Параллели

— А я тебе говорю, если верно все рассчитать, этот реактор позволит стабилизировать процесс подачи и распределения энергии для работы системы и станет сердцем той махины, позволив реализовать все функции. Это сократит риск возникновения ошибок системы! Особенно если вы, ребята, правильно напишете программу и перепроверите все как следует с самого начала! — Да-да. Топай отсюда уже, идейник хренов! — раздался раздраженный возглас одного из ученых, и парень фыркнул, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов по направлению к выходу. Он всю свою жизнь слыл сумасшедшим: делал все наперекор словам матери, не слушал отца и постоянно выдвигал чокнутые теории, на грани безумия и фантастики. Его идеи редко кто оценивал как-то, кроме «бред собачий»… да и что греха таить, это самое «редко» по статистике приравнивалось к натуральному «никогда». Выгнанный из последней доступной ему лаборатории парень замер у порога снаружи и раздраженно сплюнул на грязный асфальт. Руки сами рванули резинку с волос, позволяя золотистым локонам заструиться по спине до самых бедер, обтянутых старыми, добрыми, потертыми джинсами, а колкий взгляд золотистых глаз обратился к лазурному небу. Парень недовольно цыкнул, засунув руки в карманы. — «Топай отсю-юда, идейник хре-енов» бе-бе-бе… Охренеть — не просыпаться, Фен! Имя свое Фенистрель любил, хоть от него изрядно разило книжной пылью всяких сказок об эльфах, хоббитах и прочих разумных нечеловеческих. В конце концов, оно ему подходило — он жил в своем собственном мирке, иллюзорном, как говорили все вокруг. Именно потому у Фенистреля были знакомые, приятели, но не друзья. Ему не верили, так, собственно, и он никому не доверял в ответ. Для окружающих Фен всегда оставался глупым мальчишкой, мыслящим сказками, в то время как остальные строили разумные научные теории, делали открытия и двигали науку вперед, ставя различные опыты. О том, что ставили их на неугодных правительству людях под энным количеством транквилизаторов, разумеется, умалчивалось. Фен как-то раз уже возмутился по этому поводу, обозвав эксперименты над людьми бесчеловечными, а заправляющих всем этим «научным прогрессом» — мерзкими работорговцами. Потому его из правительственной лаборатории и поперли на восьмой день пребывания в составе очередной исследовательской группы. Ладно хоть не убили, смехотворно взяв честное слово никому ни о чем не рассказывать. Парень хмыкнул. Не то чтобы ему некому было обо всем этом рассказать, зато неделя работы не прошла для блондина бесследно. Фен узнал куда больше, чем считало правительственное начальство, отпуская непригодного работника на все четыре стороны, и это самое «больше» на самом деле значило очень много. Бросив очередной взгляд на научную лабораторию, Фенистрель вздохнул и потопал к автобусной остановке. Каким бы великим научный прогресс ни был, транспорт и состояние дорог всегда оставались неизменными — стабильно-полуживыми. Маршрутка встретила его привычной бывшему студенту духотой и недовольными взглядами ворчливых бабушек, осуждающих потерянное молодое поколение. Вдоволь наслушавшись теорий про принадлежность к самым разным молодежным движениям и даже сатанинским сектам, Фен, наконец, спрыгнул с последней ступеньки «печки на колесиках» и побрел домой, не особо яростно проклиная прогнавшего его научного работника. В конце концов, если бы все те великие ученые, раз за разом выдворявшие его за пределы лабораторий, знали, как сильно достали блондина своими насмешками и нравоучениями, то вряд ли бы подпустили бросившего универ студента к лаборатории хотя бы на шаг. С другой стороны, оставаться дураком в их глазах было даже выгодно. Так Фен мог брать нужные ему материалы без особых проблем — все равно никто не верил в то, что у парня может что-то получиться, а особо ценными ресурсами подобные «научные заведения» и не располагали. — Я дома, — возвестил парень с порога, и в квартире зажегся свет, предварительно приветственно мигнув пару раз. Фенистрель разулся, повесил кофту на крючок и зашел в свою комнату. Подойдя к книжному шкафу, потянул на себя два томика Патриковой, и тот банально отъехал в сторону, открывая доступ к другой двери, сильно отличавшейся от всего в небольшой двухкомнатной квартирке — стеклянной и по самое «не хочу» напичканной всякой технологичной начинкой. Нехитрый пароль, и дверь бесшумно поднимается вверх, пропуская горе-сказочника в его собственную сокровищницу, как дракона в любимую золотую пещеру. Пожалуй, это и было его золотой пещерой. Местом, где все целиком и полностью принадлежало лишь Фену, было создано им с нуля — выплавлено, выточено, собрано, испытано. Блондин посвятил всего себя этому месту — своей собственной лаборатории, маленькой, но от этого лишь больше обожаемой. И несмотря на небольшое пространство, здесь было все, что нужно, а то, чего не хватало, легко можно было собрать в любой момент. Однако и это не было столь важным, как… — Эй, Аку… — тихо позвал парень, прижимаясь лбом к холодному стеклу. Разумеется, ему никто не ответил. Пушистые белые ресницы не дрогнули, и тело не шелохнулось. Оно и не было никогда живым и никогда таким не будет. А единственная надежда на то, что когда-нибудь циановые глаза осмысленно посмотрят на Фенистреля — дотошно-точные математические расчеты. — Снова пялишься на радужного единорога? Влад. Первый гуманоидноподобный робот, созданный Феном. Наглый брюнет, который поначалу только снился ему ночами, после чего обрел, наконец, тело и разум — искусственный интеллект — и все ценой долгих бессонных ночей в лаборатории, постоянных подсчетов, корректировок, модификаций, бесчисленных отладок. Фенистрель старался. Старался создать для себя друга, раз среди людей его не воспринимали всерьез. И создал. Живую головную боль. Парень всерьез задумывался о том, что вместо интеллектуальной человекоподобной машины создал нечто антиинтеллектуальное, потому что Влад порой отчебучивал такое, что большинство пациентов психиатрии могли испуганно жаться в комок при виде этого веснушчатого парня с разноцветными глазами. Влад был шумным и вмешивался во все, что его касалось или наоборот — не имело к нему никакого отношения; творил все, что душе угодно, и вообще не на шутку бесил. Фен как-то раз предпринял попытку переписать программу, доведенный очередной выходкой своего детища до истерики, но все, что получил в результате — ровные следы-полукруги от зубов на рабочей руке, выдранный клок волос и полный разгром в квартире. Он дулся на парня и на себя самого за то, что вообще собрал это, но все равно упрямо продолжал экспериментировать с программами и разными материалами, потому что даже несмотря на то, что первый опыт оказался не самым успешным, Фен не мог по-настоящему ненавидеть свое творение, порой проявляющее понимание и очень специфичную заботу о своем создателе. Да, Влад мог прийти в четыре часа утра и поднять блондина из-за какой-то фигни, каждый раз применяя все более извращенные методы побудки, но Фенистрель каждый раз прощал его. Иногда не сразу, а спустя дни, недели, даже месяцы, но прощал. Влад, пусть и такой, каким он получился, вдохновлял Фена на новые механические подвиги, порой даже прямым текстом заявляя, что хватит ему просиживать жопу перед телевизором, и шел бы он лучше собрал ему еще одного такого. Парень не понял, в какой момент вдруг «Вдохновение» осознал, что отличается от людей, и что на самом деле не имеет с ними ничего общего. Он не закладывал подобной информации в его черепную коробку и никогда не говорил об этом. Но Фен прекрасно помнил тот день, когда поранившись за станком, рефлекторно засунул кровоточащий порезом палец в рот, пытаясь облегчить боль. И помнил, как Влад, посмотрев на все это, поднялся и вышел из лаборатории. Такое происходило постоянно: он часто выходил и возвращался обратно — Фенистрель не ограничивал его в передвижении по собственной жилплощади, потому и не придал этому никакого значения. Брюнет вернулся лишь спустя час и задал всего один вопрос: «Мы с тобой разные, да?», не пряча раскуроченную руку с торчащими искрящими проводами. И тогда у блондина болел вовсе не порезанный палец и не поясница, порядком настрадавшаяся за всю свою жизнь. Потому что именно в тот момент Фен осознал, что перед ним не искусно запрограммированная машина, а человек. И с тех пор все стало иначе. Парень вздохнул, поднимая глаза на того, кого мог бы с уверенностью назвать совершенством, если бы он, наконец, «очнулся». Но что-то постоянно мешало запустить программу, слить раствор и проверить «рефлексы». Как будто бы Аку не желал «просыпаться», и ни Фенистрель, ни Влад ничего не могли с этим поделать. Фену оставалось лишь гадать, какие видения предстают перед глазами «радужного единорога», ведь как говорил брюнет, ему просто казалось, что он спит, пока не очнулся в этой «огромной колбе».

***

— Думаешь, все получится? — Влад широкими шагами несся по коридору, едва поспевая за блондином. Его волосы, собранные в хвост, развевавшиеся по ветру, который он сам и создавал своей суетой, все норовили хлестнуть брюнета по лицу, но тот каким-то чудом постоянно избегал удара. Полы их халатов давно уже «летели» следом за своими хозяевами, не в силах что-то сделать с сопротивлением воздушных масс, стелясь по ним на манер ковров-самолетов. Парень не получил ответа и лишь фыркнул, но тут же бросил затею обидеться, так как успел изрядно отстать. — Да погоди же ты! Никуда он от тебя из этой гигантской колбы не денется! Увы, сколько бы Влад ни распинался по поводу неограниченного времени, его не слушали. Парень все также влетел в очередной дверной проем, едва на замке загорелась зеленая лампочка доступа, а пропуск был вновь судорожно запихнут в карман. — Аргх… ну почему ты меня никогда не слушаешь?! — взвыл брюнет, спешно проделав те же махинации с системой блокировки. — Вон! Влад выпихнул из помещения ученых, активно ведших какие-то очередные подсчеты и ввел код блокировки, оставив их в лаборатории втроем. — Эй, ну… — Заткнись! — его грубо оборвали, нервно махнув рукой, и парень послушно замолчал, вперив взгляд на объект в центре помещения. Аку прилип к стеклу ладонями, нервно глядя на красивое лицо прямо перед собой. Золотистые ресницы разомкнулись, являя свету яркое сияние янтарных глаз. В 2ХХХ году первый гуманоидноподобный робот, созданный двумя известными учеными, Акару и Владиславом, наконец «очнулся» ото сна, получив кодовое имя Фенистрель.