Он видит её

плавятся, плавятся узкие крыши, взятые небом в невидимый плен. ты еще спишь и не знаешь об этом, что тебе снится? не знает никто. снова вернулись счастливые птицы, в шкаф поселились шарфы и пальто. через дорогу стоят незнакомцы, тихо смеются, причина — весна. в город вернулось весеннее солнце, чтобы тебя пробудить ото сна.*

Он видит её. Тысячу раз Гери смотрел на неё во сне, пару раз довелось поговорить о том, о сём (связность разговора он не помнит, но отчетливо въелось в память чувство уюта и солнечного тепла, такого приятного, согревающего, доброжелательного). Сотни раз она мерещилась ему наяву, то были больные галлюцинации в порывах отчаянья и боли, граничащей с безысходностью. В такие моменты не хватало мамы и теплого молока на ночь, жаль лишь, что ни того, ни другого в его жизни не было. Ну, как жизни... так существование. - Та-а-ба-ки? - имя такое неровное, шершавое, произнести его лишь по слогам выходит, с хрипотцой. Гери прижимается к стеклу, щурится, дабы лучше разглядеть ненаглядную, ловит каждое её движение и совершенно глупо улыбается. Дурак, которому выпал счастливый билет. Идиот, который перед этим истратил уйму денег. - Табаки, Табаки, - Хель смачно сплевывает и снова затягивается. По правда сказать, сигареты у неё хорошие, качественные, дым от них горьковатый, терпкий, а чего ещё ожидать от Повелительницы Царства Мёртвых? Эстетика, мать её, даже в мыслях. - Лимб мне только не слюнявь, дружище, твоя любимица всё равно тебя не видит. - Я знаю, знаю, - Гери отмахивается, зачарованно уставившись на знакомого человека. Когда Хель предложила ему посмотреть на Табаки, он не раздумывая согласился. Да, в Лимб заходить и тревожить души умерших нельзя. Да, стучаться/биться в окна нельзя (разбивать их, кстати, тоже, я серьезно, Гери, только попробуй). Можно только смотреть. Звать - нельзя. Нашептывать заклинания (которые я потом тебе засуну в зад) - нельзя. Можно лишь созерцать. Созерцать прекрасное. Хель покачнулась, отбрасывая волосы за спину: - Ты даже ничего не сказал о моих бессчетных трудах, придурок. - Да-да! Всё очень красиво. - Гери лукавил. Он толком не заметил всей красоты, которая была присуща Лимбу. Новая богиня смерти подняла его с руин, возродила собственными руками, заселила душами и превратила в некое подобие отеля в готическом стиле. Величественные колонны с устрашающими горгульями, готовыми в любой момент броситься защищать пристанище смертных; узорчатые своды; бесчисленные окна - Лимб был жемчужиной царства Хель, а Гери так его и не оценил. Просто не заметил, ведь у него была собственная жемчужина, в тысячу раз прекраснее и ярче - у него была Табаки. - Почему её образ размыт? - Тело - это оболочка, - совершенно педагогически начала Повелительница Царства Мёртвых, - а оболочка статична. Душа каких-то определенных очертаний не имеет, пока она помнит свою прошлую жизнь - она принимает её облик, как только забудет, так и пропадет какое-никакое человеческое обличие. - Табаки забывает? - Практически забыла, - Гери почувствовал прикосновение к своему плечу, - пойдем, на сегодня достаточно. - А... - Нет, - Хель умела ломать надежды. Время - штука странная, то бежит быстрее ветра, то монолитно стоит на месте. Гери за временем не следил, не видел в этом смысла. Боги не стареют - факт. Захотят, конечно, и состарятся, но ветхим старикашкой Волк быть не хотел, ему оптимально быть мужчиной среднего возраста - статным и сильным. Удобно, практично, его. То ли дело Змей - чуваку просто по кайфу быть в возрасте шестидесяти лет (Гери чуть больше, чем полностью уверен, что всё это ради неподдельного удивления юных особ в пикантных ситуациях). - Милаш-обояш, чего грустим? - верно говорят, что смерть в двери не стучится, а величественно заходит. Вон, Хель как снег на голову - бац!, и появилась. Сидел себе тихо Волк, медитировал, думал о своём - о времени, ан нет, потревожить это святое. - Где моя подруга и кто ты такая? - признаться честно, вести беседу особенно тяжело, когда твоё горло в тисках неслабых ручонок. Эх, что поделать, привычка у девушки такая - обнимать со спины (и душить при этом) . - Да хватит тебе, - Хель все же слезла с друга, - настроение такое... кофейное. Кстати, милый мой, приглашаю вас на чашечку кофе. - Кофе? - Кофе, кофе. Смертные начали в него что-то добавлять, вкусно так, за душу берет. - Это "что-то" зовется алкоголем, - пробормотал себе под нос Гери, но послушно встал и приготовился ко встречи с людским миром. Шумный мегаполис оглушал, на то он и шумный. Люди, больше похожие на муравьев, куда-то спешили, без передышки разговаривали, кричали, кривлялись, спорили, транспорт гудел, фасад торгового центра пестрел различными рекламными щитами и всё это, в своей совокупности, ужасно утомляло. Гери даже зевнул. Дважды. И как-то не заметил, что потерял свою ненаглядную подругу из вида. - Да чтоб её, - пробираться через смертных - себе дороже. И толкнут, и столкнут, и по тебе спокойно пройдутся. Не народ, а машина для затаптывания. Гери покрутил головой, пару раз обернулся на невнятные выкрики, почесал затылок и почувствовал как кто-то, в прямом смысле, врезался в его спину. - Упс, перепуточки, - приглушенно раздался девчачий голосок, больше похожий на писк раненного животного. - Извиняюсь, все дела. - Правильно говорить "извините" - обреченно вздохнул Гери, - а "извиняюсь" - это я уже себя извинил, а вы как хот... Табаки? - ошалело, без проблеска на правду и веру в происходящее, бешено счастливо, сумасшедше растягивая губы в улыбку, непременно пугая этим девушку. - Табаки? - Ответ не верный, - рыжие волосы, правда, коротко стриженные, но рыжие ведь, густые, её волосы. И взгляд, Боги этот взгляд, истинно лисий, с хитрицой, манкий такой. - Баки. Просто Баки. Да-да, родители слишком любили Марвел. Гери обескуражен. От и до. Состояние панического шока, вызванного адреналином сотканного из счастья. Перед ним стояла его Табаки. Чуть ниже, но с той же хрупкой фигурой, с тем же цветом глаз (зеленые омуты, зеленые омуты) и... черт, вау. Перед ним стоит живая Табаки. Теплая. Родная. Любимая. Его личное наваждение и боль. Табаки. - Эм, я когда в вас врезалась, мозг что ли задела? - Таб... Баки перевела скептический взгляд с лица мужчины на его огромные лапищи, которые слишком уж сильно сжимали её плечи. - Отпустите. Немедленно. Иначе как дам по самому сокровенному, детей лет -дцать ещё зачать не сможете. - Дурочка, - Гери нервно засмеялся, но хватку ослабил, - драться ты не умеешь. - А для этого ума не надо. - Таки подловил себе женушку? - откуда ни возьмись появилась Хель, привычно обнимая друга со спины. - Ничего так, одобряю. Отпусти её, Гери, - смерть нашептывает, смерть подчиняет и вот нет больше в его руках Табаки, и следов её тоже нет. - Погоди! - Волк оборачивается к подруге, тычет своими руками чуть ли не в лицо ей. - Это она была! Она! - Тише-тише, на вон кофе попей, - Хель спокойно протягивает другу стакан теплого напитка, не менее спокойно поправляет челку и выдыхает, - видела я всё, не слепая. Баки зовут, девятнадцать лет, второй курс местного университета. Про удар не врала, кстати, могла и влепить. А знаешь что самое главное? - девушка прищуривается, ухмыляется, кофе свой отпивает (честное слово, время тянет). - Никакой Пак голову ей не морочит. Дерзай, волчара, богиня смерти правит балом. Гери, не выдерживая шквала собственных эмоций, подхватывает Хель на руки и кружит, кружит, кружит. Кофе расплескивается, его стаканчик летит на землю, люди сторонятся, а он, юродивый, смеется, заливисто так, словно ребенок. Он видит её. Видит свою Табаки.