Его возлюбленная дочь

— Отец, — говорит Свартжель. Ее черные волосы двигаются за спиной, хотя нет и намека на дуновение ветра. Они, кажется, живут своей собственной жизнью, что змеи на голове Медузы Горгоны. — Отец, я так скучала. Ее небольшая узкая ладонь ложится на грудную часть доспеха, и Кутх отпускает взгляд вниз. Девушка совсем небольшого роста, ей приходится вставать на цыпочки, чтобы казаться чуть выше, чем она есть. Кутх же высок; даже в этом теле, в новом теле его теперешнего аватара, измененном по образу и подобию самого Кутха, его рост огромен. По сравнению с самой Свартжель — тем более. Она улыбается. — Дочь, — отзывается бог. Его рука ложится поверх руки девушки, сжимает тонкие пальцы, и та в ответ прикусывает губы. Свартжель любит его; любит совсем не так, как преданная дочь должна любить своего отца, но так, как женщина может любить мужчину. Будь она человеком, думает Свартжель, такое чувство могло бы стать бременем: запретным и тяжелым, давящим на плечи незримым грузом. К счастью, таким, как она — и таким, как ее отец — нет дела до человеческих предрассудков. — Моя возлюбленная дочь, — продолжает Кутх. Девушка вздрагивает, поднимая голову, и наигранно-небрежным жестом откидывает с лица пряди волос. Большая и горячая ладонь отца, закованная в латную перчатку, ложится на лопатки Свартжель, и она ведет ими, словно крыльями — настоящие, ее собственные крылья, сейчас невидимы. — Ты еще прекраснее, чем была. Как же замечательно ощущать себя настоящим и живым! Он ликует. Сваржель ощущает это. Сила отца, огромная, похожая на необузданную стихию, клубится вокруг нее, окутывает теплым — горячим — коконом, заставляя сбиваться дыхание. Это похоже на эйфорию, похоже на безумие… Она снова растягивает губы в улыбке. На этот раз — оскале. Рот раскрывается, обнажаются острые нечеловеческие клыки. Свартжель тянется к отцу, прижимается к его доспехам, трется о них щекой, почти стонет от восхищения: он здесь, он снова рядом. Она может коснуться его, может протянуть руку, и под ладонью будет живое тело! Свартжель вскидывает голову. Тонкий и острый звериный язык проходится по ее губам, она надувает их на мгновение и хмурится, словно ребенок. Ей хочется поцеловать отца, хочется провести языком по каждой трещинке на его теле, ощущая их жар. Хочется — до ожогов, до приятной боли, до безумия. — Я награжу тебя, — опять говорит Кутх. Сердце девушки бьется быстрее, она почти задыхается, когда бог наклоняется к ней, когда его рука, увенчанная острыми металлическими когтями, сгребает волосы на затылке Свартжель в горсть, до боли дергает за них назад, заставляя ее вскинуть голову. Она смотрит в пылающие глаза отца в тот момент, когда тот целует, и Кутх смотрит в ответ. И как же она счастлива! Его губы горят, в прямом и в переносном смысле. Его губы — лава, сжигающая поцелуем нежную девичью кожу. Свартжель не человек, и ей все равно: она вовсе не боится ожогов, не боится ран и травм. Все затянется, хотя — она не соврет, если скажет так — ей хотелось бы, чтобы отец мог оставить на ее теле свое клеймо. С губ девушки скрывается тихий всхлип. Ей хочется всего. Ей хочется целый мир — для него. Металлические когти на спине давят сильнее, впиваются в обнаженную под перьями накидки кожу, и, девушка готова поспорить, что по ней стекают капли крови из царапин. Отец знает — этого ей тоже хочется. Свартжель — его маленькая принцесса. Кутх уверен, что не умеет любить, и это чувство ему недоступно. Он божество, он выше этого, но чувства к дочери — совсем другое. Это не любовь, но покровительство, и он ощущает девушку продолжением самого себя. Тем временем ладонь Свартжель опускается ниже. Она скользит по шершавому от времени доспеху, до пахового щитка, и девушка поджимает губы: огорченно и обиженно. Ей хочется доставить отцу удовольствие: сколько времени он уже не ощущал это? Свартжель снова заглядывает в лицо Кутха, и тот чуть качает головой. Она ощущает себя обиженной, словно отец отказал ей — или так и есть? Видимо, нет… Он делает шаг назад, тяжело садясь на какие-то камни, и Свартжель внимательно прищуривается, ожидая. Потом снова подходит ближе и, когда тот хлопает латной перчаткой по своим коленям, забирается на них, лицом к Кутху. Она ерзает — словно непоседливое дитя, ища нужное и удобное положение. Сжимает бедрами его бедра, и искренне радуется тому, что на них нету металлических щитков — только кожаные штаны. — Ты можешь сделать это сама, моя дочь, — говорит Кутх. Девушка наклоняет голову набок в легкой задумчивости, тянется за новым поцелуем, а когда, наконец, получает его, согласно кивает. Ей приходится приподнять бедра, опираясь коленями о камень, на котором сидит отец, и его шершавые грани впиваются в ее кожу. Свартжель опускает руку, запускает пальцы под подол алой короткой юбки и касается себя. Она знает: отец смотрит на нее. Она знает: Кутху нравится это, ему интересно. Он чувствует ее, ощущает ее эмоции, и Свартжель просто не может отказать себе в удовольствии радовать отца еще сильнее. Ее тонкие пальцы касаются клитора, и глаза Свартжель широко распахиваются: ей хорошо. Тяжелая ладонь отца снова лежит на лопатках, давит на них, собственные пальцы скользят между ног, по влажной и тонкой разгоряченной коже, лаская ее, и девушка думает: что может быть лучше?