***
— Довольно умно на самом деле, — сказал Тарабас Ромуальдо, который (он понял это после минутного размышления), возможно, был не в том положении, чтобы оценить изящество проклятия. С другой стороны, если бы Тарабас обучил Ромуальдо азам того, как действует магия, возможно, в следующий раз его бы не смогли заманить в ловушку так просто. — Поцелуй истинной любви всегда был самым мощным контрзаклятием. Теперь, из-за того, что тебя заставили питать отвращение к Фантагиро, избавиться от проклятия стало куда труднее. — Думаю, это твой поцелуй освободил меня тогда, — сказал Ромуальдо. По выражению его лица при этом понять что-либо было невозможно — или, по крайней мере, так казалось Тарабасу. Пока он научился распознавать только страх и любовь, и даже испытал, что это, на себе. Всё остальное было… сложнее. Чувства смертных время от времени были довольно непонятны. — Да, — ответил Тарабас, не будучи уверен, куда клонит Ромуальдо. — Потому что моё волшебство обратило тебя в камень, и только мой поцелуй мог вернуть тебя к жизни. — Но ты поцеловал Фантагиро. Не меня. Вообще-то, поцелуй подаренный Фантагиро, потерял свою силу прежде, чем она добралась до Ромуальдо, и тот был освобождён от заклятия поцелуем, запечатлённым на лбу маленькой Смеральды. Поцелуи со смертными тоже время от времени представлялись чем-то не слишком понятным. — Да, — вновь сказал Тарабас.***
Ромуальдо уставился на груду овощей с ещё одним странным выражением лица. — Собираешься приготовить суп? — Половина будут нашими шпионами, — ответил Тарабас. — Другая половина — нашим ужином. Губы Ромуальдо искривились в насмешливой улыбке. — Как же ты выбираешь, кто кем станет? — Никак, — он разделил овощи на две почти равные кучки. — Беру наугад. Разве есть какая-то разница? — Не думаю, что буду очень голоден сегодня вечером, — вздохнул Ромуальдо. Тарабас подумал, что как раз будет, если откажется от ужина.***
— Не будь дураком, — сказал он на третий вечер после того как они покинули замок. Ромуальдо уже два вечера от ужина отказывался, поглядывая на гномов, которых создал Тарабас. Гномы были хорошие — верные, достаточно разумные и услужливые. Конечно, они знали, кто их создал, и понимали, что в любое время создатель может прекратить их существование. Тем не менее, едва ли Тарабас задумывался, что может как-то ранить их чувства, поедая то, из чего они были созданы. Если вообще предположить, что у гномов были чувства. — Поцелуй меня, — сказал Ромуальдо. И это было так нелогично, что Тарабас, было, подумал, что ему послышалось. — Поцелуй меня, думая о Фантагиро. Тарабас вспомнил, как Фантагиро сказала, что будет думать о Ромуальдо, целуя его. — Это сработает, верно? — наседал Ромуальдо. — Я знаю, ты любишь её по-настоящему. Один из гномов-грибов шепнул что-то гному-картофелине. Оба захихикали. — Это не так работает, — резко ответил Тарабас, надеясь, что на этом разговор прекратится. — Но… — упрямо попытался продолжить Ромуальдо. (Ещё одно чувство, которое теперь стало известно Тарабасу. Одна из любимых эмоций Фантагиро, даже если Ромуальдо в её демонстрации временами был не менее силён) — Нет, — отрезал Тарабас. Наверное, это нельзя было бы счесть жестокостью, раз уж о таком просил его сам Ромуальдо. И всё же, подобный поцелуй оставил бы дурной осадок. Кроме того, он был почти абсолютно уверен, что ничего из этого не выйдет.***
После пяти дней путешествия Тарабас забеспокоился, что скоро начнёт испытывать чувство, которое прежде видел лишь на лицах других. Отчаяние. Ромуальдо по-прежнему питался лишь хлебом и сыром, отказываясь от овощей. Тарабас хотел, было, заметить, что коровы живые, и что пшеничное зерно он тоже мог бы оживить, как и картофелины. (Ну, нет, вообще-то это было бы куда труднее из-за их размеров. Почти невозможно, но всё-таки…) — Я всё думаю, — сказал он вместо этого. — Ты обижен на меня? — Из-за чего? — спросил Ромуальдо. Хотя бы из-за того, что я обратил тебя в камень. С другой стороны, сам Тарабас не был в обиде за то, что Ромуальдо в него стрелял. Это, возможно, спасло Фантагиро жизнь. — Из-за её любви. Ромуальдо покачал головой. — Она любит меня не меньше, чем тебя. А я знаю, что твоя магия защитит её там, где мой меч будет бессилен. Сам он до этого дошёл, или об этом ему сказал Катальдо? Тем не менее, должен ведь был Тарабас увидеть какое-нибудь доказательство этой теории. — Как практично с твоей стороны, — хмыкнул тот в ответ. — А ты? — Ромуальдо отвернулся к огню. — Видимо, твой меч может её защитить там, где бессильна моя магия. «Мне нужна его защита», — так однажды сказала Фантагиро о Ромуальдо. — Ты на самом деле так не считаешь. Тарабас открыл, было, рот, намереваясь ответить «нет, не считаю», но передумал. Иногда лучше было выбрать такт и осторожность. — Я вижу, почему она любит тебя, — сказал он. — В тебе множество качеств, достойных восхищения. — Осторожно, — ответил Ромуальдо. — А то я покраснею. — Я не шучу, я вполне искренне говорю, честно. — Тогда поцелуй меня, — сказал Ромуальдо. Это прозвучало скорее как вызов, нежели предложение. — Чтобы разрушить заклятие? Нет, — покачал головой Тарабас. — Потому что тебе этого хочется. Какие ещё нужны причины? — Я… — Тарабас понял, что ему действительно этого хочется. — А как же Фантагиро? — Её ты уже целовал. Думаю, теперь очередь целовать меня. Тарабас счёл это разумным аргументом.***
— Так и как мы теперь узнаем, снято проклятие или нет, — сонно спросил Ромуальдо. Один из гномов-морковок всё ещё заливисто храпел. Громко. Его сотоварищи спали спокойнее, кроме тех трёх гномов-грибов, что стояли на страже — Тарабас надеялся, что они всё же стояли на страже. — Никак, — ответил он. — Для этого нужно вернуться. — Значит, скоро узнаем, — сказал Ромуальдо. — Можем отправиться через пять минут. Или… можем подождать. Пару часов, пока совсем рассветёт, — Тарабас заметил, что ему уютно. Уютно, приятно и тепло. — Что ж, подождём пару часов, — согласился Ромуальдо.