***
Отбросив очередную книгу в сторону, Шерлок встал из-за стола и прошелся по читальному залу Центральной Лондонской библиотеки, разминая затекшее тело. Поиски так и не принесли никакого результата. Из чего следовало сделать вывод: либо это галлюцинация, либо никто прежде не мог задокументировать и доказать существование нитей судьбы. Оба варианта были равновероятны, но что если… Шерлок пристально посмотрел на одну из красных нитей, максимально фиксируя на ней внимание. Не спеша он вытянул руку и нерешительно приблизил её к нити. Если собственные ощущения его не обманывали, выдавая желаемое за действительность, то от веревочки исходило тепло, что волной растекалось по телу. Осталось только проверить, может ли он её осязать. На этот раз одной концентрации было мало. Пришлось несколько часов стоять в странной позе, пытаясь сначала изменить ход собственных мыслей, постепенно избавляясь от всего лишнего, потом заставить внутреннего прагматика заткнуться и, наконец, самое сложное — просто поверить, без малейших отговорок. И, стоит отметить, все старания были вознаграждены, как только подушечка указательного пальца ощутила чуть шероховатую горячую поверхность нити, которая подобно натянутой струне дрожала от прикосновений.***
Эксперименты с нитями судьбы не прекращались. Спустя пару лет Шерлок мог уже ловко подхватывать их, раскреплять и вновь связывать при помощи змеиного узла. Иногда он осознанно соединял разные концы нитей, что нередко приводило к довольно странным союзам и появлению у людей причудливых пристрастий. Именно так он «наградил» Майкрофта любовью к зонтам, отобрав при этом у него тягу к искусству, и посчитал такую замену вполне равноценной, принимая во внимание все те годы, что брат донимал его. С собственными нитями Шерлок поступал еще более безжалостно, бездумно разрывая их и избавляясь от лишних, как ему казалось, пристрастий. Сон, еда, памятные вещи, любимые книги, даже старые знакомые, — все это в одночасье, благодаря одному легкому движению руки, перестало иметь хоть какое-нибудь значение. Полное безразличие ко всему стало своего рода спасением и исцелением. Отныне ни наркотики, ни собственные эмоции не имели над ним контроль. Шерлок впервые почувствовал себя по-настоящему свободным и совершенно точно не желал скреплять нити заново.***
Опровергнув очередную теорию, Шерлок сел в кресло, пытаясь снова сконцентрироваться и вспомнить, как именно выглядело переплетение нитей судьбы у жертвы. В такие моменты он искренне жалел о том, что человеческая память так несовершенна, и чертоги памяти были абсолютно бесполезны в данной ситуации. Подхватив с пола блокнот, он постарался сделать набросок, но все было без толку. Затея искать убийцу подобным способом оказалась провальной. Еще немного покрутив в руках карандашный набросок, Шерлок принялся вспоминать расположение предметов. Женщину убил человек, хорошо знавший её. Доказательством служила обугленная ярко-красная нить, что обычно скрепляла двух близких людей. Как показывала практика, у убийц на теле всегда имелось несколько выгоревших нитей, сложность состояла лишь в том, как доказать причастность такого человека к преступлению. Предстояло лично опросить весь круг общения убитой, а это значило, что после расследования нужно будет перерезать с десяток новых нитей, тем самым избавляя свою память от лишних деталей и любой эмоциональной привязанности, которая, как правило, появлялась.***
Шерлок с первой же минуты понял, что Джон будет для него особенным. Нить, что скрепила в момент знакомства, отличалась от остальных. На вид слишком крепкая, даже толстоватая, и определенно она была самая горячая из всех, до которых ему доводилось дотрагиваться. Её оттенок являл собой не менее удивительное сочетание. Казалось, он подобно хамелеону мог меняться в зависимости от момента, становясь то алым, то пурпурным, то багрово-красным. И в этом Шерлок видел огромную слабость, свою ахиллесову пяту, ведь с каждым расследованием, он все больше нуждался в присутствии Джона, который заставлял смотреть на многие привычные вещи под другим углом. Было ли это проблемой? Безусловно. Любовь, как вещь, питающаяся и существующая за счет эмоций, требовала много сил и, как следствие, образовывала новые нити, прочно связывающие человека. Она заставляла мозг находить новые привязанности, перенимать привычки, свойственные объекту страсти. А все, чего так боялся и что так презирал Шерлок, шло именно от чувств: его разум терял ясность, становилось невозможно мыслить объективно. Но как бы он ни старался пересилить себя, добровольно отказаться от Джона было не в его силах. И даже стоя на краю крыши Бартса, прощаясь с Джоном и диктуя свою прощальную «предсмертную» записку, Шерлок не оборвал связывающую их нить до конца. Он знал, что долгая разлука может причинить немало боли и дискомфорта, что память сама, раз за разом будет подкидывать воспоминания из их совместного прошлого, но уничтожить то единственно дорогое, что было в жизни просто невозможно.