Моя практика

18 февраля       И снова мое ночное дежурство. Все как обычно. Новые поступления, осмотр пациентов, перевязки, назначения… Обычные для этого времени года травмы: «Упал, очнулся…» — ну да, правильно: «перелом, гипс…»       А с наступающей ночью, когда в отделении наступает некоторое затишье, можно прилечь на диванчике и подумать о чем-нибудь важном. Или приятном. О чем думает травматолог на дежурстве? Правильно, о травмах, осложнениях и методах лечения… Разных. Вот о них и буду думать.       Вперед, начинай!       Уже начинаю…       Что-то не увлекает пока…       АХ! Да! Еще можно подумать о моей незаконченной докторской. Самое время, ага. Что там за тема у моей… незаконченной? Нет, только не на ночь!       А вот о Жене думать точно не буду.       И не буду вспоминать, как вчера я стоял под кабинетом, где Женя была заложницей, и сердце уходило в пятки, вопреки всем законам анатомии и физиологии.       И уж точно не буду возвращаться мыслями к тому, что я тогда пережил и передумал. Готов был молиться, если бы знал хоть одну молитву. И мысленно просил — у НИХ ТАМ НАВЕРХУ — только об одном: НЕ МОЯ — ладно, НЕ СО МНОЙ — ПУСТЬ! Лишь бы ЖИВАЯ и НЕВРЕДИМАЯ!!! Пусть только все у неё будет хорошо, если это ХОРОШО у нее без меня.       И слова твои, Женя: «Нет, не надо, зачем…» — когда я предложил проводить тебя домой — я уже забыл. Даже не помню, как укололи меня эти слова, не помню я их, и всё. И выражение твоего лица — отсутствующее, чужое — не вспоминаю. ЗАЧЕМ?..       Всё — ничего личного на работе! Хватит! Так будет лучше для всех. Ну для РАБОТЫ так уж точно.       И я вообще даже не хочу думать, как ты, Женя, сейчас сидишь за праздничным столом со Степаном. Улыбаешься ему, передаешь ему хлеб или что-то там… А я даже не успел узнать, что ты любишь готовить, как ты вообще выглядишь дома… А вот Степан сейчас там, с тобой, гад, ест сейчас ТВОЮ еду! А ты, Женя, довольная, наверное, вся такая домашняя…       Так, Илья, успокойся, возьми себя в руки, не надо метаться по кабинету и представлять, как Степана привезут завтра в твое отделение с переломом. С двумя!!!       Дожился ты, травматолог, что за мысли?! Ну да, ну да. Но зато я бы оказал ему очень квалифицированную помощь…       Я РЕВНУЮ?! Вот уж нет!!!       Я просто не думаю об этом вашем семейном ужине в узком (в узком?!) кругу…       Хотя есть что-то захотелось… А в кабинете, как назло, только кофе… и печеньки.       Ладно, пока нет новых поступлений — пять минут сна?..       …А сегодняшнее утро мое в больнице, как обычно началось с приёма, осмотра и назначений. И у первого нашего покусанного собакой пациента Голикова, как впоследствии выяснилось, оказалось еще и инфекционное заболевание в активной стадии — цитомегаловирус. Но обо всем по-порядку.       После того как пострадавшего Голикова осмотрели вдвоём Слава и Женя, я решил сам убедиться, что у него уже все в норме. Швы на руке пациента были наложены, поэтому в скором времени его можно было выписывать домой.       Каково же была моё удивление, когда я обнаружил у мужчины характерную сыпь на животе, не указанную Вячеславом в истории болезни. При этом его ещё и знобило, как в лихорадке.       Позже из разговора с Голиковым выяснилось, что месяц назад он побывал в Таиланде. И, видимо, отдохнул там совсем неплохо… Но мне было непонятно, куда в этом случае смотрел наш терапевт. Ведь больной был однозначно по его профилю.       После осмотра я тут же поспешил в ординаторскую поставить в известность врачей. Женя и Слава были уже там. Мысленно напомнил еще сам себе: «Ничего личного на работе! Не Женя, а Евгения Павловна, и не Слава, а…»       — Вячеслав Александрович! Вы вообще осматривали больного Голикова?! — задал я вопрос, который очень даже интересовал меня с тех пор, как я увидел такую живописную картину на теле пациента.       Слава тут же нашёл себе веское оправдание:       — Я послушал его. У него был только кашель. От дальнейшего обследования пациент отказался. А потом его забрала Евгения Павловна, — вот так сразу же переложил всю ответственность за свою халатность на Женю. Хотя ее-то вины здесь точно не было.       — Евгения Павловна — хирург. Ее дело швы накладывать. А Вы — терапевт. Детский сад какой-то! — я сразу вдруг представил, что было бы, если бы я не зашёл и не проконтролировал… Поэтому пришлось тут же отдать распоряжение врачам:       — Я ему назначил анализы на инфекции. Так что к нему никого не подселять.       Во время нашего разговора с Маминым я ни разу не взглянул на Женю, точнее, ну конечно, на Евгению Павловну. Хотя я не такой уж знаток женской психологии, но давно заметил, что в отношении со слабым полом лучшая тактика — отойти и не навязываться. Похоже, им так интереснее.       И тут неожиданно раздался телефонный звонок. Чей бы вы думали? Шифроваться не стал, зачем?       — Да, Лана, — ответил я.       Хотя и считается, что боковое зрение у мужчин развито не очень, краем глаза я все же попытался уловить реакцию Жени на этот звонок. Уловил! И с удовлетворением отметил про себя, как она слегка, еле заметно, но напряглась.        А до меня из трубки донеслось знакомое щебетание: — Илюш, я на секунду. Послушай. Папа обижается. Может, ты ему позвонишь? — Подожди, я не могу говорить. Сейчас выйду.       Мой девиз сегодня: «Ничего личного…» — поэтому, напомнив Мамину, чтобы он занялся пациентом Голиковым, я вышел из ординаторской: поговорить о «личном». Да и мне совсем не хотелось, чтобы Женя выслушивала мои отговорки Лане. А то, что они будут, я уж знал наперед. Из опыта. Ну если человек не понимает, что такое ЛЮБИМАЯ РАБОТА?!       Почему-то с улыбкой сейчас вспомнил, как продолжение моей беседы с Ланой в коридоре сопровождалось физическими упражнениями в виде перепрыгивания через швабру Марии Васильевны. Она как раз очень тщательно протирала полы перед ординаторской, судя по всему, не собираясь сдавать свои позиции и передвигать свою швабру хотя бы на пару метров в сторону. Наверное, именно мой разговор по телефону заставил ее непоколебимо держаться как раз именно за этот квадратный метр.       Но в тот момент мне точно было не смешно. После укоризненных слов Ланы, мне, и правда, тогда стало очень неудобно, что я не приехал на юбилей к своему учителю. И даже не поздравил его по телефону. И ведь не то, чтобы забыл… И не то, чтобы обида…       Поэтому, поинтересовавшись самочувствием Константина Сергеевича, заверил Лану, что обязательно в ближайшее время ему позвоню.       — Ну ты его попроси, чтобы он не обижался. Но он же понимает, что у меня здесь полно работы, — попытался объясниться я. Кому, как не моему учителю, это должно быть известно.       Но Лана никак не унималась:       — Илюш, я соскучилась. Я уже не могу без тебя.       Может быть, когда-то, в начале наших отношений, эти слова Ланы и заставили бы учащенно биться моё сердце, но не сейчас. Хотя где-то в глубине души шевельнулась жалость. По себе уже знаю, как это — когда тебя отталкивают. А вслух сочувствующе произнёс:       — Ну, а что я могу сделать? Здесь работы полно…       — Ну что, мы даже не можем увидеться? А, может, ты в следующие выходные приедешь? — помню, как после этих слов Ланы мне захотелось поскорее закончить этот разговор.       — Ну, ты же понимаешь, что я не смогу! Мне сложно отсюда вырваться! — я пытался объяснить Лане всю безвыходность ситуации, хотя про себя ведь прекрасно понимал, если бы с точно такой же просьбой позвонила Женя: просто встретиться, хоть на час, хоть на минуту — я бы ринулся сломя голову к ней, позабыв обо всем на свете.       — Так, стахановец! Имей в виду! Хорошо работает тот, кто хорошо отдыхает! — В голосе Ланы услышал уже не только обиду, а прямо-таки командирский тон, не терпящий возражений. А вот такие интонации я точно не люблю. И тогда я, под благовидным предлогом моей страшной занятости, тут же поспешил закончить наш разговор:       — Целую. Пока. — С каким же облегчением я выдохнул из себя эти последние слова. Дежурная фраза. На автомате.       Хотя мне на самом деле нужно было срочно в лабораторию, чтобы узнать, наконец, что там обнаружилось в анализах Голикова. И, лишь бегло взглянув на них, я понял, что мои худшие опасения подтвердились. Да и Мамин, увидев результаты анализов на ТОРЧ инфекции нашего покусанного пациента, не мог поверить своим глазам.       — Ох, ты: ЦМВ! — удивленно воскликнул он.       — Да. Цитомегаловирус. — Подтвердил я.       — Антитела увеличены в четыре раза! Активная стадия! — Слава тут же предложил перевести его в инфекционное.       — Перевести можно его и завтра, — ответил я, памятуя о том, что инфекционное отделение на данный момент переполнено. — Вирус передаётся только половым путём. Так что у нас он никого не заразит. Наша задача стабилизировать, — пояснил ситуацию нашему терапевту.       Слава сразу отправился выписывать пациенту противовирусные препараты. Потом он внезапно остановился, вспомнив о странных наколках на теле пациента, и тут же сделал свое умозаключение, что Голиков этот, по всей вероятности, сидел в тюрьме.       Я снова отметил про себя детективные способности Мамина, но все же попытался возразить, что такую инфекцию можно подцепить и на отдыхе.       — Пускай с этим инфекционисты разбираются. Сделают посев. Назначат ему терапию. Наша задача остановить, — я отдал карту пациента Вячеславу, а сам отправился на пост, сообщить Галине о диагнозе Голикова.       Степан уже был там. Помню, как у меня возникло тогда стойкое ощущение, что я вижу его в отделении, пожалуй, уже чаще, чем своих коллег. А в этот раз он явился проведать своего друга, доставленного к нам по скорой с микроинсультом. Именно этот его друг по странному стечению обстоятельств оказался ещё и хозяином собаки, покусавшей нашего Голикова.       Но тут я увидел спешившую навстречу Степану Женю. И настроение моё сразу же испортились.       Я, стоя неподалёку, перебирал карты пациентов, при этом невольно пытаясь уловить нить их разговора. Сначала Степан поинтересовался у жены самочувствием друга.       — С Максимом все нормально. Мы сделали снимки, завтра получим заключение невропатолога. Пускай пока в палате полежит. — Женя рассказала все, что на данный момент ей было известно.       — Слушай, а этот покусанный?       Вопрос был Жене, но я решил вклиниться в их беседу:       — А покусанный — плохо! — и, уже обращаясь к старшей медсестре, дал ей указания:       — Галина Ивановна! Пациента Голикова нужно перевести на интенсивную терапию. Вячеслав Александрович Вам все расскажет.       — Так что собаку надо будет усыпить, что ли? — забеспокоился Королев.       — Да нет! У него ЦМВ. Это половая инфекция, но на такой стадии, что ожидать можно чего угодно. Мы пытаемся его стабилизировать, но… — попытался как мог пояснить сложившуюся ситуацию.       — Слава Богу! Ну я в том смысле, слава Богу, что собака здесь ни при чем, — Степан искренне был рад за собаку.       И тут слова Жени, сказанные мужу, заставили меня всего обратиться в слух. Хотя особо напрягаться не пришлось. Женя говорила громко. Уверен, что специально для моих ушей. Чтобы уж точно не пропустил ни одного слова.       — Степа, я скоро заканчиваю. Ты купи, пожалуйста, пряники, торт. Ромка скоро приезжает.       — Жень, я все успею! Я в супермаркет по дороге забегу! Куплю! — Королев поморщился, словно это напоминание слышал уже не в первый раз.       Ну, Женя! Ну и игры у тебя. Вот понимал же я, что этот мини-спектакль для меня! Все те же три персонажа: ты, Степан и я. Только когда-то зрителем был Степан, а теперь место в партере — для меня.       Вот всё же понимал. А мысли уже понеслись вскачь!       И рухнули все мои благие намерения: и держаться холодно, и успокоиться, и взять себя в руки, и не думать… Как же НЕ ДУМАТЬ?! А оно само думается и воображение рисует такие картины!..       Еле дождался вечера. А дальше просто уже не было сил держаться. И я пошел в ординаторскую. Точнее, потянула меня какая-то неведомая властная сила.       Зачем я пошел?!       Просить: не ходи туда с НИМ, а ничего, что туда — это домой и что она еще жена его?       Или предложить: а давай лучше останемся вместе на дежурство?!       Нет! Просто закрыть ее в кабинете, пусть сидит до утра?       Очень смешно.       Просто обхохочешься!       Когда я вошел в ординаторскую, Женя уже собралась уходить.       — Гостей сегодня принимаете, Евгения Павловна? — очень старался тогда придать своему голосу легкую небрежность. А у самого внутри все кипело.       — Ага! — Женя ответила, глядя в зеркало, и что-то там еще добавила к своей красоте… На меня даже ни пол-взгляда.       — Все-то Вы знаете, Илья Анатольевич! Да, да, да! Небольшой такой приём. Только для своих.       Хорошо хоть не ответила, что это не мое дело.       — Конечно, кому-то веселье, а кто-то будет всю ночь в больнице сидеть на дежурстве. — Сам не понял, зачем я это сказал: на жалость надавить?       — Жизнь вообще несправедливая штука, Илья Анатольевич, — Женя произнесла эту просто-таки философскую мысль с такой кокетливой улыбкой, что мне ничего не оставалось, как добавить чёрного юмора в начатую ей фразу:       — Говорит палач, отрубая своей жертве голову? — Хотя тогда мне почему-то было совсем не до улыбок.       И чем больше я хмурился, тем больше расцветала Женя. Похоже, ей очень нравилась моя ревность. Да, ищи — не ищи этому другое название, суть одна: я жутко ревновал.       Но тут и Женя не сдержалась:       — Ну почему? Почему? Все в наших руках! Можно же поехать к своей девушке в Москву? Да? Нет, на ужин с профессором!       «Ах, вот оно что! — подумал я, — Жень, да ты тоже ревнуешь?!»       1:1!!!       Но какой бы ни был счет, Женя вечером уходила на ужин со Степаном! Со Степаном! А я… оставался в больнице на дежурстве рисовать себе картины продолжения банкета!       — Конечно, если желание есть! — ответил я ей с вызовом. — А на деле кто-то будет выпивать и закусывать, а кто-то бинты менять!       Но мои жалобные интонации явно не принимались в расчет. Разве что добавили Жене хорошего настроения. Давно не видел на ее лице такой улыбки.       — Давайте, только без зависти! — Женя укоризненно-игриво посмотрела на меня. А потом она подошла ко мне опасно близко. Так близко, что я уже слышал ее дыхание, мне даже показалось, что она коснулась руками пуговиц на моем халате…       — Ну что ж, искренне желаю Вам хорошо провести время с дорогими гостями. — Вот уж не знаю, насколько искренне прозвучали мои пожелания!       — Спасибо, спасибо! — нараспев ответила Женя, насмешливо взглянув мне прямо в глаза. — Обязательно передам это своему сыну Роме, который приезжает из Москвы со своей девушкой.       Мне показалось, или упоминанием про Рому Женя решила смягчить удар? Сжалилась, что ли, великодушная!       А тогда кровь уже начала стучать в моих висках. И я уже послал к черту все намерения держать себя в руках! Потому что ещё одно мгновенье, и я уже не смог бы себя контролировать!       И Женя словно почуяв опасность, развернулась и стремительно вышла из кабинета.       Ох, всё не так-то просто, Евгения Павловна!       Так что вечер я провожу, разглядывая чудные фотообои над диванчиком в своем кабинете. И стараясь думать только о работе… 19 февраля       Дежурство прошло нормально. В смысле — выспался.       С утра Евгения Павловна попросила осмотреть знакомого ее мужа и своим авторитетом убедить его сделать операцию. Все официально, по-деловому.       Просто просьба хирурга к заведующему отделением.       Что, Женя, держим дистанцию? Ладно.       Захожу вместе с ней в смотровой кабинет. Сообщаем пациенту его диагноз — аневризма. И наша основная цель уговорить больного на операцию в Москве. Я предварительно связался и договорился в институте нейрохирургии с теми, кто может реально ему помочь.       Мужчина по началу робко сопротивляется, сетуя на то, что операция сложная. Но я точно, знаю, если хочешь спасти человека, то медлить здесь нельзя.       — Нет. Для хорошего специалиста — это вполне возможная операция. А риск есть, даже когда зелёнкой мажете, — убеждаю я пациента.       И когда я объясняю, что его уже ждут в Московском институте нейрохирургии, то мужчина, все еще не веря в то, что может вылечиться, с робкой надеждой на чудо, соглашается.       И тут я чувствую легкое прикосновение Жениного плеча.       И если это случайность — она отодвинется, а, может, еще одарит таким взглядом…       Но я продолжаю чувствовать тепло ее плеча.       Не понял!       Сокращаем дистанцию?!       Или как мне тебя сейчас понять, Женя?       — Не волнуйтесь! Я Вам дам направление. Позвоню кому нужно. Ну? — стараюсь ускорить разговор.       — Решайся, Макс! — наш хирург с огромным воодушевлением поддерживает мои слова.       — Иду выписывать, — отрываю себя от Жениного плеча.       Ухожу в легком замешательстве.       И что это было? И о чем думать?       ДУМАЙ О РАБОТЕ.