California dreamin'.

– Смотри в камеру! – Сюда? – Да. Смотри сюда. Улыбнись. Господи, что с твоей улыбкой? Парень... – брюнетка механически поправила указательным пальцем очки в чёрной роговой оправе и кинула хмурый взгляд на молодого человека, неловко ёрзающего на стуле. – Что с тобой не так? Ты можешь просто нормально улыбнуться? – Я пытаюсь. – пропищал темноволосый музыкант, выдавливая улыбку, которая больше походила на болезненную гримасу. – Так, стоп! – девушка властно хлопнула в ладоши, приказывая остановить съёмку. – Это никуда не годится. – заправив прядь выбившихся волос за ухо, она подошла к начинающему исполнителю и понимающе похлопала его по плечу. – Знаю, ты волнуешься. Первый раз перед камерой, и всё такое. Но нам нужно отснять материал сегодня, а кроме тебя ещё с десяток таких же растяп. Сосредоточься, пожалуйста. Текст помнишь? Парень судорожно кивнул. – Прекрасно. Попробуем ещё разок. – она вернулась на своё место и утвердительным кивком дала понять, что можно продолжать. Музыкант отчаянно пытался взять себя в руки. Мысли разлетались, как стайка озорных воробьёв от камня из рогатки дворового мальчишки. Ладошки адски быстро потели, парень не успевал вытирать их о штаны. Колени словно било током – они не прекращали дрожать. Молодой артист не был уверен, как вообще сможет подняться на сцену, не шмякнувшись на первой же ступеньке. Парень был настолько напряжён, что стоило ему открыть рот, его тонкий высокий голос достигал такого предела, что, казалось, скоро перейдёт на ультразвук. Набрав в лёгкие побольше воздуха, он попробовал выдать как можно более естественную улыбку. – Меня зовут Адам Левин. Мне 22, я из Лос-Анджелеса. Я здесь, потому что это возможность всей моей жизни. – он сглотнул и торопливо продолжил, стараясь не отводить взгляд от камеры. – Родители считают это пустой тратой времени, но я уверен, сегодня сбудется моя мечта. Я верю, музыка – моё призвание. Мы с друзьями даже основали группу 6 лет назад, но... – музыкант на секунду запнулся, в горле комом встала обида за провалившуюся затею. – Наш проект не удался. Отец настоял, чтобы я уехал учиться в Нью-Йорк. Знаю, он всегда хотел видеть меня успешным и уважаемым человеком. Но я хочу доказать ему, что смогу добиться всего и в той сфере, которая меня реально интересует. Сегодня я хочу показать, что заслуживаю быть здесь. – Стоп. Снято! – брюнетка с облегчением выдохнула. – Расслабься, парень. Всё позади. Ты сделал это. – холодно улыбнувшись исполнителю, она достала планшет, и кинула быстрый взгляд на горящий дисплей. – Через три часа тебе на сцену. Шуруй к гримёрам, пусть приведут тебя в божеский вид. – Но разве мне не нужно репе... – начал было Адам, но его уже никто не слушал. Музыканта буквально пинками выпроводили за дверь, даже не объяснив, куда точно нужно идти. Растерянно оглядываясь, парень поплёлся вперёд, надеясь, что гримёрка сама возникнет перед ним из воздуха, как по мановению волшебной палочки. После 15-ти минут скитаний по огромному съёмочному павильону, которые так и не увенчались успехом, Адам уже был готов запаниковать, как вдруг, к нему на плечо опустилась тяжёлая мужская ладонь. – Потерялся, салага? Певец обернулся и встретился взглядом с высоким мускулистым мужчиной в старых потрёпанных джинсах, клетчатой рубахе и небрежно наброшенной на плечи кожаной куртке. – Ага. Вы здесь работаете? – утвердительный кивок, и по телу Левина прокатилась волна облегчения. Он отчаянно уцепился за спасительную ниточку. – Не подска... а, хотя, можете проводить до гримёрки? Честно, даже если объясните, я ничего не пойму. Плохо ориентируюсь. – парень виновато понурил голову. – Пошли, чего уж. – добродушно согласился великан. – На прослушивания? Музыкант с энтузиазмом закивал. – Скажите, а... это нормально, что меня заставили учить мою же историю? – внезапно спросил Адам, сам не понимая, зачем раскрыл рот. Он даже не знал, кем тут работает этот громила. Судя по внешнему виду, тот явно не большая шишка. Грубые руки, изношенная одежда, лицо такое... деревенское. Эти дурацкие ямочки на пол лица. И глаза. Лазурные, как девственно-чистая небесная гладь. Адам спохватился, только когда понял, что уже пол минуты непрерывно пялиться на мужчину с нескрываемым интересом. – Парень, здесь никому не нужно знать правду. Всем нужна слезливая драма, чтобы тебе сочувствовали. – видя, что певец собирается возразить, он поднял руку, прервав его попытку заговорить. – Даже, если твоя история достаточно трагична, ты бы смог рассказать её так, чтобы зрителей зацепило? Вот то-то же. Для этого и нужны сценаристы. У них в этом деле рука набита. – мужчина усмехнулся и хлопнул Левина по плечу так, что у того подкосились колени. – Пришли. Табличка «ГРИМ» на белоснежной двери указывала на то, что великан не ошибался. – Удачи... кстати, как тебя зовут? – Адам. – Удачи, Адам. Сорви свой джекпот. – мужчина подмигнул молодому исполнителю, подталкивая того к двери. – Главное, помни, свой страх нужно оставить здесь, за кулисами. На сцене ты должен быть уверен в том, что делаешь. Понял? Левин лихорадочно закивал, абсолютно ничего не понимая. Кто же, чёрт возьми, этот человек? – А вы... – хотел было задать вопрос Адам, но мужчина уже развернулся и стремительно зашагал прочь. – Господи, зачем я вообще в это полез... – тихо пробормотал музыкант, переступая через порог специалистов по гриму.

***

Шаги по сцене почти не слышны. Микрофон так и норовит выскользнуть из вспотевших рук. Капелька влаги выступает на лбу, всё нутро трясёт, словно в лихорадке. Сердце выбивает безумный такт, кажется, ещё чуть-чуть, и оно вырвется из грудной клетки, раздробя рёбра в щепки. Веки плотно сжаты, губы дрожат. Стоп. Вдох. Выдох. Звучат вступительные аккорды его песни. Знакомо чувство мне до дрожи – Найти себя на зубчатом краю. Никто спасти, поймать не сможет, Шаг. Пропасть. Срыв. Лечу, лечу... Твержу слова, пытаясь верить, «Не всё утрачено, переживу.» Боль, тяжесть рвут меня на части, Мечусь я в пустоте, в бреду. Адам начинает петь нерешительно и робко, но чем больше разрастается мелодия, заполняя собою пространство, тем больше смелеет музыкант. Голос звучит громче и крепче, а в голове проносятся слова: «На сцене ты должен быть уверен в том, что делаешь...» Закрой глаза, коснись рукой Я ощутим, я здесь, с тобой. Дай мне всего лишь шанс, И я спою. Любимый, Нашу колыбельную. Щелчок. Первое кресло поворачивается к нему. Адам резко распахивает глаза и цепенеет. Судорога сжимает тело, голова идёт кругом, мысли мгновенно сбиваются. Взгляд глубоких, подобно океану, бирюзовых глаз пронзают его насквозь. Рука наставника взлетает вверх, медленно опускаясь, цепляет воздух, и вновь поднимаясь ввысь, замирает. Знак. Надо немедленно взять себя в руки. Сквозь мглу пройди со мной ко свету, Поверь в меня, не дай упасть. Преодолеть возможно тьму ночную, Пока твоя рука мою будет сжимать. Не ищем мы путей коротких, Да, нелегко, но лучшее лишь впереди. Я не поверю, что угасло пламя жизни, Пока со мной ты на одном пути. Один... нет, сразу два новых удара по кнопке, и сердце Адама ухает куда-то вниз. Внутренности словно скручивает, тело заходится диким спазмом. От гомона в зале музыкант глохнет, перед взором всё плывёт, то ли от света прожекторов, то ли от подступивших слёз. В этом неистовом калейдоскопе криков и лучей, он каким-то невообразимым образом отыскивает тот самый, пронзающий и ясный взор, который по-прежнему устремлён на него. Лёгкий кивок. Левин чувствует, как силы, на миг покинувшие его, возвращаются, отражаясь яркой, живой искоркой на лице. Последние 30 секунд... Упасть на дно и быть забытым, Как птица-феникс в одиночестве сгорать. Простить того, кто предал, бросил, Восстать из пепла и свободным стать. Не опускать с печалью руки, Бороться, биться, выживать. Жизнь – это шахматное поле, решай Быть Королём, аль пешкой стать. * Адам знает, как следует завершить песню, но вопреки этому, не держит последнюю ноту долго, а прерывисто поднимает голос, преодолевая целую октаву, взбираясь выше, переходя на фальцет. Хлоп! Четвёртое кресло. Вокалист не отпускает звук, пока воздух окончательно не покидает его лёгкие. Парень обессиленно падает на колени и закрывает лицо руками. Гулкий звон аплодисментов тонет, погребённый под волной криков, гомона и гвалта, раздирая кипящий мозг Левина на части. Смахивая сорвавшуюся из-под ресниц слезу, Адам поднимается с колен, и его челюсть тут же отпадает: все четверо тренеров Голоса поднялись и хлопают ему вместе с залом. Проходит мгновение, а может, целая вечность, пока не воцаряется тишина. Музыкант не может стереть с лица глупую счастливую улыбку. Он сделал это. Он смог. – Ну всё, успокойся. Ты молодец. – темнокожий парень в чудаковатой шляпе и балахоне, напоминающем банный халат, приветливо улыбается Адаму. – Чувак! То, что ты сейчас показал на сцене... это невероятно! Твой голос по-настоящему уникален... – ... И я знаю, что мне с тобой делать. – договаривает за него блондинка в кресле справа. В её глазах пляшут дьявольские огоньки. Тряхнув пышной белокурой гривой, она бросает на Адама лукавый взгляд, и невзначай, подмигивает. – Ты такой милашка. Просто пирожочек. Как тебя зовут? – А-адам. – почему-то начинает заикаться парень. Его всё ещё трясёт от пережитых эмоций. – Адам Левин. Я из Лос-Анджелеса, Калифорния. – Это не важно, Адам. – мягкий, чуть хриплый голос разрезает воздух, и музыкант чувствует, как земля уходит у него из-под ног. Так вот, кем является незнакомец, любезно проводившей его до гримёрки. Певцу хочется провалиться сквозь землю, щёки пылают от стыда. – Ты исполнял рок, я больше специализируюсь на кантри, но это, тоже, особого значения не имеет. Жанр не важен, если ты делаешь это качественно. Я хочу работать с тобой. Хочу поделиться тем, чему меня когда-то научили. – дымчато-зелёные глаза смотрят прямо в небесно-голубые, и Адам не решается отвести взгляд даже на секунду, боясь разорвать их связь. – Я не хочу стоять позади тебя, чтобы поймать, если ты сорвёшься и упадёшь. Но обещаю, – мужчина выделяет голосом своё обещание, произнося его медленно, почти по слогам. – Если ты выберешь меня, я всегда буду рядом и протяну руку, помогу тебе подняться и двигаться дальше. – Ну, всё, Блэйк, он твой. – блондинка издаёт кокетливый смешок, пристально вглядываясь в лицо молодого вокалиста, сейчас больше напоминающее свеклу. – Скажи-ка мне, солнышко, почему именно эта песня? Адам замялся. Что ему ответить? Нести банальную чушь о том, что эта песня попросту его вдохновляет? Появилась в жизни в сложный период, поддержала, помогла пройти через трудности? Подобный пафосный бред говорили до него, скажут и после. Собираясь с мыслями, музыкант вновь поднимает микрофон. – Она... вдохнула в меня жизнь. И продолжает... вдыхать. – «мда, а звучит-то ещё тупее, чем вариант с вдохновением», проносится в голове у Левина, но он храбро продолжает. – Каждый раз, когда я слушаю её... или пою, я верю, несмотря ни на что, во мне всё ещё есть свет, которым я могу поделиться. Вдохнуть жизнь в кого-то ещё, понимаете? – Вполне. – отвечает вместо светловолосой девушки кантри-исполнитель, отчего у Адама по телу пробегают мурашки размером со слонов. – Каждый из нас — свет и смысл в чьей-то жизни, даже, если сам об этом не знает. – Итак, Адам. – обращается к нему афроамериканец в шляпе, привлекая внимание музыканта. – Дело за тобой. Кого ты выбираешь? Левин помнит: на выбор не больше 10-ти секунд. Спешить нельзя, но и слишком тянуть не положено. Хотя певец смекает, что неосознанно сделал выбор ещё до выхода на сцену, до того, как первое кресло повернулось, задолго до всех слов, что ему выпала честь услышать – в момент, когда впервые заглянул в те самые глаза – он делает выжидательную паузу. – Я думаю... я хочу Блэйка. – секунда, чтобы осознать, что именно он сказал. – Хочу в команду Блэйка. Адам снова заливается краской, пока под дружный смех тренеров и зала, Блэйк Шелтон подходит к нему и заключает в тёплые объятия. – Какое же ты чудо. – его шёпот приятно щекочет ухо, и музыкант жмурится, вдыхая запах лаванды, табачного пепла и мёда. Думая о том, что это лучший парфюм в мире.