипел Бобби, но вместо того, чтобы послушаться тебя, начал тереть майкой твои губы, щеки и лоб. Ты больше не сопротивлялась и просто молча смотрела на родинку, на его шее. Красивая. Очень. - Как тебя на самом деле зовут, слабачка? – внезапно спросил он очень тихо. Вода с крана сделала «кап», которое разлетелось по тёмному и холодному туалету. - Неважно, - сказала ты, а брюнет странно улыбнулся. Странно ещё то, что ты вроде как ни разу не видела, чтобы он улыбался. - А меня зовут Чживон, и если честно, имя Бобби мне совершенно не нравится. И с того дня, если вы оставались наедине, ты называла его только настоящим именем. А с каждым разом, наедине вы оставались всё чаще. На крыше двадцатиэтажного здания, откуда открывался вид на лес. Периодически парни брали разрешение пойти в стрип-клуб и хорошенько потрахаться. К ним привязывали старших и они в приподнятом настроении уезжали на автобусе. Казалось, все давно смирились с такой странной жизнью, с таким контролем. Головой и ты смирилась. Но сердце вечно просилось наружу. А ещё, в такие вечера ты молотила грушу кулаками, потому что Чживон тоже с превеликим удовольствием уезжал удовлетворять потребности организма. И всё же, однажды он не поехал. - Ты не поехал с остальными? – спросила ты, когда увидела знакомую спину на крыше. Чживон, засунув одну руку в карман, пускал кольца дыма, а потом пытался тыкнуть в них указательным пальцем. Выглядело это смешно и тепло одновременно. - Нет, - коротко ответил он, даже не повернувшись. - Почему? – ты подошла к парню и встала рядом, устремив взгляд в темноту. Здесь всегда холодно. Прошло четыре года, а чувство, будто солнце за это время даже ни разу не грело. А разве оно могло согреть такую паршивую жизнь? Но грело что-то другое. Голос Чживона грел. И хриплый смех его. И глубокий взгляд тоже грел. И запах его. - Сам не знаю, - усмехнулся он, а потом выкинул окурок сигареты куда-то вниз. – Трахаться с непонятными бабами не весело. Мне больше не хочется с ними трахаться. Я чувствую себя кретином, представляя на их месте каждый раз другую. Вся твоя кожа покрылась тогда мурашками. Ты не смотрела на него, но краем глаз видела, как он развернулся к тебе и начал сверлить взглядом. Между вами было всего каких-то два шага, но никто их не делал. Ты давно знала, что тебя тянуло к нему. Ещё тогда, в том жутком грузовике. А ещё, ты знала, что его тянуло тоже. С какого момента, правда, неизвестно, но точно была уверена. И это было страшно. Чживон в свои двадцать лет излучал мужество, защиту и теплоту. С ним хотелось быть слабее и прятаться за его спиной от целого мира, а такого в вашей ситуации допускать нельзя было. Поэтому ты, пересилив себя, развернулась и, стуча подошвой от ботинок, хотела поскорее скрыться. Но «парень с родинкой» не дал тебе этого сделать. Он резко схватил тебя под локоть и притянул к себе. - Даин за коробку молочного шоколада рассказала о том, что ты спишь с моей футболкой под подушкой. Это правда? От этого вопроса у тебя задрожали колени и, кажется, кожа на щеках покраснела. Даин была лучшей подругой, но дурной до ужаса. И вот тому доказательство. Тогда в туалете, после вашего первого и последнего состязания, он кинул тебе окровавленную футболку и ушёл, сказав оставить себе. Вот ты и оставила. - Н-нет, - ты пыталась соврать, но выходило хреново, потому что голос твой дрожал и потому, что Чживон и без того всё знал. Ему просто нужно было услышать это от тебя. Он старался не улыбаться, но было видно, что вся эта ситуация ему очень нравилась. - А вот я спал с разными женщинами, представляя тебя, - признался он, выдохнув это почти что в губы, и от такой жесткой правды у тебя начала кружиться голова. – Так что, по-прежнему не спишь с моей футболкой? – лицо его с каждым словом приближалось, а ты чувствовала, как в месяц декабря, на морозе этом, тебе очень жарко. - Отпусти меня, - резко сказала ты и оттолкнула парня, тем самым вырыв яму для вас двоих. Он тут же развернул тебя к себе и, схватив твоё лицо в свои большие ладони с разодранными костяшками, впился в губы. Ты никого не целовала прежде. И тебя никто вот так не целовал. Но казалось, что кроме Чживона, никто и не должен. Ты хотела его снова оттолкнуть, но он лишь сильнее прижал тебя к своему телу и ты поддалась. Вы целовались долго. С этим парнем с родинкой на шее, который никому не рассказал откуда он, где его родители, как он попал в тот грузовик с остальными. И не рассказал, почему он избил Минджуна чуть ли не до смерти. - Хватит спать с моей футболкой. Спи со мной! И ты так и делала. С того дня ты спала с ним. На крыше. Поначалу просто уткнувшись носом в его грудь и вдыхая его запах. Запах защиты. А утром у него была привычка поворачиваться спиной к тебе, удерживая твою руку у себя на животе, под одеждой. Тогда ты спешила проснуться первой, чтобы скользить носом по его затылку, а потом нежно касаться губами родинки, чуть правее. А однажды, после группового первого задания, которое прошло успешно, все пошли праздновать. Праздновать тот факт, что смогли убить людей - именно так это ты видела. Твоя задача в этом деле была довольно простой, ты должна была притвориться девочкой по вызову и отключить некого господина Пака. А господин оказался непромах и стал лезть к тебе в трусы прежде, чем было запланировано его отключение. А хреново то, что из-за приказа ты не могла ничего сделать. Тебя тошнило и трясло, но благодаря актёрским способностям ты смогла обвести пузатого мужика вокруг пальца. Скрылась в уборной на некоторое время, а потом ногой врезала ему в пах и только после этого отключила. О первом ты предпочла не докладывать. Бобби в ярости курил одну сигарету за другой. Он был зол, потому что с самого же начала не мог смириться с тем, что на роль девушки по вызову взяли тебя. Он даже обещал, что такого больше не случится, но разве ему под силу это решать? - Чживон? – ты осторожно трогаешь его плечо и он тут же поворачивается. Он видел и до этого, что ты в порядке, но вам удалось остаться наедине только сейчас. - Он ничего тебе не сделал? – спрашивает Бобби, осматривая твоё чуть порванное у колен платье. - Нет, - произносишь ты, но это всё равно не даёт парню расслабиться. Его челюсть сведена, как и брови. Ты знала, что вот такой он – пожирает себя изнутри. – Всё нормально, - ты поднимаешь руку и касаешься его щеки, а потом прижимаешься губами к шее. Он любит, когда ты так делаешь. - Я не мог... блять, я не мог ворваться туда раньше. Ты знала это и без его слов. Всё рассчитано по секундам. Малейшее неверное движение, и вы просто получите пулю в лоб. Рука Бобби начинает гладить тебя по волосам, и с каждым шагом он подталкивает тебя к вашему уголку, где за множеством досок лежит матрас, несколько подушек и одеяло. Он осторожно опускает тебя на спину и начинает целовать. Только с тобой он такой. Такой нежный. - Я обещаю, к тебе никто никогда не притронется, - говорит он между поцелуями, приподнимая твоё платье и избавляя от него поскорее, чтобы заполнить этот вечер совершенно другими воспоминаниями. И ему это удаётся. Он даже заставляет забыть то, что вы заключённые в отделе «Потерянных»; что вы будете убивать, когда вам скажут; что вы можете хоть все спать друг с другом, но не защищать. В ту ночь, ты понимаешь каково это – хотеть кого-то так сильно. Ты полностью отдаёшься этому парню, который сказал, что ты странная. Парню, который медленно заполнял твои мысли и вызывал пугающие чувства в области сердца и где-то внизу живота. Парню, которого хочется целовать вечно и остаться в его руках тоже навечно. И щекой вот так прижиматься к мокрому плечу. Ощущать тяжесть его тела на себе. Слышать, как он сдавленно дышит и говорит тебе на ухо, что будет больно, но он постарается аккуратно, постарается для тебя. А потом выгибаться и стонать, когда он запускает руку под резинку трусов и накрывает твою промежность. Ты краснеешь и прячешь лицо в его шее, а он говорит, чтобы ты посмотрела на него. Но ты редко его слушалась. Тогда ты впервые понимаешь, что такое настоящее наслаждение, но знаешь, что между вами должно быть что-то больше. И хоть Чживон сдерживает себя, стараясь причинить как можно меньше боли, всё равно больно. Поэтому он начинает шептать всякие смешные пошлости, чтобы вызвать улыбку на твоём лице и чтобы ты отвлекалась от ноющего чувства между ног, когда он входит в тебя. Теперь ты его девочка, а он твой мальчик с родинкой на шее. Можно хоть спать друг с другом, но не защищать. И вы нарушаете это правило. Одно задание чуть не проваливается из-за характера Чживона и из-за того, что ты ослабела, позволив ему любить себя. Он приказывает тебе молчать и берёт вину целиком на себя. Его забирают к главе отдела. У потерянных душ здесь, есть тот, кто держит все эти души - некая госпожа Ким, которую ни одна группа никогда не видела. Все знают лишь то, что провинившиеся редко возвращаются, а если и возвращаются, то не имеют права никому ничего рассказывать, и после выполняют все задания без запиночки. Каждый день ты поднимаешься на крышу и каждый день куришь одну сигарету из его пачки. Неделя длится слишком долго, и никто не может тебе сказать вернут ли тебе твоего парня с родинкой на шее. По ночам ты не можешь уснуть, хоть и Даин поёт тебе колыбельную сквозь слёзы, потому что она напоминает ей о матери. Ничего не помогает. Ничего, пока Бобби не возвращают. Он заходит в зал, когда ты колотишь грушу со всей силы, потому что здесь нельзя плакать. А что самое ужасное, нельзя подбежать к нему и крепко-крепо обнять. Тяжело дыша, ты рассматриваешь его, нет ли где порезов, синяков. Ничего нет. Что с ним делали? Друзья подходят и бьют его по плечу, но никто ничего не спрашивает, потому что все знают, что за это можно получить. А он смотрит на тебя так, как и неделю назад. Ничего не изменилось в его взгляде. Ты кидаешь перчатки в сторону и выходишь из зала. Оставляешь дверь туалета чуть открытой, хотя, наверное, Бобби и без того знает, где тебя искать. Через пару секунд он заходит за тобой, и только здесь ты даёшь волю чувствам. Кидаешься на него, крепко обнимая, а он прижимает тебя к себе так, как если бы хотел, чтобы вы провалились друг в друга. Вдыхаешь родной запах, заполняющий легкие и будто оседающий на сердце, отчего оно, наконец, впервые за эту неделю успокаивается. - Я ничего не буду спрашивать, просто скажи, у тебя где-нибудь болит? – ты трогаешь дрожащими пальцами его лицо, убеждаясь, что его не били. Шрам над бровью тот же, что и в вашу первую встречу. На виске тоже старый. Значит, не били. - Да, в паху, - говорит он, улыбаясь, а ты ударяешь его в грудь. Как он умудряется шутить сейчас? - Придурок! Я же с ума сходила, я всю неделю не спала. - Всё-всё, тише. Всё хорошо, - он снова прижимает тебя к своей груди и успокаивающе гладит по волосам. И, ты вот так живёшь: за его спиной, свыкнувшись с мыслью, что делаешь то, что когда-то делал твой отец. С мыслью, что он сам отдал тебя Потерянным, прежде чем покинул этот мир против своей воли. Живёшь в этом холодном и жестоком месте, где тебя греет парень с родинкой на шее.