* * *
Я вновь проснулся от ночного кошмара. Сейчас они слишком частые гости, хоть я их и не зову. В голове крутятся события того дня, после которого я попал в больницу. Я плохо помню, что было после, но зато прекрасно осознаю, что было до. Я помню все, что произошло в Маунт-Мессив. Сейчас хотелось все это выжечь, забыть, будто ничего и не было. Пожалуй, я бы был рад амнезии. Пожалуй, я бы был рад сдохнуть на операционном столе. Ничего не чувствую, не могу пошевелиться. Вообще. Целыми днями я могу лишь смотреть в потолок, целыми днями я могу лишь загружать свой мозг разного рода мыслями, от которых становится тяжелее. Я хотел бы увидеть жену, детей, старых знакомых. Хоть кого-нибудь помимо персонала. Хоть кого-нибудь помимо костлявой медсестры, что приходит ко мне менять капельницы. Ох, вот и она. Издевательски ухмыляется, поглядывая на меня сквозь приопущенные веки, а затем пытается состроить максимально жалобное выражение на своем уродливом лице. Нет, мразь, я прекрасно все понимаю и то, что я даже сказать ничего не могу — ничего не значит. По венам быстро растекается лекарство, от которого мне сводит челюсть, зубы начинают стучать друг о друга, а по всему телу проходит волна тока. И жарко, и холодно одновременно. Я чувствую, как мои зрачки резко суживаются и в тот же момент расширяются, как у наркомана, который только что вколол себе очередную дозу разрушающего вещества. Руки начинают дрожать. Я не могу ничего поделать со своим телом. Оно меня уже давно не слушается. — Ну-ну, мистер Парк, успокойтесь, вам не стоит напрягаться. В вашем случае, — она презрительно посмотрела на меня и отошла к старой двери, — от этого будет только хуже. Я уже даже не боюсь. Нечего бояться. Смерти, может быть? Уже нет. Смерть в данном случае — единственное, что меня обрадует и спасет. А сейчас меня нет. Я словно выключен. Тоскует, страдает труп. Я ничего не хочу, не мыслю ни о чем, кроме смерти. Или новой капельницы с тем дерьмом, что поддерживает меня. От него наступает минутное чувство эйфории и блаженства, несмотря на боль я могу забыть обо всем, отключить себя. Судорожные вздохи, легкие конвульсии, ток, проходящий через тело, застилающий глаза пот. Из груди рвется только тихий полустон, который обрывается на самом пике. В такие моменты невыносимо хочется пить. Что угодно, хоть грязную воду из лужи на помойке. Смерть от жажды — райская, блаженная смерть по сравнению с этой жаждой. Так заживо погребенный, вероятно, ловит последние ничтожные пузырьки воздуха в гробу и раздирает кожу на груди ногтями. Самоиронично, если учесть, что я абсолютно не могу двигаться. Самостоятельно не могу. Даже пальцами пошевелить. Смерть — сухая, медленная смерть… Казалось, что глаза мои сейчас лопнут от перенапряжения. Хотелось крикнуть, чтобы немного ослабить боль, но я не могу. А жаль, а жаль… А то, быть может, все врачи, да и в целом персонал, узнал бы о моем отношении к ним. Становилось жарко, казалось, что сейчас желтовато-белая краска начнет медленно сплывать со стен, оголяя кирпичное сооружение. И ведь никто не может открыть гребанное окно… За дверью послышались торопливые шаги. По всей видимости, шли в мою палату. Но я не могу точно утверждать, буквально в двух метрах после отведенного мне помещения находится кабинет главврача. Я его даже не видел. Да, собственно, кроме той медсестры, что ведет себя, как шлюха, я никого не видел. Давно замеченный мною факт: абсолютно все люди чего-то боятся, и на самом деле ничего странного в этом нет. Я видел, что такое животный неподдельный страх, который превращает человека в обычного зверя на ступень ниже по развитию, я знаю, что это значит. Иногда я думаю, что может даже, это единственное по-настоящему искреннее чувство. То чувство, которое нельзя сымитировать, подавить или искоренить. Люди — звери. Плотоядные голодные твари. Но боятся они лишь тех, кто сильнее. Животный закон. Либо ты, либо тебя. Сейчас я чувствовал именно страх. Ко мне шел не один человек, нет. Их, вроде, двое. Одно могу сказать точно: там есть эта чертова медсестра. Мисс Грейсон, насколько помню. Женщина незамужняя, вульгарно одевающаяся и вечно смеющаяся по поводу меня. Постоянно говорит, что я должен быть благодарен ей и нескольким врачам. А я не понимаю, за что их благодарить. За то, что сейчас я похож на овощ? За то, что меня уже давно хотят выкинуть на шею Лизе, чтобы я больше не мешался здешнему персоналу и чтобы все отдохнули? За что мне быть благодарным?! — Мистер Парк, вы же не заняты? Ах, конечно же вы не заняты, простите, я что-то забыла, — Грейсон опять промелькнул мимо двери и как тонконогое насекомое, прошла в палату на своих костлявых длинных ногах, стуча каблуками явно дорогих туфлей. — к вам посетитель. Говорит, что вы старые знакомые. Честно, поражаюсь, что вас еще кто-то захотел навестить. Я бы положил руки под голову и показал дамочке средний палец, но прекрасно осознавал свое положение. Мне, честно говоря, очень не хватало простых телодвижений. Я по ним скучал ровно столько же, сколько и по привычному для меня образу жизни. Шаги второго человека постепенно сходили на нет. Сначала они медленно приближались и приближались, пока не затихли у двери, мне даже показалось, что человек, пришедший ко мне, был в замешательстве, входить или уйти прочь и прийти в другое время. Я на всякий случай закрыл глаза. Медсестра ушла и сказала тому Мистеру Икс, что можно заходить. Дверь осторожно открыли. Не было слышно ни санитара, ни новенького интерна, ни даже главврача (нет, может, я умираю, о таких же вещах тоже сообщать надо), а это было странно. Могу поспорить, но шаги явно были мужские. Тяжелая, но тихая поступь. Мне, честно признаться, стало не по себе. Я почувствовал, как дернулся уголок губы, который мог сдать меня с потрохами, но я остался незамеченным. А тем временем человек взял стул, что стоял под подоконником и поставил его рядом с моей кроватью. Было жутко интересно, кто это был, но нет, я не открою глаза. По крайней мере, не сейчас, нет, только не сейчас... На мою грудь опустилась большая тяжелая рука. Я напрягся, мысленно молясь только об одном. Человек глубоко в легкие теплый раздражающий меня воздух перед тем, как заговорить. Только не... — Я скучал, дорогая.Часть 2
21 марта 2016 г. в 23:39
Я не чувствую ничего, кроме боли. Жгучая боль подкрадывается со спины, словно дикий зверь. Утробно рычит на ухо, после чего так и норовит лизнуть лоб своим шершавым языком. Так кажется, что обезумевший от голода тигр станет милым пушистым котенком, который хочет просто поиграть с очередным случайным прохожим, но разве в жизни все так легко? Разве все так спокойно? Нет, конечно же нет. На лбу проступает испарина, вместе с которой, кажется, что из тебя выходят последние остатки разума, последний вздох вырывается из груди, которую в следующий миг что-то стискивает с невероятной силой. Кажется, что ребра просто треснут. Треснут и сломаются, а потом их перетрут в порошок. Но только этого ты сейчас и хочешь, черт возьми, да! Быстрее бы пропустили через мясорубку, быстрее бы закончили все эти муки. Я не был в Аду, я не верю в его существование. Вернее, не верил. До этого момента.
Вокруг темно, зрение полностью расфокусировано и рассмотреть какие-либо предметы удается только смазанными пятнами, от которых еще больше кружится голова, горло словно перетянули толстым канатом, колючие нити которого впиваются в кожу, норовя забраться внутрь и поселиться где-нибудь, чтобы ты вспоминал о них, когда чувствуешь беспричинную сухость во всем теле и что-то колющее мешает заснуть поздней ночью. Больше не холодно лежать на бетонном ледяном полу, липкая, вязкая теплая кровь создает ощущение мягкой горячей подушки, наволочку которой не меняли настолько долго, что тянет блевать от этого приевшегося запаха загнивающей ткани. Голова тяжелая, я всем нутром чувствую, будто череп треснул изнутри и держит его только натянутая поверх кожа. Так хочется ее содрать одним мощным рывком, изрезать самыми острыми ножницами, скинуть в какую-нибудь пропасть или просто в мусорное ведро, поверх накидать изорванных фотографий и расшибиться головой о стену, добиться того, что череп разобьется и мозг можно будет просто размазать по стене, попутно воя и терзая тело здоровенным ржавым тесаком. В области ног сейчас чувствуются сильные вибрации, которые судорогами отзываются во всем теле. Эти судороги проходят через ноги, поднимаются по позвоночнику и словно взрываются у седьмого позвонка. Пытаюсь подняться, но у меня ничего не получается.
— Дорогая, где же ты?! — пот застилает мне глаза, смешивается с истерическими слезами и постепенно тонкими струями спускается в приоткрытый рот, чуть ли не рвущийся от истерики. В панике я откусил себе небольшой кусочек языка, я не могу кричать, да даже не хочу. Хочу лишь умереть.
Мне жарко, слишком жарко, в глазах начинает темнеть, двоиться, меня трясло и шатало из стороны в сторону. Одежда пропиталась потом, все открытые раны щипало и в них забивались острые камни, осколки, песок, да вообще все. Ноги начинают отниматься, на локтях стараюсь ползти вперед, но сделав резкое движение, я практически сразу потерял сознание. Просто упал головой о все тот же бетонный пол. Просто отдался дикому зверю.