Crush

Он тощий. Бонд шутит, что стоит ему однажды пропустить приём пищи, и он умрёт от истощения. Ему почти удаётся спрятаться под этими своими свитерами, кожаными куртками и плащами, но в итоге Бонду требуется лишь коснуться его запястья, почувствовать выступающие косточки, чтобы понять: он может сломать их одним движением, если захочет. Он может сломать Кью. Когда он думает об этом, член в штанах начинает моментально твердеть, будто Бонд юнец, а не взрослый мужчина. Он представляет Кью под собой или даже сверху, и во рту становится колко и сухо, словно в пустыне. Бонд хочет — и редко получает отказ. Всё случается просто. После краткого совещания у М они вместе идут по коридору, и Бонд смотрит на шею Кью. Она бледная, чистая, словно кусок гладкого мрамора. Бонд хочет его. Миссия была адская, его практически трясёт от усталости, и он может думать только о том, как оставит метку на этой шее. — Отвезу тебя домой, — говорит он. И это не вопрос. Кью смотрит на него, не мигая, не сбиваясь с шага. Единственная реакция, которую он выдает, это чуть расширенные зрачки. — Простите, — говорит он спустя пять секунд раздумий. — Не имею привычки трахаться с коллегами. Личные принципы, видите ли. Бонд берет его за локоть, и Кью останавливается, глядя куда угодно, только не в глаза. Бонд кладёт руки на стену по обе стороны от него, вторгаясь в личное пространство, и касается уха губами: — Уверен, ты можешь нарушить свои принципы хотя бы раз. Кью сорвано дышит, Бонд чувствует его дыхание на своей щеке, мягкое, тёплое. Они так близко, что Бонд ощущает запах Кью — нотку бергамотового чая и геля для душа. Бонд придвигается ещё ближе. — Я считаю, что это плохая идея, — говорит Кью. — Я зарабатываю на жизнь плохими идеями. Бонд касается губами уха Кью и отстраняется. Глаза Кью похожи на чёрные диски — Бонд победил. *** Он не намерен растягивать интрижку больше, чем на одну ночь. Романы — опасная штука, особенно в его работе: Бонд выучил этот урок уже много раз. Но секс — другое дело, и в тусклом свете коридора МИ-6 Кью говорит: — Надеюсь, вы на машине. Бонд везёт его домой и трахает. Вытряхивает Кью из одежды и видит наконец целиком: рёбра, угловатые плечи и вены, растянутые по всему телу, словно провода. Кью перехватывает инициативу — залезает на кровать и ждёт, приподнявшись на локтях. У него стоит, ноги раздвинуты в вопиюще наглом приглашении. Бонд скользит к нему и целует — крепко, с напором, так, что Кью падает на кровать, и его дыхание поощряюще сбивается. Бонд отстраняется, чтобы посмотреть на грудную клетку, которая поднимается и опускается в такт дыханию, на очертания рёбер, похожих на фортепианные клавиши. — Мне ведь не нужно спрашивать, делали ли вы это раньше, — говорит Кью. — Наглец, — усмехается Бонд. — Это мне стоит спросить у тебя, мальчик. Бонд не ломает его, хотя думает об этом. Он толкается в Кью немного жёстко, и глаза Кью болезненно распахиваются, но он ничего не говорит — может быть, наслаждается этим. Бонд накрывает его собой так, что они практически становятся одним целым: кожа, кости и мышцы двигаются в едином ритме. Кью остаётся на ночь, но утром Бонд уходит прежде, чем он просыпается. И всё на этом. *** На этом не всё. *** — Дубай, — говорит М, и Бонд качает головой: — Не лучшее место для отпуска. — Не ёрничайте. М бросает ему на колени папку с отпечатанным сверху названием «Бурдж Аль Араб». Внутри фотографии мужчин, которых ему предстоит убить. Он не ждёт, что М пояснит, за что их нужно убивать, лишь отдаст приказ. — Зайдите к Кью перед отъездом, он обеспечит вас оружием. Нам нужно, чтобы вы устранили цели и не влезли в неприятности. На некоторых фотографиях запечатлена женщина в саронге, держащая под руку мужчину. М указывает на неё, когда замечает взгляд Бонда. — Она может быть полезна, если захотите подобраться ближе к цели. — Верно. — Бонд закрывает папку. — Почему они остановились в самом дорогом отеле мира? Довольно вызывающе для террористов. — Потому что они не террористы, но спонсируют их, — поясняет М. — Пора прикрыть этот источник финансов. Бонд прячет папку в карман пиджака и идёт в отдел Кью. Прошла неделя с того утра, когда он оставил Кью в постели, и мальчик с тех пор ничуть не изменился. Бонд зовёт его мальчиком, хотя знает, что Кью мужчина, которому через три месяца исполнится двадцать пять, интеллектуал с гениальным мозгом. Кью — профессионал, в котором Бонд нуждается, и он может не замечать, как Кью сейчас пялится на его губы и руки. Кью отдаёт ему конверт и металлический кейс. — Ваши билеты на самолёт. — Осмелюсь поинтересоваться, что в кейсе. — Горное оборудование. «Бурдж Аль Араб» — четвёртый по высоте отель. Это так попахивает фильмом «Миссия невыполнима», что Бонд не удерживается от шутки. — Не глупите. — Отобрав кейс, Кью открывает его. — Это поможет вам подняться по лифтовой шахте незамеченным. Независимо от высоты отеля, любой, кто попробует взобраться по его стене снаружи, будет сказочным долбоёбом. Он такой серьёзный в своей критике, что Бонд невольно соглашается. Инструменты в кейсе просты в своей новизне и буквально кричат о том, что Кью приложил руку к их созданию. Бонд представляет, как тот работает над ними ночи напролёт, совершенствуя, зная, кому они предназначены. Это заставляет его улыбнуться. Кью закрывает кейс и толкает его через стол к Бонду. Их взгляды встречаются, и от света лабораторных ламп глаза Кью кажутся почти белыми. Бонд думает о его рёбрах, похожих на фортепианные клавиши, и о бергамотовом вкусе рта. Потом он уходит. Смерть в Дубае следует за ним по пятам, и Бонду с трудом удаётся с ней разминуться. Деньги решают, покупая ему расположение нужных людей. Он как раз устраняет свою последнюю цель, когда сумасшедший телохранитель ножом ранит его в ногу, в опасной близости от бедренной артерии. Бонд практически истекает кровью в ближайшем переулке, но его спасает девушка одного из убитых мужчин, Жасмин. Он помнит её по фото из папки. У неё полно вопросов. Будто у остальных их нет. Бонд занимается с ней любовью, но что-то в том, как ощущается под руками её тело, кажется неправильным. Бонд думает о Кью в дурацком свитере, о его пальцах, порхающих над клавиатурой лэптопа, о губах, касающихся кружки с чаем, но заставляет себя отогнать эти мысли. В итоге девушка пытается его убить («Преданность, мистер Бонд»), так что он всаживает пулю ей в голову. Бонд возвращается в МИ-6, прихрамывая и опираясь на трость. Ив смотрит с сочувствием. — По крайней мере, на сей раз виновата не я, — говорит она. — Я бы предпочёл страдать от твоей руки. — Бонд сильнее опирается на трость. Ее презентовал М, и внутри спрятан клинок. — Есть новости? — Никаких. Ты в отпуске от полевой работы, знаешь ведь. Бонд ковыляет к ней, пытаясь вызвать больше сочувствия. Он ненавидит отпуски, действительно ненавидит. Больше времени для скуки, больше времени для раздумий, а праздные размышления у полевых агентов ни к чему хорошему не приводят. — Я могу что-нибудь сделать? Ив поджимает губы, пряча улыбку, а затем протягивает Бонду коробку: — Будь паинькой и передай это Кью, ладно? Уверена, ему понравится трость, старик. — Я же ранен, — говорит Бонд, тем не менее забирая посылку. — Тебе нужно разрабатывать ногу. Когда Бонд видит Кью, тот по локти закопан в системный блок, провода, похожие на спагетти, опутывают его рукава. Он сосредоточен, хмурит лоб и поджимает губы. Это заставляет Бонда желать его снова и снова, и не только в том смысле, что раньше. Он хочет снять с Кью очки и запустить пальцы в его волосы. Хорошенько накормить и снова сжать тонкую талию. Он хочет. — Что, бога ради, ты делаешь? — спрашивает Бонд. Кью выглядит смущённым, будто его застали за чем-то неприличным. А на самом деле — Бонд уже знает, так было и раньше — Кью просто увидел его, и вся защитная скорлупа внезапно спала. — Собираю компьютер, очевидно же, — говорит Кью, поправляя очки. — Почему вы с тростью? — Угадай. Бонд переносит вес на здоровую ногу и шагает вперед. Он ещё не приноровился к хромоте, так что движения медленные и неловкие. Нахмурившись, Кью вытаскивает руки из компьютерного нутра и смотрит, как он передвигается. — Ножевое ранение, — наконец изрекает он, отрывая взгляд от ноги Бонда. На скулах играют желваки, и Бонд зачарованно кивает. Он вспоминает о коробке в руках только тогда, когда Кью спрашивает, что он здесь делает. — Разве нужен повод, чтобы проведать старого друга? — Кто это здесь старый? — Кью прислоняется к столу и разглаживает складки на свитере. Том отвратительно коричневом безобразии, которое Бонд помнит со времён миссии в Скайфолле. Он не раз мечтал сжечь этот свитер. — Что вам нужно, 007? — Принёс посылку от нашей дорогой Манипенни. Бонд кладёт коробку на стол рядом с Кью, и тот сразу же открывает. Видимо, содержимое как-то связано с компьютером, который он собирает, потому что Кью снова закапывается в системный блок. — Она заставила вас идти аж сюда? — спрашивает Кью, не оборачиваясь. — Немного жестоко, учитывая ваше состояние. — Я не возражал. Бонд говорит это, чуть меняя тон, и Кью всего лишь на мгновение, но запинается. Он движется снова, и даже сквозь свитер Бонд видит его лопатки. Он всё ещё хочет сломать Кью, но теперь в этом желании есть и кое-что большее. — Как насчёт ужина? Прошло больше месяца с тех пор, как они переспали и сделали вид, будто ничего не было. Ждал Кью приглашения или нет — в любом случае не сказал об этом. Бонд стреляет практически наугад. К счастью, он отличный стрелок. Кью оборачивается и говорит: — Я вам не ресторан. Бонд на секунду забывает о ране на ноге и шагает вперед, волоча трость за собой. Это чертовски больно, но он не обращает внимания. Кью снова смотрит куда угодно, только не на него, так что Бонд хватает его за запястье. Пульс под пальцами бьётся загнанно, словно у пугливого кролика. Кью наконец смотрит на него. — Я имею в виду с тобой, — поясняет Бонд, чуть сдавливая запястье. Кью неосознанно открывает и закрывает рот. Бонд практически слышит, как он думает и гадает. Кью тянет руку из его хватки, но безуспешно. Быстро оглядевшись, будто ожидая увидеть подслушивающих, он снова открывает рот, но ничего не говорит, словно не знает, что же. — Просто ужин, — негромко говорит Бонд. «Просто», — беззвучно повторяет Кью. Вид у него защищающийся и подозрительный. Бонд не может его в этом обвинять. Кью хочет спросить, Бонд может ответить, но не здесь. — Я едва избежал смерти, — говорит он. — Думаю, я заслужил компанию к ужину. — Вы каждый день избегаете смерти, — отвечает наконец Кью, и хотя голос звучит ровно, уголки губ приподнимаются в улыбке. — Не думаю, что это достойно празднования. Он отходит в сторону, потому что в лэптопе позади него начинает что-то пищать. Пальцы бьют по клавиатуре, яростно что-то печатая. Бонд идёт следом, хотя каждый шаг становится поистине адом. — Больше я ни о чём не прошу. Кью перестаёт печатать и, резко вдавив «Ввод», разом оборачивается. — Пожалуй, я смогу выделить час-другой на еду. Бонд улыбается, и Кью отворачивается снова, возвращаясь к работе. Бонд позволяет себе полюбоваться немного, а затем прощальным жестом касается его предплечья — слишком легко и быстро, чтобы расценить его как намёк на большее. — Я заеду за тобой, — говорит он. — И сделай что-нибудь с этим свитером. Кью сбрасывает его руку. *** — Это немного слишком, вам не кажется? Бонд снимает пиджак и закатывает рукава рубашки, прежде чем взять меню. Они в очень, очень хорошем ресторане, и Кью явно чувствует себя неудобно, хотя по крайней мере избавился от уродливого свитера. Цена за блюдо здесь минимум тридцать фунтов, но Бонд может себе это позволить. Есть определённое преимущество в том, чтобы быть агентом с двумя нулями, и нет, ему не кажется, что это слишком. Полевому агенту пристало жить быстро и экстравагантно, потому что он может погибнуть в любой момент. — Вовсе нет, — возражает он. — И тебе не повредит хорошенько поесть. Какое вино предпочитаешь — красное или белое? — Ни то, ни другое, — отвечает Кью. — Я не пью. Это самое потрясающее, что Бонд слышал за весь день. Он даже отрывается от меню. Кью сдвигается в кресле, поджимая губы. — Уверен, ты уже достаточно взрослый, — медленно говорит Бонд. — Не будьте таким показательно глупым, — отрезает Кью. — Конечно, я взрослый. Просто предпочитаю не пить. Бонд не уверен, что правильно его понял: он не может представить причины, по которым можно не хотеть выпить. — Просвети меня, почему. — Просто... — Кью раздражённо умолкает, словно не хочет говорить. — Моя печень медленно переваривает алкоголь, а из-за телосложения я очень быстро пьянею. Бонд откидывается в кресле: — Хочешь сказать, ты тощий. — Есть и другие определения. Кью утыкается в меню и становится вдвойне привлекательнее. Бонд понятия не имел, что Кью не пьёт. Но если подумать, он много чего о нём не знает. И не хотел знать до этого момента. Чем Кью занимается вне работы — загадка, и Бонд хочет её разгадать. Кью заказывает телятину, чем удивляет Бонда — он думал, что Кью вегетарианец, о чём и спешит сообщить. — Почему? Потому что я худой? — Он аккуратно разделывает стейк на небольшие кусочки. — Уверяю вас, я люблю мясо не меньше, чем господин за соседним столом. — Ты поразительно осведомлён о его вкусах, — говорит Бонд. Кью сильнее сжимает приборы: — Можете вы хоть пять минут обойтись без непристойных замечаний? — Я не делаю никаких замечаний. — Ваш тон их подразумевает, что практически одно и то же. Бонд принимается за собственную еду, запивает вином, ни капли не пьянея. Он наблюдает, как Кью ест, и снова удивляется — оказывается, тот может проглотить целую порцию безо всяких проблем. У него даже остаётся пара капель соуса в уголке губ. Когда Бонд указывает на это, Кью облизывается. Бонд заказывает десерт, и Кью не протестует. — Ты полон сюрпризов. — Бонд смотрит, как он зачёрпывает ложкой пудинг. — Я думал, ты ешь как птичка, учитывая, какой ты тощий. — Вообще-то, — говорит Кью, — для птиц характерно съедать больше собственного веса. Брови Бонда взлетают вверх. — Учту. Под конец десерта Кью всё же выпивает полбокала каберне совиньон — единственного вина, которое Бонд может оценить. Он платит за ужин прежде, чем Кью успевает возразить, и они выходят в дождливую лондонскую ночь. — Вы спали с ней, — говорит Кью позже, в машине. Бонду требуется пара мгновений, чтобы сообразить, о чём речь. — Да. — Это всегда так легко? — Кью смотрит в окно на тучи и мокрые улицы. — Иногда, — отвечает Бонд. — А иногда — нет. Он знает дорогу к дому Кью без подсказок. Дождь бьёт в лобовое стекло, и остаток пути они проезжают в молчании, выжидая. Кью держит руки в карманах, будто ему холодно. Бонд чувствует себя жестоким, хотя на самом деле ничего не сделал. Может, как раз поэтому. Они заезжают на стоянку у дома, даже не пытаясь выйти из машины. «Просто ужин», — говорил Бонд, и намерен сдержать свое слово. Но Кью смотрит на него так, словно он определённо сошел с ума. — Вы и правда не попытаетесь зайти? — спрашивает он. Бонд сглатывает, потому что собирался, действительно собирался. — А ты хочешь? — По правде, я не знаю. Кью держит руку на дверце, но не открывает её. Рукава его пальто задраны, и взгляду снова открываются запястья, худые и бледные. «Я сломаю тебя», — думает Бонд, и так всё начинается. В итоге Кью открывает дверь. — Спокойной ночи, 007, — говорит он и захлопывает её за собой. *** Две недели спустя Бонд возвращается в поле. Нога почти зажила, хотя на месте раны появился уродливый рубец. Кью отслеживает его в Праге, его мягкий голос все время звучит в ухе, иногда прерываясь голосом М, который пытается наорать на Бонда. Ситуация деликатная — где-то в здании заложили бомбу. Президента и премьер-министра эвакуировали, но разрушения в соседних районах могут насчитывать сотни погибших. К тому же, погиб его напарник. — Пакер мёртв... сколько у меня времени? — Девять минут, сорок две секунды, — говорит Кью. Бонд слышит на фоне голос М: — Мёртв? Вы уверены? — Вполне, учитывая, что его мозги размазаны по стене. Не волнуйтесь, мозги его убийц — тоже. — Бонд толкает дверь в служебный коридор, как велел Кью. — Скажи мне, что я иду в правильном направлении. — Сканеры засекли бомбу в двухстах метрах слева от вас, чуть ниже лифтов. Я советую поторопиться. — Спасибо, Кью. Кью ведёт его вниз по лестнице, в подвал с низкими потолками. В какой бы ситуации они ни оказались, Кью всегда спокоен, когда даёт инструкции — словно помогает собрать шкаф, а не выбраться из смертельной опасности. Бонд знает: это не потому, что Кью не понимает или не беспокоится — как раз наоборот. Кью знает, что делать, когда держит в руках его жизнь. Бонд втискивается в лифтовую шахту и видит бомбу — ровно там, где говорил Кью. Но в шахте есть кое-кто ещё. Этот кое-кто держит в руках бомбу и, завидев Бонда, начинает бежать в противоположную сторону. — Чёрт. — Что происходит? — спрашивает Кью. — Какого хрена, Бонд? — кричит М. — Что вы творите? Не отвечая, Бонд бросается следом. Он мог бы выстрелить в неизвестного, но если он повредит бомбу, всё полетит к чертям. Нужно во что бы то ни стало его догнать. — Бонд, — зовёт Кью. — Почему вы бежите? — Бомба перемещается. — Бонд цепляется за лестницу, подтягиваясь. — Кто-то забрал бомбу, преследую. Повторяю: кто-то забрал бомбу. М ругается шёпотом ему в ухо, но Кью молчит. Лёгкие разрывает от быстрого бега — кем бы ни был неизвестный, он шустрый сукин сын. Наверняка до взрыва осталось меньше семи минут. На первом этаже Бонду выпадает возможность выстрелить ему в голову, и он ею пользуется. Риск срабатывает — мужчина падает, роняя бомбу, которая, к счастью, достаточно прочная, чтобы не взорваться от удара. Бонд подхватывает её, на таймере пять минут. — Бомба у меня. Что дальше? — Дайте нам минуту, — просит Кью. — Бомба взорвётся через пять. — И тогда нам всем будет стыдно. Слушайте внимательно, пожалуйста: вскройте корпус с левой стороны, видите? Бонд утвердительно хмыкает, и Кью поясняет, как шаг за шагом обезвредить бомбу: сначала переместить четыре разных провода, затем отключить срабатывающий при взломе механизм самоуничтожения. Ладони потеют, на таймере три минуты, но больше у него ничего нет. В конце концов остаётся два совершенно идентичных провода. Кью молчит целых двадцать восемь секунд. — Но провод должен быть один, — говорит наконец он. Внутри у Бонда что-то неприятно переворачивается. — Значит, нужный — всего один. — В точку. — Кью шумно выдыхает. — Бонд, убирайтесь оттуда немедленно. Он мог бы, он должен был, но только это не в его природе. Он завершит эту миссию так или иначе. — Нет, я справлюсь. Впервые за всё время в голосе Кью слышится паника. — Вы никак не сможете узнать... — Мне нужно, чтобы ты мне доверял, — перебивает Бонд. — Просто доверься мне. Кью умолкает. Драгоценные секунды бегут, но Бонд ждёт. — Хорошо, — говорит Кью. Бонд перерезает левый провод. *** Он заезжает за Кью через полчаса после того, как садится его самолёт, и даже не думает согласовывать это с М. Сукин сын может подождать до завтра. Кью проскальзывает на пассажирское сиденье и утопает в дорогой коже. — Мне светит выговор. У меня ещё два часа рабочего времени. Бонд давит на газ, увозя их обоих прочь. — Они даже не заметят, что тебя нет. — Очень даже заметят. Я ценный сотрудник МИ-6. — Да, у тебя есть ценные качества. — Бонд с улыбкой оборачивается как раз в тот момент, когда мальчик закатывает глаза. — Что думаешь насчёт ужина? Кью задумчиво потирает шею там, где воротничок рубашки касается кожи. — Закажем с собой, — говорит наконец он. *** Кью одновременно выглядит и старше, и моложе, когда Бонд снимает с него очки. На переносице остались красноватые следы, взлохмаченные волосы то и дело спадают на глаза. Бонд усаживает его сверху, кладёт руки на бёдра, ощупывая выступающие тазовые косточки. Щёки Кью заливает краской. — Хочу увидеть, как ты будешь насаживаться на мой член, — говорит Бонд. — Стоило догадаться, что в вашем возрасте лень берёт своё, — фыркает Кью, двигая бёдрами. — Не заставляй меня затыкать тебе рот. — Надеюсь, это была не угроза. — Кью растянут своими пальцами и пальцами Бонда, так что теперь, приподнявшись, медленно опускается на член. Кажется, будто он каждый раз заново привыкает к ощущениям. Он жмурится, приоткрыв рот. — Блядь, — выдыхает он. — Ох, блядь. Бонд пробегает пальцами по груди Кью, пока тот насаживается на его член. Рёбра под кожей проступают в такт каждому движению, и, чёрт, он кажется совсем тощим. Кью трахается с такой лёгкостью, что Бонд невольно задумывается, где он набрался опыта. В груди собирается жгучий комок ревности, который очень сложно не замечать. Бонд стискивает пальцы на чужой заднице, вбиваясь сильнее и глубже, и, видимо, находит нужный угол, потому что Кью вздрагивает всем телом. Он выглядит совсем мелким, и Бонд понятия не имеет, почему это так чертовски его заводит. — Боже, — говорит он. — Я могу сломать тебя одним движением. Кью полузадушенно смеётся. — Когда вы говорите такое, я не могу вам доверять. — И правильно, — кивает Бонд. — Не доверяй. Я частенько не оправдываю доверия. *** Позже, когда они лежат в темноте, он говорит: — Послезавтра я улетаю в Токио. Кью не отвечает, но Бонд знает, что он только притворяется спящим. *** В их следующую встречу Кью полностью разбит. — Я знаю, ты только вернулся, — говорит Ив, когда Бонд снимает трубку, — но, думаю, тебе сейчас лучше приехать. Он приезжает и видит Кью, сгорбленного в кресле. Вот так, обхватив голову руками, он кажется ещё меньше и младше. Бонду не нужно пояснять, что случилось. Он опускается на одно колено так, чтобы их с Кью лица оказались вровень, и старается не замечать ноющей боли в ноге. — Кью, — мягко и понимающе зовёт Бонд. — Я отвезу тебя домой. Тот не отвечает, да это и не требуется. Кью убирает руки и позволяет Бонду взять себя за плечи. М стоит рядом, строгий, с гладко выбритым лицом, и хмурится в ответ: — Мы даже... — Идите к черту, — отрезает Бонд. Квартира Кью ровно такая, какой Бонд себе представлял. Тёмно-вишнёвый пол, желтоватые стены и книги повсюду, буквально повсюду — он находит одну даже в буфете, — кажется, они каким-то образом захватили помещение. Под телевизором обнаруживаются четыре игровые приставки, самодельные на вид — Бонд не исключает, что так оно и есть на самом деле. Кью двигается, как робот, и это обескураживает. Безвольный и молчаливый, он позволяет увести себя на кухню и усадить за стол, шумно падает на стул и смотрит перед собой отстранённо и безжизненно. Бонд заваривает найденный в буфете чай. — У меня есть водка, — говорит вдруг Кью, впервые за все время. — Покупал для готовки. Бонду не требуются пояснения. Он доливает немного в кружку и ставит её перед Кью — тот принимается жадно, захлёбываясь, пить. Бонд садится напротив, сложив руки на коленях. Кью смотрит на него тёмным мрачным взглядом. — Вам не нужно этого делать. — Мало что из того, что я делаю, на самом деле нужно, — возражает Бонд. По правде, его немного пугает то, что он действительно хочет быть здесь. Как испугало то, что когда Ив позвонила и произнесла имя Кью, внутри него всё перевернулось. Он знает, каково это — терять агента, он помнит. А Кью слишком молод для такого печального опыта и не знает, как с ним справиться. Может, именно болезненные воспоминания заставляют Бонда сидеть сейчас за этим столом. А, может быть, осознание, что из всех людей Кью откликнулся именно на него. В любом случае, Кью хмурится, когда замечает, как Бонд на него смотрит. — Если вы думаете, что мне нужна нянька... — Он запинается и трёт уголки глаз. — Я знал, что это случится. Я... я знал... — Всё в порядке, — говорит Бонд. — Нет, не в порядке! — Кью срывается на крик и испуганно зажимает рукой рот. — Всё далеко не в порядке, — уже тише добавляет он. — Я отвечал за его жизнь. Бонд не знает всех деталей, только то, что агента убили. По обрывкам информации он понял, что смерть была медленной, а Кью все это время за ним наблюдал. Он слышал, как тот умирает, и это сломало его. Бонд давно не испытывал сострадания, и ему нравится, что Кью обладает этой чертой. Как бы эгоистично это ни звучало. Руки Кью дрожат, когда он подносит кружку ко рту и делает глоток. Бонд знает, о чём он думает: снова и снова проигрывает в голове тот момент, пытаясь понять, что можно было сделать иначе. Он точно знает, через что приходится проходить Кью, и ничего не говорит, потому что никакие слова не заставят его чувствовать себя лучше. По крайней мере, сейчас. Кью допивает водку в три глотка и толкает кружку к Бонду. Он наливает ещё. — Кажется, он захлебнулся собственной кровью. Судя по звукам. — Перестань думать об этом, — говорит Бонд, передавая кружку. — Он умолял спасти его, — качает головой Кью. Его глаза всё ещё сухие. — Я не смог. — Ты не можешь спасти всех. Бонд стоит рядом, выжидая, когда Кью поднимет глаза. — Мне казалось, так больно будет не всегда. — Ты привыкнешь, — говорит Бонд, и Кью смеётся. — Пометка: люди жестоки. «Да, мы такие», — думает Бонд. Кью наконец поднимает голову: — Хочу, чтобы вы меня трахнули. Они оба знают, что это плохая идея. Бонд знает, что должен отказать, особенно когда Кью в таком состоянии. Он должен уложить его в постель и позволить забыться сном. Кью просит лишь потому, что хочет отвлечься и забыться, и Бонд знает об этом. Но едва Кью начал говорить, Бонд также знал, что согласится. Даже ждал этого. Бонд берёт его за руку, и Кью, спотыкаясь, плетётся следом, пьяный от горя и водки. «Мы жестоки», — думает Бонд. *** Короткие, изжёванные ногти Кью оставляют царапины на всей спине, и Бонду нравится это. Он трахает Кью, чтобы помочь ему забыться, потому что Кью это нужно. Трахает до сбитого дыхания и сжатых зубов, пока слова не превращаются в неразборчивые звуки. Бонд берёт его запястье и вылизывает тонкую кожу. — Вам не нужно этого делать, — говорит Кью. — Вы не должны. — Я хочу, — возражает Бонд. И целует снова, пока Кью не прекращает говорить. Кью кончает, горячо и туго сжимаясь вокруг него, но Бонд продолжает трахать его, крепко удерживая за бёдра, пока удовольствие не становится болезненно неприятным. Тогда Бонд выходит, так и не кончив, и привлекает Кью спиной к своей груди. Обнимает одной рукой, чувствуя под пальцами выступающие ребра. Кью такой худой, что это должно отталкивать. Но не отталкивает. Их дыхание выравнивается, и Бонд решает, что Кью заснул. Но затем тот всхлипывает — единственный раз, одиноко и безнадёжно, и крупно вздрагивает. А затем затихает. *** Кью избегает его. Кажется. Бонд не уверен, но Кью абсолютно точно не хочет с ним говорить. Он с головой ушёл в работу, и это, наверное, к лучшему, а Бонд продолжает мотаться по миру. Они ведь профессионалы. — Правда в том, что МИ-6 без меня развалится, — говорит Бонд Ив, и она шлёпает его по руке. — Однажды твоё эго тебя убьёт, — отвечает она. На самом деле, он не единственный квалифицированный и не единственный настолько глупый агент, хватающийся за половину миссий, которые поручает М. Включая нынешнюю. Через два дня он улетает в Италию, а обратно вернётся через три, если всё пройдёт хорошо. Бонд по-прежнему ходит с тростью, потому что это чертовски круто выглядит, и аккуратно покачивает ею, пока спускается в отдел Кью. Кью уже ждёт его, прислонившись к столу и зажимая под мышкой небольшой кейс. На его трость он смотрит с каким-то удовлетворением. — Вы пришли за оружием. — Помимо остальных вещей. — Остальных нет. — Кью суёт кейс ему в руки. — Ваши билеты у Манипенни. Я буду вас отслеживать. Открыв кейс, Бонд любуется оружием. Волнение при виде нового пистолета едва ли не единственное, с чем он не может справиться. Блеск и запах оружия радуют его почти так же, как хороший секс. Кью смотрит прямо на него. Прошла почти неделя, и он выглядит лучше. М сказал, что Кью отказался от дополнительных выходных, и Бонд думает, это правильно. Как и он сам, Кью лучше справляется с переживаниями, когда занят. До этого он выглядел уставшим, сейчас — проснувшимся. Он даже смотрит иначе, словно готов и дальше терпеть выходки Бонда. — Ты в порядке? — тем не менее, спрашивает Бонд. — Уже да, — кивает Кью. — Спасибо. Бонд кладёт руку на его талию, не давая отвернуться. Если он не скажет сейчас, то не скажет никогда. — Говоря «я хочу это делать», я именно это и имел в виду. Тело Кью напрягается и расслабляется под его рукой, челюсти сжаты. Кью выглядит удивлённым — и рассерженным. — Вы всегда такой противоречивый? — тихо спрашивает он. — Это была интрижка на одну ночь, я знал. И понимал, на что иду. Так и было. Правда, было. Бонд рад узнать, что Кью не настолько наивен, молод — да, но не наивен. Когда он думает об этом, то даже немного злится на Кью, потому что они оба знали, на что идут. Вот только Бонд не понимал, что не хочет так. Ему искренне нравится Кью и всё в нем, даже отвратительный коричневый свитер и фантастически едкий сарказм. Нравится, что Кью худой, как щепка, но ест как проглот. Нравится, что в Кью достаточно сострадания, чтобы плакать о смерти человека, которого он даже никогда не видел, и что он не переносит алкоголь. Это отвратительно напоминает романтику. И, более того, Кью его хочет. Будь то мимолётная страсть или настоящее увлечение, он позволяет Бонду разбивать себе сердце и не ждёт извинений. Это должно о чем-то говорить: у Бонда известная всем репутация бабника, и, возможно, Кью принимает это или просто предпочитает не задумываться. Он прекрасный пример человека, с которым лучше не связываться, если его послужной список чего-то стоит, но вышло иначе. Знакомо и безопасно — до некоторых пор. Бонд очень ясно помнит момент, когда впервые увидел Кью. Моложе его в два раза, с дерзко взлохмаченной причёской и одеждой, в которой попросту утопал. Он усмехался так, словно бросал вызов, и Бонд попытался его принять, хотя это заняло какое-то время. Кью всегда присутствовал где-то в его мыслях, а он даже не замечал этого. — Да, так должно было быть, — говорит наконец Бонд. — Но ты всё испортил. Кью медленно и осторожно разглядывает его лицо, от лба до подбородка, словно может прочитать что-то. И, видимо, ему нравится то, что он прочитал, потому что Кью улыбается — так же вызывающе, как в их первую встречу. — Я бы извинился, но на самом деле мне не жаль. Бонд скользит рукой по его бедру, отчаянно желая подойти ближе и пройтись губами по шее, но понимает, что мальчик, скорее всего, не позволит. Вместо этого он отпускает Кью и отходит назад, оглядывая шею и всё остальное. — Если я вернусь назад не по кускам, нам стоит поужинать вместе. — Возможно, — отвечает Кью, и Бонд не уверен, согласие это или отказ. *** В Риме ему снится тонкая фигура Кью, провода, до удушья затянутые на его шее. Ему снится, что он ломает Кью, а мальчик снова и снова собирает себя воедино. Он возвращается в Лондон, и они ужинают, а затем он раскладывает Кью в своей постели и берёт, жадно и грубо. Бонду нравится слушать слова, вырывающиеся из его горла, все эти умоляющие «о Господи Боже» и «пожалуйста». Он держит его до тех пор, пока тело Кью не вздрагивает в оргазме, словно тетива, натянутая и отпущенная. — Кажется, ты набрал фунт, — говорит позже Бонд. Они лежат в постели, запутавшись в простынях, и вовсе не собираются выбираться. Кью шлёпает его по животу. — Ты перестанешь со мной спать, если я растолстею? — Конечно, — отвечает Бонд. — Не волнуйся, к тому времени, как это произойдёт, ты будешь уже слишком старый. Бонд отвечает тычком под рёбра: — Придурок. Впервые он не уходит до пробуждения Кью. Тот вздрагивает в его руках, словно не привык просыпаться с кем-то рядом, а затем расслабляется и поворачивается лицом. Волосы у него взъерошены, и Бонд вплетает в них пальцы. Кью позволяет. — У тебя гнездо на голове, — сообщает Бонд, и тот вздыхает. Бонд решает, что ему по душе утренний Кью. Сонный и менее саркастичный. Его глаза наполовину прикрыты, словно он готов вот-вот снова заснуть. Бонд целует его, не позволяя, и Кью лениво отвечает, практически зевая в поцелуй. Это достаточно приятно, так что Бонд решает не обращать внимания на не слишком свежее утреннее дыхание. Они оба знают, что такие моменты спокойствия будут выпадать нечасто. Они снова закрывают глаза, отгораживаясь от всего и всех. — Есть хочу, — заявляет Кью, проснувшись. — Нам нужны тосты. И чай. — Ты и этот твой чай. — Бонд приоткрывает один глаз. — Нам нужен полноценный английский завтрак. — Так приготовь. Они снова целуются, потому что вставать, видимо, не собирается никто. Бонд обхватывает руками лицо Кью и нежно целует, не уверенный, что делал так раньше. Мало что из того, что он делает, можно считать нежностью, но случается. Отстранившись, он видит, что Кью всё ещё смотрит на него. Выжидая. Он и правда очень умный мальчик. — Ты должен знать, что я не могу ничего обещать, — говорит Бонд. — Могу попытаться, но всё равно нарушу. В ответном взгляде Кью ясно сквозит «Я знаю». Он тянет Бонда ближе, так что ему только и остаётся, что смотреть Кью в глаза. — Что заставляет тебя думать, что мне нужны обещания? Бонд молчит, потому что на самом деле ему и в голову никогда не приходило. Кью целует его в ключицу и сползает с кровати, чтобы приготовить завтрак. Бонд смотрит, как он, обнажённый, идёт на кухню, потягиваясь по пути. Закрывает глаза, прислушиваясь, как Кью возится на кухне, и перед глазами всплывают выступающие на запястьях косточки. Кью может сломаться, они оба могут. А могут и не сломаться.