Пуленепробиваемый купидон

In the cold light of morning while everyone's yawning your high In the cold light of morning your junk sick from whoring and high Staring back from the mirror is a face that you don't recognize It's a loser a sinner a cock and a dildo's disguise Placebo. In the cold light of morning

Октябрь 2001 Макс стоял около свежей могилы, не обращая внимания на накрапывающий дождь. Вадим находился чуть поодаль, молча наблюдая, как друг, стряхивая оцепенение, поправляет венки и цветы. Панихида была сегодня днем. Максим похоронил последнюю родную душу – бабушку. Несмотря на качественный уход и идеальные условия в элитном доме престарелых, от судьбы не уйдешь, отек легкого в таком возрасте – это опасно. Да он в любом возрасте опасен, но с годами организм не хочет сопротивляться и сдает позиции. Максим до последнего надеялся, что бабушка выкарабкается, но увы. И сейчас он стоял рядом с новым захоронением, по соседству с могилой родителей. Они значительно отличались – мраморный памятник для двоих и пока еще не осыпавшееся песочное возвышение, украшенное скромной жестяной стоечкой. Впрочем, ее не было видно под лентами и искусственными цветами. Днем на похоронах народу было немного, большинство когда-то знавших пропустили поездку на кладбище и пришли на скромные поминки. Говорить особо было нечего, да и не хотелось. Макс всегда предпочитал переживать свое горе в одиночестве, не выставляя его напоказ. Когда с обязательными составляющими траурной церемонии было покончено, Макс в изнеможении откинулся на спинку стула. – Ты как? – Вадим сел рядом, положив руку на плечо. – Тебе честно или так, чтобы отстал? – спросил Ткачев, не открывая глаз. – Можешь не отвечать. И так понятно. Чем помочь? – Вадим был уверен, что и на этот вопрос получит ответ в духе «а не пошли бы вы, многоуважаемый», но Макс посмотрел на него, выпил стопку водки, которая стояла перед ним, и попросил: – Можешь отвезти на кладбище? – Слушай, – осторожно начал Вадим, – мы там уже были. Ты уверен, что тебе нужно именно это? Может, завтра? – Нет, сейчас. Не хочешь, не надо. Сам доберусь. Он был упрям, и Вадим это знал. Сказал, значит сделает. Поэтому, чтобы не наделал глупостей, лучше проконтролировать. *** Макс сидел, отвернувшись к окну, закусив палец на сгибе. Уже темнело, а серые тучи и мелкая морось нагнетали мрачную атмосферу. Весь путь проходил в молчании, Вадим чувствовал, что слова сейчас лишние, и Макс был ему благодарен за то, что понимал и не навязывался. Они долго стояли. Никольский зябко ежился, а Максим словно и не замечал ни температуры, ни того, что он вымок насквозь. Такая особенность полностью отключаться спасала сознание, но потом оборачивалась затяжной простудой. Фонари на кладбище были, но большая часть не горела. Было очень неуютно, и Вадим обрадовался, когда Максим наконец отошел от могилы и повернулся к нему. – Домой? – с надеждой спросил Никольский. – Да. Ты иди, а я сейчас. Еще несколько минут. Машина осталась за воротами, поскольку они приехали после официального закрытия. Вадим догадывался, куда Максим хочет еще завернуть, и ушел вперед. Лишь убедившись, что друг свернул к могиле Рагозина и уже не видит его, пошел следом. Некоторое время Макс стоял неподвижно, глядя на темный памятник. Потом подошел, поднес руку к лицу мраморного изваяния, словно желая погладить, но так и не коснулся, рука замерла в нескольких сантиметрах. Еще несколько секунд неподвижности, а потом парень оперся лбом на камень. Вадим видел отчаяние своего друга, и его выворачивало наизнанку от собственного бессилия. Макс поднял голову, и Никольский сделал шаг назад, хотя за деревьями его и так не было видно. Он ушел к воротам, ожидая Ткачева там. Макс появился спустя пятнадцать минут. Все так же молча они сели в машину и двинулись обратно. – Слушай, – Максим нарушил молчание, когда Вадим уже щелкнул брелоком, запирая замки, – составь мне компанию, а? Пить в одного не хочу. – Конечно. Они поднялись в квартиру Макса. Парень со злостью сдернул занавески с зеркал, мрачный символ покойника в доме, и прошел на кухню. Он давно жил один, но сегодня одиночество было подобно смерти. Он достал бутылку водки, разлил по стопкам, выпил, игнорируя закуску, которой, кстати, было предостаточно. Вадим пил осторожно, не пренебрегая едой, поэтому очень скоро они оказались в разных весовых категориях – Ткачев в лежку, а Никольский почти трезв. – Скажи, может, я проклят? Почему им не дано жить? – Кому им? – Вадим не знал, что ответить. – Тем, кто рядом. Родители, бабушка, он... – Максим говорил, что думал. Алкоголь снимает фильтры. – Странно, что ты еще жив. Все, кто рядом... – Кто он для тебя? – Он... – Макс, несмотря на свое состояние, выделил нужное, – бывший одноклассник. Или просто бывший. Прошлое. Последняя рюмка явно была лишняя. Стресс, тепло, пустой желудок. Он уснул, положил голову на руку. Вадим смотрел на спящего, прикидывая, стоит оставить здесь или рискнуть и перетащить на кровать. Когда Макс начал заваливаться с табуретки, он подхватил и отволок в комнату. Макс спал. Сквозь тонкие стены Никольский услышал звонок оставленного на кухне телефона. Знакомый номер, привычное время. Он всегда звонил около двенадцати, традиция. – Как он? – конечно, Андрей знал о случившемся. – А сам-то как думаешь? – усмехнулся Вадим. – Хреново он. Напился. Спит. – Где ты сейчас? – У него. – Открой дверь через двадцать минут. – Дебил, ты что творишь? – Открой дверь через двадцать минут, – повторил Андрей и отключился. Вадим покачал головой: что бы ни происходило, а манера разговаривать приказами никуда не исчезла. *** – Совсем крыша поехала? – Вадим впустил Рагозина в квартиру. Тот, откинув капюшон толстовки с лица, смотрел вокруг. Последний раз он был здесь более двух лет назад. Что ж, почти ничего не изменилось. – А если проснется? Решит, что по нему Кащенко плачет. – Не увидит. Не узнает, – Андрей снова натянул капюшон так, чтобы полностью скрыть лицо. – Прикинусь кустом. – Зачем явился? Андрей молчал. Правильного ответа на этот вопрос не было. Он знал, что Максу сейчас хуже, чем обычно, он должен был быть рядом. Хотя бы так. – Я хочу посмотреть. – Нет, ты точно шизанулся. Мотай в гостиницу, завтра поговорим. – Две минуты, а? – Ты головой можешь подумать? – Я ею всегда думаю. Визит Тома Сойера.* – Что? – Иди и почитай. – Я читал, – буркнул Вадим. – Значит, перечитай. Где? Вадим кивнул на дверь комнаты, в которой спал Максим, вздохнул и покачал головой: – С тобой бесполезно спорить. Андрей снял кроссовки и тихонько, на цыпочках прошел в комнату. Дверь не скрипнула, половицы тоже не выдали присутствие постороннего. Он опустился на колени рядом с кроватью и посмотрел на спящего. Макс тяжело дышал во сне, иногда дыхание сбивалось с ритма, он дергал головой, но не просыпался. Андрей регулярно получал по электронке фотографии от Вадима, но одно дело смотреть на изображение, другое – видеть оригинал. Он сжал зубы, сцепил пальцы и смотрел. Трясущаяся от напряжения рука потянулась к лицу Максима, но Андрей не решился погладить, лишь коснулся волос. Макс в очередной раз дернулся и застонал во сне. Андрей встал и так же тихо ушел. – Я завтра позвоню, – он пожал руку Вадиму и ушел. *** – Доброе утро, – Вадим приветливо улыбнулся. Макс кивнул в ответ и присосался к графину с водой. – Есть будешь? – Нет. Спасибо. Тишину нарушила трель звонка. Вадим посмотрел на экран телефона, извинился и вышел из кухни, нажимая вызов. Он вернулся через минуту и посмотрел на друга. – Макс, мне бы отлучиться. Ты как? – Да. Спасибо, что помог. Я в норме. – Ладно, тогда я пойду. Позже загляну. – Угу, – Макс отвернулся к окну, глядя на октябрьское утро. Тусклое солнце и серое небо. Холодный утренний свет. Он помнил, что во сне было что-то хорошее, но не помнил что. Ощущение осталось, события стерлись. Но что-то было. *** – Зачем приехал? Хочешь сказать – скажи. А нет – так нехрен бегать по лезвию ножа и мотать нервы мне и себе. Вадим сидел в кресле гостиничного номера, созерцая пейзаж, украшающий собой стену, а Андрей смотрел в окно. – Хочу, но не могу. Рано. – Сколько еще ждать будешь? – Не знаю. Но еще минимум год. – Почему? Андрей не ответил. Но Вадим сам озвучил ответ. – Боишься. Боишься, что он тебя пошлет. – Боюсь, – Андрей повернулся лицом. – Я же никто для него. И пока у меня недостаточно возможностей, чтобы ему что-то доказать. Вадим покачал головой. Он мог бы рассказать о вчерашнем эпизоде, но не стал. Максова психика сейчас слишком хрупкая, чтобы рушить ее появлением ожившего покойника. – Когда-нибудь, – Андрей снова повернулся к окну и посмотрел на солнце, проглядывающее из-за туч, – я объясню, а он поймет и простит. Вот тогда придет время вместе встречать рассвет. Главное, переждать ночь. Все, что мог Вадим – это молча согласиться и ждать вместе с ними. *Имеется ввиду эпизод, где Том Сойер посещает родной дом, когда все считают его погибшим.