Кровь - не водица

— Издревна власть Нильфгарда переходила от владык к владыкам исключительно насильственным путем, — Лютик лениво хлебнул пива из громадной глиняной кружки, добавив комментарий касательно вкуса самого напитка и что-то о разбавлении мочой, — Эмгыр, Ярпен, всегда считался самым отъявленным тираном, жестоким чудовищем, но при этом самым могущественным владыкой, хитрым политиком и мудрым императором. Краснолюд презрительно хмыкнул. Взял толстыми короткими пальцами трубочку спаржи и затолкал в рот. Этим вечером он казался подозрительно притихшим. Причины бард не знал, но значения это не имело. Пока ему давали говорить, он, не упуская ни секунды, говорил. — И так, казалось, будет всегда. «Белое пламя, пляшущее на курганах врагов» создало настолько мощную империю, соединив сразу несколько государств, что поломать эту паутину, думалось всем, будет невозможно. Но знаешь, в чем был подвох, Ярпен? Никто и додуматься не мог, что преемница Императора, Великая Императрица, курва мать ее, Цирилла Фиона Элен Рианнон Эм Рейс, Соколица, прямой потомок Фальки, коей пророчеством предначертано выродить дитя, словно изрыгнув его, как сама преисподняя, которому суждено предрешить судьбу мира всего, повергнув в мрак его, а после заставить возродиться из пепла, сама окажется монстром несусветным! И задаст жару всем. Абсолютно всем, кто ходит по земле нашей грешной, и воздухом дымчатым дышит. — Я, Лютик, слишком стар, чтобы в политику нынче лезть, — закряхтел краснолюд. Глаза его были сонными и мутными, — Правду тебе говорю, возраст ну совсем не тот. Единственное, что могу — это кольчугу латать, пока руки трясущиеся инструмент держат. — Ты, Ярпен, мужик хоть куда! Зря себя так рано со счетов скидываешь. Эй, барышня! — загорланил мужчина в неизменно сливовой шапочке, — Второй раз прошу пива подать. И грудинки своей доселе так и не дождался! — Да, господин, уже несу, господин, — глухо отозвались в ответ. Корчма гудела, наполняемая всеми звуками, какие только можно было услышать в таверне Махакама. И хрюканье свинячье, и чавканье человечье, и трыньканье на лютне бардом-самозванцем, в коего Лютик время от времени пускал молнии глазами, нарочито громко жалуясь Ярпену о том, что певуну, должно быть, слон на ухо наступил. Впрочем, тот не обращал ни малейшего внимания, начиная играть лишь громче. — Ну так, видать перепутали чего эльфы, — задумчиво почесал плешь на затылке краснолюд, — Сами же в своих пророчествах и запутались. Не мудрено. Я тебе так скажу: если и есть на свете проклятья, действительно столь сильные и действующие, способные через много сотен лет возродиться на свет этот, то, видно, Цирилле-то и должна была выпасть оказия мир наш… кхм, — Ярпен запнулся, не зная, как продолжить, и стоит ли продолжать вообще. — К тому же, — поспешил вставить лепту бард, — благодаря трудам небезызвестной Тиссае, пусть земля ей будет пухом, нынче почти все магички — абсолютно бесплодны. Еще на старших курсах в Аретузе их стерилизовали. — Нет, — решительно хмыкнул 'ничего не смыслящий в политике подлататель кольчуг», — Не думаю, что к Дьявольщине это тоже относится. В конце концов, выпускницей Аретузы она и не являлась. Знаешь, что я слышал? — Ярпен понизил голос, поддавшись вперед корпусом тела, — При осаде 'черными' Лирии, в коей сама Соколица участвовала, говаривают очевидцы, Цирилла сама Королеву Мэву-то и прикончила, в одном из дворцовых покоев. Зашла туда в латах. Одна, отделившись от воиска. Всех на своем пути перебила. А неразбериха тогда, ух, страшная была! Зашла она, значит, в покои, где Мэва пряталась. Аль не пряталась, а почевала. У Королевны глаза от страха так и расширились. Схватила корд, что под подушкой лежал, вскочила. Только ринулась на Соколицу, а та движением пальца этот кордик несчастный из рук Мэвы и вырвала. И в свою ладонь притянула. Неспешно подошла к Королевне, ступая мягко, как кошка, с ледяной усмешкой на искривленных губах. А когда загнала ту в угол, схватила за горло, приподняла над собой. С пол минуты под хрипотцу в глаза ее, ужасом безмолвным наполненные, всматривалась. А после резко и всадила этот самый корд под грудину ей. Да с такой злобой, силой, с таким остервенением, что корд с рукояткой в плоть вошел, Лютик! — Ярпен, взбудораженный собственным рассказом, задыхался и проглатывал все слова. — Так если же перебила всех Цирилла на пути своем, — усмехнулся бард, — Откуда очевидцы тогда?! Краснолюд заелозил на стуле, что-то забормотал, потупив глаза в зачуханный старый стол. Его спасла вовремя поспевшая официантка, поднеся тарелку с грудинкой, ребрышками, залитыми грибным соусом, и кружку пива, любовно прижимаемую к пышной груди. Лютик задержал взгляд на последнем… аспекте. — Но все это, конечно же, не просто так сказано. Даже если и придумано. Не без оснований, — наконец продолжил бард, после нескольких минут затишья, чавканья, поедания мясца, смачных отрыжек Ярпена и глотков хмельного напитка, — Вот посмотри на эту кружки, Зигрин. Посмотри, говорю. Ну? Что видишь? — Пиво вижу, — раздраженно буркнул краснолюд. — Это, друг мой, темерский херес. Был темерским хересом. Лет эдак двадцать назад. А сейчас, когда от Темерии, некогда славящейся предельно сильным стратегическим и политическим положением, остался шиш после свержения Фольтеста не раз упоминавшейся за сегодняшний вечер Дьяволицей, это, выходит, уже и не темерский, а какой-то нильфгардский херес! Ясен хер, и вкус совсем уж не тот, — сплюнул Лютик на деревянную половицу под собой, хотя раньше так никогда не делал, — Фольтест, значит так, самым последним пал. Дольше всех держался. Ну никак не сгибался. Поговаривают даже, при первом своем визите в замок короля разразился скандал страшный. А потом и драка завязалась. При дворе тогда магичка почивала, Трисс Меригольд. Она Фольтесту вот уже не первый десяток служит. Ну и развязалась у нее с Цириллой битва не на жизнь. А они, видишь ли, обе способные очень чародейки. Пол замка разрушили. Но бой тогда только между ними был. Ввязываться не хотел никто. Слишком маленький шанс выбраться живым. Сложно это резней назвать. Но искалечили друг друга — слов нет. Меригольд Соколице пол лица подпалила. Да так страшно, что до сих пор шрамище отвратный у Цириллы на лице зияет, весь глаз и щеку покрывает. Она уж, я думаю, при желании могла бы исцелиться. Ведьма, все-таки. Они каких только средств не видывали. Но так и оставила свое лицо нетронутым. Видимо, как боевая отметина. Страху наводит не хуже, чем глазища ее горящие, ледяным зеленым огнем смерти пылающие. — А с Трисс что же сталось? — после недолгого молчания и холодка, пробежавшегося вдоль позвоночника, поинтересовался Ярпен. — А ничего, — пожал плечами бард, — она, едва живая, телепортировалась в неизвестном направлении. Вот уже несколько лет прошло. А ее и не видел никто, похоже. Только изредка слухи о том, о сем ходят. Много чего говаривают. А есть ли в этом хоть крупица правды — не поймешь никогда. — Истина! Истину глаголешь, бард! — горячо закивал краснолюд, стукнув с жаром кулачищем по столу, заставив миску с овощами подпрыгнуть. — Ну и, собственно, сейчас Дьяволица поделила земли Бругге, Соддена, Танедда и Ангрена на резиденции. При дворе у нее магикам слова не давали и не дают. Точь в точь, как при Эмгыре было. Во-первых, сдается мне, потому как она и сама, будучи чародейкой, не лишенная их врожденной хитрости, ловкости, остроты ума и изворотливости, напросто не чувствует необходимости во всех вышеназванных аспектах. Только одна у нее дама, коей, как говорят, доверяет Цирилла — Шеала. Та власть получила, надо сказать, тоже немалую. А будучи по складу характера той еще стервой и курвой, порядки-то наводит не хуже Дьяволицы. Но, как мы знаем, женская дружба, если можно ее таковой назвать, долго не длится. Я бы сказал, что у Соколицы полно рычагов на Тансервилль. Но это не так. Потому что мир уж давным-давно превратился в одну горящую преисподнею со своими суровыми порядками, где полноправно правит одна единственная императрица — Сатана. И, в принципе, Ярпен, у нее рычаги ко всему. Стоит Шеале оступиться хоть на пол шажка, и Соколица тут же позабудет об их, так называемой, дружбе. Тут же на шибеницу отправит. Это если в хорошем расположении духа будет. А если в плохом — придумает казнь для чародейки пострашней. Дьяволица, как все знают, в тиранстве и жестокости Эмгыру не уступает. Как и прапрабабка ее, с людей кожу живьем снимает. Мясцо до костей кнутом срывает, а после спиртом окатит. Иль, с помощью магии своей черной страдать заставит. Да так, что вой нечеловеческий, душераздирающий стоять будет! — Мда, — только и прохрипел Зигрин, — видать, и правда девка не человечье отродье, а существо… Как бы это сказать… Низшего порядка. — Демон, не иначе, — согласился бард. От ребрышек остались одни косточки. Мужчина облизал два пальца, обильно измазанные в масле. — А что же Редания? Коли все так плохо было, почему бы государствам не объединится, да не снести прогнивших нильфов к чертовой Фальке в ад? — Ты, Зигрин, пока десятки лет по просторам бескрайним плавал со своей дружиной, совсем из ума выжил, — поморщился Лютик, принимаясь за грудинку, — Забыл, как мир наш устроен?! Не прийти в нем к согласию. Точно тебе говорю, нет, не прийти. А я тебе так скажу еще. Нильфгард завоевывал и одерживал победы потому, что на престоле всегда люди были, а не маги. Сильные, пускай и скверные люди с титановым хребтом. И решения все они принимали, а не чернокнижники из Аретузы. Чародеи все те, как лебедь, рак и щука. Каждый в свою сторону тянет! Как с такими порядками соглашения о взаимовыручке заключать?! Если ж Энид свои земли расширяет и эльфам светлое будущее пророчит, а Эйльхарт, тем временем правящая в Редании, пока Радовид подрастает, только и думает по ночам, как бы от белок поганых избавится. Как бы вырезать все, что от них осталось. Какая уж тут государственная поддержка. — А что же Маргаритка из Долин? Раз уж зашел разговор. Лютик замолчал, скривился. Долго боролся с собой, чтоб не сделать еще одного плевка. Потом, поборов, сказал: — В темнице ваша Финдабаир. В самой глубокой яме под замком в столице Нильфгарда, где единолично восседает на троне Цирилла. В двимеритовых цепях, чумазая, искалеченная и… — Лютик осекся. Опустил голову, сжал кулаки и челюсти до боли. Потом посмотрел на Ярпена глазами, в которых стояла неописуемая тоска и слезы, — Говорят, вдоволь солдаты над ней поиздевались. Такие вещи вытворяли, после которых самая отверженная и матерая чародейка без колебаний вены вскроет. Так ведь и этого ей не позволили. Держат по приказу Соколицы в темнице. Кормят как по часам. А если ж та отказывается пищу принимать, силком ложку в рот суют. И в оковах… Постоянно в оковах держат. Чтоб с собой ничего не сделала. А зачем оно все — одной императрице, да Мелителе известно. Говорят, план какой-то у Цириллы есть. Замысел, в котором должна важную роль Энид сыграть. Только вот когда — вопрос. Несчастную Финдабаир уж как девять лет в темнице держат. Врагу не пожелать. — Дааа… — протянул краснолюд, совсем осев, расплываясь по столу, — И верно говорят. Кровь — не водица. — Не водица, Зигрин, не водица. А знаешь, что самое забавное? Хенсельт, будучи вечным агрессором, как только понял, что бывшая княжна раздробленной Цинтры, так или иначе, пол мира поработить собирается, а то и все земли изученные, став единственным Владыкой земель и народов всех, так не войска готовить принялся. Струсил, аль самым хитрым себя представил. Пересек границу Нильфгарда. На переговоры, мол, к Соколице. Удостоился аудиенции. И потребовал союза. Он Нильфгарду, значит, войско свое матерое, для завоевания дальнейших просторов, а Цирилла ему земли. Вместе править захотел, короче. — Хех… Вот болван! — хрюкнул краснолюд, не сильно хлопнув ладонью по столу, — Совсем из ума выжил старик. И что же? — А ничего. Львица только и улыбнулась. Скверно так улыбнулась, поговаривают. Взяла, да и перерезала Хенсельта на месте. Раз, по горлу саданула, и дело с концом. Вот так вот, — бард медленно провел большим пальцем по шее. Зигрин звучно сглотнул. — Так разве ж оно… по правилам? У любой политики, у любых войн тоже законы свои есть, — краснолюд стал серьезным, — Иль то уже не война, а резня обыкновенная. Безродная и бесчестная. — А ей другого и не нужно, Ярпен. Только с помощью своих варварских методов, только с помощью бесчестья и ожесточенности она сейчас та, кем является. Потому что не сюсюкалась и не заключала пактов. А вела ожесточенную, дикую, варварскую и совершенно зверскую резню, подчиняя себе все больше земель и больше королевств. На трон Каэдвена временно Сабрина Глевиссиг воссела, советница Хенсельта. Да только, говорю тебе, временно. И время было это столь короткое, что глазом моргнуть не успела. Только осада столицы началась, а она в целом семь дней длилась, только войско черных ко дворцу подобралось, чародейка раз, да и телепортировалась по-быстреньком. Сразу поняла, что не править ей более. Слилась, гадюка, и правильно сделала. Сейчас, во всяком случае, жива. Хоть и в бегах, но жива. О здоровье ее этично умолчу. Самым первым, к слову, Аэдирн пал. И не удивительно. Демовенд всегда был бесхребетным тупицей. Попытался пару городков Цирилле отдать на границах, наивно пологая, что так его страну помилуют. Он не знал, что городов тех, какие он отдавать собрался, уже и нет более, там уже нильфы стояли и копыта лошадей их чернющих землю тленную вспахивали. Сейчас только государства Хенгфорской лиги и Хакланд, что дальше Зеррикании, нейтральны. И это, сдается мне, лишь потому, что до них Дьяволица еще не добралась. А может и не доберется, не сдалось оно ей. Никакого положения не имеет, ни политического, ни географического. Цинтру она, значит, возвела не хуже, чем эльфы свой Шаэрреведд. Место, значит, жутко духовное, да… Лютик порядком опьянел. Пузо у Ярпена было забито до отказу. Он давно уже слушал барда одним ухом и, подперев голову кулаком, время от времени похрапывал, что-то бормоча и пуская изо рта жуткий воздух, испорченный перегаром. Бард тоже едва сдерживался, чтобы не закрыть глаза. Потому что знал, если закроет, откроет их уже только под утро. Когда храп Ярпена стал слишком громким и очевидным, Лютик собрал всю волю в кулак. Встал, лениво потянулся и нехотя отправился к трактирщику, взять ключ от комнатки. Краснолюд спал крепко и, кажется, сладко. Так сладко, что, пожалуй, можно было с уверенностью сказать, будто ему снятся цветные сны. Сны, да еще и цветные, взрослым людям снятся крайне редко. Это знает каждый. Ему было невдомек о воинах. Он слишком давно не дрался и не держал в руках топора. Размяк. Осел. Ярпен «залечивал» кольчугу и более не разбирался в политике. В общем и целом, ему было до лампочки, на чей земле пить пиво и как оно называется, темерский херес, аль нильфгардский. Ярпен спал. И снилось ему ледяное, смертоносное зеленое пламя, танцующие черти на курганах и бесноватая застывшая улыбка Цириллы Фионы Элен Рианнон Эм Рейс — Императрицы Мира Всего.