Всё из-за него

Лотеринг — Держи крепче, Бет! Что с тобой сегодня? Карвер валялся на земле у крыльца и жевал травинку. В десяти шагах Гаррет и Бетани прыгали с мечами около тренировочного манекена, старательно разнося его в щепы. — Наверно, не выспалась, — виновато отозвалась сестра. — Или боюсь. — Ты смотри мне, в Остагаре высыпайся и не бойся, — хохотнул Гаррет. — Там-то так не заявишь. Ладно, передохни пока. Через Лотеринг шли солдаты. Гаррет, конечно, пристал к одному из отрядов и получил ворох впечатляющих новостей — Мор, юг, король собирает армию, добровольцы в почёте, лишь бы умели махать мечом или там стрелять. Пару раз Карвер в окно видел храмовников и бежал вниз, но те проходили быстро и не останавливаясь. Тогда он выбирался из погреба и подолгу сидел у стены, пытаясь отдышаться. А несколько дней назад Гаррет и Бетани ссорились с мамой. Громко ссорились, даже стёкла пару раз дрожали. — Мама, так нельзя! Как мы можем отсиживаться?! — горячо кричала Бетани, когда основная волна скандала уже более или менее улеглась. — Вы ещё дети! — непримиримо отвечала мать, и Карвер, по обыкновению подслушивавший под дверью кухни, тихонько хмыкал — не сомневался, что она именно так и скажет. — Гаррет, куда ты её тащишь?! Пожалей сестру!.. Гаррет молчал. Так долго молчал, что Карвер даже насторожился: не в привычках старшенького было так реагировать. А потом он проговорил тяжело и твёрдо: — Мам, вот если мы туда не пойдём — Порождения Тьмы нас не пожалеют. И никого не пожалеют. И не надо уговаривать нас сидеть в кустах, ага? Папа бы не уговаривал. Мама охнула, за дверью раздались шаги Гаррета, и Карвер поспешно отпрыгнул в сторону. Не хватало ему ещё выяснений. Бетани, оттеснив старшего плечом, вылетела из кухни первой — раскрасневшаяся и растрёпанная — стукнула кулаком по стенке и убежала в комнату. Гаррет вышел следом, плотно закрыл дверь и глянул на брата. И Карверу, как всегда в последнее время при общении с ним, немедленно захотелось куда-нибудь смыться, подальше от его тяжёлого взгляда, изучающего такого, словно Гаррет каждую секунду оценивал, чего Карвер стоит. — Слышал? Отпираться было глупо. Молчать — ещё глупее. Карвер кивнул. Потом набрал в грудь воздуха и выпалил: — А маги там, что, не нужны? Гаррет криво усмехнулся, и у Карвера сами собой сжались кулаки. Он ненавидел эту усмешку. Он мечтал хоть раз стереть её с наглой физиономии старшенького, хоть в драке, хоть магией, но в драке Гаррет побеждал в восьми случаях из десяти, а магией... чего там, рисковать было нельзя. Уж что-что, а это Карвер усвоил с младых ногтей, с того самого дня, как случайно спалил мамины розы, больно истыкавшие его шипами, когда он влетел в них с разбегу. И в этом тоже были виноваты Гаррет и Бетани: они в салки тогда играли... А тем же вечером папа с мамой уже паковали вещи, Бетани отчего-то плакала, а старший брат, помогая родителям, мимоходом смотрел на младшего так, что тому тоже захотелось вслед за сестрой зареветь и куда-нибудь спрятаться. Уже тогда он понял, что всё из-за него. — Нужны, — не прекращая ухмыляться, ответил Гаррет, но никакой надежды у Карвера в душе не зародилось. Он был уверен, что брат сейчас закончит фразу такими словами, после которых только и останется, что бить кулаками стены — как Бет — и ругаться на судьбу и неудачную наследственность. — Маги Круга. Если ты туда попрёшься, тебя запишут в отступники, и вместо того, чтоб сражаться и прославиться, ты в лучшем случае загремишь в Башню. Карвер заскрипел зубами, чувствуя, как внутри медленно закипает бешенство. При чём тут, чтоб его, «прославиться»? При чём тут вообще королевская армия и поля сражений? Он что, так и вынужден будет отсиживаться в лотерингских кустах, дёргаться и ныкаться при виде доспехов и щитов с пылающим мечом, утешать маму с её «я так боюсь за тебя, сынок», и никогда, никогда-никогда, не иметь возможности хоть где-то себя проявить?! — Можно подумать, тебя это волнует! — рявкнул он наконец, не зная, что ответить по сути. Гаррет опять был прав, сволочь этакая. Как же Карвер ненавидел, когда старший был прав. То есть, в большинстве случаев. Гаррет помолчал с полминуты, потом махнул рукой и пошёл к лестнице. И уже поднявшись на пару ступенек, бросил через плечо: — О матери позаботься. И хлопнул дверью наверху. Мама тихонько плакала в кухне, а Карвер сидел в сенях у двери и отчаянно не хотел понимать: Гаррет имел в виду «сейчас» или «вообще». А теперь они с Бет соорудили из полена и соломы очередное чучело и проверяли его на прочность. Карвер выплюнул травинку и встал. Поднявшись на крыльцо, не удержался, повернулся к брату с сестрой и выпалил: — От вашего лязга башка трещит! Они остановились. Бетани порозовела, Гаррет оперся о меч и открыл было рот, но Карвер не хотел его слушать. Они завтра уйдут, а он... а он... — Шли б вы уже в свой Остагар, — повысил он голос, — и там бы рубились, сколько влезет! И поскорее сбежал в дом, чтобы не слышать ответа. Или ответов. Какого угодно толка. Мама наверху штопала обоим поддоспешные рубашки, дорожные штаны и носки, и поэтому Карвера не слышала. Хвала, как говорится, Создателю. Карвер спустился в погреб, забился под одну из полок и закрыл глаза. Они десять лет прожили в этом доме, и его самое холодное место оказалось для Карвера лучшим. Тут было хорошо прятаться, хорошо отсиживаться, хорошо тренироваться, и просто отменно получалось жалеть себя. Ему ведь не нужна была эта дурацкая слава, о которой тут давеча Гаррет распинался. Ему всего-то и надо было спокойной жизни, не быть в семье лишним и не рождаться магом. Пусть бы им был Гаррет. Или Бетани. Или, ещё лучше, никто из них троих. Только папа. ...Им с Бет было по семь. Родители с Гарретом привычно паковали вещи: в очередной деревеньке — второй за год — их отчего-то невзлюбили соседские дети, и в тот день, завидев Карвера и Бет на прогулке, сначала принялись дразнить, а когда дразнилки перешли в откровенную перепалку, кто-то из мальчишек наклонился, поднял с земли камень и швырнул в сторону близнецов. Ну, Карвер и выставил случайно щит. Даже не вокруг себя, а вокруг сестры. Камень отскочил, соседская ребятня с воплями разбежалась, а Бетани схватила Карвера за руку и потащила домой. Он помчался, конечно, как привязанный. И до сих пор помнил, как отчаянно ему тогда не хотелось показываться родным на глаза и мямлить, что они только-только обосновались, а он опять всё испортил. — Это всё из-за меня, пап. Это потому, что я... Отец коротко приложил палец к его губам и улыбнулся: — Даже не думай так, Карвер. Я не позволю тебя забрать. Он много ещё говорил за всю жизнь. Говорил, что в Круге плохо, что храмовники призваны защищать таких, как он и Карвер, но на деле этому правилу следуют далеко не все, говорил, что никому не даст посадить своего сына в клетку. Мать кивала, вторя ему, обнимала Карвера и гладила по голове, Гаррет, распаковывая вещи после очередного переезда, смеялся: «Ничего-ничего, так спрячем — вовек никто не откопает!», да и Бет его прикрывала, как могла. В клетку... Пап, а вот жить так, постоянно шарахаясь, не имея возможности... да никаких возможностей не имея — это разве не клетка, пап?! Карверу совсем недавно пришёл в голову этот вопрос. Уже после смерти отца. И он бесчисленное множество раз обозвал себя идиотом и все губы искусал за то, что не успел спросить. — Лучше бы вы отдали меня в Круг, — тихо пожаловался он земляному полу погреба. — Тогда бы я спокойно изучал магию, вам бы не пришлось из-за меня ныкаться по всему Ферелдену, а я бы... я бы сейчас тоже ехал в Остагар с магами Круга. Вот. Под рёбрами заныло, и он закрыл глаза. Только реветь ещё не хватало. Лестница заскрипела, Карвер вздрогнул и попытался забиться глубже под полку, хотя прекрасно понимал, что это бесполезно. Если Гаррет — а это были его шаги — решил его найти, то он найдёт. В конце концов, всегда так было. Поэтому Карвер кое-как принял сидячее положение, не сдержался и охнул от боли в онемевших мышцах, обозлился на себя и старательно уставился в полумрак куда-то мимо Гаррета, который сел напротив, как ни в чём не бывало. Как будто не заметил ни того, что младший тут свернулся улиткой, ни того, как он, слабак этакий, разнылся, выпрямившись. Ага, как же. Не заметил он... — Чего тебе? — Карвер не выдержал уже через две минуты, потому что братец просто сидел и молчал. А когда он молчал, его невозможно было предугадать, никак не удавалось понять, что у него на уме. И Карвер, конечно же, предсказуемо злился. Тьфу ты. Что с ним будешь делать... — Карв, — негромко и как-то очень весомо заговорил старший, — давай ты головой подумаешь, а? — А то ты считаешь, что я умею, — огрызнулся Карвер. Судя по шевелению и раздражённому вздоху, слова попали в цель. Карвер даже удивился, но ненадолго — Гаррет схватил его за грудки и от души встряхнул — аж зубы лязгнули: — Если ты действительно хочешь, чтоб мы разругались с тобой в хлам и вот так ушли на войну — пожалуйста, сиди тут, носа не кажи и гавкай, сколько влезет! Только я вот не хочу, чтоб, если мы там головы сложим, ты потом понял, что последнее, сказанное тобой нам — посыл куда подальше! Ты ж себя не простишь, дурень, тебе же это всю жизнь сломает, ты ж сам это понимаешь, Карв, так какого демона, а? В лицо ударила жаркая волна то ли стыда, то ли обиды непонятно на кого и на что, то ли привычной злости из-за очередной правоты Гаррета. И очень хотелось то ли ему врезать, то ли ткнуться лбом в плечо, чего Карвер уже пару лет не делал. Или даже больше. Демоны, блин... Папа много говорил о том, как им сопротивляться, как распознать этот их дурацкий соблазн, как не проснуться с Одержимостью и так далее. И Карвер после некоторых сновидений просыпался напуганным, иной раз даже в панике, но в какой-то момент он открыл глаза и даже ощутил какую-то странную гордость, что снова не поддался, снова смог и даже, наверное, может сказать сам себе, что он молодец. А вообще-то задавать подобный вопрос магу могло считаться верхом хамства. Или недоверия, или ещё чего-то в таком же духе. Но это ж Гаррет. Чего на него обижаться-то за такое. — Гнева, наверное, — брякнул Карвер, чтобы хоть что-то сказать. — Или гордыни. Не знаю. Никого, знаешь ли, не чувствую. Гаррет тяжело вздохнул, отпустил Карверову рубашку и поднялся. А потом просто протянул брату руку. И Карвер ухватился за неё и тоже встал. — Мама пирог печёт, — сообщил Гаррет, пока они выбирались из погреба. — Скоро сядем и съедим. — Только пусть она проводы не устраивает, — вырвалось у Карвера. Вот уж чего-чего, а этого он и впрямь не хотел. А мама вполне могла усадить их за стол вокруг пирога и рано или поздно вывести разговор на тему «вы же завтра уходите!». Дверь на улицу была широко распахнута, солнечный свет после долго сидения в темноте был дико болезненной вспышкой, и Карвер зажмурился. А когда открыл глаза, Гаррет стоял рядом и усмехался. Непривычно. Как-то очень по-доброму. — Я приложу все усилия, чтобы этого не допустить, Карвер. Сам не хочу. И губы почти против воли расползлись в улыбке. И только через ночь, когда Карвер проснулся один в комнате, которую всегда делил с братом, и понял, что его нет, и что он не вернётся под утро от очередной девчонки с очередного сеновала, ему стало страшно. Так страшно, что он даже вскочил, распахнул окно и долго вдыхал ночной воздух, стараясь успокоиться, но из головы не шли слова Гаррета: «...если мы там головы сложим». Он обнимал их обоих и говорил, чтобы они берегли себя, не лезли на рожон, не бросались на мечи в порыве благородного безумия, и чтобы вернулись. Мама тоже их обнимала, явно старалась не плакать и всё твердила, как любит их обоих. А Карвер сказать этого так и не смог. Дурак. *** Когда в деревне несколько дней спустя появились храмовники — серьёзные, какие-то непривычно понурые и подавленные, язык не поворачивался назвать их врагами, а ведь Карвера всю жизнь учили считать их таковыми — прятаться Карвер не стал. Какими-то словами успокоив маму и запихнув отцовский — теперь его — посох в тайник в том же погребе, он осторожно выбрался из дома и прямиком пошёл к церкви. Но не дошёл, потому что кроме храмовников Лотеринг наводнили простые люди. И двух минут на деревенской площади Карверу хватило, чтобы сердце оборвалось, по спине пополз липкий ужас, а по щекам — слёзы горя и потери. «Банн оставил нас... Мор... Порождения Тьмы... король убит... вся армия полегла... Серые Стражи — предатели... Лотеринг обречён... они идут... надо бежать... спасаться...»... Карвер развернулся и побрёл в сторону дома уже после первого «вся армия полегла». Соседи, знавшие и их семью, и куда уходили Гаррет и Бетани, провожали его взглядами, кто-то даже по плечу похлопал, кажется, но Карвер почти не замечал ни их самих, ни всего этого сочувствия и соболезнований. Ему было даже всё равно, что он ревёт и не пытается сдерживаться — какая уж тут разница, смотрят — не смотрят, видят — не видят, и уж тем более не имело значения, что там и кто подумает. Дома на кухне уже вовсю плакала соседка — подруга матери, у которой двое сыновей тоже ушли в Остагар. Мама, у которой слёзы так же, как у Карвера, просто текли по лицу, встала при его появлении, подошла к нему и упала ему на грудь. А он прислонился к стене — пень пнём — чтоб была какая-то опора и ему, гладил маму по голове и вот теперь сцеплял зубы и старался не рыдать сам, пусть именно сейчас захотелось ещё сильнее, потому что мамино горе питало его горе. «Позаботься» же. Кто ж теперь, кроме него. И Гаррет так сказал. *** Следующие несколько ночей в опустевшем доме они с матерью провели то молча сидя вдвоём у огня, то в тихих спорах о том, куда и, главное, когда уходить. Карвер настаивал на том, что бежать надо немедленно, в эту же ночь, как можно быстрее. Мама спорила, что его посох они не скроют, без посоха уходить нельзя, потому что он — оружие, а в деревне храмовники. Карвер старался спокойно отвечать, что храмовники уйдут только тогда, когда будет совсем поздно, или когда убедятся, что деревню покинули все жители, и вот тогда уже они точно ничего не скроют. И после спора всегда шло долгое молчание, а после молчания они расходились по комнатам, не придя ни к какому результату. Карвер заходил в их с Гарретом бывшую спальню, которую не мог называть своей, и быстро ложился лицом к стене, не зажигая свечи — чтобы не бросить даже случайный взгляд на кровать брата. А мама спала в комнате Бетани. Как Карвер ни ругался, ни спорил, ни уговаривал — спать у себя она отказывалась. Спала ли вообще?.. Судя по кругам под глазами — нет. «Надо уходить, — твердил себе Карвер, тоже будучи не в силах уснуть, глядя на потолок, — надо, вот прямо сейчас, вот я прямо сейчас встану, возьму посох, найду какой-нибудь длинный сундук, а оторвёмся от храмовников — так и достану, а на сундук никто и внимания не обратит, да кто вообще посмотрит на мальчишку с пожилой матерью, кому мы нужны теперь, вот прямо сейчас встану, пойду к ней и скажу, что надо...»... Внизу что-то стукнуло в окно. Пару раз. Карвер слетел с кровати и вышел из комнаты. Из-за соседней двери выглядывала мама, и он махнул ей рукой, чтобы она вошла в спальню. Она молча покачала головой. Спорить с ней Карвер больше не мог. Он осторожно спустился и прислушался. Мать за ним не пошла. Под его ногой оглушительно громко скрипнула доска, мама вскрикнула, Карвер вздрогнул и тут же услышал, как снаружи зашелестели кусты, а потом кто-то постучал в дверь. Очень быстро и коротко. Тревожно. Карвер стиснул зубы, чтобы унять дрожь, ещё раз безнадёжно махнул матери, быстро подошёл к двери и распахнул её, не тратя время и силы на глупые вопросы. К тому же он боялся, что голос его подведёт. А потом на него со всхлипом налетели, наверху охнула и разрыдалась мама, хлопнула дверь, заскрипели пол и ступеньки, а Карвер стоял, стиснув в объятиях сестру, чувствуя, как намокает рубаха, как сзади подходит Гаррет, ведя маму, как они накрепко вцепляются друг в друга, и как что-то дурацкое и тёплое робко вползает в его иссушенную тоской, ужасом и безнадёгой душу. ...Мама и Бетани тихо говорили на кухне. Гаррет вытянул Карвера на крыльцо и закрыл дверь. Сел на ступеньки и уставился на звёзды. Карвер уселся рядом и притиснулся плечом к плечу брата. Отчего-то ему одновременно и хотелось, и не хотелось, чтобы всё сейчас стало, как было: чтобы Гаррет отпустил одну из своих вечных шуточек, чтобы он сам обозлился, чтобы они поцапались в очередной раз... Нет никакого «как было». И не будет. — Она не хотела уходить, Карв, — хрипло заговорил Гаррет. — Кричала, что это подлость, и что так нельзя. А я только и думал, что нельзя вас тут оставлять, когда у нас есть шанс. А потом ей по голове прилетело. Не помню, чем. Я её на руки взял и рванул оттуда. Потом привёл её в себя, у меня припарки были, и она на меня так орала, ты бы слышал... А я помню: стою посредь поля, у нас один меч на двоих, Бет кричит, плачет, а я не её успокаиваю, а всё думаю, добрались до вас уже или нет. — Дезертиры, не дезертиры, — невпопад ответил Карвер, — я, как услышал, что вы там погибли, так сам чуть не сдох. Живы, и главное. — Ага, — Гаррет криво улыбнулся, ещё чуть ближе пододвигаясь к брату. — Мы на подступах к деревне как услышали, что все бегут, и что тут храмовники, прям не знали, что и думать. То ли, что вас повязали уже, то ли, что вы убежали в первый же день. Чего не убежали-то? Карвер почувствовал, что у него горят щёки. Гаррет вроде бы и не ругался, и не имел в виду, кажется, ничего такого, но отчего-то стало невыносимо стыдно. Опять всё из-за него. А с другой стороны, задница Андрасте, а если бы они с мамой уже ушли, то с Гарретом не сидели бы вот так сейчас, и мама с Бет тоже, и потеряли бы друг друга, и... И, как ни тяжело было признавать, но Карвер совсем не был уверен, что сумел бы защитить мать в одиночку. Без Гаррета и Бетани. — Это всё посох, — вырвалось у него. Дурень, сказал бы уж, как есть — «это всё я». Гаррет удивлённо повернул голову: — А посох-то при чём? Карвер уставился в землю. — Мама говорила, что без него уходить нельзя, потому что оружие. А спрятать некуда, и храмовники... — А ты согласен был? Карвер едва не вскочил и не начал орать, но до него быстро дошло, что Гаррет не издевался и не упрекал. Просто спрашивал. Это было очень лестно, демонски непривычно и даже страшновато. — Неа, — он уставился в небо. — Она всё про храмовников, а я ей говорил, что если будем мешкать, досидимся до того, что они пойдут по домам с проверкой, все ли ушли, и тогда мы точно ничего не скроем. Или если досидимся до того, что они уйдут отсюда, сами опоздаем, потому что они-то уйдут в последнюю минуту. А она всё про посох. Что нам нужно оружие, и что он папин. А я уже придумал какой-нибудь ящик для него сколотить... а тут вы. Гаррет улыбнулся. Просто улыбнулся, безо всяких там гримас. — Молодец. Но и она по-своему права. Удовольствие от похвалы заставило Карвера на секунду зажмуриться, но потом напоминание «из-за меня все проблемы» знакомым кинжалом прошлось по позвоночнику. Он вздрогнул и открыл глаза. Снова накатила глухая тоска. — А вообще, — Гаррет поднялся и протянул ему руку, как тогда, перед тем, как уйти, — мы тут кое-что про этих храмовников слышали. И про их планы. Ну, идём. Нам точно нужен семейный совет. И тогда Карвер, схватившись за широкую и грубую ладонь брата, рывком встал и стиснул его в объятиях — впервые за много лет. Карвер уже узнал, как это — без него. И больше этого знать ему не хотелось. *** Оказывается, они с мамой и правда слишком долго тянули. Судя по тому, что услышали Гаррет и Бетани, храмовники со дня на день собирались покинуть Лотеринг. Деревня пустела, Порождения Тьмы были уже очень близко, и проверять храмовники никого не собирались — кажется, решили, что если кто хочет сдохнуть на своих огородах, так Создатель им судья. И если выждать пару часов после того, как из деревни уйдёт последний храмовник, то шанс у семьи будет. За храмовниками обещал проследить Гаррет. Мама и Бетани улеглись в родительской спальне на одной кровати, как в детстве, когда Бет боялась спать одна. Вот только папы не было... Карвер лежал, пытаясь не думать о том, что делать дальше, о том, что не будь посох отцовским, он бы давно сломал его об колено, слушал храп старшего и никак не мог уснуть. *** Дикие земли Коркари Внутри Карвера звенела пустота — ровно в половине его души. Так и должно быть, да? Он опустился рядом с сестрой на колени, вцепился в руку матери на груди Бетани и, кусая губы, слушал молитву едва стоявшего на ногах храмовника. «Это я должен был...» — мысль отчаянно не желала додумываться, и Карвер обзывал себя поганым трусом, последней мразью, уродом хуже того огра и много ещё кем. «Это я должен был умереть, это я должен был попытаться убить эту тварь, это же из-за меня всё, из-за меня, из-за — ме-ня, Создатель! Пусть бы меня не было, и они бы ушли вовремя, и Бетани бы не лежала сейчас тут... холодная, как всё вокруг, и они бы уже плыли в этот Киркволл, и было бы неважно, что там много храмовников... сер Уэсли, пожалуйста, я же маг, я же отступник, ну заберите меня, прибейте, усмирите, или что там вам предписывает ваш Орден?.. Уже поздно, уже слишком поздно, но пусть так хотя бы мама с Гарретом спасутся, ну у вас же есть меч, или вон у вашей жены есть меч, ну что вам стоит...» — Ну вот, — раздался откуда-то сверху сдавленный голос Гаррета. — Теперь у папы будет компания. А они же его, Карвера, ещё почему-то любят. Они же без него не уйдут. Мама встала, пошатнувшись, и посмотрела на него. Отчего-то она не его винила, а Гаррета. И это было неправильно. Гаррет ни при чём. Не у него же посох. Папин. Папа бы защитил. А теперь у него будет компания, которой он точно не хотел. С подножия холма бежали Порождения. — Проклятье, мы опоздали, — прорычала Авелин. Мама потерянно стояла, опустив руки. Гаррет, сцепив зубы, поднял меч. Порождения шли почти единой волной. На них. На маму. На Гаррета. И Карвер вскинул посох. Больше он не пропустит ни одной твари. Никому из них не позволит забрать родных. Настолько мощных огненных шаров у него раньше никогда не получалось. И пусть толку от этого было мало, Порождениям конца-края не было — он заберёт с собой всех, кого сможет. И вдруг всё кончилось. Дикая ведьма говорила об их безопасности, Киркволле, амулете для какой-то Маретари, Гаррет ей что-то отвечал, даже сам Карвер нёс какую-то околесицу, а после оказалось, что храмовник уже не сможет сделать с Карвером то, что предписывал ему Орден. Карвер встал рядом с Авелин, отчего-то думая, будто ей станет чуть легче от осознания того, что не одна она испытывает такую боль. Глупый. Совсем глупый. Как они добрались до Гварена, он не помнил. Как сели на корабль — тоже. Зато запомнил, как Гаррет, скептически глядя на амулет, свешивавшийся из его кулака, проговорил: — Карвер. Без тебя мы не дотянули бы и до её появления. И стало совсем непонятно, что делать и думать дальше. *** Киркволл У дядюшки Гамлена оказалась унылая и скотская рожа отчаявшегося человека, и несмотря на её скотство, Карвер почему-то не мог отнестись к нему предвзято. Поместье отдал за долги — кто знает, из-за чего он вообще оказался в яме. Зато знакомства полезные. Зато они теперь имели крышу над головой, крышу в переносном смысле и хоть какие-то, пусть зыбкие, но гарантии безопасности. Главное — для мамы. Год у Миирана прошёл туманно и зыбко — контракты, договоры, Нижний город и Клоака, изредка — порт. Гаррет быстро вернул себе привычную роль отчаянного зубоскала, а Карвер привык удивляться, что к нему действительно не лезли храмовники. А посох стал уже привычной тяжестью за спиной и в руках, и с его помощью Карвер творил лечебное заклинание, заклятие ледяной хватки, заклятие взрыва разума... Учиться без папы, на собственном опыте и на книгах, выцарапанных из бочек, тряпок, мусора и вообще отовсюду, было странно, тяжело, но даже немного интересно. Книги, конечно, хранились в тайниках — нычек дядюшка ещё для себя соорудил предостаточно, а у Гаррета с Карвером тоже был опыт сокрытия всего, что могло выдать отступника в семье. А читал Карвер по ночам, при слабом-слабом свете дешёвой свечи за пару медяков, которая ещё и коптила. И которую приходилось задувать в последние секунды: сквозило, огонёк плясал, и Карвер очень боялся, что одна искра, и от хижины не останется ничего. Потому что он не успеет остановить огонь. Маг недоделанный. А ещё Мииран им даже платил. Жалкие гроши, конечно, ведь львиная доля причитавшегося жалования уходила на покрытие долга, но им было что есть, пить и носить, потому что иногда удавалось оторвать на рынке дешёвых ниток, которыми потом они с Гарретом, жалея мамины глаза и пальцы, сами неумело штопали себе продранную и прожжённую одежду. Так что, когда закончился этот год «рабства», как вечно называла их работу мать, Карвер оказался к этому абсолютно не готов. Мииран просто выдал им от щедрот пять золотых и выставил восвояси. Посох теперь приходилось прятать. Когда-то Карвер и впрямь думал, что ему было бы лучше оказаться в Круге, но ходившие о здешних Казематах слухи вызывали у него дикий страх когда-нибудь туда попасть. Нанимать напрямую их с Гарретом опасались: славу они себе заработали громкую, но местами неприятную, и вместо того, чтобы обратиться к Хоукам, народ прежде долго думал, а потом находил кого-то ещё. Карвер предлагал отправиться на Расколотую гору и отдать Маретари тот ведьминский амулет, но Гаррет только криво улыбался: «Ты думаешь, у долийских эльфов есть деньги? Даже если бы они у них были, ты считаешь, нам за амулет заплатят?». Карвер уже не скрипел зубами от того, что брат снова оказывался прав, а только устало вздыхал. Призрак шанса замаячил перед ними, когда они узнали о готовящейся каким-то Бартрандом экспедиции на Глубинные Тропы. Опыт сражений с Порождениями Тьмы у них был, да и половина города их уже знала... но и тут их обломали, не дав нормально закончить разговор. И, хотя гном ни слова не говорил о магах, да и посоха у Карвера не было, тот не мог отделаться от мысли, что не будь он таким, какой он есть — Бартранд их бы взял. — Надо что-то делать, — говорить не хотелось, но молчать было куда тяжелее. — Я не хочу рано или поздно оказаться в Казематах. Гаррет остановился посреди улицы, и у Карвера сжалось сердце. Сейчас он, конечно, скажет, чтоб младший сам разбирался со своими храмовниками, и будет прав. — Не окажешься, — почти утешающим тоном произнёс Гаррет. — У Гамлена есть связи. Потрясём его и ещё с кем-нибудь договоримся. За год у Миирана не пропали, и сейчас не пропадём. У Карвера отлегло. И даже стыдно стало немного за свои мысли. Гаррет, в конце концов, его всегда защищал. Как будто за время в Киркволле что-то изменилось. — Говори уж прямо, — он зашагал вперёд, — «за всю жизнь не пропали». Гаррет с ухмылкой кивнул. А дальше всё произошло очень быстро. Какой-то рыжий парень сорвал с пояса Гаррета кошель — в котором, между прочим, лежали не только те самые бережно хранимые пять золотых от Миирана, но и медь, и даже серебро, вырученные за некогда подобранное и сохранённое барахло. И пока они с Гарретом этого рыжего догоняли, его пригвоздил к стене арбалетный болт. И в их жизнь коренастым волчком ворвался Варрик Тетрас. Который нёс местами интересную околесицу про партнёрство, пятьдесят золотых и возможные способы их заработать. И почему-то его речи были довольно вдохновляющими — настолько, что у Карвера даже всплыла мысль попросить помощи у Авелин, которая за год ухитрилась дослужиться до лейтенанта городской стражи. И Гаррет идею горячо одобрил. А дома дядюшка скандалил с мамой, которая почему-то именно сейчас, спустя год, вспомнила о завещании своего отца, и Гаррет тут же пообещал ей его найти, и у Карвера заныло под ложечкой. Потому что он, пару раз пивший с Гамленом, неплохо знал, кто занимал то место, которое было для их матери домом. — Работорговцы должны умереть, — скрипнул зубами Гаррет. — Наконец-то мы в чём-то согласны, — буркнул Карвер. За время пути до Нижнего города, и уж тем более после семейной склоки настроение у него испортилось категорически. Гаррет похлопал его по плечу: — А ещё, может, мы там денег найдём. И если очистим поместье от этих уродов, то это даже кражей не будет. Карвер предпочёл не думать, от кого братец нахватался подобных идей и принципов, полвечера то пытался читать, то чесал пузо мабари, а ночью его словно толкнула мысль: а почему бы теперь не уехать? Мор побеждён, и пусть от Лотеринга ничего не осталось, но в Ферелдене полно других мест, а кочевать им не привыкать, да и он уже гораздо лучше себя контролирует — его магия не станет помехой... Гаррет на верхней койке храпел так, что на Карвера изредка сыпались пыль и стружка. И звуки эти Карвера будто ударили: нет же! Гаррету ни в коем случае нельзя в Ферелден. Что-то там Авелин говорила на дороге к Диким землям: третья рота, какой-то капитан... если до тех, кто был при Остагаре и как-то выжил, не дезертировав, дойдет весть, что Хоук в стране... Карвер уткнулся лицом в худо-бедно обёрнутую тканью солому и протяжно вздохнул. Хренов он эгоист. Да и маме хочется вернуть поместье. Надо помочь. Просто — надо. Хотя за то, чтобы любым способом смыться из Киркволла куда угодно, Карвер бы, пожалуй, руку отдал. Потому что здесь Завеса была тонка. Очень тонка. Раньше, после особенно тяжёлых Миирановых заданий, когда Карвер просто падал от усталости, ему даже мерещилось, что демоны с ним разговаривают вот так, без Тени и контакта во сне. А ещё ему стали куда чаще сниться Гаррет, мама, даже отец, уговаривавшие всё бросить и уйти с ними, и Карвер уставал слать «их» куда подальше. А однажды демон и вовсе выдал себя за живую Бетани, и Карвер, проснувшись, сначала удивился тому, что подушка оказалась чуть влажной, потом обозлился так, что вылетел на улицу и раз двадцать пробежался по короткому пути от дома до «Висельника» и обратно, чтобы успокоиться, а наутро пытался найти в книгах хоть что-нибудь, что могло бы помочь закрыться от ощущения тонкой-тонкой Завесы. Вот-вот порвётся. И демоны полезут уже в реальный мир. Город был невыносим. Но в семье это чувствовал один Карвер. А он... «Хватит, — решительно подумал он, натягивая простыню на голову. — Хватит им из-за меня бегать». *** Карвер видел и слышал Усмирённого, и чувствовал себя, мягко выражаясь, очень плохо. Погано. Пусто. Что-то сосало под ложечкой, он рефлекторно махал посохом, заставляя латы храмовников плавиться, и не понимал, какими силами ему удалось после боя остаться стоять. Больше всего хотелось сесть у ног золотой Андрасте и завыть на всю церковь. Но до ног золотой Андрасте нужно было ещё дойти по лестницам и коврам, а рядом был Гаррет, да и Андерсу этому, который привёл их сюда, чтоб помочь этому Усмирённому, точно было хуже. — Выполни его просьбу, — Карвер услышал свой голос со стороны, и был он блёклым и хриплым. — Папа всегда говорил, что У... что это хуже смерти. Пожалуйста. Потом в Клоаке Андерс о чём-то долго говорил с Гарретом, а Карвер сидел снаружи лечебницы, и его очень сильно мутило. Завеса тонкая. Демоны, видишь ли, искушают. Плохо ему, видишь ли. Да пусть хоть обыскушаются! Но если отрезание от Тени происходит так... Выйдя, Гаррет только коротко глянул на него, помог встать и потащил к проходу в Нижний город. Почти на себе потащил. Дома всучил кружку с каким-то пойлом и заставил выпить до дна, а когда Карвер прокашлялся, сел рядом с ним на его нижнюю койку и крепко обнял за плечи. Карвер обнаружил в себе силы говорить: — Уж лучше Одержимость. Ещё час назад он бы ни за что такого не произнёс. Даже бы и не подумал. — Этот... — Гаррет глубоко вдохнул и выдохнул. — С Одержимостью... Короче, Андерс дал мне карты и сказал, что если он понадобится, мы можем на него рассчитывать. Это хорошо. Он целитель, нам не помешает. А ещё он Страж и знает много чего про Тропы. Может, как денег накопим, с собой возьмём? Карвер вяло мотнул головой — ни отрицая, ни соглашаясь. Думать об экспедиции, деньгах и вообще радужных перспективах он сейчас не мог. Здешние храмовники усмиряли даже магов, прошедших Истязания. Карвер знал о том, что они не имели на это права: отец рассказывал им о законах Церкви и Ордена. И Андерс сказал то же самое: «против всех законов Церкви» или как-то так. А у них всё ещё нет прикрытия, даром что стражница в друзьях, теперь ещё Одержимый в компании, а в кошеле едва ли восемь золотых набралось. И посох всё чаще приходилось вытаскивать из тайника и носить с собой. Он рано или поздно загремит в Казематы. И его усмирят. Как отступника. Карвера затрясло. Или нет. Или его трясло всю дорогу домой и весь разговор, а теперь просто заколотило. Раньше он никогда так за себя не боялся. Думал, что лучше было бы в Круге. Изредка, уже в Киркволле, в самые плохие и отчаянные дни, думал, что лучше пойдёт и сдастся — это когда ещё основная волна слухов до него не дошла. Думал, что всем станет проще, если его убьют. Будет горе, будет плохо, Гаррету и маме, и это ужасно, но потом станет легче. А теперь он боялся, дрожал всем телом и, кажется, сухо всхлипывал. — Карви. Он не мог бы вспомнить, насколько давно Гаррет звал его так, даже если бы захотел. Но это ласковое сокращение имени подействовало как отрезвляющая пощёчина, и Карвер осознал, что брат рядом, обеспокоенно смотрит ему в лицо и крепко держит его руки. Его ледяные руки своими горячими. — Пожалуйста, — Карвер сглотнул, попытался откашляться, но из горла вырывалось только петушиное сипение, и он на это плюнул. — Я тебя очень прошу. Если меня заберут и усмирят — проберись в Казематы, пожалуйста, и снеси мне голову. Я всё равно уже буду... И он вскрикнул, потому что Гаррет сжал его руки ещё сильнее, до резкой и неожиданной боли. А потом уткнулся своим лбом в лоб Карвера, чего тоже не случалось уже очень много лет, и тихо выдохнул: — Обещаю. Карвер протяжно всхлипнул без слёз и закрыл глаза. Гаррет не убирал рук, пока Карвера не отпустил его ужас. *** Братец развил бурную деятельность — и это сильно помогало держаться на плаву, потому что куда легче жить, если ты постоянно чем-то занят. В случае Карвера — чем-то, что резко отличалось от попыток не загреметь в Круг. Они нашли завещание деда — и мама с лёгкой руки Гаррета уселась писать письма наместнику. Самого Карвера, если честно, фамильное наследие и перспектива перебраться из дядюшкиной лачуги в Верхний город не радовали. Это означало, что в Киркволле они осядут, а отношения со здешней Завесой у Карвера были сложными, но если так надо маме — он тоже попробует чем-нибудь ей помочь. Ну вон хоть с Авелин поговорит, мало ли, вдруг она сумеет убедить вредного киркволлского сенешаля дать маме аудиенцию... Хотя вряд ли, конечно — но вдруг! Они с Гарретом как-то незаметно обросли собственной кодлой, местами не хуже, чем у Миирана, один лириумный эльф чего стоил. Правда, эльф этот поначалу в открытую косился на Карвера и категорично утверждал, что хороший маг — мёртвый маг, но потом как-то то ли пообвыкся, то ли засомневался — спросил как-то раз: «Неужели здешний Круг настолько ужасен?». Карвер не знал, что ему ответить. «Судя по всему, да»? «Не хотелось бы проверять»? «Мой отец отсюда сбежал, а он был смелым человеком — значит, да, ужасен»? — В детстве я думал, что мне будет лучше в Круге, — они сидели в «Висельнике», и слова подобрались после очередного глотка из кружки. Гаррета с ними не было, Варрик балагурил о чём-то с Норой и Корфом, Фенрис пристально пялился из-под чёлки, и Карвер, как ни удивительно, чувствовал себя в безопасности. — Почему? Чтобы ответить, Карвер выпил ещё. — Потому что там я бы не мешал семье. Фенрис недоверчиво хмыкнул, опуская подбородок на сцепленные в замок пальцы. — А ты мешал? — Мешал, — уныло кивнул Карвер, не пытаясь задумываться, почему он делится с этим диким больным на голову эльфом тем, о чём не говорил никогда и никому. — Отец не хотел, чтобы меня забрали, мы из-за этого много переезжали, прятались, а в итоге нам именно из-за меня пришлось задержаться в Лотеринге, и Бетани погибла. — И здесь ты не сдался храмовникам? — Фенрис нахмурился ещё сильнее, и Карвер инстинктивно поёжился. — Нет, — он залпом выхлебал остатки своего пойла и слез со стула. — Сначала не мог — долг и всё такое. А потом... Он замолчал. Что «потом», говорить не хотелось. — Слухов испугался, — вырвалось у него. Фенрис покосился поверх кружки. — Трус. Щёки ожгло, но злости не было. — Да, — Карвер придвинул к себе пустую кружку и уставился на её дно. — Трус. *** Гаррет говорил другое. Что Карвер очень помогает, например. Что с некоторыми делами он бы без него не справился, и что если бы не младший, то тут бы они золота не получили, например, а там — и вовсе могли бы полечь. Карвер не мог понять, верит он ему или нет. Верить хотелось, но мысль «я не мешаю, а наоборот» была слишком, слишком непривычной. А потом Гаррет как-то пришёл вечером и сунул брату какие-то бумаги. Письма отца. — Почему они для меня? — напрямую спросил Карвер. Старший просто мотнул подбородком — читай, мол. Карвер послушно уставился в текст. Отец писал какому-то человеку о заверениях в бесконечной благодарности, которую «в силу известных обстоятельств не может выразить лично», что-то ещё про большой долг и всякое такое, о чести и верности. Какому-то серу Моревару. Карверу. — Храмовник, который помог отцу бежать из Круга, — с лёгкой усмешкой пояснил Гаррет. — Твой тёзка. — Храмовник?.. Голова шла кругом. Карвер сел на обшарпанный стул и уставился в огонь, крепко сжимая в руках письма. Значит, папа назвал его в честь человека, которому был обязан свободой, личным счастьем и вообще всем? Интересно, почему его, а не Гаррета? — Не связь с прошлым, но возможность идти вперёд, — слова сами сорвались с языка, и он поразился тому, что в голову пришли подобные мысли. — Вот чем я для него был. Он снова замолчал, абсолютно не зная, что сказать. Где Гаррет выкопал эти письма, у кого вызнавал подробности прошлого, было неважно. Брат с силой сжал его плечо и вышел из комнаты. А Карвер так и сидел, глядя в огонь. «Он бы гордился мной, — с неожиданной чёткостью вспыхнуло в голове. — Несмотря на многое — гордился бы». Он бережно разгладил складки на бумагах и улыбнулся подписи под одним из писем. *** Гаррет грёб и правой, и левой рукой. Прибрал шахту в Костяной яме — не Создатель весть что, конечно, но мог выйти толк — помогал старкхэвенцам самого разного разлива: от принца в изгнании до магов-бунтовщиков, свёл знакомство с храмовничьим рыцарем-капитаном Калленом, умудрившись скрыть от него способности Карвера, помог Авелин сесть в кресло капитана стражи, обзавёлся ещё кучей полезных знакомств типа травника в Казематах, вычищал магов крови, работорговцев и прочих уродов, и судя по тяжести кошеля, в котором они копили монеты, день экспедиции близился. Мама всё строчила письма, Гамлен почти перестал бывать дома, а когда бывал — угрюмо отсиживался в углу. Наместник, сенешаль и прочие власти отмалчивались и не отвечали, в Крепости маме давали от ворот поворот, но она была упряма — уж в чём-в чём, а в этом и Гаррет, и Бетани, да и сам Карвер точно пошли в неё. Тем вечером, когда Гаррет опустил в кошель пятидесятый золотой, они почти разругались. Почти. — Завтра я возьму деньги, карты и Варрика и пойду к Бартранду, — заявил Гаррет, делая ударение на этом своём «я». — А ты сиди дома и носа не кажи, понял? Карвер закашлялся, отказываясь верить, что брат говорит всерьёз: — Да ни за что. Там будет нужен маг. — Я возьму с собой Андерса, — непримиримо ответил старшенький. — Он, ко всему, целитель и Серый Страж. И потом, его безопаснее будет туда оттащить. А тебя — оставить. Карвер открыл и закрыл рот. Потом опять открыл и опять закрыл. Ничего, кроме бесполезных воплей, на ум не шло. — Мальчики, ужин! — крикнула из-за двери мать. И её голос оказался для Карвера смачной оплеухой. Он вспомнил Лотеринг, вспомнил, как брат уходил, как Карвер похоронил его, живого, и как мама плакала у Карвера на груди и цеплялась за его руки и рубаху. Поход на Глубинные Тропы — само по себе звучало смертоубийственно. И если там всё-таки случится то, о чём Карвер себе думать запретил — разве мама одна выдержит? На Гамлена надежды не было. Никакой. Помог он им там полтора года назад или не помог — всё равно не было. — Ладно, — с трудом ворочая языком, выдавил из себя Карвер. — Но только попробуй там сдохнуть, придурок. И Гаррет, конечно, тут же заухмылялся и — вот зараза! — щёлкнул младшего по носу: — Ты так просто от меня не избавишься. Карвер от щедрот выдал ему тумака в плечо, получил в ответ захват и костяшками пальцев по макушке, и тут, разумеется, вошла заждавшаяся мама, и пришлось им стерпеть нотацию («как дети малые!»), а ужин почему-то казался вкуснее, чем всегда. *** А через несколько недель в дверь их лачуги постучала Авелин, и на ней лица не было. — Монна Хоук, — она попыталась церемонно кивнуть, но вышло у неё плохо, — Карвер... Он молча посторонился. Гамлена дома не было, мама за спиной явно начинала бояться, а ему самому отчего-то даже не было тревожно. Да, прошло много времени, но Гаррет, заглянувший домой перед самым выдвижением экспедиции, коротко обмолвился, что уходят они надолго. И он абсолютно всерьёз верил в какое-то совершенно невозможное умение своего братца выбираться живым из любых передряг. Авелин вошла в дом, нерешительно остановилась у стола, где Гаррет сваливал в кучу свои письма и подавленно оглядела Карвера и его маму. — Бартранд Тетрас вернулся неделю назад, — с усилием заговорила она. — И с ним — почти все. Кроме Фенриса, Андерса, Варрика и... Мама охнула и потеряла сознание. У Карвера в ушах застучал какой-то очень глухой молот. Он рванулся к маминому сундуку, выгреб из него нюхательную соль, сунул ей под нос. Воспользоваться магией, чтобы привести её в себя, ему и в голову не пришло. Авелин устало смотрела на него, а он не верил. Не так, чтобы отчаянно отрицал, нет. Просто он помнил, как его рвало на части после смерти Бетани — реальной, той, что он видел — и как потом, много после, он осознал, что после вестей о полегшей в Остагаре армии такого не чувствовал. И сейчас тоже не чувствовал. И неделю назад не почувствовал. И полторы недели... — Мама, это ещё ничего не значит! — закричал он, едва мать открыла глаза. — Может, оторвались, заплутали и вернутся скоро через какой-нибудь другой выход. У них же карты были, помнишь? И Андерс — Серый Страж, ну мам, ну разве ты чувствовала, что его теряешь? Мама... Мать тихо всхлипывала ему в плечо. Авелин смотрела сверху вниз. С жалостью. — Бартранд оплакивает брата, — тихо произнесла она. — И утверждает, что все четверо мертвы. Что он своими глазами видел их тела. — Да мало ли, что он утверждает! — Карвер в ярости едва не вскочил с пола, но нужно было держать маму, и поэтому он мог только орать. — Очень удобно такое утверждать и изображать Создатель знает что! — Зачем?! — взвилась Авелин. — По-твоему, зачем, Карвер?! Я понимаю, что ты не хочешь в это верить... — Да хоть бы затем, чтобы скрыть тот факт, что не стал их искать, когда они оторвались от основной группы! — Карвер всё-таки встал, поднял маму и аккуратно усадил её на стул. — Выставить себя чистеньким! Откуда мы знаем, что там было на самом деле?! Рано ещё говорить! Рано! Он шагнул к матери, зачем-то поднял её и сгрёб в охапку. Он и впрямь отказывался верить. И пообещал себе, что если ещё за неделю они не дождутся Гаррета, Бартранда он будет трясти сам. *** — И чтоб от церкви подальше, ясно? — злобный голос гнома гремел на всю площадь рынка Верхнего города. — И от Крепости тем более! Мне нужно достойное и спокойное жилище, и чтоб не видеть всю эту дрянь человечью!.. Бартранд тряс кулаками перед какими-то людьми со свитками. На поясе гнома висело несколько туго набитых кошелей. Карвера замутило от отвращения и злости. — Да, мастер Тетрас, — меленько кивал один из людей, — мы в кратчайшие сроки... Карвер широким шагом пересёк рынок и ухватил Бартранда за ворот, нисколько не заботясь о том, что походя выдрал из его бороды немало волос: — Где они, сволочь? Люди со свитками отшатнулись в сторону, покупатели и продавцы недоуменно поворачивали головы в их стороны, Хьюберт опасливо набросил на своё барахло рогожу. У Бартранда забегали глаза. — Да как ты можешь?! Я сам потерял там брата!.. — Мне не до твоих игрушек! — рявкнул Карвер, чувствуя, как кровь стучит в ушах, как он глохнет, как глаза застилает сине-алая пелена ярости. — Где они?! Где?! И вдруг куда-то пропало ощущение, что он держит за воротник тяжёлого гнома, едва ли не приподнимая над плитами, в руке были только клочки ткани и бороды, вокруг кричали, а Бартранд, оглушённый, валялся у лестницы. И только разобрав в общих воплях слово «маг!», только ощутив на своих плечах хватку, Карвер понял, что по спине бежит привычная дрожь, какая бывала после сотворённых заклятий. И в детстве — после стихийных выбросов. Храмовников на рынке оказалось аж трое. Двое держали Карвера. Один убежал за рыцарем-капитаном. Карвер с силой зажмурился. Вот и всё. Всё равно — когда-нибудь бы это случилось. Но теперь Гаррет просто обязан был вернуться. — Отступник, сер Каллен! — отрапортовал тот, кто держал Карвера справа. Как показалось самому Карверу, отрапортовал с гордостью. Он открыл глаза. Рыцарь-капитан смотрел на него очень изучающе и очень пристально. — Отпустить. Свободны. Карвер аж сам дёрнулся. Ему, наверное, послышалось. Но хватка исчезла, а двое рыцарей Ордена отдали честь своему капитану и слаженно зашагали к воротам, ведущим из Верхнего города. Карвер равнодушно смотрел куда-то мимо сера Каллена. Когда-то он думал, что если его поймают, главное — не обделаться со страху. А сейчас ему не было страшно. Всё, что он испытывал, можно было описать словами «глубочайшее ничего». — Почему вы не приказали сразу вести меня в Казематы? — вырвалось у него. Вокруг галдела толпа, причитали торговцы, чьи товары Карвер случайно снёс с прилавков, громко цокал языком Хьюберт, и на всё это тем более было плевать. Каллен помолчал. Потом махнул толпе рукой — мол, потеха кончилась — и, кивнув Карверу в сторону ворот, пошёл с ним рядом. — Вы не убежите, — откуда он знает? Что он знает?.. Неважно. — Я всю жизнь бегал, — вырвалось у Карвера. Теперь, когда решилась, наконец, его судьба, на плечи рухнула усталость размером с Расколотую гору. — Надоело. Не убегу. Каллен остановился посреди лестницы. Снова пристально оглядел Карвера с ног до головы. — Вы брат Гаррета Хоука, — он не спрашивал, а утверждал, и Карвера даже кольнула привычная досада: конечно, кто же он ещё, кроме как «брат Гаррета Хоука»... Но он кивнул. А что ещё оставалось-то? — А какое это имеет значение в Круге? — В Круге это и впрямь будет иметь мало значения, — бросил рыцарь-капитан. — Но мы пока ещё не в Круге, и в своё время ваш брат оказал Ордену немалую услугу. К тому же, забирая мага в Круг, мы обязаны оповестить об этом его родных — при их наличии, естественно. От этого казённого языка Карвер чуть не поморщился, но раздражение сдохло в зародыше, едва он понял, на что намекает храмовник. Ему дадут попрощаться с мамой. И, может быть, даже забрать какие-то вещи. — Мы живём в Нижнем городе, — хрипло проговорил Карвер, глядя на розовеющие под закатным солнцем лестничные ступени. — Спасибо. *** Мама, кажется, была ошеломлена настолько, что даже плакать не могла. Дома оказался Гамлен, при виде Карвера под конвоем отчего-то сильно побледневший и вжавшийся в угол. Проходя мимо него в их с Гарретом комнату, Карвер услышал хриплое «это не я, не я!» и криво усмехнулся. Он мог бы сказать, что прекрасно об этом знает... но не скажет. Времени и так не было, а прощаться ещё и с Гамленом он не хотел. Значит, сдать его хотел, да? Долго терпел. Папиного посоха было жаль. Некоторых книг тоже. Редкие ферелденские письма, которые получал он, а не Гаррет, ему были не нужны. А переписку отца и храмовника-тёзки всяко безопаснее будет оставить здесь. Даже теперь, по прошествии более четверти века, когда оба её участника мертвы. — О, рыцарь-капитан? — донеслось из-за двери, и Карвер аж подпрыгнул. — Что здесь происходит? Сердце забилось глухо и крепко. Карвер развернулся на пятках и выскочил из комнаты. Гаррет стоял на пороге — грязный, усталый, очень злой и, наверное, именно поэтому очень живой. Гамлен что-то бормотал. Может, молился, а может, матерился. Мама, шаг за шагом отступая назад, запнулась о стул, упала на него и даже не издала ни звука. Карвер попытался выдавить улыбку и не смог. Подошёл к брату и выдохнул: — А я так и знал, что ты выберешься. — Бартранд — скотина, — Гаррет сплюнул прямо на пол лачуги. — Кинул нас, как... так, Карв, погоди, что у вас тут творится? — Мы забираем вашего брата-отступника в Казематы, — подал голос сер Каллен, которому явно надоела их семейная сцена. — Советую вам не оказывать сопротивления и быть благодарными, что ваша семья избежит наказания за укрывание опасного мага. Гаррет сильно нахмурился и уже открыл рот, но Карвер успел схватить его за плечо: — Не надо. Пожалуйста. «Ты же знаешь, что будет хуже». Гаррет сбросил его руку, с силой притянул брата к себе и обнял — коротко, но очень крепко. — Всё будет хорошо, — сдавленно проговорил Карвер. Сам не знал, зачем и почему это сказал — наверное, чтоб самому поверить. Гаррет хлопнул его по спине и отошёл на шаг. И кивнул: — Я помню, Карви. И вот теперь, вопреки всему, улыбнуться получилось легко и просто. Помнит. Значит, если случится самое страшное — сделает. — ...Что со мной будет? — рискнул спросить Карвер уже на подступах к главным воротам Казематов. Сер Каллен равнодушно пожал плечами: — Истязания. При их успешном завершении получите посох и право называться магом. Если, конечно, прямо сейчас не согласитесь на Усмирение. По спине пополз предательский холодок, Карвер сглотнул и помотал головой. — Я так и думал, — проворчал Каллен, входя во двор. Карвер глубоко вдохнул и шагнул следом. Об Истязаниях отец рассказывал. Тень, демоны. В Тени Карвер каждую ночь бывал, а демонов не только видел, не только сопротивлялся почти каждую ночь, но и убил многих. «Если они поймают мага, то сразу усмирят!» — шептались в городе. Кажется, этот слух всё-таки оказался ложным. Если Карверу, конечно, просто-напросто не крупно повезло. *** Он очнулся в комнате примерно на десять кроватей, с каменным потолком, полом и стенами. На соседней кровати сидел парень по виду чуть старше Карвера, и внимательно смотрел ему в лицо. — Очухался, — покивал он. — Как тебя там? — Карвер, — из горла вырвался сип, и чтобы назваться, пришлось прокашляться. — А очухался или нет — сам пока не знаю. Парень рассмеялся — без особого веселья, но и не враждебно: — Ну, если б ты не очухался, вряд ли бы тут со мной болтал. Тебе надо к Первому Чародею подойти. До конца коридора, лестница налево, потом опять до конца коридора и правая дверь. Помни, что правая, это важно! — А что за левой? — рискнул спросить Карвер. Парень снова хохотнул, но уже куда более невесело: — Мередит. Рыцарь-командор. А ты из отступников, так что чем позже ты с ней столкнёшься — тем лучше. Давай, иди уже, а то храмовники занервничают, подумают, что всё-таки проморгали в тебе демона, припрутся сюда, и ничего хорошего из этого не выйдет. Горечь в его голосе говорила лучше любых слов: подобное уже случалось. Если маг, даже вроде бы прошедший Истязания, долго не просыпался... Предпочтя не додумывать, Карвер скатился с кровати и вывалился из комнаты. Тело ныло, голова отчаянно болела, а ещё он думал не о том, каким окажется Первый Чародей, не о том, что его, Карвера, ждёт дальше, а о том, как бы так дать понять Гаррету и маме, что с ним всё в порядке — в том смысле, конечно, в каком тут это возможно. Оказавшись в узком коридоре между двух дверей, Карвер посмотрел направо, потом налево, потом зачем-то ткнул правой рукой в сторону, кивнул сам себе, обругал себя за глупость и поскрёбся в дверь. Услышал чуть сухое «войдите», глубоко вдохнул и распахнул створку. Первый Чародей оказался довольно нестарым, хоть и седым, эльфом, худобой он мог бы посоперничать с Мерриль, а сквозившая в его глазах тоска и безнадёга давала сто очков вперёд подобной тоске в глазах того же Андерса. Карвер вошёл в кабинет, вежливо прикрыл дверь и остановился в нерешительности. Как представиться правильно, он не знал, а просто назвать имя отчего-то не хотел. — Вы Карвер Хоук? — Первый Чародей поднялся из-за стола и кивнул. Карвер откашлялся, тихо злясь на всё ещё болевшее горло: — Я. — Орсино, — тот слегка наклонил голову, — Первый Чародей Круга Магов Киркволла. Сер Каллен сообщил мне, каким образом вы здесь оказались. Могу вас поздравить — не так часто отступникам удаётся отделаться столь же легко, как вам. Карвер сглотнул. Он решительно не знал, что ответить этому строгому холодному эльфу, который очень прозрачно намекал, что дальше будет только хуже. — Спасибо, — наконец выдавил он из себя. — Я и сам подобного исхода не ожидал. Орсино несколько секунд, прищурившись, изучал его лицо. Затем кивнул и отошёл куда-то в сторону. — Значит, вы, по крайней мере, достаточно умны. Возьмите ваш посох и мантию Круга. Изучение магии в целом и в этих стенах в частности — сложный процесс, во время которого вы должны будете соблюдать высочайшую осторожность. Впрочем, учитывая, сколько времени вам удавалось не попадаться, и ваше присутствие здесь сейчас — результат скорее глупой случайности, осмелюсь предположить, что вы это умеете. Карвер неловко кивнул, принимая из рук Орсино атрибуты тех, кто «имел право называться магом». Посох был плохонький. Не в пример хуже папиного. Но что поделать. — Умею, — язык почти присох к нёбу, но у Карвера всё же получалось им шевелить. — Я не глупец, Первый Чародей. И у меня за плечами — вся жизнь в побегах от храмовников и год в подпольном мире Киркволла. Не говоря уже о том, с чем мы сталкиваемся в Тени. Особенно здесь. Я умею распознавать опасность. Он осёкся, вдруг осознав, что не представляет, зачем вообще всё это говорит. А Орсино едва заметно улыбнулся краями губ, и Карвер очень сильно удивился. — Хорошо. Вы можете идти. Уверен, что уже завтра вы найдёте, чем именно заняться. Шагая по коридорам и лестницам Казематов, по-дурацки прижимая к себе мантию с посохом, Карвер пытался понять, что он видел в улыбке Орсино — одобрение или насмешку. И что если одобрение — не померещилось ли оно ему. *** «Гаррет, у меня всё нормально. Сразу по прибытии меня потащили на Истязания — то ли решили, что я Одержимый, то ли у них тут это обязательная практика, но мне этого лучше не знать. В принципе, жить можно, в четырёх стенах не держат, выходить нельзя только за ворота — то есть во внутренний двор Казематов я выходил. Я уже поболтал с Солвитусом, он всё не может нарадоваться на те ингредиенты, что ты ему притащил. Я пока не очень хорошо знаю, куда себя деть и чем заняться, но думаю, что рано или поздно решу. Но что я точно знаю — никакими исследованиями заниматься не буду! Ты тоже считаешь, что это не для меня, а? Храмовники, кстати, вполне нормальные ребята. В большинстве своём. Они...» Карвер сидел в одном из закутков библиотеки, грыз перо и пытался сочинить письмо брату. Письмо шло со скрипом, он не умел их писать — за всю жизнь было некому. И если бы он не задумался над следующей фразой, то, наверное, не услышал бы шагов за книжными шкафами, тихого лязга доспехов и довольной усмешки: — Давай-давай!.. Карвер нахмурился, бросил перо, скомкал лист и, стараясь ступать как можно тише, пошёл вдоль шкафа. Когда он увидел то, что увидел, в голове взметнулись всполохи гнева, и он прохрипел, сжимая кулаки: — Какого хрена ты с ней делаешь? Неизвестный ему храмовник — судя по латам, не выше капрала — секунду назад жадно лапавший за грудь девчонку-ученицу на вид лет четырнадцати, злобно ухмыльнулся и с силой сжал руку. Девочка вскрикнула, быстро и отчаянно глянула на Карвера: — Не надо, мессир! — что, кто? Это она ему, Карверу? — Не надо. Я... я сама согласилась. Глаза её блестели, и явно не от возбуждения, на лице отпечатался страх, и на Карвера она смотрела с мольбой. Что, что это значило?! «Помоги»? Или «если ты вмешаешься, мне будет ещё хуже»? Что же ему делать?! Храмовник, похабно усмехнувшись, мотнул головой в сторону выхода из библиотеки: — Слышал? Вали и не завидуй! Или самому не терпится? Карвера замутило, потом накрыло волной удушья, он закашлялся, мотнул головой и рванул вон, сгорая от отвращения к себе и зарождающейся ненависти к храмовникам. Его учили их не любить — а он не мог, потому что не знал, какие они на самом деле. А теперь... Андерс, как-то сильно поссорившись с Фенрисом на вечную тему «маги должны», выкрикивал что-то как раз про насилие и прочие подобные ужасы. А Карвер не верил. То есть, и слухи такие про Казематы ходили, и Андерс вон рассказывал — а Карвер не верил. А теперь увидел. За пазухой жгло кожу недописанное письмо Гаррету, которое Карвер теперь точно не сможет дописать. Уж больно оно было весёлым. И лживым от корки до корки. *** «Здравствуй, мама. Как ты? Надеюсь, что всё хорошо. Пожалуйста, не переживай за меня: я жив, и меня не держат под замком в тёмной комнате сутки напролёт. Я могу тут учиться, у меня есть свободное время, я дышу свежим воздухом, и еда тут вполне нормальная. Не знаю, говорил ли тебе Гамлен, что это не он меня сдал — так вот, это правда не он меня сдал. Я сам выдал себя, решив потрясти Бартранда и вызнать у него, где Гаррет. Так что, если ты вдруг его винишь — не вини никого. Не надо ни с кем ссориться, хорошо? Я очень по тебе скучаю. Может быть, когда я пробуду тут подольше, кое-чему научусь и буду не просто магом из многих, я попробую сделать так, чтобы нам с тобой разрешили встретиться. Хотя бы во внутреннем дворе. Я тебя люблю. Твой сын Карвер». Он погладил край бумаги и отодвинул письмо в сторону. Теперь он писал в трапезной — почему-то ему казалось, что сюда храмовники с «согласными» ученицами не сунутся. Конечно, был риск, что кто-нибудь прочтёт его письмо, но он вроде не писал ничего такого... как это... компрометирующего, вот. Карвер вздохнул и глянул на лежавший рядом смятый черновик письма Гаррету. Потом закусил губу, достал чистый лист и стал писать заново. «Гаррет, у меня всё нормально. Сразу по прибытии меня потащили на Истязания — то ли решили, что я Одержимый, то ли у них тут это обязательная практика, но мне этого лучше не знать. В принципе, жить можно, в четырёх стенах не держат, выходить нельзя только за ворота — то есть во внутренний двор Казматов я выходил. Я уже поболтал с Солвитусом, он всё не может нарадоваться на те ингредиенты, что ты ему притащил. Я пока не очень хорошо знаю, куда себя деть и чем заняться, но думаю, что рано или поздно решу. Но что я точно знаю — никакими исследованиями заниматься не буду! Ты тоже считаешь, что это не для меня, а? Не верь слухам. Как видишь, я тут шучу и вполне доволен жизнью. Не беспокойся за меня. Лучше найди Бартранда и начисти ему рыло. Я так и не успел. Передавай всем привет. Скажи там, не знаю, что Младший их помнит и кого-то хочет обнять, с кем-то выпить, а кому-то надавать тумаков. Сам придумай, кому что! И ещё: передай Б., что я зря не верил его рассказам. Судя по тому, что я видел, он был прав. Передай, что я сожалею, хорошо? Со мной правда всё в порядке. Твой брат Карвер». Он перечитал последнюю строчку, нахмурился и с тихим стоном опустил голову на исписанный лист. Только бы Гаррет понял, что «Б.» — это Андерс. От «Блондинчика», ясное дело. Если Карвер упомянет его имя, то почти наверняка подставит, а этого бы он ой как не хотел. Даже если напишет «А.» — тоже подставит. Если письмо попадёт не в те руки, могут начать перебирать знакомых Гаррета, а «А.» и «он» в одной фразе выдавали бы Андерса с головой. А «Б.»... нет, ну ещё «Б.» — это, конечно, Бьянка, но она им так ни разу ничего и не рассказала. Кажется, Карвер превращался в параноика. — Вы в порядке, Карвер? Он вздрогнул и вскинул голову. Рядом стоял Первый Чародей. — Да, — тихо ответил Карвер. — Кажется, да. Извините. — За что? — Орсино приподнял бровь, вопросительно кивая на скамейку против той, где сидел Карвер. Тот только растерянно наклонил голову — было очень странно, что его спрашивали, можно ли к нему присоединиться. — Письма родным? Карвер стиснул зубы. Наверное, мало кто из магов вообще имел возможность кому-то писать. — А... Первый Чародей, — он решился задать вопрос, который мучил его уже долгие дни, — а они проходят цензуру? Орсино несколько секунд пристально смотрел на него, и во взгляде его мелькало какое-то совсем непонятное Карверу уважение. И ещё, пожалуй, интерес. — Время от времени. Однако в любом случае я не советовал бы вам писать о чём-либо открытым текстом. Вы меня понимаете? «Он знает, что здесь творится. Конечно, он знает. И не может с этим ничего сделать. Я не верю, что он не пытался. Не мог такой не пытаться...» — Я вас понимаю, — выдавил он. — Спасибо. Кажется, переписывать не придётся. Кажется, он и правда ничего не сказал... открытым текстом. А письма можно передать через Солвитуса, в конце-то концов. Или даже через сера Траска, хороший он мужик, и жалко его очень. — Карвер, — позвал его Первый Чародей, возвращая из мысленных коридоров в трапезную, — у вас чернила на лбу отпечатались. Карвер застонал и снова упал лицом в письмо. Ещё большим идиотом он себя уже точно не выставит. Лавка напротив скрипнула, и через пару секунд виска Карвера коснулись прохладные пальцы. Он дёрнулся, но головы не поднял. Кажется, не было сил. — Идите спать, Карвер, — как-то очень мягко велел Орсино. — Уже поздно, а завтра вам будет проще закончить с посланиями. Карвер с усилием встал, неуклюже кивнул, сгрёб свои бумаги и побрёл к выходу. Орсино был прав. Завтра будет новый день. Будет вообще что-то новое. И, если Карвер сможет, если он очень-очень постарается — то, может быть, будет лучше.