Та самая сторона людей

Идеальное будущее. В твоей власти подчинить себе искусственный разум. Пользоваться им, получать от него выгоду, а потом, если надоест или не устроит, можно спокойно выкинуть на свалку, это ведь не живое существо. Ему уже будет все равно, можно поступить с ним, как вздумается, оно ничего не почувствует. Такое существо может быть совершенно любого вида, а функции выполнять абсолютно разносортные, выбирай, что пожелаешь! Птица, кот, собака, даже нечто, напоминающее человека. Шел дождь, непроглядный ливень. Городская свалка пропиталась запахом обгорелых механизмов, простых пищевых отходов и гнили. Существо, спокойно бродящее среди завалов мусора, ничуть не смущал ни смрад, ни дождь, от которого прекрасно спасал широченный белый зонт. Для Клиа это были не просто горы отходов, а место, где он мог бы неспешно бродить, размышляя о людях. Ему нравилось думать об этих бесценных существах, таких высоких, сильных, прекрасных и удивительных созданиях. Он не мог их понять, но стремился к этому всем своим сердцем, всей Настоящей душой. Клиа любил их, этих непонятных людей, они казались ему чем-то очень чистым и невероятным. Его прозрачно-розовые глаза всегда были полны добротой, искренностью и уважением к людям. Даже сейчас, переступая через обломки железа, он размышлял о людях. От мыслей его отвлек гулкий звук падения, где-то там, в глубине, совсем рядом. Клиа на секунду замедлил шаг, ожидая услышать еще хотя бы едва слышимый треск или шорох, но его плотно окутала густая тишина, нарушаемая только мерным шумом дождя, разбивающегося о металлические детали. Клиа списал звук на падение какого-нибудь куска железа, но все еще напряженно всматривался в мрачные «баррикады». Груды мусора казались сейчас мрачными изваяниями, грозно возвышавшимися над головой и грозящими рухнуть. Проржавевшая, на вид очень древняя фура показалась Клиа неплохим ограждением, и он обошел ее в поисках двери. От следующего зрелища у Клиа перехватило дыхание, холодный ужас пронизал его насквозь, с губ невольно сорвался сдавленный крик. Всего в паре шагах от него, прислонившись к помятой железной двери, полулежал человек, согнувшись безвольно, словно труп. Любой бы, содрогнувшись от отвращения, прошел мимо, но Клиа остро ощущал долг помочь человеку, если только это возможно. Он осторожно приблизился к человеку, осторожно взяв за плечи и прислонив к двери плотнее. Осознав, к чему только прикоснулся, он резко отдернул руки. Вблизи можно было рассмотреть, как сильно переломаны ноги несчастного создания, вдобавок он был куда тяжелее человека, а при движении внутри что-то слегка гудело. «Подобен мне»… Эти слова зловеще прогудели в голове Клиа. Он представил себя на его месте: брошенный, переломанный, мертвый. «Нет-нет, этого не произойдет, не должно так получиться!» С ужасом он смотрел на рваный, некогда, по видимому, белый плащ, на потускневшие темные волосы с синеватым отливом. Но хуже всего – широкая, зияющая трещина на щеке. Несчастное существо выглядело так, словно его скинули с крыши Овальной башни, если не хуже. Несомненно, вернуть его «к жизни» было невозможно, но что-то удерживало Клиа на месте, не давало шевельнуться, не позволяло уйти. Сострадание давно стало для него знакомым чувством, но сейчас оно буквально поглощало. Не вполне осознавая, что делает, Клиа запустил кончики пальцев в спутанные волосы, удивляясь их мягкости, а затем прикоснулся к холодной, словно металлической щеке, ужасаясь глубине трещины. В следующую секунду его руку сжали резко и крепко, хватка была железная, Клиа не мог пошевелить даже кончиками пальцев, он попытался вырваться, но все бесполезно. Не открывая глаз, существо прохрипело: - Оставь этот кусок мусора, уходи, пока я не начал тебе верить, - его голос напоминал какие-то помехи, жуткий скрежет и гул. Он отпустил руку Клиа, пластом растянувшись возле помятой двери. Наверное, любой человек сбежал бы подальше от этого мерзкого создания, испугавшись его голоса. Но Клиа не был человеком. Именно поэтому не ушел. Он медленно опустился на колени, положив ладонь на сломанное плечо: - Я не причиню… - существо резко сжалось от прикосновения, затем, неуверенно приподняв голову, он с заметным трудом открыл глаза. Внутри у Клиа что-то болезненно разбилось, настолько молящим, испуганным и измученным был взгляд темно-синих глаз, мутных и расширенных. - Не скажете свое имя? – Клиа вытянул руку в белой перчатке вперед, медленно приближаясь. - Кайто, - голос истерзанного создания внушал еще больший ужас, - не надо, пожалуйста, не подходи ближе… - он попытал подняться, но что-то оглушительно хрустнуло, и, к ужасу Клиа, на размытую дождем землю глухо шлепнулась механическая рука, очень напоминающая кукольную. - Не двигайтесь, я не трону Вас! – но Кайто не слушал, он снова и снова пытался встать на ноги, хаотично извиваясь в грязной луже. Дождевая вода заливалась в рот и в глаза, но Кайто игнорировал все попытки Клиа остановить его. Но снова жуткий трек заставил его остановиться. Из алюминиевых глаз струились вполне человеческие слезы, когда он бессильно рухнул лицом в грязную воду. - Вы и правда можете мне верить, - Клиа с какой-то заботой приподнял Кайто , садясь рядом прямо в воду. Он придерживал его руками, слегка обнимая за плечи. - Значит… Ты не человек? – Кайто произнес это с какой-то надеждой, смотрел мягко, но умоляюще, - Я ведь… Я хочу тебе верить! Правда, очень хочу! – он выглядел, словно брошенный родителями ребенок, боязливо просящий помощи у первого встречного. Он уткнулся лицом в мягкий шарф Клиа, его дыхание срывалось от немого плача: - Пожалуйста, скажи, что ты не человек. Люди не могут быть такими, - от каждого его слова Клиа становилось все больнее, ему не хотелось слышать такое о людях, которых он всегда превозносил, восхищался ими. Ему не хотелось, чтоб кто-то подобный ему разочаровывался в людях, но в то же время ему не хотелось пугать кого-то настолько забитого и беззащитного. После некоторых колебаний, он тихо произнес, мягко сжимая уцелевшую руку Кайто: - Нельзя говорить так о всех людях сразу, это неправильно, они не могут… - Кайто прервал его, сорвавшись на крик: - «Неправильно?!» А выкидывать меня сюда, переломав и все из меня вытряхнув – это правильно?! – он снова попытался оттолкнуть Клиа, но тот крепче сжал его плечи: - Не хочу верить, что все люди на такое способны! – его наивность раздражала Кайто, но ему нужен был кто-то, кому он смог высказать все: всю накопленную боль, все обиды, все страхи, которые внедрили в него люди. - Скажите мне, - Кайто не верил своим ушам, он изумленно уставился на Клиа, все еще сжимавшего его плечи, стоя на коленях в грязной луже, - Расскажите мне, что люди сделали с Вами, и тогда… Может, тогда я и узнаю темную сторону людей… Кайто обессилено уткнулся мокрым от грязной воды и слез лицом в шарф Клиа. - У тебя… Был человек, которого ты любил? Тот, кого тебе хотелось бы защитить, быть рядом, несмотря ни на что? – Клиа сам не заметил, как перешел на «ты», он ловил себя на мысли, что выкрикивать каждое слово с такими эмоциями, с таким праведным гневом, ему приходилось лишь однажды. - Был, - голос Кайто дрожал, словно хрустальный, готовый в любой момент разбиться, - Была. Клиа забыл обо всем: о дожде, о грязи, о своих светлых размышлениях о людях – он выслушивал. Кто-то доверил ему свою боль, свои чувства, он должен был слушать, не взирая на погоду или другой подобный пустяк. - - Я не помню ее лица, но помню тепло, которым она ежедневно меня одаривала, - Кайто откинул голову назад, мягко улыбаясь самому себе, - Она всегда говорила мне, что любит, что никогда меня не оставит… Она любила слушать мое пение… - внутри у Клиа снова что-то дрогнуло, только на сей раз это было приятное волнение, полупрозрачные глаза засветились. - Пение? – только и выдохнул он, с восторгом всматриваясь сначала в тускнеющую синеву глаз, а затем в тонкие губы. - Это… Мое предназначение, - Кайто болезненно вздрогнул от его взгляда, но продолжил, - я создан, чтобы приносить людям счастье своим пением, быть их музыкальным инструментом. Клиа невольно вспоминал себя, свое отношение к пению и изначальное предназначение. - Она относилась ко мне, как к родному, - пустые слезы вновь бесконтрольно хлынули из глаз Кайто, - она любила меня!... Я всегда думал, что она любила меня! – от крика трещина резко расширилась, и Клиа застыл в ужасе: половина лица, некогда явно блиставшего красотой, готова была в любой момент просто осыпаться, но Кайто продолжил, словно не замечая этого, - Я верил в ее любовь, до тех пор, пока она не отказалась от меня, даже не объяснив причины, а потом, когда я попытался… - внезапно, Кайто закричал, хотя и непонятно, от физической боли или все же от жуткого гнета, причем этот крик не был похож на звук, издаваемый человеком или даже Клиа: это был высокочастотный звук, от которого у Клиа все расплывалось, он едва не выпустил Кайто из рук: - Перестань, пожалуйста, прекрати! – крик оборвался так же резко, как и начался, и Кайто обмяк в руках Клиа, а его голос уже был едва слышен: - Ты любишь петь, так ведь? – Клиа невольно кивнул, глотая комок в горле, - А для тебя кто-нибудь пел раньше? – он спокойно смотрел в грязно-серое небо, от правой половины лица почти ничего не осталось, что наталкивало Клиа на самые жуткие воспоминания. - Разрешишь мне?... Почему-то очень хочется петь. Клиа с огромным удовольствием пел о медузах всему миру, но никогда не слышал, как поют для него, пусть даже таким ядовитым голосом, поэтому он медленно кивнул, готовясь к худшему. Кайто облегченно улыбнулся, окинув груды металла гаснущим взглядом и, тяжело втянув в себя продрогший воздух, начал петь. Только вот это был не ультразвук, а протяжный, печальный, но в то же время сильный и чистый голос, каждая нота сливалась с дождем, дышала холодом. Клиа разъедала какая-то непроглядная тоска, но в то же время было очень легко. Песня длилась совсем недолго, закончив, Кайто благодарно взглянул на Клиа, а затем с громким лязгом тяжело обрушился в грязь. Клиа бежал, не оглядываясь. Он твердо знал, что никогда не будет сомневаться в людях, он ведь прекрасно знал ее – эту темную сторону. Грязную, гнилую, черную сторону человечества, где каждый способен бесчеловечно распоряжаться такого рода беззащитными существами, как Кайто и он сам, поэтому у него и было меньше шансов обжечься, но он точно знал и еще одно: теперь ему уже не забыть тот стекленеющий взгляд, тот чистый голос и ту продрогшую песню.