Мера ответственности

В НИИЧАВО, как в любом институте, были свои негласные традиции. Например, считалось приличным выглядеть примерно одинаково: не ходить один день юнцом с виду, а другой — почтенным, убелённым сединами старцем; о росте, поле и цвете кожи и говорить не стоило. Корнеев, вот уже четверть века проработавший в НИИЧАВО, злостно шёл против правил, так что время от времени его не узнавали не то что собственные аспиранты, но и друзья. Вот и Саша, пришедший дежурно с ним ругаться, застал в лаборатории не седоватого грузного мужчину с резкими морщинами в углах глаз, а парня лет восемнадцати, в котором Витька узнавался с трудом, в основном — по росту. — Сам ты антинаучный! — прорычал Витька по-английски с итальянским, перенятым от Жиакомо, акцентом. Высокий худой тип лет тридцати пяти, некий Спенглер — Саша мельком видел его среди иностранных учёных, неделю назад привезённых Жиакомо с конференции в Петрозаводске — гневно поправил очки, будто хотел впечатать их себе в лицо. Чей-то мятый халат был ему короток и опасно натягивался на плечах, которыми он дёргал в пылу спора. — Мистер Корнеев… Виктор, — говорил он чётко, но так быстро, что Саша его еле понимал, — я не отрицаю возможность превращения упырей в высших личей, но не вижу смысла в подобном превращении. Это опасно! Саша покосился на часы, понял, что в столовую идти нет смысла, присел на табурет и наколдовал себе чаю с лимоном и тарелку бутербродов с сыром — с колбасой у него до сих пор получались не очень, суховатые. — Какая опасность? У нас Кощей сидит в виварии — и ничего! — Витька подскочил к Спенглеру вплотную и сперва дёрнулся схватить за грудки, но потом просто взмахнул руками. Тут ему попался на глаза Саша, и он неприятно оживился. — Игон, познакомься с нашим заведующим вычислительным центром, который всё-всё нам посчитает, — Витька навис над ним, но трогать не стал, потому что жующий Саша молча указал на бутерброд и выразительно скрутил фигу. — Да, Сашенция? И соотношение живой воды к массе упыря, и процент восстановления функций жизнедеятельности, и активность головного мозга. — С энцефафографифей не ко мне! — быстро прочавкал Саша, едва не подавившись. Что он четко усвоил за долгие годы дружбы, так то, что за Витькой не стоит оставлять последнее слово, если ты сам с чем-то в корне не согласен. — Виктор, но зачем, к чему ставить такие опасные эксперименты? Институт стоит в центре города... — Да к чему угодно! Допустим, шёл ты, ученый узкого профиля, по тёмному переулку, и на тебя напал вампир, превратил в упыря. С нынешним засильем нечисти — плёвое дело. И что? Все твои здравые и не очень мысли, все исследования пойдут коту под хвост? По лицу Спенглера было ясно, что последний термин он понял исключительно из контекста. — И тут, — продолжил Витька, — капельница с рассчитанным соотношением живой и мертвой воды! Когнитивные функции — восстана-а-авливаются, — он, как водяной из фильма, вытянул палец вверх, — а жажда крови и общая трупность — па-а-адают, — палец другой руки сделал сверлящий жест в пол. Спенглер проследил за рукой вверх-вниз, и Корнеев просиял, приняв движения головы за кивок: — О, я знал, что до тебя дойдёт! — он панибратски хлопнул собеседника по плечу. — Как насчёт эксперимента? Сейчас лаборантов найдём, если что — займём на время, а аспиранты и так где-то тут шляются, сами набегут. По мановению руки с зажатым в ней умклайдетом угол у окна расчистился от мебели, стол взбрыкнул, скинул с себя папки и впечатался ножками в стену, одновременно выпуская из себя зловещего вида крепежи для рук, ног и головы, почему-то ржавые. Спенглер наблюдал за превращениями с нескрываемым восхищением. Вот эта манера Корнеева на месте переходить от слов к делу не раз становилась причиной скандалов на Ученом совете НИИ, потому что злостное игнорирование правил техники безопасности уже не раз приводило к весьма неприятным, пусть и не летальным, последствиям. — Теперь нам нужен упырь! — объявил Витька. И деловито заозирался. Не найдя упыря под боком, Корнеев не стал творить его из присутствующих и выскочил в коридор. Саша флегматично пожалел, что не оценил в полной мере трудовое вдохновение друга, и поспешно встал, дожевывая бутерброд. — Мистер Спенглер, — окликнул он, — вы на чём специализируетесь? Тот криво усмехнулся, очень иронично, потом ответил: — На паранормальных явлениях и нейробиологии. И охочусь за привидениями. — Чтобы интервьюировать? — Саша проникся сочувствием: привидения редко отличались связностью мысли, и только Хунте да Жиакомо хватало терпения и опыта, чтобы извлечь что-то стоящее из их слов. Игон посмотрел на него с таким непониманием, что Саша попенял себе на отсутствие языковой практики: вон, даже простые фразы иностранный коллега не разбирает. — Нет, — ответил тот спустя некоторое время, — чтобы обезвредить. Поймать и поместить в хранилище, где они никому не будут угрозой. Намерение Виктора… чрезвычайно опасно. Саша посмотрел на него с сочувствием и попытался объяснить, что остановить доктора Корнеева может только его наставник Жиакомо. Спенглер на это вполне резонно заметил, что просчитывать последствия стоит любому ученому ещё до начала эксперимента и не отказываться, конечно, от опыта, но сделать всё, чтобы минимизировать ущерб. Говорил он резко, чётко, так что становилось ясно: он повторяет то, что твердил Витьке, и не раз. Поражало, что тот с ним не разругался: с возрастом друг не стал более разборчив в выражениях, а плевки ядом и воспламеняющий взор перестали быть метафорой. В коридоре хлопнула дверь, что-то вспыхнуло со взрывом, и Саша выскочил из лаборатории, не успев подобрать слова и дать понять Спенглеру, что в их институте всегда есть тот, кто не позволит пересечь последний рубеж — директор. Выяснилось, что взрыв был в одной из лабораторий Хунты, чей аспирант теперь что-то тихо шипел Корнееву, ничуть не трепещущему пред авторитетом заведующего отделом Смысла Жизни. Из соседней комнаты вышел Кристобаль Хозевич собственной персоной, окинул диспозицию бритвенным взором и поинтересовался, с каких это пор Витторио решил, что красть из его лабораторий — дело выгодное и безопасное. — Я бы вернул! — воскликнул Витька. — Да у вас этих упырей девать некуда. Жалко, что ли? Он нервничал, но не из-за гнева Хунты, как могло бы показаться человеку стороннему, а потому, что началу работы мешали какие-то никчемные формальности. Хунта неприятно улыбнулся и мягко приблизился к Витьке. «Опять в тушканчика превратит», — с тоской вспомнил Саша последствия последней выходки Корнеева. Спасение пришло с негромким, но покрывшим всё ближайшее пространство голосом Жиана Жиакомо, который словно почуял нависшую над любимым учеником грозу. Говорил он на латыни, поэтому Саше удалось понять лишь общее направление разговора: просьбу быть снисходительным в обмен на какую-то услугу и ответ смысла «у данного экземпляра соображение обратно пропорционально росту и возрасту». — Виктор Павлович, — обратился Жиакомо к Корнееву, когда Хунта скрылся у себя, — не поленитесь сходить в виварий. Он для того и предназначен. Витька, как это обычно бывало при общении с наставником, посерьёзнел, кивнул и, поймав пытавшегося прошмыгнуть незамеченным аспиранта, отослал его в виварий с наказом «любой ценой приволочь самого мозговитого упыря». После он, насвистывая, вернулся в лабораторию, за ним покорно следовали лаборант с ещё одним аспирантом. — Сашка, стой тут, как закончу — тут же все показания к тебе, обрабатывать, ты мне должен, заодно сейчас оптимальное число параметров прикинем, — указал Витька, после чего схватил Спенглера за плечо и повлёк к стенду: — Идём, сделаем из упыря человека, нам сейчас притащат объект из вивария, и ты сам увидишь… Игон не позволил Корнееву поволочь себя на буксире к испытательному стенду и решительно отцепил его пальцы от своего рукава. — Виктор, я не могу участвовать в подобном эксперименте, — твёрдо сказал он. — Остановить или отговорить тебя я не способен. Мне остаётся лишь наблюдать и, если всё обернётся неблагополучно, по мере сил помогать устранять последствия. Извини. Я… слишком чужд вашей научной школе. И вашему институту — тоже. Перестраховщик, — он отвёл глаза, но голос не дрогнул. Корнеев, пока Игон говорил, успел постареть до своих пятидесяти и помолодеть обратно, но уже не до юности. Молча дослушал, стиснув челюсти, фыркнул и резко отвернулся — раздавать указания лаборанту и в четыре руки с аспирантом монтировать дополнительные крепежи и датчики. Игон попытался дёрнуть пониже короткие рукава, не преуспел, заозирался и отошёл подальше. Он встал не рядом с Сашей, а поодаль и продолжил внимательно наблюдать за Витькой с помощниками — Замечательно перспективный молодой человек, — мягко и тихо произнёс Жиакомо за спиной Саши. — Будет жаль, если Виктор Павлович прекратит с ним общаться. Смею надеяться, доктор Спенглер всё же найдёт что-то интересное в нашем институте. Нам всем будет полезен взгляд человека, не привыкшего полагаться на прозорливость Януса Полуэктовича.