Я не хилер!

29 марта 1395 года войдет в учебники истории как день, когда объединённые силы Света вероломно напали на Империю Тьмы. По крайней мере, именно так было написано в донесении коменданта недавно здравствовавшей, пусть и слегка обветшалой, а ныне стертой с лица земли крепости Бломстерпотте, на которую и пришелся первый, самый сильный удар светлого кулака. — Но такого же никогда не случалось! Ни разу с момента основания Империи! — с трудом разобрав неровные каракули коменданта, взвыл Император Иккемёрк, небрежным жестом отправляя гонца на казнь, после чего покосился на придворного архивариуса и довольно неуверенным тоном переспросил: — Не случалось же, правда? Убелённый сединами архивариус вместо ответа водрузил на нос очки и извлёк из складок своей безразмерной мантии увесистый том с потрескавшейся от времени обложкой, после чего открыл его и с величайшей осторожностью стал переворачивать хрупкие листы. Император и придворные, затаив дыхание, наблюдали за этим действом, и в воцарившейся тишине можно было различить слабые крики гонца, увлекаемого к плахе. — Летописец Нёль вещает, — архивариусу пришлось пролистать книгу почти до середины, прежде чем он нашёл интересующий его кусок; дребезжащий голос старика был едва слышен, — «В год 885 пришёл Зигфрид, сын Ланцелота, внук Роланда, на Бескйеден, и взял Бескйеден, и, захватив горожан и имущество их, пошел к Недгравду. И когда пришёл он к реке Стри, и Свердмёрк из Недгравда на седьмой день нагнал его тут, и победил Свердмёрк Зигфрида, и горожан воротил в Бескйеден, а Зигфрид бежал». — А этот Зигфрид что, был королём каким–то? — нагнувшись к уху первого советника, поинтересовался Император. Советник ответил ему смятенным взглядом. — Н-никак нет, Ваше Императорское Величество. Зигфрид был героем. Он… он захватил город в одиночку и хотел уже было напасть на столицу, но ваш славный предок вышел ему навстречу и обратил в бегство. Есть даже песнь такая, «О Свердмёрке и Зигфриде», — советник простёр руку и вдохновенно процитировал: — «И скоро Свердмёрк наряжался, садился на добра коня, взял одну сабельку острую и поехал к…». — Ну ты ещё всю песнь тут зачитай, — оборвал его раздосадованный Император. — Разумеется, я помню о Свердмёрке и Зигфриде, — он повернул голову к архивариусу и повысил голос, — но мне процитировали летопись так, будто его подвиг был какой–то военной операцией. — А это и была военная операция, — невозмутимо отозвался архивариус. Императора перекосило. — Нет, не была, — прошипел Иккемёрк, склонившись почти к самому лицу старика. — Ты прочитал мне про подвиг. А я имел в виду военные операции. Тактика, стратегия… Это совсем другое! — Для хорошего подвига стратегия и тактика не менее важны, нежели для полноценной военной операции. — Чушь! Если бы они были нужны, то подвиг не был бы подвигом, он был бы военной операцией, неужели не ясно? И, считая спор оконченным, Император вновь выпрямился на троне. Придворные по его примеру подтянулись и встали ровнее. В тронном зале вновь повисла тишина. — Так, — произнёс Иккемёрк. Все, за исключением архивариуса, согласно кивнули. — Так-так, — спустя несколько секунд снова проговорил он. Придворные кивнули дважды. — Так-так-т… да прекратите вы кивать, и так голова кругом идет! — на третий раз нервы Императора не выдержали. — Значит, так. Мне нужны все сведения о том, что происходит на границе — добыть и доставить сегодня же. Коменданту Бломстерпотте объявить благодарность за отправленное донесение. Потом повесить. — За что? — не сумел сдержать удивления первый советник. — За неровный почерк, — сварливо отозвался Иккемёрк и сунул донесение ему в руки. — Это же совершенно невозможно читать! Так что пусть повисит в петле — может, это заставит его писать разборчивее. — Боюсь, Ваше Величество, — быстро проглядев послание, отозвался советник, — что этого не произойдёт. — Как это? Почему? — Хотя бы потому, что комендант писал это письмо, уже находясь в петле. — Что-о? — брови Иккемёрка поползли на лоб, и он торопливо выхватил письмо обратно. — С чего это ты взял? — Вот, посмотрите там, в конце: «Писано в день 29 марта сего года в первой петле Юго-Восточного тракта». — В первой петле? — Император воззрился на советника, и тот тихонько вздохнул. — В 924 году ваш славный предок Хуллмёрк, завершив строительство Юго-Восточного тракта, который — как вы, разумеется, знаете — проходит через наши земли и земли светлых королевств, решил, что идея верстовых столбов давно устарела и необходимо быть… мгм… изобретательнее, что ли. И потому он повелел установить вместо верстовых столбов виселицы — тоже через каждую версту, — но Хуллмёрку не нравилось слово «виселица», и он приказал называть их «петлями». — То есть первая петля означает… — Означает, что комендант повешен в версте от границы со светлыми королевствами. А это, в свою очередь, означает, что враги продвинулись уже достаточно глубоко. Впрочем, там есть гарнизон… — Гарнизон? — Да, в семи верстах от павшей крепости, — советник чуть замялся, но потом уверенно кивнул. — Как раз на месте Бескйедена, города, который мы обсуждали несколько минут назад. Если он не падёт сразу, то у нас будет возможность отбросить светлых обратно. — С чего ты взял? — буркнул Император. — Они уже смели целую крепость. Что может сделать против них один гарнизон? — О, не стоит его недооценивать, — многообещающе улыбнулся советник. — Насколько я помню, там сейчас квартируют как минимум два батальона. Полностью укомплектованных, если вы понимаете, о чем я говорю. — Ты имеешь в виду… о-о, я понял, — по губам Иккемёрка скользнула кровожадная ухмылка. — В таком случае, мне остается только посочувствовать бедненьким светлым, которым снова достанется на орехи. Но все же… Рёвер, в каком состоянии твоя летучая рота? — «Фугль» готов отправиться хоть сейчас, Ваше Величество, — немедленно откликнулся один из придворных. — Вот и отлично. Выбери кого-нибудь поумнее и отправь его ко мне. Хочу, чтобы он передал одно письмецо. И глаза Императора блеснули алыми искрами. *** — Вызывали, Магистр? Черный полог палатки откинулся, и внутрь ворвались рассеянный дневной свет, едва слышные переругивания солдат и густой, концентрированный запах мясного супа. Сидящий за большим столом в самом центре нетерпеливо махнул рукой, и гость вошел, вновь опуская полог и отсекая палатку от внешнего мира. — Садись, Ней, — красивый голос Магистра, похожий на пузырящееся искрами смеха шампанское, готовое в любую секунду взорваться фонтаном хохота, заполнил всё свободное пространство, настойчиво забиваясь в уши и стремясь залезть в мозг. Поборов желание потрясти головой, гость сделал несколько шагов, опустился на стул и выжидательно уставился на хозяина палатки. — Зачем я вам понадобился? — видя, что тот не спешит продолжать разговор, Ней решил поторопить события. — Что-то случилось? Ну, то есть, помимо армии светлых в пятистах метрах от нас. — О, да забудь ты о них, — Магистр взмахнул рукавом. — Дело вот в чем. Пару часов назад в лагерь прислали письмо, человека и солдата из «Фугля». Точнее, солдата из «Фугля» прислали в лагерь с письмом и человеком. С человеком с письмом. И ты должен помочь мне с ними разобраться. — Разобраться? — вкрадчивым тоном переспросил Ней. — Разо… о, нет-нет-нет, не в том смысле. То есть в том. В прямом, то есть. Ней вздохнул, чувствуя подступающую мигрень. — Так что я должен сделать? — Я отправил этого человека к тебе. Ты должен будешь укомплектовать ему роту — через пару часов светлые пойдут в атаку, так что проблем с материалом не возникнет. После этого присоединишься к ним… а вот теперь постарайся не наброситься на меня с кулаками. — Что? О чем это вы? — отозвался сбитый с толку Ней. — Почему я должен… — Ты останешься в роте на должности хилера. Несколько томительных секунд в палатке стояла тишина, во время которой Ней судорожно пытался собрать по кусочкам свой разлетевшийся мир. — Вы понимаете, что болотный тролль в роли учителя этикета у эльфов будет смотреться куда как более адекватно, нежели я в роли хилера? — чудовищным усилием воли сдержав рвущийся наружу мат, поинтересовался он у Магистра. — Кому вообще пришла в голову светлая идея — назначать на роль … — Его Величеству, — беззаботно отозвался тот. — То есть, он сообщил, хилер не помешает. Точнее, будет жизненно необходим. Пока Магистр хихикал в рукав над своим удачнейшим, по его мнению, каламбуром, Ней старался припомнить хотя бы один метод по подавлению гнева. Как назло, в голову, кроме тысячи двухсот двадцати способов убийства, ничего не приходило. — Зачем? — переспросил он, когда жажда насилия слегка поутихла. — Кто он такой, чтобы ему нужен был хилер? Орк? Но их, вроде как, капитанами не делают. Или я что-то упустил? — Упустил, еще как, — Магистр был безмятежен, точно гладь озера в безветренный день. — Я уже сказал тебе, кто он. — Вы не говорили, — запротестовал Ней, снова ощутив жаркую волну злости, прокатившуюся по позвоночнику. — Вы лишь сказали, что он… он… — Дошло, да? — Магистр снова захихикал. — Ну не чудно ли: впервые за несколько сотен лет к нам послали живого… — Человека, — закончил Ней помертвевшим тоном. Всесоздатель, только не это. — В точку! Поэтому Император потребовал приставить к нему хилера. Поэтому я стал искать, кто бы мог сгодиться на эту роль. Поэтому… — Нет! — Нею показалось, что от силы его крика тяжёлый дубовый стол, за которым сидел Магистр, слегка качнулся. — Даже не думайте! — Поэтому я выбрал тебя… — Нет!! — Ведь раньше ты… — Нет!!! — Имел некоторые познания в области… — Нет!!!! — Да и потом был весьма… — Еще одно слово, и я затолкаю их вам в глотку! — вот теперь палатка от звуковой волны, выплеснувшейся с губ Нея, явственно закачалась, сомнений в этом не было. Ней вскочил на ноги. Глаза ему застила кровавая пелена. — Это осталось в прошлом, в далеком прошлом! Все, что я могу делать теперь — убивать! Так какого… — Я уже вписал твоё имя на должность ротного хилера, — Магистр не повысил голоса, но тот волшебным образом с легкостью перекрыл все те звериные вопли, что испускал Ней. — Император его утвердил. Прости, мой мальчик, но вопрос решённый. Мне жаль, что я напомнил тебе о прошлом, но я лишь хотел сказать, что из всех тех, кто присутствует в лагере, лишь ты один имел дело с живыми людьми, и потому только тебя я мог приставить к человеку. Можешь считать, что это такой странный комплимент. Давясь гневными словами, готовыми вырваться наружу, Ней круто развернулся и, не оборачиваясь, вылетел из палатки Магистра. Вслед ему донесся легкий, ввинчивающийся в голову смешок. *** Кипя от ярости, Ней шёл прочь от чёрной палатки, и солдаты перед ним расступались, точно мелкие рыбёшки перед обозлённой акулой. Да чтоб из бездны все черти повылазили! Какое право имел Магистр так с ним обходиться? Как посмел он отправить бумагу на утверждение Императору, прежде чем сообщить об этом самому Нею? Разумеется, Ней понимал, что всё было сделано именно поэтому, ведь если бы Магистр попросил его до, то никакая сила в мире не заставила бы Нея согласиться на подобное. Но всё же — какого болотного тролля? Впереди замаячила палатка, и Ней постарался взять себя в руки. В конце концов, человек тут ни при чём. За исключением того, что более неподходящего момента для его появления в гарнизоне нельзя было и придумать. Чувствуя, что, не успев успокоиться, он снова начинает закипать, Ней с хрустом сжал руку в кулак и откинул полог. Но слова, наспех приготовленные для приветствия, замерли у него в горле. Палатка была пуста. — Ну и где этот… смертный? — поинтересовался Ней у пустоты. Пустота философски промолчала. Ней прикрыл глаза и попытался включить мозг. Что сказал Магистр? «Я отправил этого человека к тебе». К тебе — значит, в твою палатку, и человек, каким бы тупоголовым ни был, ошибиться никак не мог, ведь такая палатка, как у Нея, была единственной во всём лагере, исключая лишь… — О, нет, — Ней не был предсказателем, но нехорошее предчувствие подстреленной сиреной взвыло в его голове. — Нет-нет-нет… И сломя голову он бросился в другой конец лагеря, туда, где находилось обиталище самого жестокого, безжалостного и человеконенавидящего существа, которое только можно было найти на пару сотен вёрст окрест. — Полковник Ондскап у себя? — рявкнул Ней, подлетая к точно такой же, как у него, палатке, у полога которой, слегка пошатываясь, торчал зевающий во всю глотку худосочный орк с осоловелыми глазами. Не дожидаясь ответа и не обращая внимания на запоздалый крик о том, что полковник занят и не может никого принять, Ней рванул полог на себя, ощутив впервые за несколько десятков лет липкий страх — страх того, что он не успел, что все проворонил, что по его вине… — О-о-о, Ней, ты как раз вовремя. Ней быстро окинул взглядом палатку и тех, кто в ней находился — Ондскапа, в своём неизбывном черном плаще с капюшоном поверх доспехов, с хлыстом в руках, сваленные кучей в углу грязные полковничьи сапоги, человека в одних штанах, сидящего возле них… Человека. — Вовремя? — голос Нея почти что задрожал от облегчения. Зная, на что способен Ондскап, он был вправе считать везунчиками и человека, и себя — первого за то, что тот ещё не откинул копыта, а второго за то, что вовремя сообразил, куда идиота может занести. — Ты о чем, Стигг? — Ой, вот только не делай вид, что не почувствовал этого мерзкого смрада, — Ондскап поудобнее перехватил рукоятку хлыста и кивнул на скорчившуюся человеческую фигуру. — И не говори мне, что прибежал не за ним. Всем хочется поразвлечься с человечиной — и тебе тоже, не правда ли? — И мне? — с трудом отвлёкшись от созерцания рыже-каштановой макушки, переспросил было Ней, но потом торопливо закивал. — Ну да, и мне тоже, конечно. Как раз за ним и пришёл. — И ты решил, что я вот так просто возьму и отдам его тебе, ага, — фыркнул тем временем полковник и, сделав шаг к человеку, занес над ним хлыст. — Я еще сам с ним не поразвлёкся. Человек вскинул голову и с опаской взглянул на Нея. Последний с некоторым извращённым удовлетворением увидел, как при его виде опаска в глазах смертного сменяется страхом, после чего вновь переключил свое внимание на Ондскапа. И вовремя. — Стой! — при виде занесенного хлыста какая-то неведомая сила толкнула Нея вперед, и он вскинул руку, останавливая удар. Хлыст безопасно свистнул над головой человека и бессильно повис, точно хвост у обиженного пса. Ондскап на мгновение замер. — Эт-то что ещё такое? — его голос угрожающе засвистел. — Ты смеешь меня останавливать? Ты?! — Послушай, Стигг, — Ней отступил на шаг, лихорадочно придумывая аргумент, к которому можно прибегнуть, чтобы заставить полковника оставить человека в покое — хотя бы на время. К жалости взывать бессмысленно, к закону тоже. Остаётся только… — Понимаешь, я сегодня закончил одно новое зелье. Оно предназначено для людей, точнее, против них. Я ведь вот что подумал: мы тратим кучу времени, чтобы дождаться, пока люди умрут, пока их закопают, пока откопают, пока положат на реанимационный стол, — Ней торопился, глотал окончания и понимая, что несет полную чушь, но остановка в его бессвязной речи означала смерть для человека, и потому он затыкаться даже не собирался. — Я подумал, что куда как проще будет разработать такое зелье, которое при попадании на людей будет сразу превращать их в мертвых и отправлять к нам, понимаешь? Распыляем это зелье над вражеским лагерем, солдаты заболевают, умирают, но прежде чем их успеют закопать, поднимаются и идут сюда. А тут уже мы их чистим, ставим на учет, выдаём форму… — Я нихрена не понял, что ты мне сейчас сказал, — вздохнул Ондскап. — Короче, что ты хочешь? — Чтобы зелье работало как надо, мне нужно проверить его на человеке. А тут такая возможность. Одолжи мне его, а? — А чем тебе вражеские солдаты не угодили? Пошли парочку рядовых, пусть возьмут кого-нибудь, благо светлые в двух шагах. На них опыты и проводи. — Тогда ты можешь сделать то же самое, — буркнул Ней. — Так я и делаю, каждый день по нескольку раз. Вот только к ним, — Стигг кивнул в сторону, — у меня не больше претензий, чем к камням. А вот этот субъект… — Ондскап снова занес хлыст, но Ней встал перед ним, снова загораживая человека. — Что он тебе сделал? — Он был дерзок. Весьма дерзок. Я хочу его проучить. Я хочу, чтобы он страдал. Полковник протянул руку, чтобы отстранить Нея, но тот, лихорадочно уцепившись за последнюю фразу, торопливо выпалил: — А ты знаешь, моё новое зелье как раз заставляет людей страдать. Очень сильно. — Правда? — в голосе Стигга явно послышалось недоверие. — А то. Как только оно попадает на кожу, её покрывают гнойные язвы. Желудок немедленно скручивают спазмы, лёгкие наполняются кровью, человек начинает видеть галлюцинации, в которых к нему являются все самые жуткие страхи. И еще зубы у него начинают болеть так, словно в его рту орудует с десяток зубодёров. — Неплохо, — Ней с удовлетворением уловил некоторое уважение в тоне полковника. — Ладно, так и быть. Пользуйся моей добротой, забирай этот кусок мяса и делай, что тебе заблагорассудится. Только если он выживет после твоего чудо-зелья, обещай, что вернёшь его мне. — Не волнуйся. Не выживет, — самым безмятежным тоном, на который был способен, отозвался Ней и шагнул к человеку. — Эй, ты, вставай. Живо. Смертный неловко поднялся на ноги, не поднимая головы. Сгорбившись, он обхватил себя руками — не то от холода, не то поддержки ради. Ней ощутил некоторое подобие жалости и повернулся к Ондскапу. — А он что, так к тебе и явился — почти голышом? — Да нет, была еще на нем какая-то тряпка. Я ее сжег — я думал, она ему больше не понадобится. «Пустоголовый идиот», — гневно припечатал Ней про себя, а вслух сказал: — Ну пусть тогда ему принесут что-нибудь ещё. Я не хочу, чтобы он простудился и умер еще до начала экспериментов. Стигг мученически вздохнул и выглянул наружу. — Эй! — это, по всей видимости, было адресовано орку-охраннику. — Давай сюда свой плащ. И без разговоров! Из рук Ондскапа орочий плащ перекочевал в руки Нея, а из них — на плечи человека. Застегивая дешёвую латунную фибулу, Ней ощутил, как смертный дрожит. «Только посмей заболеть, — пригрозил он мысленно. — Только посмей, и я кишки из тебя выпущу». — Стигг, моя благодарность не знает границ, — Ней подтолкнул человека к выходу и сам попятился следом. — Я перед тобой в долгу. — Потом отработаешь, — Ондскап хмыкнул и махнул рукой. — И помни: я должен быть первым, кому ты сообщишь о результатах. — О, ну разумеется. Ней кивнул и, выйдя из палатки, плотно задёрнул за собой полог. Едва сдержав вздох облегчения, он нашёл глазами человека, крепко ухватил его за плечо и, игнорируя слабые попытки смертного вырваться, буквально поволок его к себе, стараясь не обращать внимания на изумлённые взгляды, которыми провожали их странную пару на протяжении всего пути. *** — Вы будете испытывать на мне зелье прямо сейчас? Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что Ней едва не вздрогнул. Отвлёкшись от задергивания полога, он обернулся и непонимающе посмотрел на человека через плечо. — Что? — Вы сказали полковнику Ондскапу, что хотите испытать на мне какое-то зелье. Вы будете делать это прямо сейчас или… — Дьявол! — Ней в сердцах отпихнул от себя неподдающуюся ткань. — Проклятье! Еще один идиот на мою голову. Он поднялся и скрестил руки на груди — в основном для того, чтобы побороть искушение задушить глупого смертного. Тот замялся и опустил голову. — Я лишь хотел узнать, когда все начнется. Было бы глупо впустую растратить последние моменты своей жизни, — человек вновь поднял глаза и выдавил улыбку. Получилось ужасно. — Всесоздатель… — пробормотал Ней. Жалость к глупому смертному остро уколола куда-то в сердце. — Послушай, я не собираюсь испытывать на тебе никакие зелья. Более того, я буду делать все возможное, чтобы никто не давал тебе никаких зелий, а также не стегал тебя хлыстом, не рубил мечом, не протыкал стрелами и вообще не делал ничего такого, что может нанести вред твоей тушке. Потому что если это произойдет, то я лишусь головы, а она мне пока что дорога, — Ней осёкся, увидев, как из глаз человека ушли последние капли понимания. — Так. Всё ясно. Снова воду взбаламутили где-то наверху, а расхлебывать мне. Ней сделал несколько шагов по палатке, о чем-то размышляя, а потом вновь повернулся к человеку. — Ты есть хочешь? — Что? — Неужели я перешел на эльфийский и этого не заметил? Я говорю, есть хочешь? Простой вопрос, по-моему. — Да, конечно. Да. Хочу. Большое спасибо, — глаза человека блеснули, точно у зверька. «Есть контакт», — Ней кивнул и выглянул наружу. Подозвав к себе проходившего мимо орка, он повелел ему сбегать к полевой кухне и принести пару мисок похлебки, хлеба и чая. Проигнорировав его удивленный взгляд, Ней вернулся к человеку. — Сейчас принесут, — сообщил он и кивнул на одинокий стул. — Садись. Садись и расскажи мне, как можно перепутать две палатки, стоящие в разных концах лагеря? Человек сгорбился и насупился. — Мне указали на палатку полковника Ондскапа. Откуда я знал, что на самом деле мне нужно было идти сюда? — Конечно, зачем включать мозг, — отозвался Ней. — И зачем смотреть по сторонам. Ты что, не заметил разве символа имперских войск на палатке полковника? — Я не знал, что это символ имперских войск. Ней в немом изумлении воззрился на человека. Тот ответил ему вызывающим, но вместе с тем виноватым взглядом. — Постой-постой, ты не знал? То есть, ты хочешь сказать, что ты… — Разрешите войти? В палатку ввалился орк, с трудом удерживая в лапах жестяной поднос с мисками и кружками. Повинуясь кивку Нея, он поставил его на стол и, кланяясь и пятясь, вышел со всей возможной скоростью, которую можно развить, кланяясь и пятясь. Плотно задернув за ним полог, Ней вернулся к человеку и придвинул поднос поближе к нему. — Ешь. — А вы? Ней замер. Потом медленно, с угрозой, посмотрел на смертного. — Это шутка? — Нет. Вовсе нет. Простите, я совершенно не имел в виду ничего такого. Ней сделал шаг назад и вновь скрестил руки на груди. Глупый человек, всего лишь глупый человек. — В таком случае ешь и постарайся не задавать больше таких тупых вопросов. А я пока попробую понять, каким образом ты не узнал символа имперской армии. — Вряд ли я смог бы узнать то, что видел впервые в жизни, — пробубнил человек с набитым ртом. Ел он так, словно его не кормили несколько лет. Несколько сотен лет. — Ты хочешь сказать, что не служил в армии? — переспросил Ней, мир которого во второй раз за день был близок к крушению. — Тогда почему тебя прислали сюда? Да еще и в качестве капитана? Не в силах ответить, смертный пожал плечами. Челюсти его ходили ходуном, силясь справиться с откушенной второпях половиной краюхи, а щеки раздулись, точно у хомяка. — Я решительно ничего не понимаю, — Ней покачал головой и стал ходить по палатке — пять шагов от входа до стола, поворот на девяносто градусов, три шага до сундука с вещами, снова поворот, еще два шага до койки, и еще один поворот — лицом к столу. — Зовут-то тебя хоть как? — Болле. Болле Фраус, — смертный хотел было привстать, но Ней качнул головой. — А вас..? Я слышал, что полковник Ондскап называл вас Неем… — А ты можешь звать меня унтер-магистр Гёльриг, — прервал его Ней. — А лучше доктор Гёльриг. Доктор Гёльриг, ха, — и он саркастически усмехнулся. — Почему док… — начал было Болле, но Нея уже несло. — Потому что теперь я буду тем, к кому ты будешь бегать с каждой занозой, попавшей тебе в пальчик. Потому что я буду следить за тем, чтобы ты не отравился и не поранился. Потому что с этого момента я должен буду заменить тебе мамочку, папочку, сиделку и еще черт знает кого, — на последней фразе Ней едва не сорвался в крик, но сумел сдержаться и лишь посильнее сжал пальцы. Потом он взглянул на Болле. — Будь добр, вытащи ложку изо рта. У тебя суп с подбородка капает. И пока Фраус торопливо вытирался, Ней пояснил: — Я понимаю, что это звучит как бред сумасшедшего, но меня поставили при тебе хилером. А теперь можешь немного поорать. Я разрешаю. — Зачем? Человек вновь умудрился ввергнуть Нея в ступор одним вопросом. Сразу не найдя подходящих слов, тот покрутил в воздухе кистью. — Затем, например, что люди обычно справляются с шоком именно так. — Да? Но я не шокирован, мне незачем кричать. Повисла пауза. — Послушай, — осторожно поинтересовался Ней, — ты, случаем, не сумасшедший? А то я душевных болезней лечить не умею. «Как и не душевных, впрочем, тоже». — Что, я опять где-то облажался? — Болле виновато моргнул. — Сначала флаг имперских войск не узнал, теперь вот не вижу ничего странного в том… — Ты не видишь ничего странного в том, чтобы некромант был хилером при живом человеке? — М-м-м… Нет? — Сумасшедший, точно, — Ней сделал шаг к выходу. — Ну нет, это уже слишком. — Куда вы? — видя, что Гёльриг собирается выйти, человек привстал, точно готовый бежать за ним. — К Магистру, — отозвался тот. — Скажу, что так, мол, и так, можете прогнать меня поганой тряпкой, можете отправить меня прямиком к самому Императору, но работать в таких условиях я не буду. Уговора не было. — Погодите… постойте… — Болле и правда выскочил из-за стола и подбежал к Нею, заглянул ему в глаза, точно щенок. — Послушайте, я тут всего несколько часов. Я не знаю ничего о том, что здесь творится, я, — он издал натянутый смешок, — и об империи-то мало что слышал, и о войсках, и о некромантах — обо всем, что тут происходит. Но за прошедшие несколько часов я точно уяснил, что вы не желаете мне зла, ведь вы… вы спасли меня от полковника… — За что теперь отхвачу немало синяков и шишек, — отозвался Ней. — Спасибо тебе, кстати, еще и за это. — Простите, — Фраус опустил голову. — Я не хотел доставить вам неудобств. — Мне? — Никому. Но вам особенно. — И с чего это вдруг? — фыркнул Ней. — Менее получаса назад, взглянув на меня впервые, ты едва в штаны не наложил со страху, а теперь такой пиетет? — Я испугался не вас, — голос человека был едва слышен, и Гёльригу пришлось слегка наклониться вперед, чтобы его разобрать. — Не меня? Ой ли? Он вспомнил, каким страхом блеснули глаза смертного и хмыкнул про себя. Ну-ну, строишь из себя героя? Напрасно, напрасно. Героям хорошо только в светлой армии. — Не вас, — Болле вскинулся и устремил на некроманта неожиданно прямой взгляд. — Я испугался… — его голос на миг замер, будто в нерешительности, а после продолжил с какой-то новой, невесть откуда взявшейся силой. — Я испугался за вас. Я… я сидел там и каждую секунду ждал удара, но тут появились вы и заслонили меня от полковника, и я так испугался, что он сейчас ударит вас вместо меня, и… Ней только теперь заметил, насколько близко друг к другу стоят они с Фраусом — так, что еще немного и нос человека уткнется в ключицу Гёльрига. «Неужели и правда не боится? — мелькнула шальная мысль, но здравый смысл немедленно отозвался. — Бравирует. Считает, что ему теперь море по колено». И дабы проверить эту теорию, Ней протянул руку к человеку, ожидая, что тот немедленно отшатнется. Но смертный и тут проявил себя в лучших традициях сумасшедших — не только не отшатнувшись, но и, кажется, даже придвинувшись ближе, он выпростал руки из ткани плаща и ухватился за ладонь некроманта. *** — Послушайте, Магистр, при всем уважении к вам и к Императору — работать с психами я не буду. Ней едва сдерживался, чтобы не чесать ладонь, которой коснулся человек — ему казалось, что она до сих пор горит, хотя прекрасно знал, что это фантомное ощущение, но оттого злился еще сильнее. Смирившийся, начавший получать удовольствие и в конечном итоге привыкший к страху, внушаемому окружающим, Гёльриг оказался не готов к чему-то иному, и теперь ему в третий раз за день приходилось восстанавливать перевернувшуюся картину мира. — Ней, мальчик мой, он не псих, он просто прибыл издалека. Магистр же, как обычно, был невозмутим и безмятежен. Бесчувственный чурбан. — И откуда же это, позвольте спросить? — Если он захочет, он сам тебе все расскажет. И потом, какая тебе по большому счету разница, псих он или нет? Ты должен следить, чтобы он не умер, вот и все. — Видите ли, Магистр, — язвительно прошипел Ней, не удержавшись и пройдясь несколько раз пальцами по ладони. С мерзким звуком кость шоркнула о кость, но ни один из присутствующих не обратил на это внимания. — Дело в том, что нормальный человек обладает элементраным чувством самосохранения, а сумасшедший — нет, отчего работа хилера при нем превращается из просто тяжелой в каторжный труд. Вы не забыли, к слову, что менее чем в версте от нас стоит многотысячная армия? Что наш гарнизон должен сдержать ее до подхода основных войск? Что это должны сделать девятьсот солдат и восемь некромантов, причем из этих восьми один в боях не участвует, а еще один вынужден быть нянькой при умалишенном дикаре, впервые услышавшем об Империи пару дней назад, но уже назначенном капитаном? — А он тебя здорово зацепил, а? — с легким смешком поинтересовался Магистр. Ней взвыл. — Расслабься, мой мальчик, всё не так уж и плохо. Шестеро некромантов — вполне приличная сила. Или ты забыл, как пару веков назад тысячная армия Императора Снилльмёрка с одним-единственным некромантом завоевала три королевства подряд и остановилась только потому, что Император соскучился по своим любимым розам? — Да-да, а еще она увеличилась в двадцать раз, — закатил глаза Гёльриг, неоднократно уже слышавший эту историю. — Но тогда в светлых королевствах магия была под запретом, более того — магов специально искали и казнили… — Уж кому об этом знать, как не тебе, — снова снасмешничал Магистр. — Стой, стой, даже не думай надевать мне эту вазу на голову — она непременно разобьётся, и Император придет в ярость. — Да будьте вы прокляты вместе со своими людьми, Императорами и грёбаной телепатией! — Ней, которому в голову действительно пришла шальная, но крайне соблазнительная мысль поближе познакомить Магистрову макушку с подарком одного из предыдущих Императоров, стоящим возле стола, шутку не оценил. — Почему вы вечно отыгрываетесь на мне? Что я вам сделал, а? — Мальчик мой, я — да и ты тоже, впрочем — давно уже проклят, так что не стоит впустую сотрясать воздух. Что же до того, почему всегда ты… Смирение — добродетель. Ты не сумел уяснить это в прошлой жизни, но в этой у тебя должно получиться. Я помогу тебе. — Каким образом? Отправляя меня делать работу, в которой я ни черта не смыслю? — Солдат армии Тьмы должен беспрекословно подчиняться своему командованию, какой бы приказ ни был ему дан, — процитировал в ответ Магистр выдержку из Устава армии Тьмы. — Пункт один точка три. — Поражен вашими обширными познаниями Устава, — яда, которым сочились слова Нея, вполне хватило бы на сотню-другую воинов света, — но вы забыли кое-что важное. Я не солдат армии Тьмы. Я унтер-магистр ордена Некромантов. И я не обязан подчиняться Уставу. — Да, но как некромант ты должен исполнять волю Императора. — Император не назначал меня хилером при Болле. — Император утвердил мое назначение тебя на эту должность. И, к слову, ты в курсе, что только что назвал человека по имени? И прежде чем Ней успел снова разразиться проклятиями, Магистр торопливо вскинул рукава в примирительном жесте: — Спокойно, спокойно, я просто пошутил. Ладно, я виноват, что не поговорил с тобой до того, как отправил письмо Императору, но если бы я сделал это, то мне пришлось бы выслушивать две истерики в твоем исполнении, а так я ограничился одной, которая, впрочем, неожиданно оказалась двухактной. Но дело сделано, подпись Императора поставлена и, хочешь ты того или не хочешь, нравится тебе человек или нет, но теперь ты его хилер. — Я могу порвать приказ, — тихо отозвался Ней. По палатке словно пронесся порыв холодного ветра. Рукава Магистра упали на стол. Впервые на памяти Гёльрига в голосе начальника не слышалось пузырьков смеха: — Можешь. Но ты понимаешь, что в таком случае тебе придется вернуться? И ты знаешь, чем это грозит? — Да. — И ты готов порвать приказ даже в этом случае? Ней помолчал несколько секунд, чувствуя, как впервые за день гнев утих, оставив взамен себя чудовищную усталость. Он склонил голову, вздохнул и вышел из палатки Магистра. *** Снаружи его уже поджидал Фраус. Вопреки ожиданиям Нея, он не произнес ни слова, но вопрос, буквально орущий из глаз человека, игнорировать было немыслимо, и некромант нехотя проворчал: — Я решил немного повременить с отъездом. «Всесоздатель, помоги мне», — добавил он про себя, глядя на то, с каким энтузиазмом отреагировал на его слова человек. Неужели этот глупый смертный не понимает, в какую передрягу угодил? Ведь в случае чего Ней вряд ли сумеет оказать ему квалифицированную помощь — какую бы то ни было помощь, если быть точным. Болле, очевидно, о таком не задумывался. Похожий на щенка, которому почесали живот, он даже не пытался скрыть радости во взгляде и, казалось, был готов вот-вот запрыгать от избытка чувств. Как можно более неодобрительно на него покосившись, Ней махнул человеку рукой. — Идем. Будем вводить тебя в курс дела. Но сперва попытаемся придать тебе приличный вид. Палатка интенданта располагалась неподалеку от того места, где находились они с Болле. Хотя Ней был там всего один раз («Если вам что-нибудь понадобится, господин унтер-магистр, то приходите ко мне». «Не думаю, что мне что-то понадобится». «Тогда не приходите»), он без труда вспомнил дорогу — неудивительно, ведь в первый раз ему пришлось обежать весь лагерь, чтобы найти неуловимую обитель местного снабженца. Поэтому теперь он без колебаний провел Фрауса к нужному месту и, пропустив его внутрь первым, вошел следом за ним. У индентанта было темновато — несколько горящих тут и там свечей не столько рассеивали мрак, сколько чадили и наполняли небольшое пространство характерным запахом гари и воска. Ней увидел, как смертный наморщил нос, после чего перевел взгляд на хозяина палатки, старого гоблина, сидящего за колченогим столом. — Чем обязан? — проскрипел интендант, не поднимая головы от бумаг. — Э-э-э… — замялся Болле, беспомощно переводя взгляд на некроманта. Тот закатил глаза. — Необходим комплект формы для новоприбывшего капитана. — Раса? — Что? — Фраус явно не понимал, что происходит. — Я спрашиваю, раса у этого капитана какая? — шея гоблина разогнулась, и он утомленно, без интереса взглянул на гостей. — Он человек, — вновь взял на себя инициативу Ней, легонько подталкивая Болле в спину. — Собственно, вот он. Прибыл сегодня, и… — Формы для человека нет, — сухо откликнулся интендант и вновь опустил глаза в бумаги, считая разговор оконченным. Вопиющая несуразность ситуации не сразу позволила Нею вспомнить, как извлекать звуки из своего горла. — То есть, как это нет? — Вот так, нет, — гоблин дернул плечами. — В гарнизоне никогда не служили люди, так с чего бы для них должна быть тут форма? — Постойте, но этого не может быть, — Ней приблизился к столу и, упершись ладонями в столешницу, наклонился над интендантом. — Этот человек прибыл сюда по приказу его Величества Императора, и вы хотите сказать, что о форме для него никто не позаботился? Гоблин исподлобья взглянул на некроманта. В морщинах на его лбу можно было с легкостью прочитать «Нет, ну а меня это как касается?». Не меняя выражения лица, он проговорил тоном, каким обычно говорят своему приятелю-пропойце фразы типа «Прости, друг, сам сейчас на мели»: — Смею вас уверить, что лично я не получал ни формы, ни бумаги, приказывающей мне озаботиться данным вопросом. — И что, вы предлагаете ему ходить в таком виде? — указал Ней на Фрауса пальцем. — Я предлагаю дождаться прихода официальной бумаги. — Дождаться? А если сегодня его отправят в бой? Гёльриг лукавил, конечно — Болле должен был сидеть в лагере, пока его рота не будет полностью укомплектована, — но он знал, что будет чувствовать себя гораздо спокойнее, если человек перестанет разгуливать в орочьем плаще на голое тело и обзаведется хотя бы какой-нибудь броней. Гоблин пожевал губами. — Пока что я могу лишь предложить выдать господину капитану базовый комплект формы. Под вашу ответственность, господин унтер-магистр. — Базовый комплект? — переспросил Ней. — Рубаха льняная — одна штука, — заскрипел, как по-писаному, интендант, — штаны полотняные — одна штука, куртка кожаная — одна штука, сапоги — одна пара, защитный доспех, включающий кольчужную рубашку и шлем — одна штука, а также пояс — одна штука. — Идёт, — Ней живо отреагировал на слово «доспех» — мысль о том, что некоторый слой железа будет оберегать Болле от опасностей внешнего мира (или хотя бы некоторой их части), была тёплой и согревающей. Выхватив из рук интенданта перо и поставив в свиток выдачи обмундирования свою размашистую подпись, некромант оказался владельцем увесистого свертка, который был не очень торжественно вручен Болле сразу после выхода из палатки — Ней сунул его человеку в руки и строго наказал: — Надень все на себя как можно скорее и постарайся не снимать, — чуть подумав, он пояснил. — Без особой нужды. — Хорошо, — Фраус с готовностью кивнул. — А пока… — Господин Гёльриг! Господин Гёльриг! — их едва начавшийся диалог был прерван подбежавшим орком. — Господин Гёльриг, вас просит к себе Магистр. — Зачем это? — Не могу знать. Так вы идете? Ней взглянул на Болле и несколько виновато развел руками. Тот опустил голову. — Да, я сейчас буду, — орк кивнул и убежал, а некромант, чуть замявшись, коснулся рукой плеча человека. — Сходи пока в свою палатку и переоденься. Я постараюсь освободиться поскорее и ввести тебя в курс дела. Он сделал было шаг вперёд, но остановился с занесённой ногой и добавил: — Постарайся не попадаться полковнику на глаза, пока меня нет рядом. На протяжении всего пути до палатки магистра Ней чувствовал, как человек прожигает взглядом его спину. *** — О, да тут аншлаг. Фраза Нея повисла в воздухе — пятеро его коллег по цеху, глазевших в небольшой светящийся шарик на столе Магистра, даже не взглянули в его сторону. Сам Магистр, впрочем, соизволил отвлечься от созерцания, но только на несколько мгновений, которые он потратил на то, чтобы махнуть Гёльригу на единственный пустующий стул. — И что сегодня показывает волшебный шар? — поинтересовался Ней у начальника, опустившись на душераздирающе громко скрипнувшую деревяшку. — Иврига, — кратко отозвался тот. — Из второй роты? Быть того не может, — выдохнул Ней, торопливо вглядываясь в прозрачную глубину шара. Он увидел некогда покрытую свежей травой, но теперь почти полностью вытоптанную площадку. По её краям, образуя неровный круг, стояли фигуры в тёмно-синих свободных балахонах с низко надвинутыми капюшонами. За их спинами можно было разглядеть хаотично движущиеся фигуры людей в форме солдат объединённой армии Света. Ней прислушался, не без труда различив, как вдали кто-то истово скандирует: — Пусть придаст нам силы Свет, свет, свет, Ну а тьме мы скажем – Нет, нет, нет!.. Посередине площадки был разложен огромный, в рост человека, костёр. Он едва заметно тлел, разгораясь с явной неохотой — по всей видимости, сухих дров солдатам найти не удалось. Фигуры в балахонах, стоящие вокруг него, тихонько покачивались и бормотали что-то ритмично-заунывное, похожее на отходную молитву. — Что-то я не вижу Иврига, — вдоволь потаращив на эту странную картину глаза, сообщил Ней. — Вы сказали… — Он держит второй шар, — невозмутимо отозвался Магистр. — Я понятия не имею, как ему в голову пришла столь светлая идея — пробраться во вражеский лагерь под видом послушника, — хотя и подозреваю, что его надоумил кто-то из присутствующих. Но, в любом случае, теперь нам остается только смотреть и надеяться, что светлые его не засекут. — По крайней мере, Ивриг делает для гарнизона хоть что-то полезное, — буркнул некромант, сидящий справа от магистра. — Некоторые, вон, со смертными под ручку по лагерю разгуливают, и ничего. Ней почувствовал себя так, словно пропустил летящий в него мяч, который, коварно этим воспользовавшись, пребольно ударил его прямо под дых. Вот они, дражайшие коллеги во всей красе — я не я, лошадь не моя, хата стоит с краю, и вообще во всем виноват вон тот парень напротив. — Некоторые, вон, — отозвался он тем же тоном, — выполняют приказ Императора. А некоторые разбрасываются ценными кадрами почем зря. — Некоторые добывают важную информацию, — оппоненту Гёльрига, кажется, только этого и надо было. — А некоторые… — А некоторые, если сию же минуту не замолкнут, — подал голос некромант справа от Нея, — получат в бубен. Дайте послушать, что там происходит, а? Оборванный на полуслове сердито что-то заворчал, но спор прекратил, и внимание всех присутствующих вновь обратилось на стеклянный шар. Пока шла перебранка, костёр на площадке успел разгореться как следует, и теперь его рыжие хвосты неистово плясали на ветру. Фигуры в балахонах всё так же покачивались и гудели, но в какой-то момент некоторые из них заволновались, расступились, и к костру, легко ступая босыми ногами, вышла невысокая девушка в изумрудно-зелёном платье. Оглядев замерших людей взглядом полновластной хозяйки, она обошла костер, удовлетворенно кивнула и встала к нему лицом. Ней покосился на Магистра. — Вы знаете ее? — поинтересовался он негромко. — Нет, — откликнулся тот. — Но у меня нехорошее предчувствие. Стоило только ему договорить, как она звонко хлопнула в ладоши, подпрыгнула, крикнула что-то задорное — и пустилась в пляс. Сперва она прошлась вокруг костра колесом, потом изобразила нечто вроде танца живота, после отбила джигу голыми пятками по земле, и все это не прекращая петь. Песня была несложной — настолько, что ее можно было бы просто назвать громкими, не особо мелодичными выкриками, в которых ритм скорее угадывался, чем присутствовал. Слегка охрипший, глуховатый голос девушки был хорошо слышен в повисшей тишине палатки: — И-Ян-Са! И-Ян-Са! Некроманты, наблюдающие за этим, не шевелились и, кажется, даже не дышали. Ней не знал, что их так заворожило, хотя и подозревал, что не последней причиной тому были загорелые ноги танцовщицы, то и дело мелькающие в вырезе ее юбки. Его взгляд они, разумеется, тоже приковывали к себе, но было во всем этом еще что-то такое, что не давало Гёльригу покоя, что-то, что смущало его больше, чем круглые девичьи коленки. Он пригляделся внимательнее. И в этот момент она сделала неуловимое, текучее движение всем телом, внезапно оказавшись совсем рядом — в шаре мелькнули ее зеленые, полубезумные глаза — протянула руку куда-то за угол обзора и резко дернула. Изображение в шаре завертелось и смазалось; восстановилось оно лишь через несколько мгновений. На склонившихся над шаром некромантов взглянуло исполненное злого веселья лицо танцовщицы. — Темные в своем репертуаре, да? — по привычке уроженки побережья растягивая гласные, поинтересовалась она. — Ну что же, ваш план — каким бы он ни был — успешно провалился. Вам следовало бы знать, что я не позволю поганым трупоедам шпионить за нами. В огонь! Она слегка повернула шар, и некроманты увидели, как трое в балахонах тащат третьего к костру. Тот безуспешно отбивался; в какой-то момент с него слетел капюшон, и бессильные наблюдатели увидели лицо Иврига. Он кричал что-то нечленораздельное, а в вытаращенных глазах стоял смертельный страх. Какой-то порыв толкнул Нея вперед. Почти прижавшись лицом к шару, он завопил во всю мощь своих легких: — Ивриг! Чума! Ударь по ним чумой! Изображение на шаре смазалось — видимо, колдунья, испугавшись, выронила его из рук. Но вопли, раздавшиеся через секунду, позволяли сделать вывод о том, что Ивриг услышал. Что ж, у него всегда был неплохой слух. Ней сделал шаг назад и плюхнулся обратно на стул, напряженно вглядываясь в глянцевую черноту шара. Он слышал крики людей, топот ног, треск пламени — но все это давало лишь примерные сведения о том, что же сейчас творилось в лагере светлых. А потом изображение опять дрогнуло и прояснилось. Снова показалось лицо колдуньи, но теперь его вряд ли можно было назвать симпатичным — оно было перекошено звериной яростью, а на левой ее щеке расцветали, точно диковинные бутоны, небольшие бубонные язвочки. Поднеся шар почти к самому лицу, она прорычала: — Вы пожалеете о том, что сделали! Я отомщу вам! Страшно отомщу! Картинка дернулась, завертелась; зазвенело разбитое стекло, и в тот же миг шар на столе Магистра полыхнул изнутри ярким белым светом, от которого на какое-то время ослепли все присутствующие. Когда же им удалось проморгаться, шар был тёмным, остывшим и безмолвным, более похожим на кусок обсидиана, нежели на стекло, коим он являлся. Ошеломленные произошедшим, некроманты подавленно молчали. — И что произошло? — Ней первым решился подать голос. Магистр протянул рукав и убрал шар со стола. — Очевидно, что она бросила его в огонь. — Кого? — переспросил кто-то за спиной Гёльрига. — Шар или… — Обоих. Некроманты безмолвно соединили ладони и коснулись лбами больших пальцев в традиционном жесте прощания и скорби. — А что теперь будет со второй ротой? — поинтересовался сосед Нея. — Сколько там солдат? — Насколько я помню, порядка семидесяти орков. Остальные были подняты Ивригом, но теперь… — Я думаю, что в таком случае ее можно будет передать Нею и его новому капитану, — Гёльриг ощутил, как взгляды присутствующих скрестились на нём. — Таким образом, тебе не придется поднимать всю роту. Ты не против, Ней? — Нет… Нет, что вы. Буду только рад. Конечно, он мог бы сказать, что совершенно не согласен с таким раскладом, но, угнетенный глупой, бессмысленной смертью Иврига, Гёльриг не чувствовал в себе достаточно сил, чтобы возражать. Впрочем, не было у него и сил, чтобы обсуждать произошедшее с коллегами, и потому Ней поднялся первым. — Если вы не возражаете, я, пожалуй, пойду, — пробормотал он и, не дожидаясь ответа, побрел прочь. Ему вдруг ужасно захотелось увидеть Болле. *** Ней не считал себя неудачником, но сегодняшний день явно делал все возможное, чтобы поколебить его уверенность в этом. Не пройдя и половины пути до палатки Фрауса, Гёльриг был настигнут хором орков, почти слаженно взывающих к нему с того конца лагеря, где не так давно размещалась вторая рота. На секунду некромант испытал чудовищное искушение сбежать прочь, но после счел это чересчур малодушным и с видом великомученика повернулся к успевшим подбежать солдатам. — В чем дело? В орочьих рядах возникла короткая заминка, после чего раздался рык, звук тупого удара, и к Нею резвым кроликом выскочил орк, чем-то неуловимо напоминающий длинную, корявую ветку. Наткнувшись на взгляд некроманта, он шарахнулся было назад, но приятели незамедлительно придали ему уверенности еще несколькими дружескими тычками в спину. Понукаемый ими и шипением позади себя, орк промямлил: — Нам сказали, что теперь вы будете вместо господина Иврига. «И это войска Империи, — мрачно заключил Ней, окидывая взглядом жмущихся друг к другу орков, — солдаты, которым предстоит сдержать многотысячную армию светлых. Просто потрясающе». — А что еще вам сказали? В глазах орка мелькнула паника, и Гёльриг ощутил себя безжалостным преподавателем, нещадно заваливающим студента на экзамене. — Э-это все. — Да неужели? Что, даже о новом капитане не упомянули? — Мы думали спросить это у вас, — раздался чей-то голос из задних рядов. — То есть, вы пришли только за этим? Чтобы спросить у меня, кто ваш новый капитан? — снова начал закипать Гёльриг. — Не только, — снова отозвался тот же голос. — Я слушаю, — Нею совершенно не понравилась пауза, которая возникла после этих слов. Крупный орк с выступающей челюстью, похожий на бульдога, молча шарахнул кулаком по плечу невольного делегата, и тот торопливо закончил, потирая пострадавшее место: — Остальные солдаты. — Остальные? Вы имеете в виду… — Да, тех, что поднял господин Ивриг. Они теперь лежат, и мы боимся, что… ну… вы понимаете. Ней прекрасно его понимал. Сто тридцать мертвых тел под теплыми лучами весеннего солнышка — что может быть очевиднее. — Значит, так, — мысль Гёльригу не нравилась, но избавляться от ста тридцати штук готового материала и ждать, пока светлые пойдут в атаку, было как минимум нерационально. — Тащите их в лабораторию, посмотрим, что можно сделать. — А потом? — В смысле? — не сообразил Ней. — Что нам делать потом? — поинтересовался орк-делегат. — Можно мы пока познакомимся с новым капитаном? — осведомился снова голос из задних рядов. Гёльриг окинул взглядом сотню орочьих глаз и внутренне содрогнулся. Нет, это явно не то зрелище, которое стоит демонстрировать Болле в первый день его пребывания в лагере. — Это подождет, — категоричным тоном заявил некромант. — Принесите тела ко мне и можете пока быть свободны. И, не дожидаясь дальнейших вопросов от таинственных умников, Гёльриг развернулся и прошествовал мимо солдат, почтительно перед ним расступившихся. *** Он велел оркам принести тела в лабораторию — хотя, возможно, это было чересчур громкое слово для небольшой, слегка покосившейся палатки за обиталищем Магистра, которую некроманты по приезду в лагерь приспособили для своих нужд. Для этого они притащили в нее большой, угловатый камень, способный при должном воображении заменить алтарь, накорябали на нем основные магические символы («Черт возьми, и как вы предлагаете писать на этом гадючном граните?!») и вбили рядом с палаткой столбик с табличкой «Лаборатория» — больше для удобства, поскольку найти с первого раза именно эту палатку среди нескольких десятков солдатских, окружавших ее и выглядевших точно так же, представлялось несколько затруднительным. На этом обустройство лаборатории было завершено, и в тот же день некроманты опробовали ее в действии. — Конечно, это не Аскебегер, — говорили они после с преувеличенным оптимизмом в голосе, — ну так мы и не в Недгравде. А что еще оставалось им говорить после того, как Магистр, выслушав несколько десятков жалоб, бесконечно дружелюбным тоном пообещал отправить того, кто скажет еще хоть одно слово против, превращать гранитную глыбу в точное подобие Аскебегерского алтаря? Желающих, само собой разумеется, не нашлось. Ней подходил к лаборатории, когда к нему подлетел, звеня кольчужной рубашкой, запыхавшийся Болле. — Ты что тут делаешь? — не дав ему вставить ни слова, набросился на него Гёльриг, которому совершенно не хотелось делать человека свидетелем работы некроманта с трупами. — Я же сказал тебе сидеть в палатке. — Вы сказали, что постараетесь закончить побыстрее, — полувиноватым, полуобвиняющим тоном отозвался Фраус. — Мне без вас неспокойно. Да и к тому же, вы сами сказали интенданту, что меня могут отправить в бой в любую минуту. А я совершенно не в курсе происходящего. Я думаю, что вы должны все мне рассказать. — Должен? — ядовито переспросил Ней. Человек мгновенно стушевался. — Я хотел сказать… — теперь его голос был виноватым полностью. — Это было бы весьма мило с вашей стороны. — Мило, — повторил Гёльриг, у которого впервые за этот день восхищение абсурдностью происходящего затмило все негативные эмоции по тому же поводу. — Мило, говоришь? Покосившись налево, он увидел орков с телами недавних товарищей по оружию, направляющихся в их с Болле сторону. Зрелище было такое, будто вторая рота, понеся чудовищные потери, возвращается в лагерь. Ней сдержал тяжелый вздох. В конце концов, нельзя оградить человека от всего, что тут происходит. — Так что… вы сейчас уже освободились? — так и не дождавшись от Гёльрига ответа, предпринял вторую попытку Фраус. — Может, тогда пойдем ко мне? Или к вам. Или… — Куда его? — игнорируя человека, просипел первый дошедший до лаборатории орк. Он сложился почти пополам — труп на его плечах, полностью облачённый в броню, весил, судя по всему, нескольким больше, чем вещмешок, к которому орк привык. — Внутрь, — кратко отозвался Ней. — Положи его на алтарь, — после этого некромант повернулся к Болле, глаза которого успели приобрести форму двух абсолютно круглых монет, и ответил на его немой, но довольно очевидный вопрос. — Как мне ни прискорбно это сообщать, но моё освобождение вновь откладывается на неопределённый срок. Видишь ли, мне надо обеспечить тебя войском, и, боюсь, что это может затянуться на пару-тройку дней. Надеюсь, за это время ты не выкинешь какой-нибудь глупости. И, считая разговор оконченным, некромант вошел в палатку. Глупо было надеяться, что человек не последует за ним. — Вы сказали, что вам нужно обеспечить меня войском? — тихо переспросил Болле. — Что это значит? Что вы имеете в виду? Ней оперся ладонями на алтарь и пару секунд вглядывался в лицо лежащего перед ним солдата, словно пытаясь прочесть там ответ на вопрос, как вести себя с безумным человеком дальше. Солдат молча смотрел на него в ответ, и Гёльригу в какой-то момент показалось, что его губы, уже тронутые разложением, складываются в легкую улыбку, словно бы говоря некроманту: «Расслабься, приятель, все будет хорошо». Ней рассеянно кивнул. — А чем, по-твоему, занимаются ротные некроманты? — поинтересовался он у Болле, не торопясь разворачиваться к нему лицом. — Цветочки собирают? Или орков лечат? — Я не… — Чуть больше половины армии Тьмы является, если можно так выразиться, вторичным продуктом — неудачниками, успевшими умереть, выполняя свой долг, но призванными по каким-то причинам на службу второй раз. Чуть больше половины армии — это значит чуть больше половины каждого корпуса, входящего в нее, чуть больше половины каждой дивизии, каждой бригады и так далее, вплоть до большей половины каждой роты. И, как ты мог бы уже догадаться, мы — некроманты, то бишь — и занимаемся обеспечением армии этой самой большей половиной. Это, надеюсь, ясно? — Ясно, — тихо отозвался Болле, и Ней не сумел понять его тон. — А раз ясно, то ты должен понимать, чем я буду заниматься теперь. Так что, будь так любезен, побереги свои и мои нервы и посиди у себя в палатке, пока я не закончу. — Я бы предпочел остаться здесь. Гёльриг стремительно обернулся к побледневшему человеку. — Ты не захочешь видеть, что тут будет происходить, — с угрозой произнёс он. — Захочу, — вызывающе отозвался Фраус. — Олух царя небесного! — Гёльриг взвыл и, ухватив Болле за локоть, уже было собирался вытолкнуть его из палатки, но когда он откинул полог, то заметил в нескольких десятках метров от лаборатории полковника Ондскапа. Его высокая темная фигура с верным хлыстом в руках заставила Нея сперва остановиться, а потом и вовсе втащить человека обратно. — Ладно, дело твоё. Но предупреждаю, зрелище тебе не понравится. И, легонько пихнув Фрауса в угол, чтобы тот не путался под ногами, некромант повернулся к солдату, терпеливо ожидающему на алтаре, воздел над ним руки и сосредоточился. Некоторые маги утверждали, что некромантии научиться легко — не сложнее, чем овладеть искусством ходьбы. Разумеется, что те, кто говорили подобное, ни черта не смыслили в некромантии, поскольку если её и можно было сравнить с ходьбой, то лишь с ходьбой по канату. Над пропастью. В полной темноте. С бешеным медведем на цепочке. Иными словами, научиться этому было возможно, но крайне проблематично. Сложностей добавляло ещё и то обстоятельство, что сколько бы мертвецов ни поднимал некромант, каким бы обширным опытом ни обладал, привыкнуть к весьма своеобразным ощущениям, которые он испытывал каждый раз во время процедуры воскрешения, не получалось. На примере ходьбы по канату — как если бы в тот момент, когда канатоходец делает первый шаг, небо и земля менялись бы местами. Хотя, конечно, это было весьма условным описанием, поскольку там, куда отправлялись некроманты, не существовало ни неба, ни земли, ни каната — одним словом, ничего. Собственно, именно это и представляло непреодолимое препятствие на пути привыкания. С другой стороны, маги не были бы магами, если бы не преодолевали раз от раза эти самые непреодолимые препятствия. Некроманты не были исключением — после попадания в ничто им предстояло не только вернуться обратно, но и привести за собой осколок души воскрешаемого, ту крупицу, которая по каким-то причинам оторвалась от основной части, отправившейся к Всесоздателю. Впрочем, такие осколки встречались далеко не у каждого мертвеца, и теоретики некромантии вот уже несколько веков тщетно бились над вопросом «От чего же все-таки это зависит?». Ней, как убежденный практик, даже не думал забивать себе этим голову — он принимал за аксиому тот факт, что осколки души либо есть, либо их нет. Если они отсутствуют — что ж, один деревянный костюм этому господину, и дело с концом. Если же они есть, тогда и для него работа найдется. В контакт с мертвецом Ней вошел быстро — сказывался как собственный опыт, так и недавнее присутствие Иврига. Повисев некоторое время в пустоте и пережив первые ощущения, он двинулся вперед, туда, где, как подсказывала интуиция некроманта, находилась частица души, которая и была ему нужна. Гёльриг аккуратно сделал шаг, потом ещё один — при этом не забывая искать ниточку, соединяющую душу с телом, иначе управлять воскрешённым солдатом будет невозможно. Есть! Рука некроманта уцепилась за что-то материальное. Стало нестерпимо больно — испытав подобное впервые, Гёльриг описал это как хватку за остро наточенное раскаленное лезвие, всерьез при этом считая, что, когда сеанс окончится, он увидит на своей ладони жуткую, обугленную рану. Разумеется, ничего подобного не случилось, но боль от этого не становилась менее сильной. Ней сжал зубы и плавно потянул нить на себя. Тянуть пришлось долго — второй некромант, пытающийся поднять мертвеца, всегда находился в гораздо менее выгодном положении, нежели его расторопный коллега. Но даже в таком случае процедура не могла длиться вечно, и в какой-то момент пальцы Нея нащупали нечто холодное. Крепко за это схватившись, Гёльриг глубоко вздохнул и рванулся вверх. Вообще, вхождение с мертвецом в контакт являлось простейшим умением, которым обладал каждый некромант вне зависимости от возраста или опыта. Выход из этого контакта занимал почетную вторую позицию — сделать это также было несложно, за исключением некоторых особо запущенных вариантов. Но вернуться в реальный мир, не упустив при этом пойманной частички души, было по-настоящему сложным фокусом, которым удавалось овладеть далеко не каждому некроманту (обычно как раз подобные экземпляры и становились впоследствии долгобородыми теоретиками, с важным видом рассуждавшими о всякой философской чуши вроде смысла смерти). Двигаясь к сознанию, Ней на мгновение перестал ощущать себя — а когда очнулся, то перед его взглядом уже быстро приобретал очертания интерьер лаборатории. Гёльриг выжидательно уставился на труп, и тот, повинуясь его мысленной команде, уселся на алтаре, после чего спустил ноги вниз и спрыгнул на землю. Болле, усевшийся в углу, даже не пытался закрыть широко распахнутый рот. — Вот это да, — сорвалось с его губ, и Ней в который раз испытал смешанные ощущения от необычной реакции человека. — Люди не должны так говорить, — менторским тоном отозвался он. — Люди должны убегать с криками, — а потом, не дожидаясь бурного протеста со стороны Фрауса, поинтересовался. — Сколько времени прошло? — Около двадцати минут, — что-то прикинув в уме, отозвался человек. Ней досадливо цыкнул. Плохо. Теряет хватку. — Ну вот, ты посмотрел, как это делается, — дав трупу команду отправляться в палатку, Гёльриг смахнул с алтаря несуществующие пылинки и выжидательно уставился на Болле. — Можешь идти. Но тот упрямо помотал головой и обхватил руками колени, всем своим видом показывая, что не сдвинется с места. — Мне и тут хорошо, — заявил Фраус, после чего состроил умоляющую физиономию. — Пожалуйста, можно я останусь? Я не буду мешать, просто посижу тут, в уголке. Тем более… вдруг что случится? Тогда я смогу помочь. — Если что-то случится, — отозвался Ней, со всей очевидной ясностью понимая, что очередной бой со смертным проигран, — то ты просто-напросто останешься с двумя трупами в палатке. И хотя один потом поднимут мои коллеги, им буду не я. Гёльриг сделал несколько шагов и откинул полог палатки. Оценивающе поглядев на орков, которые по-прежнему сновали туда-сюда с телами в руках, он подозвал того, что находился ближе остальных. — Неси тело внутрь и клади на алтарь, — приказал ему некромант, — и передай остальным, чтобы не сваливали трупы как попало. А не то я сам займусь их воскрешением. — Так для этого им ведь сначала придется умереть, — отозвался орк, втаскивая мертвеца в лабораторию. — Этим я тоже займусь, — припечатал Гёльриг. — Понял, — плюхнув неживого сослуживца на алтарь, побледневший солдат заторопился наружу. Ней выразительно кивнул на него Болле — смотри, мол, какая должна быть реакция, — и нехотя проговорил вслед: — Да, и вот еще. Будь добр, принеси стул. Орк козырнул и выскочил из палатки, а Ней направился к алтарю, усиленно игнорируя неотступно следующий за ним восторженный взгляд Болле Фрауса. *** Безумного человека удалось выставить прочь лишь к ночи. Понимая, что у смертного был тяжелый день, Ней проявил характер и, не слушая его возражений, категорическим тоном велел Болле сходить поужинать, после чего пойти в свою палатку и как следует отоспаться. — Но я совсем не устал! — возмущенно заявлял Фраус, зевая во все горло. — В таком случае я тебя больше в лабораторию не пущу, — ответствовал Ней, и человеку пришлось подчиниться. Некромант проследил за тем, как он уходит — не столько даже из недоверия к смертному, сколько повинуясь внезапному порыву чувств, и лишь когда тихое позвякивание кольчуги Фрауса растворилось вдали, Гёльриг позволил себе тихонько вдохнуть и повернуться к палатке. Мысли его впервые за целый день притормозили и потекли ровнее, но Ней не успел как следует этому обрадоваться, поскольку стоило ему сделать лишь шаг, как ледяной порыв ветра с чувством хлестнул его по лицу. Конечно, Гёльриг холода как такового не почувствовал, но ощущения все равно были не из приятных. Хмурясь, он выглянул из-за палатки, да так и застыл с полуоткрытым ртом. Прямо на лагерь со стороны светлых двигалась белая пелена, в темноте кажущаяся грязно-серой, но оттого выглядящая еще более грозной. Решение созрело почти мгновенно, и Ней, поспешно развернувшись, понесся к палатке Магистра. — Я знаю, кто такая эта девчонка! — выпалил Гёльриг, вваливаясь к начальнику. Ветер, усиливающийся с каждой секундой, уже заставлял дрожать тяжёлую ткань обиталища Магистра, и некромант постарался приладить полог поплотнее. — Я тоже, — отозвался Магистр, и в его голосе не слышалось ни капли удивления. В ответ на вопросительный взгляд Нея он пояснил. — Я долго размышлял, и вот, наконец, сообразил. Буквально только что. Но расскажи сначала ты. — Она — погодница, — выпалил Гёльриг. — Я не знаю, что она хотела сделать изначально, но наша проделка, похоже, знатно ее разозлила, и она решила устроить нам локальную зиму. — Сперва она всего лишь хотела слегка промочить нас дождиком, — Магистр кивнул, соглашаясь с его мнением. — Видимо, она считала, что некроманты от воды тают. Он фыркнул от смеха, но Ней его не поддержал. Его что-то тревожило, не давало покоя, и потому он стал рассуждать вслух. — Сомневаюсь, что она могла так считать. Это деревенские суеверия, а она, судя по всему, не из деревни на войну приехала. Дождь? Что он мог нам сделать? — А метель? — в тон ему отозвался Магистр. — Что может сделать метель мертвецам, оркам, только-только спустившимся с гор, и… — …человеку, — в ужасе выдохнул Ней и ломанулся было прочь из палатки, но стоило ему откинуть полог, как ветер, начиненный колючими, сухими снежинками, ударил по нему, точно воздушник своим заклинанием. Гёльриг отшатнулся назад, слыша, как за его спиной громко шелестят листы бумаги, взлетевшие с магистрова стола. Некромант покрутил головой, лихорадочно ища решение, и собрался было во второй раз потягаться со стихией, но был окликнут начальником, крайне удивленным подобным его поведением. — Ней, мальчик мой, успокойся, прошу тебя. Ничего человеку не будет… — Ничего? — перебил его Ней. — Простуда — это ничего? Ангина? Воспаление легких? Обморожение? — Ты чересчур драматизируешь, — мягко отозвался Магистр. — Метель только началась. С невнятным звуком Гёльриг от него отмахнулся. — Неужели вы не понимаете? — спросил он. — Ладно, вы сделали меня его хилером, ладно, я смирился с тем, что мне, возможно, придется зашивать ему раны или накладывать шины — не такие великие это умения, чтобы с ними не справиться. Но простуда? Обморожение? Вы знаете, как их лечить? Лично я — нет. Для этого нужны лекарства, нужны специальные травы, а кто-нибудь в этом проклятом лагере знает, где их достать? И вы предлагаете мне смириться и надеяться, что с ним ничего не случится, а потом смотреть, как он сгорает от лихорадки? А? Магистр молчал — не то обескураженный словесным цунами, не то размышляющий, на какой из вопросов ему ответить в первую очередь. А Ней решил попробовать еще раз побороться с бурей. Дождавшись, пока неистовый свист ветра снаружи чуть смолкнет, он решительно рванул полог на себя, вжал голову в плечи и даже сумел пройти два или три шага, прежде чем новый порыв ветра не набросился на него с жадностью голодного льва. На секунду Гёльриг ощутил себя так, будто вошел в контакт с мертвецом: земля и небо поменялись местами и он потерял всякую ориентацию в пространстве. Ощущение усиливалось тем, что снег, будто нарочно, так и норовил попасть в глаза, отчего некроманту приходилось ежесекундно жмуриться. Ней приоткрыл рот, и его немедленно залепило мокрым снегом с привкусом пепла. Он принялся отплевываться, его качнуло. Некромант сделал неверный шаг, другой, неловко взмахнул руками, потерял равновесие и почти полетел в один из сугробов, уже наметенных за те несколько минут, что по лагерю темных гулял буран, но кто-то удержал его за плечи и не дал упасть. Ней обернулся, но снежинки, лезущие в глаза, застилали всю картину и не позволяли некроманту разглядеть спасителя от непредвиденного купания в сугробе. Бросив играть в угадайку и благодарно кивнув неизвестному, он попытался отстраниться, но ветер, налетевший откуда-то сбоку, столь яростно дернул его за подол мантии, что Нея снова сильно качнуло в сторону. Почти теряя равновесие, он снова взмахнул руками, вскрикнул — и в ту же секунду чужие руки обхватили его поперек тела и прижали к чьей-то груди. Хватка была крепкой, но осторожной, точно невидимый помощник считал, что Гёльриг сделан из хрусталя. Впервые за много лет некромант ощутил нечто похожее на неловкость. Он сделал попытку освободиться из кольца рук, но те не разжимались, а потом Ней и вовсе ощутил, что его куда-то тащат. Сжав зубы, Гёльриг постарался не сопротивляться, после чего дело пошло быстрее, и спустя некоторое время, показавшееся некроманту небольшой вечностью, его не то ввели, не то втащили в сухое и безветренное чрево палатки Магистра. Как только полог опустился, Ней немедленно освободился из объятий и сделал пару шагов назад, одновременно с этим утирая лицо и мрачно предвидя сомнительную перспективу объяснения со спасшим его орком. Гёльриг подумал о том, как потом этот солдат будет со смехом рассказывать товарищам, как тащил некроманта, не удержавшегося на своих же ногах, и с его языка почти сорвалось «Если скажешь хоть слово…». Но фраза застряла у Гёльрига в горле, когда, проморгавшись, он посмотрел на предполагаемого орка и увидел вместо него Болле. Человек явно силился что-то сказать, но не мог — его зубы стучали так сильно, что казалось удивительным, как они ещё не захрустели и не сломались. Смертный был бледен, точно покойник, его губы посинели, а снег, набившийся в волосы, делал его похожим на убелённого сединами старца. Увидев, что Ней смотрит на него, Фраус попытался улыбнуться, но у него получился скорее оскал, чем нормальная человеческая улыбка. Гёльриг содрогнулся и шагнул к глупому человеку. — Ты зачем в метель полез, идиота кусок? — голос некроманта чуть не сорвался, и он перешел на громкий шепот. Его руки торопливо смахивали снег с головы и плеч Болле, отчего белые хлопья падали на земляной пол и медленно на нем таяли. — Да еще и в таком виде! Ты же едва не замерз нахрен, так зачем… — Й-й-я исп-п-пуг-гался за в-в-вас, — выстучал зубами Фраус, глаза которого с каждым словом Гёльрига загорались все ярче. — Й-й-я п-под-думал, что вы всё ещё в п-палатке, и… — Да если бы и так — Всесоздатель, я же мертв! — не сдержал Ней крика души. Он отступил на шаг и покрутил в воздухе кистями рук, желая не то обнять человека, не то задушить его, не то оттолкнуть. — Ты бы о себе лучше подумал! Ты понимаешь, что со мной будет, если ты замерзнешь и дуба дашь? С меня голову снимут, причем буквально! — А, — отозвался Болле, и его глаза погасли. — Извините. Он опустил голову, и от его фигуры повеяло какой-то тёмной безысходностью. Ней с силой провел руками по лицу. — Хотя я страшно на тебя зол, я не могу не сказать тебе спасибо, — сообщил некромант, после чего повернулся к Магистру и выразительно кивнул на человека — видите, мол, он же совершенно не в себе, к кому вы меня отправили? А Магистр внезапно захохотал. Услышав его смех, Болле вздрогнул и заозирался по сторонам. Сдерживая ругательства, Ней простер руку к столу и пресным тоном отрекомендовал: — Болле, позволь представить тебе Магистра, моего непосредственного начальника. Магистр — Болле Фраус. Человек уставился на Магистра во все глаза. Потом поглядел на Нея, снова на Магистра, а после его взгляд, удивленный и непонимающий, вернулся к некроманту. Тот же, прекрасно понимая его затруднения, но не находя в себе сил для пояснений, лишь сухо буркнул: — Может, ты хотя бы поздороваешься? Помнится, когда Ней сам впервые увидел мантию, сидящую за столом, то решил, что над ним подшутили — привесили тряпку на веревочки и дергают, а ему говорят, будто это Магистр перед ним сидит. Но время показало, что он ошибался — кто же виноват в том, что физическая оболочка некроманта давно истлела и он стал больше похожим на призрака, нежели на человека, коим он когда-то был? Со временем Гёльригу удалось к этому привыкнуть, и потому он успел совершенно забыть, каково видеть подобное неподготовленному. Болле ещё неплохо держался. — Э-э-э… — протянул Фраус, вновь обращая свой взор на Магистра. — З-дравствуйте? — Добрый вечер, Болле Фраус, — с готовностью отозвался тот, и смертный едва не шарахнулся прочь. — Или, лучше сказать, ночь? — Глубокая ночь, — подтвердил Ней. — Итак, формальности улажены, и теперь, Магистр, может, вы подскажете нам какое-нибудь здравое решение? — Я? — удивился тот. — А я тут причем? Кто его хилер? — Ну вы снова начинаете? — несчастным тоном поинтересовался Гёльриг. — Хилер, хилер… Как будто я просил. — Да ты просто умолял, — ехидно отозвался Магистр. — И я, по доброте душевной, решил тебе помочь. А теперь ты снова недоволен? Ней ответил ему тяжёлым взглядом, после чего устало потёр переносицу. Ясно, помощи от него как от козла молока. Но что им тогда делать? Засесть в палатке и развести костер? Стоп. — Ну, «спасибо» за помощь, — новый план придал Нею сил, и он, сжав локоть Болле, шагнул к пологу. — Постараемся не замёрзнуть насмерть. — Удачи, — сладким тоном отозвался Магистр, и Гёльриг, едва не зарычав, выскочил наружу, таща человека за собой. *** Видимо, под конец безумного дня высшие силы решили несколько смилостивиться над Неем — метель не то улеглась, не то Гёльриг с Фраусом к ней попривыкли, но им удалось не сбиться с пути и через сравнительно короткое время осчастливить своим визитом интенданта, все так же сидящего на высоком стуле за своим столом. Пока Болле потирал окоченевшие ладони и дул на них, пытаясь согреть, Ней обратился к гоблину: — Будьте добры, выдайте нам один зимний комплект формы. Но гоблин покачал головой. — Не положено, — проскрипел он, глядя на некроманта скучным взглядом. — Что значит «не положено»? — возмутился Гёльриг и хлопнул ладонью по столу. — Там метель, снега навалило по пояс — а вы говорите «не положено»? — Именно это я и говорю, — отозвался интендант, не двигаясь с места. — Да вы… вы не имеете права! Вы обязаны выдать зимнюю форму! — взъярился Ней. — А что, разве сейчас зима, господин некромант? — бровь гоблина слегка выгнулась, и он покачал морщинистой головой. — Нет, не думаю. На календаре апрель, если вы забыли. — При чем тут календарь? — Гёльриг повысил голос, чувствуя, что ещё секунда — и он набросится на старого крючкотвора с кулаками. — Вы что, не видите, что на нас наслали холод? Это форс-мажор! У вас должна быть инструкция на такой случай! — Она есть, — ответил интендант, покладисто кивнув. — В ней говорится, что в случае непредвиденных холодов всем оркам-солдатам необходимо получить облегчённый комплект зимней одежды — по штуке на каждого. — То есть, инструкция касается только орков? — Именно, господин магистр. — И что за облегчённый комплект? Вместо ответа гоблин наклонился, на какое-то время полностью исчезнув под столом, а когда появился вновь, то в лапе его были зажаты какие-то шкурки. Под вопросительным взглядом Гёльрига гоблин положил их на всеобщее обозрение и выжидательно уставился на некроманта. Ней молчал долго — так долго, что могло показаться, будто душа его уже покинула тело, которое почему-то осталось стоять и бессмысленно пялиться на «облегчённый зимний комплект». Где-то за его спиной тихонько похрюкивал от смеха Болле, хотя из-за трясущейся челюсти его смех был больше похож на всхлипы. Интендант же невозмутимо ждал ответа. Наконец Гёльриг нашел в себе силы оторваться от шедевра швейного искусства. Подняв глаза на гоблина, он поинтересовался: — Ну и как это называется? — Меховые штаны — одна шт… — с готовностью отозвался гоблин, но был безжалостно перебит. — Штаны? Вы называете это штанами? Да при всем желании я даже трусами назвать бы подобное не смог! А это? Это что такое? — и он обвиняюще ткнул пальцем в серую треугольную шкурку, безжалостно содранную с какого-то несчастного животного. — Меховой жилет, — ответил интендант. — Жилет? — Ней поперхнулся воздухом и, брезгливо взяв шкурку двумя пальцами, поднял её в воздух. — Да при всем желании… Ощутив странное дежа-вю, Гёльриг положил так называемый жилет обратно на стол и развернулся к выходу. — К черту. Идем, Болле. Я что-нибудь придумаю. *** Хорошенько приладив за собой полог палатки, Ней тронул Фрауса за плечо, и, с тревогой ощутив дрожь, которая сотрясала промерзшее до костей тело человека, указал ему на стул. — Сломай его. — З-з-з… — Давай ты не будешь пытаться сейчас задавать мне вопросы, — беззлобно откликнулся некромант, — и просто сделаешь, как я тебе скажу, хорошо? Сломай этот стул и сложи доски тут. Гёльриг указал в центр палатки, после чего подошел к сундуку, в котором хранил все свои вещи, откинул крышку и внимательно уставился в его недра. Сзади послышался треск — человек наконец-то проявил себя с разумной стороны. Даже не повернув головы, Ней опустился на колени и стал рыться в наваленных кое-как вещах. Найти что-то в сундуке было непросто — он, огромный и тяжелый, вмещал в себя практически всё имущество Нея, но некромант очень старался, и потому к тому моменту, как доламывание стула подошло к своему логическому завершению, он с победным возгласом ухватил что-то, лежащее на самом дне, и с силой потащил вверх. Через секунду человек пришел к нему на помощь — уже привычным движением он обхватил Гёльрига поперек груди и потянул некроманта на себя, и вместе им в итоге удалось высвободить из цепких объятий хлама то, что так радостно приветствовал Ней. — Вот, — когда Фраус разомкнул руки, некромант сунул ему темную большую тряпку, оказавшуюся к тому же еще и довольно тяжелой, после чего не без торопливости отвернулся к сундуку и, не глядя на человека, пояснил: — Надень. Он довольно теплый. Но Болле не торопился следовать совету, крутя и с интересом рассматривая отданную ему вещь, в то время как Ней перебирал листки пергамента, раздраженно бурча себе под нос. Наконец, выбрав около десятка, некромант подхватил свечку и поднялся, собираясь разжечь самодельный костер. — Ты меня не слышал? — с некоторым раздражением поинтересовался Гёльриг, и Болле, смутившись, поторопился нацепить на себя предмет гардероба. Борясь с непокорной тканью и то и дело сдерживая чихи, когда пыль попадала ему в нос, Фраус кое-как справился с поставленной перед ним задачей и осмотрелся в свете занимающегося костерка. Он поглядел вниз, и улыбка узнавания скользнула по его лицу. — Так это же плащ, — сообщил он радостно. Ней фыркнул. — Разумеется, это плащ. А теперь, будь добр, сядь поближе к огню и постарайся согреться. Болле повиновался, не переставая себя осматривать, и уже опустился было перед костром, но вдруг воскликнул и вскочил на ноги. Его пальцы лихорадочно ощупали ткань на левой ключице, после чего человек изумленно взглянул на заметно напрягшегося некроманта. — Откуда он у вас? — поинтересовался он, не спеша садиться. — Ведь это же монашеский плащ. Вот только эмблему кто-то сорвал… С робкой полуулыбкой смертный указал на то место, которое недавно ощупывал, но быстро сник под холодным, ставшим за несколько мгновений откровенно враждебным взглядом Нея. Некромант молча подошел к нему и с такой силой надавил Болле на плечо, что тот мешком плюхнулся перед огнем. — Верно, монашеский, — сквозь зубы процедил Гёльриг. — Его бывший владелец был моей первой жертвой; после смерти его плащ перешел ко мне. Болле сглотнул, не сумев понять интонацию некроманта — в ней слышался не то откровенный сарказм, не то ядовитая горечь. Ней вновь приблизился к сундуку, обошёл его вокруг и вдруг с силой пнул в заднюю стенку. Тяжелый ящик покачнулся, потерял равновесие и упал, лязгнув крышкой, точно человек зубами. Вещи рассыпались по полу. Одна из них, небольшая овальная рамка с чьим-то портретом, прилетела к самым ногам Фрауса. Заинтересованный, он подхватил её и поднес поближе к огню, чтобы лучше разглядеть, что там изображено. Взору человека предстал не очень умелый, но довольно старательный рисунок молодого мужчины. Тот был изображен по пояс — сидел, сгорбившись, и даже не глядел на художника, поглощенный, по-видимому, своими невесёлыми мыслями. Болле отметил какую-то неуловимую странность на его лице, но где она крылась — в поджатых ли губах с трагически опущенными уголками? в едва заметно вздернутом ли кончике прямого носа? в покрасневших ли желтовато-карих глазах? — Фраусу с первого взгляда понять не удалось, и он переключил внимание сперва на тёмные волосы юноши, гладко зачесанные назад, кончики которых тонкими змеиными хвостиками лежали на его плечах, после на довольно изящную шею с едва обозначенным остреньким кадыком, на круглый медальон со знаком Всесоздателя, висящий у юноши на груди… Болле взглянул на напряжённого, точно струна, некроманта, замершего у сундука с каким-то свертком в руках, и мягко поинтересовался: — Это и есть тот монах, которого вы убили? — Да! — гаркнул Ней и налетел на него, как небольшой ураган. Он выхватил портрет у смертного и занес руку. Фраус испуганно сжался, ожидая удара и готовясь выхватить картинку из огня, если Гёльриг швырнет её в костер, но он не стал делать ни того, ни другого. Вместо этого некромант медленно вернулся к сундуку, уставился на портрет и затих, позволив смертному беспрепятственно пожирать его горящим, тоскливым взглядом. *** — Хотите заказать портрет? Художник, к которому пришел Ней, пухлощек и сонно-улыбчив. Глядя на его козлиную бородку и короткие сарделькообразные пальцы, Гёльриг начинает сомневаться в своем решении, но все же усилием воли заставляет себя остаться. — Да. — Присаживайтесь. А в честь чего, если не секрет? Какой-то праздник? Ней опускается на неудобный стул и ёрзает, пытаясь найти приемлемую позу. — Нет. — Тогда что же, трагедия? — хихикает художник. Ней отвечает ему мрачным взглядом: — Да, трагедия. Пожизненное заключение, — но потом вздыхает и поясняет опешившему творцу. — Я ухожу в монастырь. — Папа, папа, она не дышит!.. Пятилетний Ней захлебывается слезами, сидя на полу и баюкая в объятиях любимую кошку. Он искал её весь день, звал так долго, что совершенно охрип, облазил все деревья, обошел все улицы. Он думал, что кошка убежала, и ему было больно и обидно — но разве могли сравниться эти боль и обида с теми, что Ней испытал позже, когда, заглянув под лестницу, он обнаружил неестественно вытянувшееся, неживое тело своей любимицы? — Папа, что с ней? Ней с надеждой смотрит на отца — он же лекарь, он вылечит её! — но тот печально качает головой. — Она умерла, сынок. — Нет! — в ярости кричит Ней и сжимает тельце животного так, что слышно, как у последнего трещат ребра. — Нет, не смей так говорить! Она жива, слышишь? Жива! Жива!!! Отец открывает было рот, чтобы попытаться переубедить сына, но тут по телу кошки проходит судорога. Онемевший, он следит за тем, как приходят в движение ее лапы — рваные, неестественные движения старого механизма, — как поворачивается сначала в одну, затем в другую сторону ее голова, как поднимаются веки, открывая стеклянные, мертвые глаза. Кошка распахивает рот и говорит «мяу». А потом её серый, сухой язык проходится по щеке мальчика. От неожиданности тот вздрагивает и роняет кошку из своих объятий, и та, коснувшись пола, вновь становится мертвой и неподвижной. Отец прерывисто выдыхает, рывком вздергивает замершего в шоке мальчика на ноги и тащит в свою лабораторию. Труп животного остается валяться посреди комнаты. — Добрый вечер, папа. Устал? — Безумно. Лекарь опускается на стул, краем глаза следя за тем, как семилетний Ней, пыхтя от натуги, волочёт его сумку в угол. — Как там господин Хольк? — Плохо. Ней косится на отца с пониманием, вынимая из печи еще теплый котелок с супом и ставя его перед отцом. — Мне за ним проследить? — Будь так любезен. Мальчик кивает и выскальзывает в дверь, не видя, как взгляд отца, провожающий его, становится донельзя виноватым. Когда он добегает до дома господина Холька и заглядывает в окно, то застает неприятную картину — какая-то женщина в отчаянии рыдает у того на груди. Терпеливо выждав, пока она подуспокоится и выйдет из комнаты, Ней с ловкостью кошки проскальзывает в дом отцовского пациента и, подойдя к постели, простирает руки над бездыханным мужчиной. Он не знает, сколько у него времени, поэтому действовать надо быстро. Вытаскивать человека с того света трудно, чертовски трудно. Но Ней даже не думает винить отца в том, что тот заставляет его этим заниматься. Он злится на идиотский закон, по которому лекаря могут обвинить в убийстве, если его пациент умирает в течение трёх дней после его визита. Ней прекрасно знает, что отец всегда делает всё возможное, чтобы помочь людям — но ведь и у него есть предел! Ярость придает мальчику сил, и он почти не чувствует боли, вытягивая осколок души господина Холька с того света. А потом, смертельно уставший, едва сдерживающийся, чтобы не чихнуть, он сидит под кроватью и тихонько хихикает над удивлением недавней вдовы и неудовольствием приглашённого священника, ожидающего увидеть труп и вовсе не готового к яростной отповеди господина Холька, ругающегося на чём свет стоит на баб, которые не могут дождаться, когда их благоверный даст дуба. Новость о необычном приезжем проносится по городку с силой урагана. Не то что Нею очень интересно — на нём висят два трупа, и если от одного уже сегодня можно избавиться, то второй только-только поднят и еще способен на фортели, — но отец крайне горит желанием узнать свежие новости. — А сам я пойти не могу, сам понимаешь, — извиняющимся тоном поясняет он, кивая на ступку в своих руках, и Ней закатывает глаза. — Ладно, схожу, — ворчит он. Судя по словам соседок, приезжий просиживает дни в таверне, поэтому Гёльриг, особо не раздумывая, направляется туда. Он заходит, не подозревая дурного, но открывшаяся перед ним картина заставляет его замереть на пороге. Незнакомец — бледный, эффектный господин в чёрных одеждах — сидит за столом и с восхищением глядит на господина Ретта, которого Ней не далее чем вчерашним вечером поднимал из мёртвых. Гёльриг делает было шаг, чтобы увести своего мертвеца от греха подальше, но в этот самый момент путешественник громко интересуется: — Скажите, а кто сумел так мастерски поднять это тело? Воцарившуюся в таверне тишину, кажется, не разрезать и ножом. Взгляды всех присутствующих скрещиваются на незнакомце и господине Ретте, невозмутимо пьющем пиво. А потом раздается чей-то голос: — Вчера к Ретту приходил Гёльриг. Ней бесшумно отступает назад, а, оказавшись на улице, со всех ног припускает к дому. Будь неладен этот приезжий! Чтоб ему всю жизнь икалось!.. — Отец! Отец, собирайся, надо бежать! — выдыхает Ней, врываясь в отцовскую лабораторию, и тот едва не роняет ступку с почти готовым снадобьем. — Они… Они знают! Ретт… — Они узнали, что господин Ретт — поднятый мертвец? — осторожно уточняет лекарь. — Но как же ты… Несмотря на испуг, Ней находит в себе силы возмутиться. — Я? Да если бы не этот заезжий гад, они бы в жизни не узнали! — Какой заезжий гад? — Тот, что… Их разговор прерывают громкие удары в дверь. — Гёльриг, выходи! — гудят люди на улице. — Выходи, чёртов трупоед! Мы все знаем! Отец с сыном переглядываются, после чего Ней качает головой и с решимостью бросается наверх. Не слушая криков отца, он добегает до двери и распахивает ее. Он все объяснит. Все расскажет. Возьмет вину на себя… — Где твой отец? — бросает угрюмый мужик, стоящий впереди всех. Ней молча смотрит на него, на людей, стоящих за его спиной — они мрачны, решительны и горят жаждой расплаты. — Он ни при чем, — тихо отзывается Ней и замечает незнакомца. Тот удивительно спокоен — кажется, ему нет никакого дела до того, что несколько горожан держат его за руки. Его внимательный, светлый взгляд встречается со смятенным взглядом Нея. А потом незнакомец говорит: — Я пошутил. Он ждет, пока лица всех присутствующих обернутся к нему, и повторяет: — Я пошутил. Я убил этого человека, — он кивает на господина Ретта, которого горожане также притащили к дому Гёльригов, — а потом воскресил. Всего лишь шутка. И он улыбается, показывая горожанам острые зубы. Люди секунду пораженно молчат, после чего разражаются гневными воплями. Раздаются отдельные крики: — На костер его! — Сжечь колдуна! — Мерзкий трупоед, ты поплатишься за свои дела! — Прости, парень, погорячились, — говорит мужик, что стучал в дверь, пожимает плечами и отворачивается. Забыв о Гёльригах, горожане разворачиваются и волокут приезжего к площади. Ней отчаянно смотрит ему вслед, а тот, обернувшись, почти весело ему подмигивает. Гёльриг-младший не спит всю ночь, в красках представляя себе смерть несчастного путешественника, а с восходом солнца стучится в ворота местного монастыря и твердым голосом сообщает, что желает стать послушником. Ней терпит почти пять лет. Ней пытается смириться и лишь сжимает зубы, вынужденный скрупулезно протоколировать все то, что происходит в пыточных монастыря — как единственный послушник, умеющий читать и писать, он с самого момента пострига назначен бессменным секретарем на допросах еретиков. За прошедшие годы он успевает порядком разочароваться и в учении светлой религии, и в вере во Всесоздателя, но непреходящее чувство вины не позволяет ему плюнуть и уйти. Но после того, что произошло сегодня… Гёльриг решительно стучится в дверь кельи настоятеля. — Кто? — грубовато интересуются оттуда. — Секретарь, — Ней старается придать голосу смирение. — Я принес протокол допроса. — А-а. Входи. Гёльриг ждет, пока настоятель дочитает документ, после чего интересуется: — Почему вы велели схватить этого человека? — Что? — Очевидно же, что он ни в чем не виноват. Слова сами собой срываются у Нея с губ, и он испуганно замирает под тяжелым, угрожающим взглядом настоятеля. — Очевидно, что ты ошибаешься, — отвечает тот. — Но отец, я был на допросе, я слышал вопросы, что задавал отец Крефт, я слышал ответы, и из них ясно выходит… — Пошел вон, — тихо и угрожающе говорит настоятель, сминая побелевшими пальцами протокол. — Вон, иначе я отправлю на костер тебя вместе с ним. Ней молча склоняет голову и выходит из кельи. Сперва он хочет отправиться к себе — ведь в конце концов, не его дело, что будет с обвиняемым, — но после природное упрямство берет верх, и Гёльриг спускается к камерам. Найдя нужную, он тихонько окликает скрючившегося в углу пленника: — Послушайте. Эй! Скажите, за что вас схватили? Обвиняемый с трудом поднимает голову, демонстрируя Нею опухшее и посиневшее от побоев лицо. — А мне почем знать? «Но как же…», — хочет было спросить Гёльриг, но его отвлекает шум с лестницы. Распахивается какая-то дверь, и дрожащий от гнева девичий голосок яростно кому-то кричит: — Вы не смеете меня удерживать! Я — сестра настоятеля! Пустите! Потом раздается какое-то бормотание, звук пощечины, торопливое цоканье каблучков, и перед Неем возникает девушка в строгом черном платье. Даже не глядя на послушника, они кидается к решетке и начинает голосить: — Дорогой мой, любимый!.. О, Всесоздатель, что они с тобой сделали? Изверги, ироды!.. С изумлением Ней смотрит на то, как бывший только что таким отстраненным и равнодушным заключенный бросается к девушке и, просунув покалеченные руки через прутья, нежно сжимает ее ладони своими. — Не плачь, родная, все будет хорошо, — говорит он, но в его тоне нет и капли уверенности. Дрожа от бессильного гнева, Гёльриг разворачивается и бежит к келье настоятеля. Но на полпути его окликает другой послушник, кажется, даже не замечающий, в каком состоянии находится его товарищ. — Эй, Ней! — кричит он и машет рукой. — Пойдешь сегодня смотреть на кардинала? — Что? — На кардинала смотреть пойдешь? — переспрашивает монах, подходя ближе. — Неужели забыл? Вчера к нам из столицы приехал его Высокопреосвященство Квельд, прямо из столицы, и сегодня… Что-то щелкает у Гёльрига в мозгу, и он торопливо перебивает: — А где он остановился? — В гостинице, по всей вероятности, — его собеседник пожимает плечами. — А что… — Спасибо, — бросает ему Ней и разворачивается к выходу, оставляя товарища лишь недоуменно глядеть ему вслед. Кардинал Квельд совсем не похож на служителя церкви — если бы не одеяние священника, его с легкостью можно было бы принять за столичного денди. Нею почти изменяет решимость, он хочет было извиниться за вторжение и уйти, но его Высокопреосвященство смотрит на Гёльрига тепло и ободряюще, после чего интересуется: — В чем дело, сын мой? Чем я могу тебе помочь? И Ней решается. Он рассказывает кардиналу о своих сомнениях, и тот слушает внимательно, не перебивая и не насмешничая. А когда Гёльриг завершает свою речь, Квельд поднимается и говорит: — Идем. Я допрошу этого человека лично. Через несколько часов несчастного, умудрившегося влюбиться не в ту девушку, выпускают из темницы и снимают все обвинения. Горожане встречают это восторженным ревом, а настоятелю только и остается, что криво улыбаться, планируя подвергнуть паршивого мальчишку самому изощренному наказанию, какое только возможно. Впрочем, сам паршивый мальчишка может об этом только догадываться. На следующий день один из товарищей предлагает ему заглянуть в таверну — туда, мол, завезли новую партию эльфийского вина, не попробовать которое будет сущим святотатством. Ней, равнодушный к вину, сначала отказывается, но приятель так настойчив, что в какой-то момент Гёльриг осознаёт, что проще будет согласиться. Разумеется, ему и в голову не может прийти, что это ловушка. Не успевает он сделать и глотка, как в таверну вваливаются трое изрядно подвыпивших молодцов. Заметив Нея, они нехорошо ухмыляются и целенаправленно направляются к нему. Гёльриг оглядывается, но товарища и след простыл. — Нехорошо сводить девушек с преступниками, — обращается к Нею один из мужчин, разминая пудовые кулаки. — Особенно тех, что предназначены в жены Всесоздателю. Гёльриг слепо шарит рукой по столу, пытаясь найти хоть что-то, способное его защитить. На посетителей таверны надеяться не стоит — они жаждут увидеть драку. Пальцы Нея смыкаются на чём-то твердом, и он, не раздумывая, с силой опускает предмет на голову агрессора, уже занёсшего кулак. Бутылка — а именно её, как оказалось, и схватил Ней — с грохотом разбивается, ударившись о крепкий череп мужчины. Его обдает винной волной, и он замирает, а глаза нападавшего съезжаются к переносице. Покачнувшись вперед, мужчина издаёт какой-то странный бульк и валится на спину, с треском ломая подвернувшийся стол. На секунду воцаряется тишина, а окаменевший Ней, судорожно сжимая в руке отбитое горлышко, с ужасающей ясностью понимает, что бугай внезапно и бесповоротно мертв. — Он… он убил Стокка! — орет кто-то из людей в таверне, и Гёльриг понимает, что сейчас его убьют. А в следующее мгновение он осознает, насколько хочет жить, и это чудовищное желание затмевает все на свете. На одних инстинктах Ней тянется к трупу, и через секунду его уже загораживает своей спиной бесстрашный и не боящийся боли защитник. Люди реагируют на это задушенным вздохом. Гёльриг посылает бойца вперед. Он хочет лишь пробить себе дорогу к выходу, но сил свежеподнятого мертвеца рассчитать не удаётся — как минимум пятеро отдают душу Всесоздателю, прежде чем Ней выскакивает на улицу и, бросив своего помощника поперек выхода, припускает по улице со всех ног. Топот его шагов отдаётся у Гёльрига в ушах, подол одеяния путается, мешая бежать, но Ней понимает, что остановиться в его случае равносильно смерти, и потому летит по городу, почти не касаясь земли, игнорируя сбившееся дыхание и черные круги, плывущие перед глазами, пока кто-то не хватает его за локоть и не затаскивает в какую-то страшно узкую подворотню. Ней задушенно хрипит и дергается прочь, но жесткие пальцы впиваются ему в предплечья, удерживая на месте. — Успокойся, парень, я хочу тебе помочь. Гёльриг пару раз дергается, больше по инерции, а потом устало прислоняется спиной к стене и глубоко вздыхает, восстанавливая дыхание. Когда ему более-менее это удается, он поднимает голову, чтобы поглядеть на неожиданного помощника. — Вы? — в шоке выдыхает он. — Как видишь, — кривая усмешка, столько раз снившаяся Нею в кошмарах. Гёльриг судорожно вдыхает сквозь зубы. — Вас же убили! Сожгли… Сожгли из-за меня! И после этого я решил уйти в монастырь, а вы — вы все это время были живы! Да как вы… Да я же из-за вас… Ней замахивается, но мужчина перехватывает его руку. — Ты что же думаешь, некроманта так легко убить? — спокойно интересуется он. — Впрочем, теперь ты узнаешь, что это не так. Идем. — Куда? — Очевидно, что здесь ты оставаться не можешь, — пожав плечами, отвечает незнакомец. — Сунешься на улицу — и тебя тут же потащат на костер. А нам как раз нужны такие талантливые юноши, как ты. Идем со мной, и мы сделаем из тебя настоящего мастера своего дела. — Мы? — тупо переспрашивает Ней. — Орден некромантов. Гёльриг медленно качает головой. — Но я… я пять лет не занимался этим. Я был монахом, черт подери! Какой еще орден некромантов! А как же отец? Что с ним будет, если я уйду? Его же казнят! — Уверен, что твой отец был готов и к такому исходу событий. — Что? Почему… Ней осекается, услышав приближающийся к ним шум толпы. — Послушай, мой мальчик, выбор у тебя небольшой, — тоже услышав людей, говорит мужчина. — Или ты отправляешься со мной, или идешь на костер. Решай. Но побыстрее. — Я не… Я… — бормочет Ней в совершеннейшем смятении. — А как же отец? Его же казнят? — Хочешь умереть вместе с ним? — отзывается незнакомец и делает шаг назад. — Что ж, твой выбор. Очень жаль. Рад был познакомиться. Ней вертит головой — люди все ближе. Ему невыносима сама мысль о том, что отец умрет из-за него — но вместе с тем ему настолько страшно умереть самому, что он в самый последний момент бросается вперед и стискивает руку мужчины. — Постойте, — выдыхает Гёльриг. — Я с вами. Я… я не хочу умирать. Мужчина улыбается и кивает. После он протягивает свободную руку к плечу Нея и, резко дернув, с треском отрывает от его одеяния медальон Всесоздателя. Он бросает его на землю, и в следующую секунду исчезает вместе с Неем. Заглянувший в подворотню человек разочарованно качает головой, и разъяренная толпа движется дальше. Воспоминания пронеслись в голове Нея, вновь растревожив старые раны. Всесоздатель, как же давно это было. Как же давно был он наивным, глупым, пугливым мальчишкой, едва не поседевшим от страха при первом визите в штаб-квартиру ордена, терзающимся от вины перед брошенным отцом, сходящим с ума от бесконечного ветра и холода, коими так славилась Империя Тьмы. Как давно он рыдал в подушку, когда ему привезли все, что осталось от имущества Гёльригов после того, как Гёльрига-старшего казнили, а их дом разграбили — обугленная записная книжка отца, его, Нея, портрет, несколько ключей, ставших совершенно бесполезными. Как давно все это отболело — и успокоилось. Ней отвел невидящий взгляд от портрета и посмотрел на Болле. На секунду он увидел перед собой молодого себя, и у него перехватило дыхание от какой-то странной щемящей нежности и жалости — ему захотелось защитить Фрауса, оградить от всех тех ужасов, на которые обрекли человека, прислав сюда, в эпицентр военных действий, в лагерь темных, где вокруг вместо нормальных людей лишь полуживотные-орки да мертвецы. «Человеку здесь не место», — хотел было сказать Гёльриг, но удержался. Этим он смертного только еще сильнее расстроит. — Прошу прощения за свою несдержанность, — проговорил Ней, подходя к костру, и судя по тому, какой радостью озарилось лицо Болле, он сказал именно то, что было необходимо. — Дурной день. Дурные воспоминания. Гёльриг бросил последний взгляд на портрет, собираясь отправить его в костер, но Фраус протянул к нему руки и просяще уставился на некроманта. — Если вам не нужен портрет, отдайте его мне. Если… если я выживу, я буду хранить его как воспоминание. Ней хотел спросить «Воспоминание о ком?», но вместо этого слегка насмешливо фыркнул: — Ты ведь даже не знаешь, кто здесь изображен. — Конечно, знаю, — отозвался Болле. — Очевидно, что это вы. Гёльриг покачал головой и, капитулируя, вручил картинку человеку. В конце концов, какая разница, где портрет пропадет — в огне или в кармане Фрауса? Остаток ночи некромант провел, убирая рассыпанные по полу вещи обратно в сундук. *** Рассвет, который в лагере темных никто не увидел из-за так и не прекратившейся метели, Ней застал уже в лаборатории — он хотел закончить с телами побыстрее, несмотря на то, что проблема нахождения трупов под солнцем решилась сама собой. Примерно к середине дня его навестил Болле. — Орки выдали мне капитанский меч, — не без некоторой хвастливости поведал он, демонстрируя новоприобретенную игрушку некроманту. Скользнув по ней равнодушным взглядом, Ней поинтересовался: — Ты хоть умеешь с ним обращаться? — Ну, за какой конец хвататься, я точно не перепутаю, — отозвался человек со смешком. — И ты считаешь, что этого будет достаточно? — Вполне. Ответить на столь легкомысленную фразу Гёльриг не успел — полог откинулся, и в лабораторию, впустив за собой ледяной ветер, тяжело вошел полковник Ондскап. — Как некромант второго отряда, ты обязан сейчас присутствовать на плацу, — хмуро сообщил он Нею, поигрывая хлыстом. — И, кстати, где твой капитан? И половина отряда? Что за безалаберность? «Он ничего еще не знает», — сообразил Ней. Эта мысль была отвратительной — разъяснять что-либо Ондскапу было чертовски трудным и неблагодарным занятием. Некромант вздохнул, и, отправив пару ласковых в адрес Магистра, обещавшего все уладить, но так ничего и не сделавшего, аккуратно шагнул вперед, как можно незаметнее загораживая собой человека. — Мой капитан стоит здесь, — Гёльриг кивнул на Болле. — И не присутствует на плацу, поскольку мне нужна была его помощь, и ему пришлось задержаться. А кроме того, я подумал, что отправлять на плац отряд в неполном составе… — Он — капитан? — замер Ондскап. — Он? — Стигг… — Этот поганый, никчемный, паршивый человечишка — капитан? — Стигг, послушай… — Нет, это ты послушай, — полковник навис над некромантом и обвиняюще ткнул пальцем ему в грудь. — Ты, который обещал, что он подохнет в муках. Ты, который говорил, что он не проживет и дня. Где это все, а? Почему он еще жив? Почему он назначен офицером? Как ты… — Ондскап витиевато выругался. — Я не знаю, что ты сделал, чтобы назначить его капитаном, но будь я проклят, если позволю подобному произойти. Отойди. Отойди, или я за себя не ручаюсь! — Стигг, успокойся. Я тут совершенно ни при чем, — Ней пытался говорить как можно спокойнее. — Это был приказ Императора. — Чушь! — рявкнул полковник. — Император не мог назначить капитаном человека! Только не он! Это все ты, ты, гребаный интриган! Я не знаю, зачем ты это сделал, но… — По какому праву вы позволяете себе говорить в подобном тоне с унтер-магистром ордена некромантов? На несколько мучительно долгих мгновений в лаборатории повисла тишина. Ондскап медленно повернул голову к человеку, посмевшему столь дерзко его перебить, а Ней в изнеможении прикрыл глаза, в который уже раз убеждаясь, что смертный непроходимый болван. — Что-о? — голос полковника едва можно было различить за свистом метели по ту сторону палатки, и это было очень, очень плохим знаком. — Вы сию же секунду должны извиниться перед унтер-магистром Неем за свои слова, — совершенно не осознавая нависшей над своей головой угрозы смерти, Болле продолжал строить из себя рыцаря, вступившегося за честь дамы. — Иначе… — Иначе? Иначе?! — зарычал Ондскап, и его хлыст взвился в воздух. — Да как ты смеешь, вонючий кусок мяса! Ты с кем говоришь, отброс?! Да ты… — Тишина! Пронзительный крик Нея оборвал Ондскапа на полуслове. Некромант живо обернулся к человеку. — Молчи. — Но… — Молчи, ради всего святого! А ты, Стигг… — Я убью его! — Ондскап бросился к Фраусу, но Ней раскинул руки, не пуская его дальше. — Не смей! Немедленно пусти меня! — Стигг, послушай, — Гёльриг опустил ладони на плечи полковника и, встав на цыпочки, торопливо заговорил ему в самое ухо. — Я почти уже укомплектовал роту. Уже завтра ты сможешь выступить из лагеря. А человек… Я клянусь тебе, его назначение на эту должность было приказом Императора. Как знать, может он один из сынков приближенных его Величества. Стигг, насколько я понял, он едва держит в руках меч. Подожди до завтра, и светлые сами его порешат, тебе ничего и делать не придется. — Но я хочу сам! — взревел Ондскап, но рук некроманта не сбросил. — Я сам хочу его порешить! Я хочу, чтобы он сдох от моей руки, слышишь? — Я понимаю тебя, — тихо отозвался Ней. — Но Император не простит. Ты понимаешь, что он сделает с тобой, если узнает, что ты убил назначенного им капитана? Полковник не ответил, но судя по тому, что он опустил хлыст, некроманту удалось до него достучаться. — Пожалуйста, Стигг, я прошу тебя, потерпи до завтра. Он умрет и больше не будет мотать нам нервы. Ондскап помолчал, поигрывая хлыстом. Потом поглядел на Нея. — Ладно, — проворчал он. — Так и быть. Но мы должны выступить завтра, ты меня понял? — Да, Стигг. Конечно, — не скрывая облегчения в голосе, отозвался Гёльриг, и полковник, еще раз рыкнув на злобно зыркнувшего на него человека, покинул лабораторию. Как только звук шагов Ондскапа затих вдали, Ней медленно обернулся к насупленному человеку. — Пожалуйста, будь так добр, объясни мне, какого дьявола ты творишь? — обманчиво-ласковым тоном начал некромант. — Лучше вы мне скажите, почему вы пресмыкаетесь перед этим уродом, точно перед Всесоздателем. Болле в эту минуту походил на маленького нахохленного воробья. Ней усилием воли сдержал ярость, настойчиво требующую выхода, и отозвался: — Ондскап — начальник лагеря, и даже Магистр должен подчиняться его приказам. А я… я всего лишь хилер при человеке, которого завтра, скорее всего, отправят на тот свет, — ему не удалось скрыть горечь в своем голосе, и он поспешил перевести тему. — Но это ерунда. Ответь мне лучше, зачем ты вступил с ним в спор? Я бы мог решить дело меньшей кровью, но ты… — Он не смел так говорить о вас, — зло бросил Фраус в ответ. — Он… да он вообще бы с хлыстом со своим на вас набросился, если бы я не вмешался!.. Что вы смеетесь? — Да потому что ты все понять никак не можешь, что я мертв. Ну, набросился бы, и что? Что бы мне сделалось от пары ударов? А кроме того, — продолжил Ней, опираясь на алтарь и не давая возможности Болле возразить, — никто из граждан Империи Тьмы не имеет права поднимать руку на некроманта. Даже сам Император. — Почему это? И с чего вы взяли, что полковнику писан закон? — О, ему-то писан особенно. Это в светлых королевствах чем выше взбирается человек, тем больше правил может игнорировать. А у нас наоборот, всякое дерьмо может вести себя как угодно, но если получил повышение, изволь вести себя соответственно, а иначе снова вернешься в ту грязь, из которой вылез. — Мда, в этом есть определенный смысл, — вынужден был согласиться человек. — А почему некроманты неприкосновенны? — Потому что этого потребовал от владык Империи Тьмы один из генерал-магистров ордена, — отозвался Ней, но в глазах Фрауса понимания не нашел и вынужден был пояснить. — Как ты, может быть, знаешь, когда-то давно некроманты обитали в светлых королевствах наравне с другими своими коллегами. Но когда религия стала занимать в тех землях главенствующее место, и Империи Тьмы в качестве врага стало недостаточно, люди решили ополчиться на колдунов. Они потребовали, чтобы все, кто владеет магией, поклялись, что не будут причинять вреда людям и пользоваться своими силами в корыстных целях. Многие пошли на такое условие, боясь преследования и смерти на костре, но некроманты выступили против единым фронтом — как, впрочем, выступали против любых попыток принуждения их к чему бы то ни было. Ответ не заставил себя ждать — совсем скоро на трупоедов, как называли их люди, началась настоящая охота, и за несколько десятилетий орден, изначально являющийся едва ли не самым крупным, уменьшился почти в десять раз. Видя это, тогдашний император Тьмы предложил генерал-магистру свое покровительство, и тому пришлось согласиться. Но взамен он выдвинул ряд условий, которые император, понятное дело, принял беспрекословно, и с тех пор некроманты стали официальными магами Империи Тьмы, а ни один из подданных не имеет права поднять на них руку. Ясно? Болле кивнул, и Ней повернулся к нему спиной. — В таком случае посиди тихо и не выходи из лаборатории без крайней нужды. Я хочу закончить уже с твоим отрядом и подумать, что можно сделать, чтобы светлые не прирезали тебя завтра в первую же минуту. *** Но подумать им так и не удалось. Когда из лаборатории вышел последний солдат отряда, Ондскап возник на пороге и издевательски-вежливо придержал полог для Нея и Болле. — Прошу вас. Войско готово выступать и ждет только вас. — Но… — Я настаиваю. Гёльриг понял, что пытаться отсрочить неизбежное бессмысленно, и, подавив вздох, последовал за человеком, который в нескольких десятках метрах от него уже взбирался на подведенного коня. Глядя на то, насколько неловко и неумело он это делает, некромант опустил голову, ощущая, как нехорошее предчувствие копошится в его груди. — Будьте добры, господин унтер-магистр Гёльриг, — орк-солдат подвел коня и Нею. — Благодарю, — Гёльриг вскочил в седло и слегка тронул животное пятками, понукая его приблизиться к Фраусу. — Послушай, ты хоть не свалишься через пять минут? — Постараюсь, — с наигранной беззаботностью отозвался Болле. — Вперед! — донесся до них голос Ондскапа, и Ней положил руку на холку Фраусова коня, видя, что человек не знает, как заставить животное двигаться. Из-за снежных наносов войско ползло с черепашьей скоростью, и некромант торопливо, как мог, рассказал Болле основные принципы управления лошадью. Человек послушно кивал, но чем дольше Ней говорил, тем сильнее он ощущал беспокойство, медленно, но верно перерастающее в какой-то иррациональный страх, не объяснимый абсолютно ничем. Он готов был молиться кому угодно, хоть Смерти, хоть Всесоздателю, чтобы этот неприятный сюрприз с конем оказался последним на сегодня, но Нея редко подводила интуиция — особенно интуиция по части возможных гадостей, способных произойти в ближайшем будущем. Когда до их цели оставалось чуть меньше половины версты, Болле взглянул на него и, робко улыбаясь, сообщил, что он забыл меч в лагере. — Ты — что?! — взвыл Ней раненым зверем. — Да ты… Да как ты… Да как это вообще возможно?! — Полковник появился очень неожиданно, — отозвался Болле. — Пожалуйста, не могли бы вы привезти мне его? — Я? — Пожалуйста, я очень вас прошу, — Фраус умоляюще заглянул Нею в глаза. — Солдатам я это поручить не могу, они все пешие, а другим некромантам — сами понимаете, это будет выглядеть странно. Я бы съездил сам, но, боюсь, полковник с катушек слетит, если увидит, что меня нет. А вы, с вашим-то умением управлять конем, обернетесь за пару минут. — За пару десятков минут, разве что, — мрачно отозвался Гёльриг, нехотя признавая разумность аргументов смертного. — Ладно, так и быть. Но если ты посмеешь ввязаться в бой… — Без меча? — Болле изобразил на лице крайнее удивление, и некромант махнул рукой, разворачивая коня в сторону лагеря. Впоследствии он долго думал над тем, как и почему поддался на столь очевидный развод. И объяснение находилось лишь одно — видя в Болле исключительно глупого, слабого и наивного человечишку, Ней и предположить не мог, что во Фраусе имеется хоть капля хитрости. Гёльриг был на полпути к лагерю, когда его накрыло мощнейшей магической волной, прокатившейся на несколько верст вокруг со стороны расположения светлых сил. Внутри у некроманта все затрепетало, отзываясь на родственную энергию; ему хотелось замереть и не двигаться, впитать как можно больше, но понимание того, где находится эпицентр этой силы и где в данную минуту может быть Болле, вынудило его торопливо развернуть коня и, понукая его, понестись обратно. Молиться, чтобы все закончилось хорошо, было бессмысленно. Ней не знал, что увидит, и готовился к самому худшему, но то, что предстало перед ним, оказалось выше любых ожиданий некроманта. Выехав на открытое пространство, он увидел огромную воронку чуть более сотни метров в диаметре. Голая, будто адским огнем выжженая земля без малейшего признака жизни. А на краю этой воронки… — Болле!.. Похоже, только Ней услышал свой крик — ни Фраус, ни войска, столпившиеся в некотором отдалении, к некроманту даже не обернулись. Подъехав почти к самому краю воронки, Гёльриг спрыгнул с коня и опустился на колени перед человеком. — Болле... Выглядел Фраус ужасно — мертвецки бледное лицо, обескровленные губы, вывернутые пальцы безвольно лежащих рук, но хуже всего — огромная вмятина в груди, от которой человек должен был бы умереть мгновенно. Но стоило Нею мягко приподнять голову Болле, как веки человека затрепетали, и он открыл глаза. — Я скоро умру и больше не буду мотать вам нервы, — выдохнул Фраус сипло, почти в точности повторяя слова Нея, сказанные им Ондскапу не далее, чем вчера. — Я не хотел, чтобы вы это видели. Но я рад… — он закашлялся, и его взгляд помутнел от боли. — Рад, что именно вы стали последним увиденным мной при жизни. — Какой же ты все-таки дурак, — почти нежно проговорил Ней, и ему казалось, будто это его, Гёльрига, грудь разворочена заклинанием. — Что ты натворил, Болле? Зачем?.. — А как вы думаете, для чего Император прислал меня к вам и назначил капитаном? — вопросом на вопрос ответил человек. Ней не сразу нашел, что ответить. — Так ты знал? — выдохнул он. — Все это время ты все знал, а я… Идиот. — Не стоит меня переоценивать — я знал далеко не все. Только лишь то, что я капитан, и то, что я должен сделать. Я не обманывал вас, господин Гёльриг. — Тогда скажи мне, что ты сделал? Откуда эта воронка? Как тебя спасти? — Увы, последнее вам уже не под силу, — Болле качнул головой. — Что же до остального… Слышали ли вы об ордене Пустоты? — Монахи, поклоняющиеся богу Пустоты? — уточнил Ней. — Да, я слышал нечто подобное. Но я думал, что они живут далеко в горах, что им запрещено контактировать с людьми и что взамен они получают об своего бога могущественную силу, которая… — Гёльриг осекся и неверяще уставился на человека. — То есть ты хочешь сказать, что ты из ордена Пустоты? — Да. Мы действительно живем в горах, нам действительно запрещено контактировать с людьми и мы действительно владеем колоссальной силой, — Болле кивнул на воронку, — но за это мы клянемся, что никогда не используем ее против живых существ. Но несколько лет назад к главе нашего ордена прибыл посланец вашего Императора. Они долго о чем-то говорили, а после того, как посланец удалился, учитель Айкаан вызвал меня к себе и сообщил, что когда придет время, я буду должен применить свою силу там, где велит Император. Я попробовал возразить — сказал, что в таком случае наш господин, бог Пустоты, лишит меня жизни, на что учитель Айкаан ответил, что моя жизнь принадлежит ордену, и он, как глава ордена, волен потребовать ее тогда, когда сочтет нужным. Больше я не возражал и надеялся лишь, что вызова не последует. Но три дня назад нас снова посетил тот самый посланник. Он передал учителю письмо, и через час меня уже везли к вам, сообщив, что и когда я должен буду сделать. Мне ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Длинная речь лишила человека последних сил. Опустив веки, он слегка приоткрыл рот; его дыхание стало быстрым и поверхностным. С отчаяньем Ней понял, что душа Болле вот-вот отправится ко Всесоздателю. Гёльриг хотел что-то сказать, но нужные слова не находились. А потом Болле Фраус умер. *** — Ней. Ней! Голоса доносились до Гёльрига невнятно — будто бы он лежал под толстым слоем воды, а кто-то все кричал и кричал ему с берега. Некромант не знал, кто его зовет, и отзываться не собирался. — Ней, очнись! Ней! Черт, позовите Магистра. Ней!.. Весь мир Гёльрига за доли секунды сосредоточился на безжизненном теле в его объятиях. Хотя казалось бы, кто он ему — случайный знакомый? Глупый маленький человечек, появившийся не в том месте не в то время? Кто же? Кто? — Ней. Этот голос звучал куда громче и убедительнее. Гёльриг что-то промычал в ответ, но он все еще находился под водой. — Ней. Его головы будто коснулся теплый, ласковый ветер. Некромант на секунду закрыл глаза, качнулся в легких воздушных потоках, подался вперед… — Ней! Гёльриг дернулся и очнулся. Он по-прежнему сидел на коленях на краю воронки, сжимая мертвое тело Болле. Где-то сбоку маячила темная фигура Ондскапа; за спиной слышался гул голосов — вряд ли солдаты понимали, что происходит. А прямо перед Неем висел Магистр. — Зачем вы вышли из палатки? — поинтересовался Ней и не узнал своего голоса. — Вам же вредно быть на свету. — Вредно, — не стал спорить Магистр. — Но Стигг чуть с ума не сошел. Решил, что ты тоже отправился к праотцам. Все, кончай дурить. Жаль, конечно, мальчика, но… Ней медленно покачал головой и лишь сильнее сжал хватку на теле Фрауса. — Ней, — голос начальника приобрел необыкновенную твердость. — Даже не думай. Ты ведешь себя как пятилетний. — Именно, — Ней как наяву вспомнил себя, ревущего, с кошкой в руках, и отвратительно ухмыльнулся. — Именно это я и делаю. Игнорируя крик Магистра, он закрыл глаза и с головой бросился в сознание Болле. *** Ней почему-то ожидал чего-то необычного, каких-то других ощущений, но все было в точности как всегда — несколько секунд дезориентации, смена неба и земли, пустота и иллюзия натянутого каната под ногами. Освоившись, Гёльриг поискал осколки души человека, но не ощутил ничего: душа Фрауса отправилась на тот свет целиком. Некромант, впрочем, этому даже обрадовался — теперь у него не было даже малейшего искушения поднять Болле так же, как и одного из обычных мертвецов. Поэтому, немного поразмыслив, Ней сделал то, от чего его предостерегали на всем протяжении учебы в ордене, но ныне являющееся тем единственным выходом, который видел Гёльриг для себя и для Фрауса. Мысленно попрощавшись с Магистром и Стиггом, Ней шагнул с каната навстречу пустоте. На протяжении всего полета ощущение времени совершенно смазалось, так что Ней не имел ни малейшего понятия о том, вечность ли прошла, пока он падал, или всего один миг. Просто до какого-то момента Гёльриг не видел ничего, а потом неожиданно сообразил, что стоит посреди серой пустыни под серым же небом, а вокруг него на некотором расстоянии друг от друга тянутся из земли черные, будто обугленные деревья без листвы. Ней не знал, что это за место, но оно отчего-то показалось ему смутно знакомым. Он медленно обернулся вокруг своей оси раз, другой. А на третий раз перед ним появился человек, как две капли воды похожий на незнакомца, своими опрометчивыми словами едва не разрушившего жизнь Нея и его отца. — Ты? — сорвалось у Гёльрига с губ. Мужчина, чьего имени он так и не узнал, взглянул на него с теплотой. — Смотря что ты подразумеваешь под этим словом. И, боюсь, твои предположения ошибочны. — Это почему же? — Потому что я, по всей видимости, выгляжу как кто-то, кого ты знал при жизни. Тем не менее я — это не он. Или не она. Кто я, к слову? — Кто? — Ней покачал головой, ничего не понимая. — Ну, я мужчина или женщина? — будто не замечая замешательства собеседника, нетерпеливо переспросил человек. — Му… мужчина. — Ага. Ясно. Отлично, — незнакомец весело взглянул на Нея. — Просто замечательно. А то мне порядком надоело, что большинство прибывающих видят меня исключительно старухой с косой. Хоть какое-то разнообразие. — Старухой… — до Нея начало доходить. — Погоди, так ты… — Смерть, — с легким упреком отозвался его собеседник. — Ай-ай-ай, Ней, столько лет мы с тобой работаем, а ты меня даже не узнаешь. — Мне казалось, что я тебя раньше не встречал, — туманно отозвался Гёльриг. — Я всегда стоял за твоим плечом, — парировал Смерть и улыбнулся, точно хозяин на светском рауте. — К слову, чем обязан твоим визитом? Насколько я знаю, ты еще жив — более-менее, насколько это возможно в твоем положении. — Я-то жив, — кивнул Ней. — А вот мой друг… — О, нет, — мгновенно отозвался Смерть и даже отступил на шаг, мотая головой из стороны в сторону. — Нет-нет-нет, даже не проси. Не моя компетенция. Это похвально, конечно, что за своим другом ты сунулся сюда, но, извини, помочь не могу. Разве что подтолкнуть тебя, чтобы ты вернулся обратно. — Нет, — Гёльриг проигнорировал намек. — Я пришел сюда с конкретной целью и не уйду, пока ее не добьюсь. Мне нужен Болле, и… — Болле? — переспросил Смерть с неподдельным интересом. — О, вот как. — Что «вот как»? — Ней едва сдержался, чтобы не схватить собеседника за грудки и не выбить из него всю информацию силой. — Что тебе известно? — Беспрецедентный случай, — с готовностью отклинкнулся мужчина. — Впервые за несколько тысячелетий его душа предстала перед судом бога Пустоты за нарушенную клятву. — И что? — А я почем знаю? Меня в зал заседаний ни за что не пустили бы, так что я без понятия, чем все в итоге закончилось. Впрочем, выходов было не так уж и много — либо в адскую бездну, либо в райские сады. Но в его случае на второй вариант я бы не рассчитывал. — Послушай, а суд этот уже кончился? Смерть лишь пожал плечами. Ней сжал кулаки. — Мне нужно попасть в зал суда. Может, время еще есть. — Могу проводить только до дверей, дальше мне нельзя, — великодушно предложил Смерть. Гёльриг торопливо закивал, и мужчина легонько сжал его ладонь. Ней моргнул, и в следующий миг они со Смертью оказались в каком-то широком коридоре, слева, справа и вверху стремящимся к бесконечности, перед высоченными дверями черного дерева. Его спутник кивнул на них, и некромант взялся было за ручку, но потом, будто что-то вспомнив, вновь взглянул на мужчину: — Послушай, ты сказал, что сможешь подтолкнуть меня, чтобы я вернулся обратно. А если я приведу душу Болле, ты сможешь сделать это для нас обоих? Смерть с сомнением что-то промычал, но Ней взглянул на него столь отчаянно, что тому оставалось лишь махнуть рукой. — Ладно, я попробую, — отозвался тот. — Для любимого слуги ничего не жалко. Но поторопись — человеческое тело хрупко и не сможет долго оставаться в первозданном состоянии. — Понял, — кивнул Ней и, решительно распахнув дверь, шагнул в зал суда. *** Насколько внушающими выглядели коридор и двери, настолько же непрезентабельным оказался сам зал суда. Низкий закопченный потолок, обшарпанная судейская трибуна, несколько скамей для слушателей и сиротливо стоящий в стороне единственный стул — вот и все, что увидел Ней, миновав титанические двери. Разочарованный увиденным, он не сразу даже заметил единственное живое существо, находящееся там, но стоило Нею сделать шаг вперед, как откуда-то со стороны его окликнул мягкий женский голос: — Я могу вам чем-то помочь? Обернувшись на звук, Гёльриг увидел женщину средних лет, чем-то неуловимо похожую на него самого. Безуспешно гадая, кто бы это мог быть, он неуверенно кивнул. — Может быть. Скажите, суд над Болле Фраусом уже закончился? — Увы, да, — кивнула она. — А вы опоздали? Собрав, наконец, все бумаги, лежащие перед ней, женщина приблизилась к Нею, и он отметил, что их рост примерно одинаков. — Получается, что так, — уныло отозвался некромант. — И какой вердикт ему вынесли? Легкая тень неудовольствия скользнула по лицу женщины, и она резким движением отбросила волосы назад. Бумаг у нее в руках уже не было. — Оправдан и отправлен в райские сады, — она вздохнула. — Хоть бы это не вышло в мир, а то каждый монах Пустоты сочтет своим долгом нарушить принесенную мне клятву. Представляете, какой ужас тогда начнется? Смерть с ума сойдет, на него свалится куча работы, — женщина покачала головой, а потом, спохватившись, хлопнула рукой по бедру. — Ох, с этим судом я совершенно забыла о приличиях. Я — Пустота. Рада познакомиться. — Ней Гёльриг, — кивнув, отозвался некромант. — О, так вот вы какой, — в серых глазах богини мелькнул неподдельный интерес. — Болле упоминал вас. Говорил, что… а, впрочем, это уже неважно. — Еще как важно! — воскликнул Ней, жадно пожирая ее взглядом. — Что он говорил про меня? Пустота кокетливо улыбнулась. — Говорил, что должен вернуться к вам и что никак не может бросить вас одного. Гёльригу оставалось лишь покачать головой. — Теперь вы понимаете? — тихо спросил некромант. — Я не меньше, чем Болле, хочу, чтобы он вернулся. Богиня вздохнула и развела руками, с жалостью глядя на Нея. — Я все понимаю и с радостью бы помогла, но его душа уже не принадлежит мне. Впрочем… — Пустота о чем-то задумалась, а потом щелкнула пальцами. — Я думаю, что вы можете обратиться ко Всесоздателю. Не буду вас обнадеживать — еще не было случая, чтобы он воскрешал кого-то из мертвых. Но попытка не пытка, верно? Да и к тому же — до сегодняшнего дня не было и случая, чтобы нарушались мои клятвы, что уж говорить о том, что душу клятвопреступника препроводили в рай, — усмехнувшись, она поглядела на Нея и, как ему показалось, подмигнула. — Отличная идея, — отозвался Гёльриг. — Я так и поступлю. Вот только как мне это сделать? Есть ли какие-нибудь специальные слова… — Да любая молитва к нему, — фыркнула богиня. — Вы же знаете хотя бы одну молитву ко Всесоздателю? — Еще бы, — Ней едва не хмыкнул. — Как-никак я служил ему монахом чуть больше пяти лет. — О-о, даже так? Ну, в таком случае он точно откликнется — к своим слугам Всесоздатель прислушивается. — Но я уже много лет не его слуга, — возразил некромант. Но Пустота лишь дернула плечиком. — Это не имеет значения. Ней задумчиво кивнул. — Благодарю за помощь. Вы дали мне надежду. — Надеюсь, она не окажется пустой, — хмыкнула богиня и исчезла, будто ее и не было. Гёльригу ничего не оставалось, кроме как пройти до дверей и, толкнув их на себя, вернуться в бесконечный коридор. *** Смерть терпеливо дожидался его там, сидя на невесть откуда взявшейся скамье. При звуке открывающейся двери он с живостью повернулся и выжидательно уставился на Нея. — Ну что там? — Суд окончен, Болле отправлен в райские сады, но Пустота посоветовала мне обратиться ко Всесоздателю, — Гёльриг опустился на скамью и провел ладонями по лицу. — И я теперь не знаю, что мне делать. — Почему бы тебе не последовать ее совету? — Потому что я не уверен, что Всесоздатель станет меня слушать. Тем более — исполнять мои просьбы. Тем более — настолько серьезные. В конце концов, он вряд ли забыл, что я отрекся от него, когда бежал из города. — Не забыл, верно, — отозвался Смерть. — Он ничего не забывает. Но не стоит переживать — Всесоздатель умеет слушать, да и к просьбам людей он относится достаточно чутко. — То-то у людей желания на раз-два сбываются, — саркастически хмыкнул Ней, на что Смерть лишь пожал плечами. — Люди редко просят именно то, чего хотят на самом деле, — философски отозвался он. — Зато я знаю, чего хочет одна конкретная душа. — Чья душа? Болле? — вскинулся Ней. Смерть от души рассмеялся. — А у тебя теперь все мысли только о нем? — с мягкой насмешкой поинтересовался он. — Нет, просто один твой старый знакомый горит желанием тебя увидеть. Ты не против? — Нет, — слегка обескураженно отозвался Ней. — А кто… Но Смерть уже исчез, а вместо него перед некромантом возник смутный силуэт. Постепенно он обрел очертания, но до конца так и не материализовался, оставшись полупрозрачным. Впрочем, это не помешало Гёльригу его узнать. — Отец, — выдохнул он, рывком поднимаясь со скамьи. — Сынок, — душа Гёльрига-старшего с любовью улыбнулась Нею. — Я несказанно рад тебя видеть. Хотя еще больше я рад, что ты все же еще не умер. Ну и кашу ты заварил — всех божеств на ноги поднял, осталось только Всесоздателя дернуть. — Именно к нему я и собираюсь обратиться, — сообщил Ней с кривой улыбкой. Отец громко расхохотался и уселся на скамью, после чего приглашающе похлопал ладонью рядом с собой. — Что ж, могу только от все души пожелать тебе удачи. В конце концов, ты когда-то был монахом. Он должен будет к тебе прислушаться. — Да, об этом… Послушай, я всю жизнь хотел тебя спросить — я сильно расстроил тебя тем, что сбежал в Империю Тьмы, бросив монашество и, — Гёльриг судорожно вздохнул, но нашел в себе силы продолжить, — и тебя? — Я подозревал, что когда-нибудь что-то подобное случится, — отозвался его отец. — Ты не был монахом, ты был некромантом, и глупо было бы зарывать в землю твой природный талант так же, как это в свое время сделал я. Ней шокированно уставился на отца, и дар речи не сразу к нему вернулся. — Ты? — выдохнул он наконец. — Ты был некромантом? — А откуда, ты думаешь, у тебя взялся талант? — фыркнул Гёльриг-старший. — От матери? Ну так она была обычной горожаночкой, чьи родители, дедушки, бабушки и прочие предки не казали и носа из светлых королевств. — А ты… — В тот год я отправился путешествовать по миру. Я увидел ее на одной из ярмарок и влюбился по уши. Она, к счастью, ответила мне взаимностью, но поставила условие — я переезжаю к ней и бросаю занятия некромантией. Понятное дело, я согласился: Империя Тьмы мне уже порядком поднадоела, да и некромантом я был весьма посредственным, не то, что ты. Короче, через месяц я переехал к ней, мы сыграли свадьбу и почти год жили счастливой семьей. — А потом родился я и убил ее, — угрюмо добавил Ней. — Нет, сынок, ты ее не убивал, — призрачная рука отца коснулась его плеча, и Гёльриг-младший скорее угадал, чем почувствовал прикосновение бесплотной ладони. — Просто у нее оказалось слабое здоровье, и если кого и можно винить в этом, то лишь ее предков. А ты… — Гёльриг-старший вздохнул и поднялся со скамьи. — Что бы ты ни делал, какие бы поступки ни совершал, моя любовь к тебе всегда оставалась неизменной — и тогда, и сейчас. Поэтому дерзай, сынок, и помни, что я поддержу любое твое начинание. Он стал исчезать, но не так, как Смерть и Пустота, а постепенно становясь все более и более прозрачным. Когда он испарился почти наполовину, то взмахнул рукой, точно желая замедлить процесс, и торопливо добавил: — И помни вот что: если смешать «шесть корней», «пять листьев», «один цветок», «четыре вида плодов», «три соли», «две золы», сахар и запить горячей водой, без следа исчезнут все болезни холода. — Я понял, отец, — Ней не сдержал улыбки, узнав напевный речитатив из медицинского трактата, который Гёльриг-старший знал наизусть. — Я надеюсь, что мне удастся применить твой рецепт. Он пару секунд глядел на то место, где не так давно виднелся силуэт его отца, а после порывисто опустился на колени, сложил ладони и, закрыв глаза, горячо зашептал: — Я, Ней Гёльриг, прошу помощи у Создателя Всего Сущего. Я прошу благословения у Создателя. Я прошу Создателя Всего Сущего помогать мне во всём. Я же буду делать всё — по Воле Отца Небесного, Создателя Всего Сущего. Я молю Тебя, дорогой Отец, не забывай обо мне, помогай мне, направляй меня. Спасибо, дорогой Мой Отец. Проговаривая последние слова, Ней ощутил чье-то присутствие рядом с собой, но поборол искушение и не открыл глаз, не доведя молитвы до конца. И только после того, как им было произнесено все, что следовало, он опустил руки и вскинул голову. — Ну? — выжидательно поинтересовался рыжеволосый мужчина, стоящий перед ним. — И чего ты от меня хотел, Ней Гёльриг? — Я хотел, — отозвался Ней, не поднимаясь с колен, — чтобы ты вернул душу Болле Фрауса в его тело. *** Мужчина моргнул, а потом залился смехом. — А я и забыл, каким ты можешь быть требовательным, — сообщил он между приступами хохота. — Все-таки немало лет прошло, а? — Немало, — сдержанно согласился Ней. — А ты изменился. Неужели наконец-то смирение обрел — вон, и с колен не поднимаешься? — ехидно поинтересовался Всесоздатель, но увидев выражение лица Нея, махнул рукой. — Расслабься, я шучу. Ничего ты не обрел. Разве что свою симпатичную мордашку потерял, паршивец. А ведь я так старался, когда ее делал. Эх, ничего вы, люди, не цените. Он огляделся, после чего плюхнулся на скамейку и вытянул длинные ноги. — Да встань ты уже с колен, Ней, я все понял, — бог дождался, пока Гёльриг поднимется, и светским тоном продолжил. — Знаешь, я всего ожидал, пока тащил душу этого Болле в сады — и что ты Смерть уговоришь, чтобы он за тебя просил, и что ты через монахов Пустоты обратишься, даже что ты ко мне в храм придешь. Но такого, признаюсь, не предвидел даже я. Видать, сильно он тебя зацепил, а? Ней потрясенно уставился на Всесоздателя, узнав фразу Магистра, а тот лишь снова засмеялся. — Успокойся, я за тобой не слежу — разве что иногда. И вообще, в тот момент меня больше интересовал Болле. Кстати, насчет него. Бог поднялся и походил из стороны в сторону. — Я знаю, о чем ты хочешь меня попросить. И не могу сказать, что очень хочу это совершать, все же нарушать свои же законы — последнее дело, хуже ничего нет. Но с другой стороны мне жалко Болле, да и, — он вздохнул и нехотя закончил, — да и тебя тоже, хотя ты, в отличие от Фрауса, в общем-то заслужил хорошей трепки. Но я, как-никак, добрый бог, а потому готов пойти навстречу своему бывшему слуге. Но с одним условием. — Я согласен, — торопливо отозвался Ней, боясь даже дышать. — Да погоди ты, ради меня, — покосился на него бог. — «Согласен, согласен»… Когда ты в монахи постригался, ты тоже был согласен, а как первый попавшийся некромант мой медальон с твоего плеча наземь кинул, так ты даже не поморщился. Поэтому слушай внимательно — в этот раз такое тебе с рук не сойдет. Я озвучу тебе свои условия, на которых воскрешу твоего Болле, а ты внимательно их выслушаешь и скажешь, принимаешь их или нет. И если ты ответишь «да», то я буду требовать от тебя неукоснительного соблюдения договора, ты понял? Никаких отступлений. Никаких поблажек. Иначе я из доброго бога стану очень-очень злым, и, поверь, это тебе не понравится. Ну так что? — Я слушаю, — Ней с удивлением осознал, что не ощущает ничего, кроме решимости. Уловив, видимо, то же самое, Всесоздатель удовлетворенно кивнул. — Хорошо. Итак. Я согласен вернуть Болле Фрауса в мир живых при условии, что ты, Ней Гёльриг, также вернешься к жизни, возвратишься в монастырь, где и продолжишь свое послушничество вплоть до того момента, как Смерть не заберет тебя. — Иными словами, я больше не буду некромантом? — уточнил Ней. — В каком-то смысле, — кивнул бог. — Твой дар я не заберу, но из ордена, сам понимаешь, ты должен будешь уйти. — А когда я умру, я не смогу воскреснуть? — Нет, я же сказал. — Хм. — Что, для тебя это слишком? — тут же отозвался Всесоздатель. — Я так и думал. Явиться сюда любой дурак может, а вот… — Я согласен. Спокойный голос Гёльрига заставил бога осечься на полуслове. — Ты серьезно? — спросил он с подозрением. — Вполне, — Ней кивнул. — Ты возвращаешь нас в мир живых, я ухожу в монастырь, служу там тебе до самой смерти и возвращаюсь сюда. Я правильно понял? — Правильно. — Ну вот, я согласен. Поэтому давай уже оживи нас с Болле, а то у него тело разлагается. — Ней Гёльриг, твоя наглость не знает границ, — проворчал Всесоздатель. — Учти, после того, как ты вернешься в мир живых, я подобного не потерплю. Смирение… — Добродетель, да-да, я в курсе. — Восхитительно. Бог щелкнул пальцами, и Ней исчез. Всесоздатель покачал головой и, ворча себе под нос что-то про неблагодарных людишек, неторопливо удалился прочь по бесконечному коридору. *** — Пить, — прохрипел Ней, пообещав себе собственноручно удавить того, кто столь безжалостно насыпал ему в глотку целый мешок песка. К его губам немедленно прижалось ледяное стекло, и Гёльриг, едва ли не постанывая от удовольствия, присосался к божественной жидкости. По мере того, как ощущение песка в его горле пропадало, он осторожно поднимал веки, и к тому моменту, когда вода кончилась, смог сфокусировать взгляд уже достаточно, чтобы оглядеться. Если Нея не обманывала память, он находился в своей же собственной палатке. По всей видимости, лежал он на своей же койке, рядом с которой полукругом толпились, глядя на него, точно на явившего с небес Мессию, в порядке живой очереди — Магистр, Стигг, коллеги-некроманты, несколько орков и какой-то тип, маячащий за их спинами. Скосив глаза как можно сильнее, Ней попробовал понять, кто это может быть, но лишь когда орки расступились, повинуясь движению его руки, он узрел Болле Фрауса во всей своей красе. Гёльриг медленно закрыл глаза и без сил вытянулся на койке. Значит, монастырь. — Унтер-магистр Гёльриг, — голос Фрауса раздался совсем близко, и Нею пришлось вновь поднять тяжелые веки. Человек приблизился к его изголовью, и теперь стоял, комкая в руках подол своей же рубашки. — Чего тебе, Болле? — собственный голос звучал незнакомо и странно. — Вы спасли меня, — отозвался человек, буравя его взглядом. — Вы вытащили меня с того света. — Пустое, — прокаркал Ней. Действительно, какая ерунда. Ну смотался под светлы очи Всесоздателя, ну взял на себя невыполнимые обязательства в обмен на шиш с маслом — что ж тут теперь. Всегда пожалуйста, как говорится. Что мог на это ответить человек? Возразить? Извиниться? Ней глядел на это без интереса. Но Ней за время своего отсутствия на бренной земле совершенно успел позабыть, какие фортели порой может выкинуть безумный смертный. Не проронив ни слова, он порывисто опустился перед койкой Гёльрига на колени, протянул руки, аккуратно сжал лицо единственного в мире оживленного некроманта в своих ладонях и накрыл его сухие, узкие губы своими. «А что, пожалуй, в жизни есть свои плюсы», — чуть более оптимистично, чем всегда, подумал Ней, получая двойное удовольствие как от повисшей в палатке гробовой тишины, так и от весьма приятных действий фраусовых губ. — «В конце концов, если некромант смог стать хилером, так почему бы и священнику не быть некромантом?»