Фруктовое молоко

Они не виделись с Кюхёном целых два дня. Для Сонмина не было новостью то, что его парень до сумасшествия ревнив. До тёмных пятен перед глазами, до кровавых следов на ладонях, в крепко стиснутых кулаках. - Кюхён? В ответ – тишина. Молчат приборы, стены, сам воздух. Его не было всего два дня. Сонмин идёт дальше по коридору. В квартире тускло. Пробивающиеся сквозь окна лучи солнца освещают пылинки, заполнившие пространство. Дверь в спальню закрыта, в холодильнике всё те же продукты, что купил пару-тройку дней назад Мин. Парень, сокрушённо вздохнув, выбрасывает жутко пахнущие остатки молока. Замечает игрушечный пистолет. В морозилке?... Ставит кастрюлю с водой на плиту. Всё-таки слишком тихо. - Кюхён? Он наверняка здесь. Сидит у себя в комнате. Или лежит, бездумно разглядывая потолок, скрестив пальцы и поджимая замёрзшие ступни. На голове бардак. Только Мин может уговорить этого остолопа заботиться о себе. Кюхён - он такой. Увлечённый, гений, гуляющий сам по себе. Отдельно от мира. - БА-БАХ! Сонмин замирает, но уже через секунду кидает ложку и быстрым шагом идёт в комнату своего парня. Медленно открывает дверь. Та не скрипит, приоткрывается и врезается во что-то. Дальше не поддаётся. Кюхён не лежит. И даже не сидит. Ходит из одного угла в другой. Хмыкает, не замечает свалившийся стул. В комнате бардак. - Кюхён? Тот ничего не замечает, не прекращает своего занятия. Только поднимает голову и прикрывает глаза, шевеля губами. - Что здесь происходит? Сонмина здесь нет. Есть Кюхён и его мысли. Его работа. Психопат – так говорят. Мин, с расширившимися от шока глазами, разглядывает преобразовавшуюся в нечто комнату. Все стены занавешены фотографиями , бумажками и вырезками из популярных журналов. Взгляд вошедшего мечется от одного снимка к другому. Мин смотрит, и , наконец, замечает. На рабочем столе лежит фотография. Она больше всех остальных, чище, аккуратней. На ней изображен Сонмин, который ярко и тепло улыбается миловидной девушке. Двоюродной сестре, которая приезжает к брату в лучшем случае раз в год. Только вот Кюхён этого не знает. - Кю, не бесись, я могу всё объяснить… - начинает Сонмин и тут же цыкает, прикусывая кончик языка. Стоп. Нет. Ошибка. Разговор не может так начаться. Нельзя… поздно. Кюхён резко останавливается и глядит прямо на Мина. Сканирует его, сверлит своим обжигающим тёмным взглядом. Хмыкает, срывается, продолжает ходить по комнате, что-то бурча себе под нос. В ход идут руки: одна вскинута в защитном жесте, вторая – перед грудью, словно Кюхён что-то кому-то доказывает. Взгляд не может остановиться, перебегая с одного предмета на другой. Обкурился?... «Нет, - думает Мин, - не пахнет. За пару дней из этой душегрейки не выветрилось бы». Сонмин принюхивается и понимает: горит Кюхён, его мысли, жесты, горит комната и воздух. Мин абсолютно растерян. Сейчас – жалок. Кюхён застывает. Как и был, с открытым ртом. Затем вдруг подлетает к Сонмину и смотрит на него сверху вниз. Кюхён всегда любил своё превосходство. Мнимое, ненастоящее. Он берёт лицо Мина в ладони и сильно сжимает. Больно. На губах парня дыхание Кю. - Ты ведь не понимаешь, да? «Нет, - хочет ответить Мин, - нихрена не понимаю». Кюхён видит ответ в его распахнутых от страха и непонимания глазах. Начинает говорить. - Хёкдже, мать его, обожает ягодное молоко, ты ведь знаешь. Итук тоже. На кухне в тот день зависал Шиндон. Но ты ведь знаешь, что Донхэ в этот же день обедал в университетской общаге? Это мог быть только Итук. Молоко пропало. Хёкдже зол на Донхэ. Но на ужин были фрикадельки! И Реук приготовил компот с джин-тоником. И никто, повторяю, НИКТО не заметил молочные капли на воротнике Чонуна! Так почему ты обедал с НЕЙ?! Кюхён кричит и, всё так же сжимая Мина, отталкивает его так, что тот отшатывается и врезается в стену. Больно. В голове бардак. Упала стопка с дисками, на кухне шипит вода. Кюхён сошёл с ума. При чём тут Чонун? Кюхён тяжело дышит, срывается, дёргает Мина к себе. Целует, жёстко сминая губы. Жарко, властно. Он – доминант. Он – настоящий мужик, который не отпустит свою девушку вечером одну домой. Он любит Сонмина. Бесспорно. До дрожжи в коленях, до чертиков в глазах. До безрассудства, которое толкает на глупую слежку. - Чо Кюхён, сейчас же прекрати, - голос строгий, уверенный. Сонмин расстроен, тем, что любимый ему совсем не доверяет. Зол. Кюхён внимательно смотрит на своего парня. Видит, что тот отошел от минутного шока. Теперь он готов рвать и метать. Кюхён пытается притянуть к себе Мина, но получает сильный удар в рёбра и рассерженный взгляд. - Нет, отстань. Детектив чёртов. Кюхён начинает смеяться и сгребает Мина в объятья. Спрашивает о девушке. Сестра, конечно же. Те же пухлые щёчки, изгиб губ. Как он мог подумать что-то не то?.. Извинения тонут в интимных объятиях, глубоких поцелуях, в горячем шепоте. Кюхен, он такой - взбалмошный, яркий, дикий. Любимый. Один такой. Кюхён тискает Мина, рассказывает о текущем деле. Пока Реук ходил выкидывать мусор, а Шиндон выискивал под столом сбежавший пряник, Чонун выпил остатки молока. Вздрогнул, когда услышал победный возглас Шиндона. Капли на воротнике. Поставил пакет на место. Увидел Вуки, вытирающего слёзы. Ведь он мальчик очень чувствительный. Вот нервы и не выдержали при виде горячей сцены на лестничной площадке. Хёкдже не уследил за молоком, а Донхэ, который всегда ездил обедать к матери, остался в общаге. При чём тут Кюхён?.. Шиндон слишком невнимателен, когда кушает, а Чонун впечатлён, а затем и занят своим Реуком, который, наконец-то, открылся ему. Все были слишком себе на уме, чтобы заметить Кюхёна, снующего по общаге с фотоаппаратом, в частности, по кухне. Так фруктовое молоко спасает отношения и разжигает новые. *** К вечеру страсти поутихли, и юный детектив оставил комнату и спустился в общую гостиную. Студенты сновали туда-сюда. Кто-то обжимался, кто-то читал, играл в шахматы… Стоп. Обжимался? Из самых глубин поднялся гнев. Чёрное месиво, застилающее рассудок. Кулаки сжимаются, дыхание становится прерывистым. На диване Мин. Рядом с ним расположился очаровательный парень, заигрывающий с ЕГО Сонмином. Только его. Как, чёрт подери, такое может происходить?! - Кюхён? – кто-то дёргает его за рукав. Хёкдже. Воротник помят, зрачки расширены, губы слишком алые. «О, - отстранённо думает Кюхён, - Донхэ таки объявился в общаге». Отвлёкшись, парень чуть не пропускает следующую реплику Хёкдже. - Мин говорил, что ты ему ни разу не позвонил за два дня. А когда он вернулся, ты даже не заметил его. Он обижен, полагаю, - Хёкдже прослеживает взгляд Кюхёна и усмехается. - Этот парень – Донхва. Брат Донхэ, ты знаешь. - А сам он где? – на автомате спрашивает Кюхён. В голове хаос. - Он… - Хёкдже запинается, чуть краснеет, прячет глаза под чёлкой. - Вышел. - Понятно, - Кюхён срывается с места. Бьёт по коленке Донхвы так, что тот подпрыгивает от боли и неожиданности. Кюхён ловит лукавый, но не испуганный взгляд Сонмина. - Идём, пройдёмся. Далеко они не уходят. Уж слишком Кюхён зол, а Сонмин отомщён. Уж слишком давно они не были так взбудоражены. Так уединены. - Ай! Сонмин царапает ладони о стену, но не позволяет себе шипеть или болезненно стонать. Кюхён – он такой. Опасный, беспощадный, возбуждённый. Это лучшее, что может себе представить Мин. Получая от Кюхёна волны спокойствия, сменяющиеся буйством любви, граничащей с болью, страсти, граничащей с безумством, Сонмин любит и прощает, возвышая их отношения до невероятных высот. Когда-нибудь при такой жертвенности с обеих сторон, они будут едины. Без слёз, без криков, без ревности. Одним целым.