Юность

Волку шестнадцать лет, и ему кажется, что весь мир принадлежит ему. Или почти принадлежит. Еще немного, и он точно окажется у его ног. Он курит за школой, зажимая сигарету самыми кончиками пальцев, чтобы не влетело от учителей и воспитателей в детском доме, носит рваные джинсы, футболки с принтами рок-групп, драные кеды и косуху. А еще повсюду таскает с собой гитару, не упуская возможности расчехлить ее и сыграть что-нибудь. Он прогуливает уроки, шатаясь по городу, возвращается в интернат к самому комендантскому часу, у него в рюкзаке неизменно болтается нож и банка пива. Взрослые зовут его разгильдяем и говорят, что ничего путного из него в жизни не выйдет. Но кто они такие и что вообще понимают? Олегу нравится сбегать из комнаты ночью через окно и шататься по крышам с друзьями, распевая песни. Он уверен, что повелевает этим миром. Сереже пятнадцать и все, чего он хочет — это чтобы его оставили в покое. Вечные косые взгляды, мол, странный, его нервируют, а иногда и вовсе вгоняют в краску, если не в панику. Он штудирует вышмат и основы программирования, а по вечерам рисует углем, и, кажется, только его рисунки и готовы принимать его мысли и идеи. Он мечтает о высшем образовании и хорошей жизни, лелея эту мечту между пальцев и согревая ее дыханием, когда кажется, что она вот-вот замерзнет от ледяных взглядов людей вокруг. Учителя говорят, что он умен, но его не понять. Воспитатели твердят ему быть увереннее. И быть чуть менее молчаливым. Ровесники заебывают его плоскими шутками и гогочут: постригись, придурок. Даже Олег и тот, стоит на город опуститься ночи, вылетает в окно как антипод Оле-Лукое, забирая вместе с собой надежду Сергея на здоровый сон: ночевать одному в комнате невыносимо, когда в четырех стенах заперт только ты и твое одиночество, приобретающее все более отчетливые очертания. В общем, Сереже хочется, чтобы хоть кто-то был с ним рядом в этом огромном мире. Волков раз за разом пытается вытащить Сергея на прогулку по Петербургу, призывая прогулять школу (черт возьми, десятый класс, можно и расслабиться) и забраться куда-нибудь повыше, откуда весь город как на ладони. Сережа с восхищением любуется, как свобода гуляет ветром в волосах Олега, как расползается сеткой царапин, полученных от постоянных шатаний где-то, по ногам и рукам, как искрится в черных глазах, полных этого пьянящего чувства вседозволенности. Он засматривается в эти глаза, в тайне очень жалея, что он не такой, и каждый раз от предложения отказывается, из раза в раз придумывая новый повод. «Мне нужно готовится к контрольной» «Марго повредила крыло, я не могу оставить ее одну в комнате» «У меня болит голова, извини, Волк, иди сам» «Не хочу, там такой дождь» И так каждый раз. Волков вздыхает чуть разочарованно, а потом треплет рыжие лохмы на макушке и с подростковой ветреностью вылетает из комнаты, не забыв схватить чехол с инструментом. Иногда Олег притаскивает друзей в их комнату, и они сидят допоздна, распивая бутылку за бутылкой, наигрывают Цоя и Арию на олеговой акустике и громко разговаривают обо всем. Сережа в такие моменты забирается к себе, на верхнюю койку, и старается уснуть, что весьма проблематично, когда прямо под тобой, на полу, сидит семь-восемь полупьяных тинэйджеров. И так тянется день за днем. Сережа проветривает комнату, чтобы воспитатели не чуяли табака, хотя сам бы с удовольствием оставил в ней запах сигарет Олега и запах самого Олега, и изредка теребит в руках кожанку, впитывая пальцами ощущения; помогает другу с математикой и литературой, не позволяя себе подвинуться ближе нормы дружеского общения. Сереже кажется, что он немного влюблен в Олега. Олег же таскает к ним всякие вкусности и ништяки типа новых вещей, нового монитора для компа, разрешения на содержание в дет.доме птицы; готовит обалденные котлеты и макароны по-флотски, от которых Сергей без ума. Олегу иногда кажется, что с Сережей что-то не так, но он вполне привык к странностям друга, чтобы не замечать их. А еще, изредка, Олег никуда не убегает под ночь: его не ждут друзья, свинтившие гулять без разрешения родителей, его не ждет очередная сраженная его крутостью и орлиным профилем девчонка. Тогда Волк усаживается на подоконник и тихонько наигрывает что-нибудь нейтрально-спокойное. В такие вечера он даже благодушно соглашается заварить вкуснейший чай, который, кстати, неизвестно откуда притаскивает. Разумовский подозревает, что все это Олег просто ворует, но вопреки обыкновению в такие вот вечера не говорит ничего на этот счет. Может, это и не воровство вовсе, а хитрость и умение договариваться с людьми. На дворе май, на часах пол-одиннадцатого, воспитательница заходила полчаса назад и Сергей с идиотским лицом плел что-то про то, что Олег в душевой и скоро вернется. Кажется, она не поверила ни единому слову. Теперь Разумовский зол на друга и уже сломал два угольных карандаша в попытке свести раздражение на нет рисованием. В одиннадцать он посылает Волкова к чертям и ложится спать. Марго устраивается под боком, словно кошка, и, нахохлившись, дремлет. Когда Сережа уже готов провалиться в сон и балансирует где-то на краю ощущения себя в реальности, он слышит, как скрипит подоконник и как капает на линолеум вода. Он садится, свесив ноги с кровати, и укоризненно смотрит на Волка, с волос которого падают капли, змеясь по коже куртки и исчезая на влажных джинсах. Оказывается, на улице начался моросящий дождь. — Ты бы знал, как там потрясающе! — заявляет брюнет, стягивая мокрые вещи. — Представляю, — хмыкает Сергей, оглядываясь на окно. Он спускается вниз, включает свет и щелкает недавно принесенным в комнату Олегом же чайником, пока его друг развешивает мокрое, любовно расчехляет гитару, укладывая ее на пол, и протирает тряпкой влажные разводы, оставшиеся от футляра. Пока рыжий наливает чай, Олег усаживается удобнее на полу, набросив поверх майки плед, и курит. Досмолив, тушит окурок о блюдце, приспособленное под пепельницу, и прищуривается. Еще через пару минут у него перед носом появляется чашка с небольшим сколом на ручке: Марго как-то уронила его любимую кружку, и Волков тогда не запустил в нее ботинком только потому, что глиняный сосуд отделался легкой отбитостью. — Спасибо, — выдает он с рассеянной улыбкой, и Сережа чувствует запах алкоголя. — Что пили? — равнодушно интересуется Разумовский, усаживаясь напротив друга на полу, и прислушивается к звукам в коридоре: кажется, почти все или спят, или, как Волк обычно, убежали. — А? Ааа… Сначала пиво, но потом Марат притащил бутылку виски — хорошего, не просто параши из круглосуточного супермаркета! У него отец из рейса привез. — Сколько ему? — Сережа приподнимает брови, отпивая чай, и довольно хмыкает. Только недавно чай в его исполнении перестал напоминать смесь чифиря с горьким соком одуванчика. — Двадцать два. Самый старший у нас. Кажется, Олегу эта тема не особо интересна, да и Разум не хочет точно знать тех, с кем Олег коротает вечера. Волков растерянно немного смотрит в сторону, прихлебывая чай, и его поза и взгляд выдают легкое опьянение. Они молча пьют, на кровати копошится ворона, устраиваясь удобнее. Потом Волк отставляет кружку и берется за гитару. Подкручивает колки, проверяет звучание — не испортилось ли чего от сырости? — и начинает перебирать струны: — Вереницы тусклых фонарей, — он делает паузу на проигрыш. — Жарят вниз по тротуару сонными глазами. Дождь шипит, купаясь в серебре, время зачехлить гитары, раз уж пальцы замерзают... Сергей немного покачивается из стороны в сторону в такт мотиву. Волков смотрит на него исподлобья, играя. Смотрит растерянно, как будто что-то обдумывает. Сереже не по себе от этого взгляда, поэтому он решает глаза закрыть. Пусть Олег решает для себя, что хочет — зачем при этом сверлить взглядом, от которого так неуютно? — Вычисляю, где ты... Разумовский разлепляет веки и смотрит, как блестят капли дождя на стекле окна в свете фонаря во дворе. — Очень даже хорошо... Действительно, хорошо. Уютно, струны вибрируют под смуглыми немного пальцами, выводя мелодию, лампочка чуть-чуть фонит и заливает комнату тусклым желтым светом — все-таки детский дом не отель класса люкс. Голос у Олега осипший от выпивки и весеннего ветра. — Никаких запретов, и ни грамма за душой... О, а вот это и впрямь про Волкова: пока Сергей упорно учится, чтобы поступить в лучший университет, брюнет носится по крышам так, как будто он бессмертный и все горы ему по плечо. На вопросы о будущем Олег всегда пожимает плечами, говоря, что пойдет в армию. И добавляет после паузы, что не хочет загадывать наперед и живет одним днем. — Если хочешь это... — То что? — перебивает ни с того ни с сего Разумовский, усмехнувшись. Смотрит с прищуром, в голубых глазах лукавство и вызов. Он хочет пошутить и ждет реакции друга. Олег откладывает гитару и садится по-турецки, подзывая Сережу пальцем к себе. Смотрит расфокусировано, пьяно, а когда рыжий подвигается ближе, хватает его за футболку, так, что в какой-то момент Сережа прикусывает язык и на секунду думает, что Волков его ударит. — Значит, ты уже большой. Олег целует его, едва касаясь шершавыми обветренными губами искусанных губ Сережи. Сергей вспоминает, какая приятная на ощупь куртка Волка и думает, что и сам он на ощупь такой же, только горячий. Он подается ближе, прижимаясь ощутимее. Впервые Олегу кажется, что мир живет отдельно от него, не спрашивая разрешения. Впервые Разумовский думает, что сейчас мир у его ног.