про Лунатиков

Неудивительно, что, когда Ремус заходит в спальню, его встречает неугомонный сгусток шерсти, слюней и энергии. — Привет, Бродяга, — вздыхает он. Лохматая черношерстная анимагическая собака превращается в лохматого черноволосого семнадцатилетнего анимага, и между ними нет абсолютно никакой разницы. Ремус снова вздыхает и садится на кровать: — Привет, Сириус. Сириус широко улыбается. Ремус пытается вернуть улыбку. Улыбка Сириуса становится только шире. — Я ищу Джеймса, мне нужны его конспекты по Трансфигурации, — произносит Ремус. Сириус все так же улыбается. — Все хорошо, Сириус, или ты так надрался, что стал похож на того второкурсника, Локхарт, кажется? Сириус шумно опускается — или скорее падает — на кровать Ремуса, из-за чего свитки разлетаются во все стороны. Ремус в очередной раз вздыхает, когда Гоблинское восстание 1678 года прилетает ему прямо в лицо, а Законы Элементальной Трансфигураци Гампа оказываются в компании с чьими-то, скорее всего Питера, пыльными ботинками. А с лица Сириуса все никак не желает сходить улыбка. — Привет, Лунатик. — Привет, Сириус, — уже в третий раз, но с меньшим энтузиазмом повторяет Ремус. — Луна-а-ати-и-ик. Лунатик, Лунатик, Луна-а-ати-и-и-и-ик, — тянет Сириус, добавляя «Лунатик» еще три раза, но в более быстрой последовательности, и после короткой паузы заявляет «мне скучно» всем и каждому, где все — это Ремус, а каждый — конспекты, доставшиеся ценой семи лет обучения и сейчас разбросанные по всему полу, только и ждущие, чтобы их прочли. — Сириус… — Лунатик, что ты здесь делаешь? — Сижу на своей кровати, — медленно отвечает Ремус, — и с тобой вот разговариваю. — Оу. — Сириус хмурится, отмахиваясь рукой. — Нет, «здесь», то есть именно здесь. Почему ты не в библиотеке и не делаешь всякие Луни-дела, не учишь что-нибудь, не делаешь домашнее задание, или чем там обычно Лунатики занимаются в свое свободное время? И Ремус проявляет чудеса самоконтроля, сумев сдержать рвущийся позыв спросить, не пьян ли Сириус. Вместо этого он отвечает: — Мне нужны конспекты Джеймса по Трансфигурации, Сириус. — Кто? — спрашивает Сириус таким невинным тоном, который может тягаться только с заверениями Хагрида о том, что тот ухаживает за тыквами, в то время как его нашли среди грядок пьяного и матерящего флоббер-червей. — Что? — отзывается Ремус, размышляя о том, что стоит позвать мадам Помфри, так как Сириус, очевидно же, остро нуждается в помощи. — Кто, что, когда, куда. — Сириус трясет головой и вздыхает, растянувшись на кровати так, что ноги и голова свисают с разных концов. Свитки снова падают. В этот раз Сто шестьдесят семь способов использования волчьего противоядия присоединяется к бисквитным крошкам, сахарным перьям и бутылкам со сливочным пивом на полу под кроватью Питера — всем этим без сомнения можно кормить весь гриффиндорский факультет в течение недели. Ремус снова проявляет недюжинную силу воли и сознательно не позволяет себе окинуть взглядом бледный шелковисто-гладкий живот Сириуса. Он всего лишь человек (оборотень), и поэтому ему остается либо не пялиться на — плоский, подтянутый, светлый — живот Сириуса, либо сдаться и спросить уже, наконец, что же делают Бродяги в свое свободное время, кроме как подшучивают над случайными прохожими, или же поинтересоваться, сколько тот успел выпить. Последнее определенно точно разозлит, потому что пьяный Сириус принимает в штыки такие вопросы. Ремус выбирает меньшее из зол и плюхается на кровать, копируя позу Сириуса. Его левый локоть мнет эссе о Веселящих чарах. Кровь мигом приливает к голове, и Ремус поворачивается к Сириусу. — Привет, — произносит Сириус. — Привет, Лунатик из страны Лунатии. — Сириус, ты пьян? Сириус хмурится, и его лицо, что приобретает забавный красный оттенок, становится обеспокоенным. — Нет, — отвечает он после минутной заминки, и Ремус выдыхает облегченно. Пьяный Бродяга становится безумным, когда спрашивают, пьян ли он, что было в очередной раз доказано в прошлом году на праздновании победы между факультетами. Та вечеринка включала в себя огромное количество выпивки, шума и покалеченных случайных прохожих. — Нет, вряд ли. Я хорошо помню, как Сохатый, прежде чем упорхать в Лилиландию, чтобы станцевать с болтающими цветочками, споил мне что-то. Застонав, Ремус принимает сидячее положение, а потом, бледнея, стонет снова, повернувшись к Сириусу. — Сколько раз, Сириус, — начинает голосом, полным безнадеги и обреченности, — сколько раз я тебе говорил не пить ничего из рук кого-то, даже отдаленно напоминающего Сохатого? — Тридцать семь раз, — охотно отвечает Сириус. — Ладно. — Ремус тяжело вздыхает. — Ну хорошо, значит, Сохатый подпоил тебя, из-за чего сейчас… — Какой-то магловской штукой, — желая помочь, вставляет Сириус. Ремус держится изо всех сил, лишь бы не начать биться головой о кроватный столбик. Но все тщетно. Сириус останавливает его, притягивая к себе за волосы. — Спасибо, — благодарит он, а сам надеется, что голос не выдает бушующую внутри истерику. — Магловской. Магловской, Сириус. Магловские наркотики сказываются плохо, просто ужасно на чистокровных. — А вот и нет. — Сириус садится по-турецки. — Не совсем, на самом деле, ну в самом деле. Зуб даю, Лунатик. Ты что, совсем не слушал, что на уроках Магловедения рассказывали? — В смысле… — начинает Ремус, набираясь возмущения и негодования, чтобы вывалить все это на Сириуса, лишая того дара речи. — Все, Лунатик, довольно об этой магловской бурде, что Сохатый мне подсунул, — отмахнувшись, обрывает его Сириус. — Ты мне, вообще-то, обещал рассказать о своей стране Лунатии. — Да ладно? — Ремус прикидывает в уме, успеет ли сгонять к мадам Помфри и по пути навалять Джеймсу, пока Питер приглядывает за Сириусом. — Ага, — непоколебимо отвечает Сириус. — Обещал. На прошлой неделе, когда мы в Хогсмиде надрались. — Я лживей клятвы, данной в пьяный час (1), — бормочет Ремус, поднимая взгляд на Сириуса. — Похоже на Шекс-что-то-там. Как-его-вообще-звать-то? А, неважно. Но… Ох! Обман! Оу! Э-эм… Лунатик? Запутавшись пальцами в черных локонах, Ремус притягивает Сириуса к себе, вглядываясь в лицо. — Да, Сириус? — Что ты делаешь? — Проверяю, не расширились ли у тебя зрачки, — отвечает Ремус, изучая сначала один серо-голубой (великолепный, изумительный) глаз, а потом, чуть повернув голову (такую прекрасную, с лицом, кожа которого гладкая, мягкая, а черты — утонченные и острые), и второй. И если тишина продолжит нависать над ними, отвлекая, то Ремус точно сделает что-нибудь, о чем потом будет жалеть. — Что тебе известно о Лунатиках, Бродяга? — спрашивает он, наконец, за что тут же принимается себя укорять. — Лунатики, — начинает Сириус тоном, который мог бы быть в лучших традициях Макгонагалл, если бы не учащенное дыхание, — очень-преочень редкий вид. — Хм-м-м. — Отыскать Лунатика настолько нелегкое дело и явление исключительное, что тем людям, которым все же удалось изловить одного из Лунатиков в их естественной среде обитания, приходится пленить его, чтобы приручить… из-за чего он теряет свою Лунатичность. Сириус сейчас напоминает Ремусу тех мужчин-телеведущих, которых видел по магловскому телевизору (летом отец принес в дом эту странную коробку), и ему страшно подумать, каких только идей могут понабраться Сириус с Джеймсом после просмотра магловского телевидения. — Да ну? — делано удивляется Ремус, проверяя пульс на запястье, когда Сириус замолкает. — Категорически запрещено приручать Лунатика, это ведь просто неправильно. Им необходимо гулять между стеллажами больших библиотек, а питаться должны, не выпуская из рук огромные пухлые тома магловских книг. — Лунатик ненавидит джем, но обожает мармелад. В душе он напевает The Beatles, а музыку волшебников просто не переносит. Сириус говорит немного сбивчиво и робко, но так откровенно и искренне, и Ремус не может заставить себя поднять взгляд. Он просто боится, что если взглянет на него, то признается О Том, О Чем Сам Даже Не Задумывался, и именно это станет отправным толчком до станции «катастрофа». — Лунатики могут жить на одном шоколаде, и характер у них ну очень покладистый. Но раз в месяц они превращаются в охочих до крови чудищ. — Ремус пытается сдерживать рвущуюся с губ улыбку, сохраняя непреклонное выражение лица. Это удается с трудом, и смех в голосе Сириуса лишь усугубляет желание улыбнуться — В разлуке с друзьями Лунатики начинают грустить. Лучше всего Лунатики ладят с Бродягами, Сохатыми и Хвостами, также общаются с Лили, пусть Бродягам абсолютно непонятны причины этого. Лунатики души не чают в своих друзьях. И знаешь что, Ремус? Когда Сириус замолкает, Ремусу на долю секунды кажется, что его собственное сердце тоже притихло, переставая биться. — Что, Сириус? — Ремус краем сознания отмечает, что с момента, когда он «проверял зрачки», ни один из них не отстранился; он все еще выводит пальцами невидимые узоры на тыльной стороне (теплой, крепкой, с мозолями на подушечках пальцев) ладони. Ни Сириуса, ни самого Ремуса, кажется, ничуть это не смущает. Это ведь чисто платонически. (Пусть некоторые части тела совсем другого мнения). — Бродягам, — на грани шепота произносит Сириус, — Лунатики тоже симпатичны. — Правда? — В дыхании Сириуса Ремус слышит нечто такое знакомое обонянию, что-то, что попробовать приходилось давным-давно, что-то магловское и… — Даже больше. Бродяги любят Лунатиков. — Ой. — Кхм, возможно, все-таки не совсем платонически. Дамбу огромного, просто гигантского хранилища, полнящегося всеми ограничениями, которыми жил Ремус, срывает к чертям. И он целует Сириуса Блэка. У поцелуя привкус кофе. Горьковатый, обольстительный и восхитительный, малость подслащенный, но за всем этим кроется другой вкус — вкус Сириуса. Ремус только вознамеривается получше изучить его, делая мысленные заметки (и представляя это, будто записывает все на магловский листок в линеечку), как вдруг Сириус отвечает на поцелуй, и в голове воцаряется блаженная пустота. — Я Джеймса прибью за то, что он накачал тебя кофе! — обещает задохнувшийся от возмущения Ремус, как только Сириус, наконец, отстраняется. А когда Сириус смотрит на него, то Ремус тает быстрее горячего шоколада, которым мама поила его в полнолуние. — Попозже как-нибудь, — поправляется он, пытаясь не внюхиваться так откровенно в дыхание Сириуса с аппетитной ноткой кофе, прежде чем наброситься на эти мягкие губы… — Значит, Лунатики именно этим занимаются в свое свободное время? — Теперь — да.