Дагор Рут

Это снилось Нодиону каждую ночь, из года в год: свобода. Меч в руках. И ты не один, рядом десятки тех, кто разделил с тобой бесконечные годы неволи. Нет той силы, которая сможет остановить вас, и Врагу не скрыться даже в самом глубоком подземелье. Вы все равно отыщете его, а ваши клинки отыщут уязвимое место его доспехов. И вы сделаете то, что так и не смог сделать ваш давно погибший король, ибо что был его гнев, вспыхнувший при одном известии о Дагор Браголлах, по сравнению с вашим, складывавшимся день за днем из боли, отчаяния и жажды мести? Воспоминания о жизни до плена затянуло густым непроницаемым туманом. Валинор, Исход, Хэлкараксэ, Нарготронд, война с Морготом, роковая битва в долине Тумхаладен — всё это казалось безмерно далеким, почти ненастоящим. Настоящими были брань и кнуты надсмотрщиков, ежедневный, тысячи раз исхоженный путь в кузницу, бесконечный изнурительный труд, возвращение в камеру для того, чтобы провалиться в омут сна и во сне снова увидеть свободу, меч в руках и месть. Нодион просыпался, веря, что однажды сон станет явью. Но одной веры было мало. Урывая драгоценные минуты отдыха, осторожно, чтобы не услыхали орки, он и его товарищи по несчастью обсуждали побег. Открыть замок в дверях камеры можно было, обладая терпением, знаниями об устройстве таких замков и чем-нибудь длинным, тонким и прочным. Что-то длинное, тонкое и прочное работавшие в кузнице могли тайком пронести с собой. Но эти двери не были главной преградой на пути к свободе – преграды за ними только начинались: коридор, по которому всегда ходили надсмотрщики, караулка в конце коридора, полная орков, и очень внушительная внешняя дверь. И даже если бы пленным каким-то образом удалось расправиться с охраной, они бы все равно попали в лабиринт тоннелей, где почти наверняка не смогли бы отыскать путь к главным воротам, и где их легко перебили бы тысячи других слуг Моргота. — Когда-то я сделал сотни замков куда хитроумнее здешних, — говорил Руидор, мастер из Нарготронда, давний знакомый Нодиона, оказавшийся в плену после Битвы Бессчетных Слез. — Если у меня будет две проволочки и немного времени, то двери я открою. А что дальше делать? Как из Ангбанда выбраться? Алагостор, молодой эльф из Гондолина, попавший сюда одним из последних, предлагал схватить кого-нибудь из орков и использовать его в качестве проводника. Эльфы не сомневались, что смогут заставить его показывать дорогу — даже оркам хочется жить. Но вот о том, куда идти, единого мнения не было. Руидор предлагал сразу искать какой-нибудь потайной ход, ведущий на Анфауглит или в Дор Даэделот, а потом двигаться к югу. Нодион выступал за то, чтобы сначала попытаться освободить еще кого-нибудь из невольников. К согласию они так и не пришли, остановившись на том, что «когда у нас будет свобода, оружие и ключи от внешней двери, тогда и разберемся». В последние дни они почти не сомневались, что свобода, оружие и ключи от внешней двери у них будут. Оркам строго-настрого запрещалось обсуждать войну, но на запрет уже не обращали внимания. Пленных перестали выводить на работу, и они слышали орочьи разговоры. Война шла совсем не так, как хотелось бы слугам Моргота. Война приближалась к Ангбанду. Орки грызлись между собой чаще обычного, хотя казалось бы, куда уж чаще. Злились на проклятых эльфов и проклятых людей, которые стояли у самых ворот Твердыни, злились друг на друга по самым пустяковым поводам, а иногда и безо всякого повода. Наверное, злились бы и на своих повелителей, которые не могли привести их к победе как в прежние времена, но страх перед повелителями был сильнее злобы. Сегодня его разбудили топот и гвалт в коридоре. Когда гвалт стих настолько, что в нем стали различимы отдельные голоса, Нодион поднялся с кучи тряпья, служившей ему постелью, осторожно подошел к двери и прислушался. Обладатель сиплого голоса, которого остальные называли Хургом, требовал, чтобы надсмотрщики оставили охранять рабов кого-то одного и бежали наверх. Десятка полтора других голосов наперебой кричали в ответ, что, если Хургу так хочется воевать, то он может идти воевать сам, а им гораздо больше нравится здесь. Судя по звукам, кого-то из не желавших воевать прирезали. То ли Хург был не один, то ли он был очень силен. Потом опять поднялись гвалт и топот. Потом все стихло. В камере давно никто не спал. Все проснулись и превратились в слух. — Ушли? — одними губами спросил Руидор. — Вроде бы, — так же беззвучно ответил Нодион. — Подождем. Выждали еще немного. Потом он кивнул. Можно. Руидор подошел к дверям, на ходу извлекая из недр своих лохмотьев две тонкие проволочки. Двое эльфов тоже подошли к дверям и встали рядом с Нодионом. Если охранять их оставили одного, пускай даже двух или трех орков, эти трое что-то услышат и придут проверить, то так даже лучше. Пускай приходят. Пускай открывают двери. Их тут же втащат в камеру, и живыми оркам отсюда не выбраться. — А если они вернутся? — Алагостор произнес вслух то, о чем сейчас наверняка думали многие. — Ну тогда мы, по крайней мере, умрем в бою и свободными, — Руидор сосредоточенно двигал проволочками в замке. Что-то негромко щелкнуло. Эльфы переглянулись. Неужели получилось? Нодион аккуратно надавил на дверь. Та, поддавшись, начала открываться. — Пошли, — сказал он, выскальзывая в коридор, и остальные последовали его примеру. В этой камере их было чуть больше двух десятков. Достаточно, чтобы справиться с оставшимися надсмотрщиками. Даже голыми руками. Они неслышно крались вдоль стен, мимо других дверей. За ними были такие же камеры с такими же пленными эльфами, работавшими в кузницах Ангбанда, но открывать их пока не было времени. Сначала — караулка и охранники. Охранник оказался единственным, не самым высоким и не самым крепким. Когда он услышал их, обернулся и вскочил из-за стола, одновременно пытаясь вытащить ятаган из ножен — было слишком поздно. Орка ударили по голове, свалили на пол, и, наверное, запинали бы ногами, если бы Нодион первым сумевший справиться со свой яростью, не остановил их. — Хватит! — крикнул он, расталкивая товарищей. — Мы его живым хотели взять! Орк пытался отползти, сплевывая кровь. Гримаса неописуемого ужаса еще сильнее исказила и без того неприятные черты его лица. Руидор, рывком подняв орка за шиворот, принялся связывать ему руки за спиной его же поясом. Остальные в это время обшарили караулку. Кто-то, найдя ключи, побежал открывать другие камеры, кто-то собирал найденное оружие — несколько ятаганов, несколько копий, несколько ножей. Это было лучше, чем ничего, но очень немного, поэтому эльфы принялись разламывать стол и табуретки — ножки сойдут за дубинки, и снимать со стен цепи — ними тоже можно драться. — Как зовут? — обратился Руидор к орку. Тот по-прежнему трясся от страха, и это зрелище вызвало у Нодиона отвращение. — Г-гаруг, — с трудом выдавил орк. — Ну вот что, Гаруг, — произнес мастер. — Тебе, наверное, очень хочется жить. Если будешь делать то, что мы скажем — никто тебя не тронет. Понял? — Понял, — пленник быстро закивал в ответ. — Куда Хург увел ваших, и что происходит наверху? — К главным воротам или на равнину, я не знаю. Наверх очень много наших увели, не только охранников, — затараторил Гаруг, будто боясь, что эльфы убьют его, как только он умолкнет. — На равнине большой бой идет уже второй день. Ваши совсем рядом. Руидор и Нодион переглянулись. Когда эльфы придумывали план побега, их двоих единогласно выбрали старшими. От них теперь зависело, что делать дальше. — Ты знаешь какие-то выходы на равнину, кроме главных ворот? — спросил Руидор. — Д-да. — Ну вот и хорошо. Значит, если выведешь нас так, чтобы никто не заметил — мы тебя отпустим. Эльфов, которых держали в остальных камерах, уже освободили, оружие и всё, что могло сойти за таковое, отдали тем, кто был крепче всех и сохранил больше сил. Всего недавних рабов здесь собралось чуть меньше сотни. Они стояли в караулке, а кому не хватило места — в коридоре, ожидая решения своих командиров. — Постой, — обратился Нодион к товарищу. — Ты все-таки хочешь сейчас выйти на Анфауглит? Там же бой идет. Будем с цепями и ножками от табуреток на войско Моргота бросаться? — А что ты предлагаешь? — резко ответил Руидор. — Сидеть здесь и ждать, пока наши придут? Неизвестно, когда и чем битва закончится. — Я по-прежнему предлагаю попытаться освободить других пленных. Тех, что в рудниках работают. В каменоломнях. Всех, до кого доберемся. Не думаю, что там осталось больше охраны, чем у нас. — Нодион прав, — согласился Алагостор. — Сейчас у нас есть шанс. Нельзя наших бросать. — Так, — помрачнел Руидор. — Кто еще считает, что Нодион прав? — Я. — И я. — И я тоже, — дружный хор голосов дал понять мастеру, что он в меньшинстве. — Хорошо. Тогда я пойду наверх один. Орка мне отдадите? — Ты что? — воскликнул Нодион. — Не говори глупостей. Одному тебе не выбраться. Откуда ты знаешь, что орк тебя в ловушку не заведет? — Значит, умру в бою и свободным, — отрезал Руидор. Выбравшись за внешнюю дверь, они разделились. Нодион и остальные эльфы отправились в кузницы — забрать молоты и все, что можно было использовать в качестве оружия, а потом идти освобождать других пленных. Руидор, забрав схваченного орка и предупредив, чтобы тот не пытался в самом деле завести его в ловушку («Снести тебе голову я все равно успею!»), пошел искать путь наверх. — Удачи тебе, — сказал Нодион на прощание. — Надеюсь, скоро увидимся. — Вам тоже удачи, — кивнул Руидор. Они так и не сошлись во мнениях, но все равно оставались друзьями. *** Сразу за внешней дверью Гаруг свернул в боковой ход, где светильники на стенах были так далеко друг от друга, что едва рассеивали мрак, а потолок нависал прямо над головой. Потом потащил Руидора на винтовую лестницу. Потом нажал на камень и открыл какую-то щель, через которую эльфу пришлось протискиваться боком. За щелью оказался еще один ход, еще более узкий и темный. Они проходили коридор за коридором, лестницу за лестницей, и нигде им не попадалось ни единого воина Моргота, хотя иногда Руидор слышал их голоса и шаги совсем рядом. Гаруг выбирал такой путь, чтобы точно не встретить никого из своих, самые неудобные и темные переходы, по некоторым из которых приходилось пробираться, согнувшись в три погибели, а по некоторым — и вовсе ползком. То ли он до того боялся эльфа, что и в самом деле собирался вывести его из подземелий, то ли просто искал удобного момента, чтобы расправиться с Руидором, но уцелеть при этом самому. И чем ближе к выходу они продвигались, тем слышнее становился грохот битвы, доносившийся сверху. Руидор был готов отдать всё, что угодно, за то, чтобы этот грохот не смолкал. Он означал, что эльфы и люди совсем рядом, что войску Врага не под силу отбросить их от Тангородрима. Гаруг неожиданно остановился и замер, глядя на потолок. — В чем дело? — спросил Руидор, но спустя мгновение ответ стал не нужен — он сам все услышал. Наверху загрохотало еще сильнее. Это не походило на шум, рожденный слитным топотом тысяч ног, криком тысяч глоток и лязгом тысяч мечей. С таким звуком падают камни в горах. Уж не решил ли Моргот устроить обвал, чтобы помочь своей армии, подумал Руидор. И эта мысль была его последней перед тем, как Ангбанд содрогнулся и встал на дыбы, а потолок тоннеля обрушился на них. *** Очнувшись, он не поверил тому, что жив. Пошевелился. Руки-ноги были целы. А вот ребра, похоже, нет — каждый вдох причинял боль. Открыл глаза и попробовал подняться. Вокруг была абсолютная темнота — сначала Руидору даже показалось, что он ослеп. Потом немного привык к темноте и смог различить хаос каменной осыпи, перегородивший путь. Тоннель рухнул, похоронив под собой орка-проводника, но в потолке была огромная дыра, через которую можно было попытаться выбраться в коридор, проходивший над ними. Руидор попытался подняться. Его тут же повело в сторону, он едва удержался на ногах. Перед глазами заплясали разноцветные пятна. У меня не только ребра сломаны, подумал эльф. Наверняка еще внутри что-то повредил. Но помощи ждать было неоткуда — здесь его скорее могли найти орки, чем свои. И Руидор, подобрав свой трофейный ятаган, принялся карабкаться по каменной осыпи. Дальше он шел наугад, придерживаясь только одного направления: наверх. Чем выше поднимался, тем больше разрушений было вокруг. Какие-то из тоннелей совсем завалило, кое-где наоборот открылись новые проходы, так что Гаруг, даже останься он жив, вряд ли сослужил бы ему службу. Руидору несказанно везло: несколько раз он находил тела орков и людей из войска Ангбанда, убитых обвалом, слышал голоса живых, но с этими живыми удавалось разминуться. И это было единственным, что радовало. Боль не оставляла его, становясь злее с каждым шагом и туманя голову, а силы неуклонно убывали. Он продолжал упрямо идти вперед, зная, что если упадет, то больше не встанет. Сначала удавалось просто идти. Затем идти с краткими передышками. Затем идти, держась за стену. Взобравшись к еще одной дыре в потолке тоннеля, Руидор вылез из нее и почувствовал, что не может встать. Ну вот и всё, понял эльф. Посмотрел по сторонам — и едва не рассмеялся. Он искал путь, который пролегал бы не через главные ворота, а в конечном итоге вышел именно к ним. Где-то за спиной у него раздались крики орков — из глубины подземелий на смену погибшим спешили сотни новых воинов Моргота, и совсем скоро они неотвратимо должны были наткнуться на него; у Руидора не осталось сил даже поднять ятаган, и жизнь стремительно покидала его, но всё это было неважно. Важным было то, что эльф видел перед собой. Огромные бронзовые створки сорвало с петель и они лежали на земле. Снаружи лучи солнца едва проникали через густые облака, но даже этот свет больно ударил по глазам, показавшись Руидору, почти полтора века не видевшему неба, ослепительно ярким. В этом ослепительно ярком свете он с трудом различил очертания фигур с оружием и в доспехах, бегом преодолевавших расстояние до ворот Твердыни Тьмы. Руидор умирал счастливым. Впервые за много лет на его губах появилась улыбка. Эльдар и эдайн вошли в Ангбанд. *** Ярость обреченных, подумал Финарфин, когда ему удалось на миг остановиться и перевести дух. Подземелье за подземельем, коридор за коридором, шаг за шагом — всё приходилось вырывать с боем. Последние воины Ангбанда знали, что им не победить, но все равно набрасывались на эльфов и людей вопящей толпой, ощетинившейся сталью и бешенством, извергающей стрелы, камни и проклятия. Все, кому была дорога жизнь, кто хотел спрятаться или спастись бегством, уже сделали это. Здесь остались те, кто дрался не за свою жизнь, а за смерть врага. Чтобы не просто так уйти в неизвестность, чтобы подложить себе под голову побольше трупов ненавистных слуг Валар. Они знали эти переходы как свои пять пальцев, они выныривали внезапно за спиной у наступающих, будто бы из ниоткуда, и так же внезапно исчезали, будто бы в никуда. Однако люди и эльфы продолжали идти вперед. Подземелье за подземельем, коридор за коридором, шаг за шагом, с неотвратимостью морского прилива. Последние мили пути, начатого для кого-то пять столетий назад, для кого-то — сорок лет назад, но все равно долгого, кровавого и тяжелого. Всё ниже и ниже, вглубь Железных Преисподних, к сердцу Тьмы. Туда, где их ждал Враг. — Там впереди зал, государь, — Эаркалон, один из его Верных, вгляделся в полумрак. — На входе баррикада, похоже. — Вижу. — Финарфин задумался. Атаковать, или подождать, пока подтянутся те, кто идет за ними следом? С одной стороны, неизвестно, сколько орков за этой баррикадой. Может быть, десять, а может быть, и сотня. С другой — если они будут стоять в коридоре и ждать помощи, то орки нападут сами. — Ну что, передохнули? — обернулся он к своим воинами. — За мной, нолдор! Еще немного! И, взмахнув мечом, первым бросился вперед, ко входу в зал, перегороженному беспорядочным нагромождением мебели, каких-то камней, железяк и неизвестной рухляди. Его сразу же заметили. Злобные крики заглушили звук спущенной тетивы, но стрелу Финарфин успел разглядеть. Бессильно стукнув наконечником о щит, она упала куда-то ему под ноги. В два прыжка он перебрался через баррикаду. Отбил копье, нацеленное ему в голову. Ответным ударом отсек руку кому-то из столпившихся вокруг орков. — Нолдор! Руби-и-и-и! — воины, расшвыряв баррикаду, догнали своего короля и тоже схватились с орками. Зал огласился звоном металла, боевыми кличами и бранью. Щит Финарфину все-таки разбили. Третий или четвертый за сегодня? Неважно. В любом случае, новый ему взять было больше неоткуда, и он поудобнее перехватил меч двумя руками. Уклонился от еще одного копья, ударом под колено свалил орка, оказавшегося спиной к нему — его тут же прикончил кто-то из Верных. Развернулся навстречу новому противнику, нырнул под занесенный ятаган и всадил клинок орку между ребер, пробив нагрудник. Краем глаза заметил, как на него замахиваются булавой, дернул меч на себя, вырывая его из тела поверженного врага. Слишком медленно! Удар не достиг цели — Эаркалон, бросившись между орком и своим королем, прикрыл Финарфина щитом. Окованное металлом дерево затрещало, но выдержало. Финарфин кивнул Эаркалону в знак благодарности и наконец-то освободил свой меч. Как раз вовремя, чтобы подставить его под еще один мелькнувший в воздухе ятаган. Да сколько же вас там?! — Хитлу-у-ум! — неожиданно грянуло позади орков. Из другого коридора в зал хлынули люди и врубились в толпу врагов, щедро раздавая удары. Казалось, раскаленная добела ярость сражающихся способна озарить полумрак не хуже солнечного света. Никто не просил и не давал пощады, и орки, наверняка понимая, что силы теперь неравны, все равно не подумали спастись бегством. Даже последний уцелевший продолжал драться так, будто мог перебить всех врагов в одиночку — до тех пор, пока топор одного из эдайн не оборвал его жизнь. Здесь всё было кончено, и люди с эльфами, прежде чем идти дальше, смогли еще раз немного передохнуть и перекинуться парой слов. — Государь Арафинвэ! — Элрос, возглавлявший эдайн, крепко обнялся с королем, ничуть не боясь показаться фамильярным. Сейчас было не до церемоний. — Рад, что с тобой все в порядке. Хотя вид у нас обоих сейчас не самый лучший. — Взаимно, Элероссэ, взаимно, — улыбнулся Финарфин. — Главное, что живы. А раны заживут, кровь и копоть отмоются. Осталось недолго. Как у остальных дела? — Всем тяжело, но все движутся понемногу, — ответил Элрос. — Тут в эти коридорах сам Моргот запутается. Финарфин с его Верными и еще несколькими воинами-нолдор были первыми, кто вошел в подземелья Ангбанда. По-хорошему ему следовало вернуться назад, находиться где-то рядом с другими военачальниками и руководить наступлением, но Финарфин впервые в жизни решил поддаться боевому задору. Командиры войска его Дома и без него хорошо знают, что им делать. Он был уверен в каждом из них. Элросу, по-хорошему, тоже полагалось находиться рядом с другими военачальниками, но предводитель людей считал, что в любой битве для него существует только одно место — самая гуща схватки. Он до самозабвения любил своих эдайн, они платили ему такой же самозабвенной любовью, так мог ли Элрос оставаться в стороне, когда его воины сражаются? — Двинемся дальше, или подождем, пока наши подтянутся? — спросил Элрос. — Не то чтобы я боялся, конечно, но похоже, что мы скоро доберемся до Самого. Мало ли, каких тварей он приберег напоследок. — Двинемся дальше, — решил Финарфин. — Тварей хуже, чем на равнине, уже не будет. Балроги. Чудовищные змеи — отродья Глаурунга. Еще более чудовищные крылатые змеи. Гиганты-тролли. Волки. Стаи летучих мышей-кровососов. Сотни тысяч орков и людей, служивших Морготу. Король нолдор до сих пор не мог поверить в то, что воинам Свободных Народов удалось выйти из этой битвы победителями. Милость Валар и Единого, иначе не скажешь. Если бы Эарендиль не убил дракона, а тот не упал прямо на Тангородрим... Даже думать не хотелось о том, что было бы тогда. Разве может сравниться с ужасом, творившимся на Анфауглит, бой в подземельях, пускай даже самый тяжелый и кровавый? — Отлично! — воскликнул Элрос. — Вперед, ребята! Не будем заставлять Моргота ждать нас слишком долго! *** Потеряться в переходах Твердыни Тьмы оказалось не просто, а очень просто. Вообще Ильвен не была склонна впадать в боевую ярость и терять голову в пылу сражения, но тут все получилось как-то само собой. Они столкнулись нос к носу с небольшой группкой людей, блуждавших по коридорам. Сначала эльфы приняли их за потерявшихся эдайн, но потом, рассмотрев скуластые лица, раскосые глаза, пестрые наряды и кривые сабли вастаков, схватились за оружие. Люди видели в темноте хуже эльфов, однако чуть позже тоже разглядели, что те, кто им встретился, никак не похожи ни на орков, ни на соплеменников, и тоже схватились за оружие. Ильвен ужасно устала — шел второй день, как она была на ногах, и большую часть этого времени она сражалась. Но ловкости ей по-прежнему было не занимать, поэтому Ильвен успела отклониться назад, и тяжелая булава вместо ее головы врезалась в стену. За сегодня Ильвен могли убить не раз и не два, но именно возможность погибнуть в двух шагах от победы вызвала у нее неописуемый гнев. — Ах ты! — девушка так яростно набросилась на врага, что он, даже будучи выше ее на голову и вдвое шире в плечах, начал пятиться, а потом бросился наутек. — Сто-о-ой! Сражайся, трус! — Ильвен рванулась за ним. И не было ровным счетом ничего удивительного в том, что, когда ярость схлынула, Ильвен обнаружила себя в коридоре, неотличимом от десятков других. Вастак куда-то исчез. Вокруг вообще не было ни души, даже звуки боя, из которого она столь опрометчиво вырвалась, не были слышны. — Ну и дура же ты, Ильвен, — сказала она сама себе. — Ищи теперь дорогу назад. Что там Эгланет рассказывала про условные знаки? Надеюсь, в этом коридоре они есть. *** За несколько дней до того, как армия Свободных Народов отправилась в поход через пески Анфауглит, командир Ильвен вернулся с вечернего совета и сказал: — Сегодня с нами общалась Эгланет. Женщина, которая сумела сбежать из Ангбанда. Рассказывала о том, что представляет собой Ангбанд внутри. — Она так много видела? — удивилась Ильвен. — Пленных, насколько я знаю, не пускают дальше рудников. — По всему Ангбанду она не ходила, конечно, — ответил командир. — Но кое-что видела, кое-что слышала, это всяко лучше, чем ничего. Это сослужит всем хорошую службу, когда мы дойдем до Твердыни Тьмы. — Не спорю, — согласилась девушка. — А если, допустим, я к ней приду, она со мной станет разговаривать? — Думаю, да, — командир сразу понял, о чем Ильвен хочет спросить ту, которой удалось вырваться из темниц Врага. — Попробуй. Может быть, она что-то знает. *** Ильвен никогда не видела пленных, бежавших из Ангбанда. Слышала о них очень много — кто-то говорил с восхищением, кто-то с неприязнью («любой побывавший в лапах Моргота навеки запятнан!»), но все в один голос утверждали, что беглецы очень не любят лишний раз рассказывать о плене, вообще не слишком общительны, а облик их зачастую бывает пугающим. В Эгланет ничего пугающего не было. Обычная эльфийская женщина, только выглядящая... Будь Эгланет человеком, Ильвен сказала бы, что она постарела раньше времени. Ильвен осторожно заглянула в палатку, поздоровалась, попросила разрешения войти. Когда хозяйка ответила на приветствие и позволила, девушка решила обойтись без долгих предисловий. — Эгланет, тебе, наверное, неприятно снова вспоминать о том, что ты пережила, но я не могу не спросить. Для меня это очень важно. — Я слушаю тебя, — слегка наклонила голову Эгланет. — Ты не встречала в плену эльфа из Дома Финарфина по имени Наутион? — Ильвен задумалась, вспоминая, как его имя звучит на синдарине. — Или Нодион — так его звали в Нарготронде. Если не встречала, то, может быть, слышала о нем? Спросила — и замерла, затаив дыхание, отчаянно желая услышать ответ «да», и столь же отчаянно боясь услышать продолжение в духе «он погиб на моих глазах». Теперь настал черед Эгланет задуматься. Думала она долго, погрузившись в свои темные и страшные воспоминания, потом отрицательно покачала головой. — Нет. Не видела и не слышала о нем. Большинство наших мужчин-пленных работает в кузницах или рудниках, а женщины там очень редко бывают. Ильвен выдохнула. Не услышала «когда я видела его, он был жив и невредим», но и «он мертв» тоже не услышала. Уже неплохо. — Что ж, спасибо, — ответила она. — Извини за беспокойство. — Не за что, — пожала плечами Эгланет. — А ты позволишь у тебя спросить? Ильвен кивнула. — Брат? — Жених. *** Условные знаки, которые позволяли обитателям Ангбанда лучше ориентироваться в хитросплетениях его переходов, рисовали на стенах там, где встречались несколько коридоров. Ильвен дошла до такой развилки и принялась искать. Большая часть светильников здесь не горела, даже с эльфийским зрением рассмотреть орочьи закорючки было не так-то просто, и удар, обрушившийся на нее из темноты, оказался совершенно неожиданным. Устоять на ногах не удалось, девушка кубарем полетела на пол, а меч — куда-то в противоположную сторону. Ильвен потянулась к кинжалу, спрятанному в голенище, но не успела — в грудь ей уперлось острие копья. Над ней, ухмыляясь, стоял тот самый вастак, за которым она не так давно гналась. — Воевать захотела? — с нескрываемым злорадством произнес он на ломаном синдарине. — Рано тебе воевать еще. Слишком маленькая. «Думаешь, я буду пощады просить? Ошибаешься!» Ильвен оскалилась, показывая врагу ровные белые зубы, и ответила на языке вастаков: — Иди поцелуй орка. Ухмылка враз слетела с его лица, сменившись яростью. Вастак размахнулся копьем, готовясь ударить ее, девушка откатилась в сторону, пытаясь уйти от удара... Неожиданно его лицо из злобного стало недоуменным. Он захрипел, начал оборачиваться, забыв про Ильвен, но неловко завалился на бок, дернулся и затих. В затылке у него торчала рукоять кем-то брошенного ножа. Этот кто-то подбежал к поверженному вастаку, к Ильвен, пытавшейся встать. Протянул ей руку. — Спасибо, — девушка поднялась на ноги. Потом взглянула на своего спасителя. Он взглянул на нее. Оба застыли, будто окаменевшие. — Аурелотэ? — с опаской произнес он, не веря в то, что видит ее перед собой здесь, в подземельях Ангбанда. Этим квэнийским именем ее никто не называл уже много лет. Даже товарищи, приплывшие, как и она, с войском Эонвэ. — Наутион? — так же несмело спросила она. А потом до боли сжали друг друга в объятиях, словно каждый из них боялся, что другой растает как морок. Ильвен десятки тысячи раз представляла себе их встречу, и десятки тысяч раз думала, что скажет ему, когда наконец-то увидит. Но сказала совершенно не то, что придумывала. — Ну где справедливость? — с нарочитой обидой произнесла она, слегка отстраняясь, чтобы видеть его лицо. — Я всеми правдами и неправдами попадаю в войско государя Арафинвэ. Мчусь к тебе сломя голову из самого Валинора. Узнаю, что ты в плену. Сорок с лишним лет ползаю по белериандским болотам и лесам. Ухитряюсь уцелеть во всех боях, даже в том кошмаре, что творился вчера на Анфауглит. Ищу тебя в этих проклятых подземельях. А когда наконец нахожу, то не я спасаю тебя, а наоборот! Почему так? — Ты тоже спасла меня, — ответил Нодион, снова прижимая ее голову к своей груди. — Ты и те, кто пришел вместе с тобой. Меня и всех нас. — А где остальные? — спохватилась Ильвен. — Ты что, один? — Нет, конечно. Просто мы услышали шум, и я пошел проверить, что там. Наши ждут здесь рядом. Нас очень много — и из кузниц, и из рудников, и из каменоломен. Пойдем, надо выбираться к своим. — Пойдем. Пока этот вастак не ударил меня по голове, я как раз думала над тем, как вернуться обратно. *** До тронного зала Моргота они дошли одновременно и независимо друг от друга. Ваньяр, нолдор из Дома Финарфина, эдайн, нолдор, синдар и лаиквэнди из Белерианда — все перемешались, уже не было никаких отдельных отрядов, никто не отдавал приказов. Да и не нужны были приказы. Все видели собой двери, за которыми скрывался Враг, все видели последних воинов Ангбанда, сгрудившихся перед дверьми, все понимали, что этот бой — последний. Финарфин, опять оказавшийся в самой первой шеренге («отыгрываюсь за долгие годы, проведенные в Валиноре, не иначе»), негромко выдохнул «Пошли!», и они пошли. С другой стороны царило не меньшее смешение народов и армий. Тролли, упиравшиеся головой в потолок, орки, глядевшие сверху вниз на самого высокого из эльфов, одетые в железо, с хорошими клинками, и орки, едва достававшие эльфам до груди, вооруженные чем попало, вастаки разных племен. Все они тоже понимали, что этот бой — последний. И тоже пошли вперед безо всяких команд. По коридору, наверное, могли бы свободно проехать три всадника, но сейчас в нем собралось так много воинов, что он оказался ужасающе тесным. Противники не рубили — размахнуться было нельзя — а просто давили друг друга. Щитом в щит, грудью в грудь, исхитряясь хоть как-то ткнуть острием меча или копьем в щель между доспехами. Убитые оставались стоять, им некуда было падать. Меч Финарфин предусмотрительно спрятал в ножны. У него было и другое оружие — трофейная орочья булава, подобранная в предыдущей схватке. Грубая, но тяжелая. Как раз для такого боя. Изловчившись приподняться над сражающимися, Финарфин принялся ожесточено молотить булавой, разбивая вражеские шлемы и вражеские головы. Позже он вспоминал это со смехом: неизменно спокойный и рассудительный король нолдор дрался с яростью, достойной Тулкаса, да еще и орочьей булавой. Сцена, заслуживающая того, чтобы быть воспетой в песнях! С яростью, достойной Тулкаса, дрался не один Финарфин. Слуги Моргота, не выдержав натиска, хлынули назад, двери распахнулись, люди и эльфы следом за врагами ворвались в тронный зал. И увидели Его. В последний раз Финарфин видел Мелькора в Валиноре, еще до гибели Древ и Смуты нолдор. Падший никогда не внушал младшему сыну Финвэ доверия, но и страха тогдашний Мелькор тоже не вызывал. В нем чувствовалась великая сила, чувствовалось родство с другими Валар, а разве могут Валар вызывать страх? Тот, кто встал с черного каменного трона и двинулся навстречу воинам Свободных Народов, был ужасен. Ожившая гора, закованная в доспехи из вороненой стали и увенчанная железной короной, в которой сияли Камни, творения старшего брата Финарфина. Лицо Падшего, обезображенное шрамами, скривилось в презрительной усмешке. Моргот держал в руках огромный боевой молот, но ему не пришлось пускать этот молот в ход. Черный Вала шагал через зал, а страх волнами расходился от него, словно круги от камня, брошенного в спокойную воду. Всепобеждающий, необьяснимый страх. Воины, прошедшие через сотни боев, тысячи раз выходившие победителями из спора со смертью, не боявшиеся никого и ничего, валились на пол. Оружие бессильно выпадало у них из рук, и Финарфин мог бы поклясться, что слышит, как стучат их зубы. Его самого била противная мелкая дрожь. «Мы его не остановим, — понял король нолдор, холодея от этой мысли. — Он пройдет сквозь нас, как нож сквозь масло, покинет Ангбанд и отправится куда-нибудь далеко на восток. Строить новую Твердыню, собирать новые полчища. Он — Вала, мы его не остановим». «Но я все-таки попытаюсь», — тут же родилась у него новая мысль. Негоже сыну Финвэ отпускать Врага без боя. Сражаться против Моргота орочьей булавой было как-то не очень красиво, поэтому Финарфин отшвырнул свой трофей, достал меч и встал на пути Падшего, изо всех сил стараясь унять дрожь и избавиться от чувства страха. Моргот узнал его. Бездонные черные глаза Врага встретились с глазами Финарфина, и успокоившаяся было дрожь охватила эльфа с новой силой. — Арафинвэ! — загрохотал голос Падшего. — Ты решил последовать примеру своих родичей, и тоже умереть от моей руки? Что ж, изволь. Сжав зубы, Финарфин поднял меч, готовясь отразить удар исполинского молота, но удара не последовало. — Мелькор! — прозвучал за спиной у короля другой голос, в котором он узнал Эонвэ, наконец-то добравшегося до тронного зала, — Сразись лучше со мной! — А вот и любимчик Манвэ пожаловал, — ухмыльнулся Моргот. — Я уж думал, ты не отважишься сюда спуститься. Тебя я тоже с удовольствием убью. Финарфин отступил в сторону, понимая, что в поединке двух айну любой из Детей Эру явно будет лишним. Ему осталось только наблюдать. Эонвэ шел навстречу Морготу и облик его менялся. С каждым шагом майа становился выше ростом, доспехи и меч его окутало золотое сияние, а за спиной глашатая Манвэ с хлопаньем раскинулись два ослепительно белых крыла. Люди и эльфы, которых в одночасье покинул страх, завороженно глядели на него. Им еще никогда не доводилось видеть своего военачальника таким. Они сошлись в середине зала. Сияющий клинок скрестился с черным молотом. А потом грянула Музыка. Те, кто не видел этот бой, потом долго расспрашивали о Музыке тех, кто видел, но в ответ слышали только одно: «это невозможно забыть и невозможно описать». Под сводами подземелий Ангбанда звучал отголосок Айнулиндалэ, и Песнь Творения вела свой вечный спор с Искажением. Спор, начало которого терялось во тьме бессчетных эпох, там, где даже Время еще не успело родиться. Финарфину казалось, что он с головой окунулся в реку, и поток влечет мимо него образы событий. Большую их часть эльф не видел и не мог видеть, но сейчас для него они были самой настоящей явью. Он был там, он наблюдал своими глазами... ...рождение звезд и приход Весны Арды. То, как разом поднимаются к небу тысячи растений и оживают первые звери... ...как рушатся Светильники, сея вокруг пламя и смерть... ...безмятежное золотое сияние Лаурелин и серебристый свет Тельпериона... ...чудовищные жвала Унголиант, крушащие стволы Древ... ...кровь на клинках сыновей Феанора и трупы на набережных Альквалондэ... ...нолдор, проваливающихся в снег по пояс, сбиваемых с ног ледяным ветром, но продолжающих упрямо шагать наперекор метели... ...истерзанного Маэдроса, прикованного за руку на склоне Тангородрима... ...восход Солнца и цветы, распускающиеся под ногами воинов Финголфина... ...огненные реки, заливающие Ард-Гален... ...всадника, стрелой несущегося по сожженной равнине к Ангбанду... ...поверженного Финрода перед Сауроном... ...и Финрода, душащего волка во мраке подземной темницы... ...таран, вышибающий ворота Гаваней Сириона... ...Эарендиля с Сильмарилем на челе, ведущего корабль через туман Нездешних Морей... ...битву на Анфауглит и исполинского черного дракона в небе... ...этого же дракона, падающего с небес на Тангородрим... ...мертвого эльфа с коротко остриженными седыми волосами, лежащего у сорванных с петель врат Твердыни Тьмы. На лице его улыбка: перед смертью он все-таки успел увидеть своих.... А потом Музыка кончилась. Так же внезапно, как началась. Поединок тоже кончился. Моргот лежал на полу у ног Эонвэ, молот его валялся где-то возле трона, железный венец слетел с головы Падшего. — Пощади, — выдавил Черный Вала, задыхаясь. Эонве отвернулся от поверженного Врага. — У Валар будешь просить пощады, — ответил он и велел эльфам, уже окончательно пришедшим в себя: — Несите сюда Ангайнор.