Этот

Он что, всерьез рассчитывает, что я к нему подойду? Какая наивность. Сижу, смотрю ему прямо в глаза. Он воображает, что это интерес, и снова пытается привлечь меня — улыбается, шевелит пальцами. Да кто на такое купится. Смешно даже. Я терпеливо смотрю на его старания, потом отворачиваюсь. Мое терпение не безгранично. Глупость — очень печальное зрелище. Я вообще не люблю его. И называю его «Этот». Этот мне сразу не понравился. Прежде всего, от него воняет. Моему-то, может, это не очень важно. Он глуховат, неуклюж, наверняка и с обонянием у него не очень хорошо. Я не удивлюсь. Я знаю, что он недотепа. А у меня с носом порядок. И я говорю вам — Этот невыносимо воняет какой-то дрянью. Особенно руки. Так что пусть даже не рассчитывает, что я к нему подойду. От этой вони потом будет сто лет не отмыться. Нет-нет-нет. Я не знаю, зачем Этот так воняет. Но он точно делает это специально. Ставит одну из своих дощечек у окна, берет палочку с куском дохлого зверя на конце — и начинает пачкаться. Я в такие моменты выхожу погулять на крышу, это зрелище выше моего понимания. Хотя что толку от прогулок. Я возвращаюсь, а у стены стоит перепачканная дощечка и воняет на всю квартиру. Не понимаю, почему Мой не запретит ему. Сам он никогда такого не делал. У Моего, конечно, есть свои недостатки, но он не воняет. Если только чуть-чуть, но не сильно и привычно. А что ужасно громко визжит палочкой по гулкому ящичку с веревочками… просто он глуховат, как уже говорилось. Я не знаю, зачем Моему вообще понадобился Этот, мы так хорошо жили без него. Наверное, потому что ему хочется кого-то облизывать и спать в обнимку, а я все-таки не очень для этого подхожу. Это понятное желание, но почему он не нашел кого-то получше? Признаю, с виду Этот довольно неплох. Получше многих. Я признаю это, потому что стараюсь сохранять объективность. Этот молод. Здоров. Игрив и бодр. У него хороший аппетит, он охотно моется, красиво движется. Но недостатков гораздо больше! Если бы только вонь. Ещё Этот дымит. Целыми днями и ночами иногда тоже. Лежит или сидит, иногда ходит — и дымит. Я очень нервничаю из-за этого. Огонь — это опасно, а Этот ходит с ним по дому и кладет тлеющую палочку куда попало. Моего это расстраивает, а Этот сразу начинает говорить про какого-то Брайана, который его строил, не давал почувствовать себя как дома, и «ты знаешь, чем все закончилось». Понятия не имею, почему Моему это кажется убедительным аргументом. Огонь опасен, при чем тут какой-то Брайан? Но нет, Мой замолкает и ставит где-нибудь ещё одну баночку из-под кока-колы. Не просто баночку. Он разрезает её пополам и рисует на ней черные буквы. А Этот смеется и облизывает Моему шею. Вернемся к недостаткам. Этот имеет мерзкую привычку кричать по ночам. Крик вообще отвратителен, а когда вот так неожиданно, когда мы с Моим спим… Просыпаемся, конечно. Мой очень пугается. Начинает плакать, Этот плачет тоже, дерется и все роняет. Приходится убегать. Потом Мой долго с ним говорит, гладит его, а Этот притворяется, что успокоился, но сам только и ждет, что Мой уснет снова, тогда он садится где-нибудь на диване или у окна и дымит. Я слежу за тлеющим огоньком, и мне очень страшно. Ведь если появится огонь — надо будет бежать будить Моего и помогать ему выбраться. Он такой неловкий и несообразительный. А эта история с дощечкой! Никогда не прощу. Одна из них упала на меня! Было очень больно и обидно. Это же мой дом, почему Этот везде поставил свои доски! Пришлось прятаться в углу, но Этот вытащил меня за ноги. Своими вонючими руками! А потом затолкал меня в свою мерзкую сумку и повез в воющей коробке в страшное место, где плохо пахнет. И где мне делали больно. А потом опять в сумку, опять этот ужасный шум… А этот все сильнее меня пачкал своими руками. И никак не помыться, потому что Этот надел мне на шею неудобную белую дрянь. Это было ужасно. Мой потом меня гладил и положил спать с собой, он очень огорчился. А Этот делал вид, что его жалеет, много говорил и подсовывал мне кусочки вкусного. Но доски так и не убрал! За что мне его любить. Я просто терплю. Потому что Моему он нравится. Ему надо кого-то облизывать и обнимать, а я не подхожу. Я решаю повернуться посмотреть на Этого. Он опять улыбается. Какой он приставучий и настырный. Смотрю на свой хвост. Он уже зажил, обрастает шерстью. Скоро будет не стыдно выйти на крышу. Кошусь на Этого. Он сосредоточенно вытаскивает из-под шкафа мячик из фольги. Сопит, потом ударяется головой о незакрытый ящик. Тяжело с ними, с людьми. Такие бестолковые. Но надо же за ними кому-то присматривать. Этот кидает мне комочек фольги и шепчет: — Вольфрам, мячик! Я устало прикрываю глаза. Вольфрам, ну конечно. Вот эту общую черту у них с Моим не отнять. Они оба ничего не смыслят в жизни. За столько времени ни один из них не догадался заглянуть мне под хвост. Но я решаю быть снисходительной. Беру мячик в зубы и несу ему. Ладно. Пусть. Этот так смешно радуется. А Моему нравится, когда Этот радуется.