«Дорогая моя сестра!
Времени совсем немного, поэтому я пишу лишь сообщить тебе некоторые вести.
К сожалению, первое тебя совсем не порадует. Наша матушка отошла в мир иной, и попрощаться вам не дадут: похороны пройдут под охраной британской разведки, а это не самые душевные люди, милая. Мысленно я с тобой, и, надеюсь, это хоть немного скрасит пережитое всеми нами горе.
Сам я ранен, пишу из больницы. Друзья позаботились обо мне, искренне рад сейчас этому, хоть они и не заменят мне и минуты твоей ласки.
Как ты там, милая моя? Ты в безопасности? Тебя больше не мучают кошмары?
Напиши мне по обычному адресу, и я прочту твоё письмо, как только вернусь.
Si à chaque fois que je pensais à toi une fleur poussait alors le monde serait un immense jardin.*
С нетерпением жду твоего ответа».
«Любимый мой брат!
Боже, сколько времени прошло с последнего твоего письма, и как я волновалась, томясь в ожидании.
Я была очень опечалена смертью матушки, но твое ранение пробудило во мне куда большее беспокойство. Здоров ли ты сейчас? Не оставило ли ранение для тебя каких-то неприятных последствий? Доверяешь ли ты тем друзьям, что помогли тебе? Если это так, то я помолюсь за них всех.
В этом доме я в безопасности, но вот большинство вестей не доходят до меня. Я слышу о тебе так редко, mon chéri, что иногда сомневаюсь, не выдумала ли. Прошу тебя, приезжай, как будет возможность.
Pienso en ti todo el tiempo.**
Целую конверт в надежде, что это согреет твое сердце, где бы ты ни был».
«Любимая моя сестра!
Ради твоих писем я готов воскреснуть и побороть все преграды, что стоят между нами.
Я жив и здоров, но работа поглотила меня целиком. Сейчас едва урвал драгоценные минуты на письмо тебе, а уже через полчаса мы ожидаем нападения. Ненависть к британской разведке и ЦРУ растет с каждым днем, и я в предвкушении того часа, когда мне удастся разорвать всех в клочья, разбросать их жалкие останки над аквариумом с пираньями и вернуться к тебе.
Я бесконечно тебя люблю и жду нашей встречи. Надеюсь, она состоится совсем скоро».
«Милый мой брат!
К сожалению, теперь я та голубка, что несет дурные вести. Моего отца не стало этой ночью, его друзья по оружию пытались сообщить мне об этом не самым приятным способом, но, вопреки их желаниям, мне удалось скрыться. Я помню, что ты говорил о британской разведке, но мне помог как раз их человек. Надеюсь, я сумею избавиться от „хвоста“ и сбежать ото всех. Если ты можешь помочь, умоляю, приди за мной.
Мое сердце разрывается на части от тоски по тебе».
«Дорогая моя сестра!
Прими мои соболезнования по поводу смерти твоего отца. Он не был идеальным родителем, но он дал тебе жизнь, и я благодарен ему за это. Пусть он покоится с миром.
Что же касается твоего выбора, я его не одобряю, но, похоже, ситуация сложилась патовая, постараюсь помочь тебе как можно скорее. Никому не говори про меня и будь крайне осторожна с письмами. Сжигай их сразу же после прочтения!
Я позабочусь о тебе, моя хорошая. Жди».
«Любимый мой брат!
Мне было больно видеть агонию в твоих глазах, но я должна была доиграть в этом спектакле. Прости, что целовала не тебя, прости, что не смотрела на тебя и не кинулась в объятия. Я так боялась выдать свои чувства, а уж как билось сердце у меня в груди, когда я почувствовала твое приближение! Прости мне наигранное предательство. Моя благодарность тебе бесконечна, ведь только ты на самом деле помог нам сбежать.
Хочу увидеть тебя как можно скорее и обнять как можно крепче».
«Милая моя сестра!
Я рад, что ты цела и находишься в безопасности. От людей, с которыми я работаю, можно ожидать всего, и я стараюсь изо всех сил убедить их, что все вышло, как вышло, само по себе. Однако их доверие слабеет. Я прервусь в своих письмах и надеюсь быть понятым тобой. Береги себя, mon trésor***. Я напишу, как только появится возможность».
«Любимый брат!
Сейчас я стараюсь изменить курс своей жизни и избавиться, наконец, от „приданного“, что досталось мне от отца. И единственный, кого мне не хватает в этой новой жизни, — это ты, мой милый. Желание дотронуться до твоих рук и убедиться, что ты жив на самом деле, иногда сводит меня с ума, и я забываюсь в мучительных кошмарах.
Прошу тебя, сообщи хоть что-то о себе, дай знать, что надежда ещё жива.
Очень скучаю и жду твоего возвращения».
«Дорогой брат!
Мне очень хотелось обрадовать тебя при встрече, но прошло так много времени! Невозможные полгода, и только мое любящее сердце ещё верит, что ты жив. Я надеюсь порадовать тебя хорошими новостями: скоро ты станешь дядей, всего через четыре месяца. Бог знает, как я хочу, чтобы ты был рядом в этот момент.
Молю за тебя каждый день, хороший мой».
«Дорогая сестра!
Моё сердце преисполнено радостью за тебя и твою малышку. Я знаю, ты назвала её Оливией, и это греет мне душу. Искренне надеюсь, что она проживет жизнь куда более мирную, чем её бабушка и мы все. Прошу, прости меня, что так и не нашел возможности повидать вас лично, но я все ещё не доверяю твоему мужу. Инстинкты редко меня подводят, поэтому я всегда где-то неподалеку, и, если ты почувствуешь неладное, сообщи мне.
Я обязательно приду на ваши крестины».
«Любимый мой брат!
Я счастлива, что ты был с нами в этот день. Хоть и негласно, и не при всех, но ты хранил наш покой и подарил самый лучший букет. А тот кулон, что ты оставил для Оливии, я сохраню до её совершеннолетия, пока ей рано играть с настолько дорогими вещами. Джеймс не подозревает о нашей переписке, и это к лучшему. Вы были врагами большую часть жизни, и это очень сложно изменить, поэтому я принимаю твои извинения и не настаиваю.
Джеймс часто ездит в город, и мы можем встретиться, когда я буду гулять с Оливией одна.
Крепко обнимаю тебя в надежде на скорую встречу».
***
Джеймс зашел в дом через дверь в саду, лицо его выражало озадаченность и тревогу.
— Дорогая, мы можем поговорить?
Он любил жену, но её маленькие секреты заставляли его переживать.
Мадлен разлила чай по чашкам и присела к мужу на край кресла.
— Ты хочешь спросить меня о письмах?
Она говорила спокойно, и это утешало. Женщины, которые лгут, всегда пахнут агрессией, а его любимая была таким же легким дуновением ветра, как и два года назад. Он порой сам себе удивлялся, что обрел покой именно с ней.
— Да, милая. Кому ты все время пишешь? И чьи ответы так тебя радуют?
Приняв чашку и пригубив несколько глотков идеально заваренного эрл грея, Джеймс принялся задумчиво изучать стоящую напротив него вазу. Волнение и тревога никак не проходили, но он обещал держать себя в руках и постараться выяснить все как можно мягче. Старые методы допроса, укоренившиеся в сознании со времен службы в разведке, для их спокойной семейной обстановки никак не подходили. Ему пришлось измениться за эти два года, но то были приятные перемены. И вот сейчас Джеймс искренне желал только одного: чтобы бы этот, с трудом выстроенный ими мир, не рухнул.
— Помнишь, я говорила, что у меня не осталось в этом мире никого? — начала она издалека и продолжила после легкого кивка. — Собственно, мы тогда были знакомы не дольше суток, и я не знала, могу ли доверять тебе. А после было сложное время, и мы так тщательно ограждали себя от любых возможных потрясений, что я посчитала это неважным. У меня есть брат, это от него я получаю письма и ему пишу.
Джеймс изумленно посмотрел на неё, сразу забыв о вазе, от которой не отвлекался всё это время.
— Брат?
Кажется, он был слишком удивлен. Мадлен положила руку Джеймсу на плечо и осторожно погладила; в этом не было ничего интимного, одно лишь желание поддержать и успокоить.
— Да. И, предупреждая твой следующий вопрос, отвечу: да, вы знакомы. Вот только ты не выносишь его настолько же, насколько он не выносит тебя, и меня это очень ранит. Именно он помог нам сбежать от Блофельда, между прочим. Игла не просто так не оставила тебя беспамятным овощем, это он перепрограммировал то жуткое орудие пыток. И мы смогли скрыться не чудом, отстреливаясь лишь от двух десятков человек, а с его помощью: остальных остановил он.
Она говорила спокойно и, вопреки буре, которую поднимали в Джеймсе её слова, очень сдержанно.
— Я его знаю и не выношу? — уточнил он с усмешкой. — Ты ведь понимаешь, что таких людей не слишком много?
Тяжело вздохнув, Мадлен кивнула.
— Его зовут Тьяго, Тьяго Родригес, — словно в кошмарном сне он услышал эти слова. С похорон М прошло уже три года, а ему вновь почудились те же интонации и скорбь. — Но ты знал его под именем Рауль Сильва.
— Но этот псих ведь умер!
Джеймс все-таки взорвался, подскочил с кресла и ошарашенно уставился на жену.
— Перестань вести себя как ребенок.
— Я убил его своими руками, Мадлен! Я воткнул нож в его спину, когда он пытался пристрелить М! Он просто не может быть жив.
Джеймс ожидал вовсе не такой реакции: жена смотрела на него с такой пронзительной болью в глазах, что он враз растерял весь запал. Опустившись перед ней на колени и с трудом отобрав чашку с недопитым чаем, Бонд взял её руки в свои.
— Расскажи мне, чего я ещё не знаю о тебе? Мы поклялись друг другу прожить вместе до смерти, и, боже, я хочу тебе верить, я верю, ты сделала так много, чтобы помочь мне в этом. Теперь помоги ещё немного — поверь мне сама.
— Ты склонен разрушать все на своем пути, — Мадлен всхлипнула и зажала рот рукой. — Я не могла. Просто не могла. И я не знаю, что сказать теперь: ты почти убил моего брата, когда тот пытался убить мою же мать. Дай время отойти от шока, мне, знаешь ли, тоже бывает тяжело.
В её словах было несколько больше агрессии, чем полагалось, но сдерживаться рядом с Джеймсом ей с каждым разом становилось все труднее. Возможно, она, наконец, поверила, что может не быть самой сильной? Возможно, отец не был так уж прав, утверждая, что она сама по себе в этом мире? Возможно, любимые брат и муж сумели приучить её к хорошему?
Джеймс осторожно обнял её за плечи и погладил по спине.
— Думаю, Сильва не пытался её убить, — он говорил с некоторой опаской, боясь растревожить старые раны. О том, чьей дочерью Мадлен является, Джеймс знал с момента оглашения завещания. — Она была ранена ещё в поместье, и Кинкейд подземным туннелем увел М в часовню, чтобы скорой было легче подъехать. С такой кровопотерей она была обречена, и мы все это понимали. Псих лишь пытался облегчить боль и, наверно, выговориться. Чувства к ней кипели в нём годами, когда-то это должно было выплеснуться.
Мадлен тихо всхлипнула и усмехнулась:
— Не зря ты женат на психологе.
Её улыбка потухла.
— Он не рассказывал мне. Мы так редко видимся, особенно сейчас…
Она казалась сломленной и опустошенной, и Джеймс отчаянно захотел свернуть какие угодно горы, лишь бы это что-то исправило. Он все ещё слишком хорошо помнил этот взгляд: видел его в зеркале каждый день в течение почти двух лет после смерти Веспер. Только вот любимые жены были ещё живы, и назначить им встречу можно было и в этой жизни.
— Позвони ему.
Мадлен непонимающе посмотрела на него, подняв глаза.
— Позвони Родригесу. Я ничего не могу тебе обещать, но мы должны хотя бы попытаться.
***
«Дорогой мой брат!
Время ожидания, наконец, исчерпало себя. Я больше ни минуты не хочу ждать, чтобы увидеть тебя, милый мой. Приходи к нам в любой день и в любое время. Малышка Оливия уже почти выучила слово „дядя“.
Мы ждём тебя, хороший мой.
Любящая тебя всем сердцем и душой,
Мадлен».
