Противоречивость

Белый – цвет невинности. У Гокудеры волосы белые, и кожа белая, да и футболка – сейчас, по крайней мере, - белая. А глаза у него зеленые, яркие, блядские. И губы – красные, как свежая, еще не успевшая свернуться кровь. Хибари усмехается собственным наблюдениям. Хаято хмурится, тянется вверх, трется щекой о его бедро как большая кошка. Белая большая кошка. С зелеными, призывно блестящими глазищами. Чтоб его. Гокудера задирает его рубашку вверх, касается губами подтянутого живота, ведет выше. И краснеет ведь. Прям как целка. Хотя и те не краснели так, чтоб полыхали и щеки, и уши, и подбородок. А Хаято то что? На нем и пробы ставить негде, уж Хибари постарался. Итальянец выцеловывает, если не вылизывает, его шею, кусает за мочку уха и спускается вниз, на ключицы. Кея недовольно шипит, сгребая его волосы в кулак и отрывая от себя. Ему хочется видеть лицо Хаято - залитое краской, с приоткрытым и – Хибари знает – очень и очень горячим ртом. Блядь. И святая невинность. За такого на подпольных аукционах отвалили бы приличные бабки старые извращенцы. Но Гокудера Хаято – его, Кеи, собственность. И хрен он кому-нибудь эту собственность отдаст. И сосет Хаято тоже чертовски хорошо. Вбирает член полностью, до упора. И смотрит в лицо Хибари, долго, вызывающе. Будто спрашивает, какого черта он медлит? Кея сам себе удивляется. Обычно он просто по-быстрому оттрахал бы Гокудеру и отпустил на все четыре стороны до завтра. А сегодня полюбоваться на него, красивого такого итальяшку, захотелось. Какой же он у Хибари хрупкий, изящный, прям как девочка. Нет, прерывает себя Кея, не как девочка. Лучше, чем девочка. Потому что у японских девочек нет настолько белой нежной кожи, жестких белых волос и зеленых, ведьминских, глаз. Брюнет проводит ладонью по щеке Хаято, потом ниже – на шею, ключицы, грудь. Сжимает бусинки сосков пальцами, вызывая томные приглушенные стоны. И еще ниже – к паху, обхватывает колом стоящий член Гокудеры и надрачивает его. Хаято жмурится и толкается в руку любовнику. Точно блядь. Или ангел? Ну и хуй с ним, впрочем. Сейчас это неважно. Сейчас важно, что Гокудера, отстранившись от Хибари, опрокидывается на его же, Кеи, кровать, и переворачивается на живот, вставая на четвереньки. Хаято уже невтерпеж, и Хибари, кстати, тоже. Хибари входит в него, медленно, чувствуя как бархатистые стенки сжимаются вокруг его члена. Гокудера скулит, стискивая в кулаках простынь, и подается навстречу японцу. - Быстрее! – Кея совершенно не хочет слушаться его, нет. Просто он сам хочет быстрее, сильнее, резче, и выполняет он свое желание, а не Гокудеры. После, Хибари смотрит на удовлетворенную спящую мордашку Хаято и думает, что тот все-таки развратен, как портовая шлюха. И чист, как верующая девственница одновременно.