Запомни меня таким

— И что именно мы решили, кэп? — спросил Тони, когда Стив снова опустился на стул рядом с Наташей и продолжил вглядываться в описание процесса подачи растворов через катетеры. — Может, просветишь? А то я тут немного увлёкся. Стив повернулся к нему и чуть пожал плечами. — У нас полчаса. Надо ухватить по максимуму информации и двигать отсюда. Впереди плодотворный год, чтобы разобраться с этим исследовательским институтом, точнее, с его теневой деятельностью. Обезьяны, я считаю, точно ни в чём не виноваты. — А, — Тони скосил взгляд и говоряще посмотрел на капсулу позади Стива. По лицу бравого Капитана Америка пробежала тень. Он мимолётно нахмурился, поджав губы, но тут же пришёл в собранное состояние с нейтральным выражением на лице. — Ты можешь что-то предложить? — спросил он Тони. Всегда неприятно отвечать на безжалостные вопросы. На неприятные, меткие вопросы, пересланные тебе. И хотя никакой вины Тони в том, что они не нашли решения, не было, он всё равно чувствовал себя дерьмово из-за этой беспомощности перед заточенным в железки серверов уже вековым разумом. Кажется, Стив прочитал всё это по глазам. Выдохнул и отвёл взгляд. — Прости. Я знаю, вы с Нат сделали всё, что могли. Мы оставим его здесь на год. Других вариантов нет, Наташа права. Быть живым и без памяти лучше, чем мёртвым. Я не хочу рисковать им и навредить. Только не так. — Значит, копирую, что успею, и уходим? Стив кивает в ответ. Тони объяснил, что унести получится не больше двадцати процентов файлового контента. Но он отрегулировал действие своей программы, направив воришек дробить и таскать самое важное, находящееся в ядре проекта: химические формулы, проекционные чертежи и графики. Остальную, теоретическую буквенную часть взяли на себя Наташа со Стивом, оперируя живой памятью. У них будет, с чем явиться к Фьюри. Им всем будет над чем подумать. Спустя ещё десять минут Стив встал и отправился в кухонный блок. Он видел, как, чуть помедлив, Наташа поднялась и пошла за ним, но не придал этому никакого значения. Наташа без слов встала рядом у столешницы, и пока Стив заправлял кофеварку, открыла пару банок тушёной фасоли и достала остатки хлеба. — Тони такое не ест, но ты ведь будешь? — спросила она, заглядывая в глаза. Стив улыбнулся и согласно принял ложку и открытую банку из её рук. Он не понял сразу, но обе банки Наташа открыла для него. Она дождалась, пока он неторопливо доест, а потом одним большим глотком допила свой кофе и осторожно отставила кружку подальше. — Что ты задумал? Стив медленно, смакуя ощущение деформации, смял обе банки и отправил их в утилизатор. Облизал ложку и положил её на столешницу — ровно, строго перпендикулярно краю. Наташа, глядя на это, вздохнула и чуть ссутулилась, устало наклонилась вперёд. Волосы закрыли её лицо, и Стив не видел выражения. — Знаешь, я потеряла в своей жизни многих человек. О ком-то я вспоминаю со светлой грустью. За смерть других — корю себя нещадно. Таких немало, и я помню каждого. Но никогда в жизни мне не предоставлялось шанса вернуть хоть кого-нибудь. Ты плохо знаешь меня, Стив. Так же, как и я плохо знаю тебя, и история Капитана Америки не в счёт. Что ты за человек на самом деле? Наташа вдруг подняла голову и осторожно приложила свои пальцы к центру его груди. Под ними размеренно билось прокачанное сывороткой сердце. — Что у тебя внутри? — спросила она, глядя куда-то пониже шеи. В её глазах стоял туман, и лицо выглядело измождённым. Она вспоминала, и воспоминания делали ей больно. — Я не знаю тебя так хорошо, как следовало бы. Не знаю, что тобой движет. Но если бы мне выпал такой шанс — я бы им воспользовалась. Наташа постояла так, с рукой на его груди, ещё несколько мгновений, после чего взяла вторую кружку с кофе и понесла её Старку. Она не обернулась. Спустя пятнадцать минут снова взвыло оповещение. Им отмеряли десять минут для того, чтобы оказаться по ту сторону сдвинувшихся бетонных ворот. Из-за утекающего времени внутри поселилось неприятное щекотное ощущение, от которого слегка мутило даже Стива — просто за компанию. Волнение тихо и назойливо билось в висках и в груди, хотелось поскорее собрать немногочисленные вещи, отсоединить чемодан Тони и убраться отсюда. Стив не торопился. Быстрее вычитывал информацию, всем своим видом говоря, как она важна для дела. Он балансировал на краю, и это безумно злило его. Он не мог рисковать Наташей и Тони. Он не собирался рисковать Баки. И всё шло коту под хвост. Атмосфера бункера давила на сознание, здесь было неприветливо и голо, голубоватый свет ламп и бетонные стены не добавляли уюта; колбы, подсвеченные тусклым оранжевым светом изнутри, и вовсе нагоняли жуть. Это было логово врага, и молчание Золы только нервировало больше. Нужно уходить, но тут был Баки, которого Стив должен был оставить, и осознание этого в который раз делало нестерпимо больно. Стив не был склонен разделять человека на душу и тело, потому что когда ему становилось плохо от своих мыслей, болело всё, целиком. — Я закончил с данными и отсоединяюсь, — сказал Тони. — Что у вас? — Я тоже закончила, — ответила Наташа и подняла над головой руки, по-кошачьи потягиваясь. — Я… почти, — тихо сказал Стив. — Закругляйся, кэп. Всё самое важное мои детки уже натаскали в закрома к папочке, так что сваливаем, пока нас не законсервировали тут на год. Тони поднялся, осторожно прикрыл чемодан и оглянулся в поисках своего безразмерного рюкзака, чтобы упаковать его внутрь. Они на территории врага, и руки должны быть пустые — мало ли что? Стив кивнул и встал. Медленно закрыл молнию на небольшом, обтекаемой формы рюкзачке Наташи и отдал его из рук в руки. Наташа смотрела за его действиями, пока не встретилась взглядом, и он долго смотрел в ответ, не отвёл глаз. Внутри них всё одно было пусто, и Наташино сочувствие ничем не могло помочь. Он должен был оставить Баки здесь одного, и это убивало изнутри. — Уходим, — сказал Тони и уверенно пошагал в сторону выхода. Наташа двинулась за ним. Взвыла сирена и больше уже не отключалась. По углам мелькали оранжевые предупредительные проблески от фонарей. Механический женский голос повёл счёт на секунды. — Хундат ун цванцих, хундат унд нонцин… — Боже, ещё полторы минуты слушать это карканье, — Тони закатил глаза и усмехнулся. Стив посмотрел назад, на капсулу с Баки. Он не нашёл в себе сил подойти к нему и попрощаться. Крепче стиснул зубы, отвернулся и пошёл следом за Наташей. Они без проблем зашли в круглый белый коридор для дезактивации, и дверь за ними закрылась, отрезая от основных помещений бункера. Тони, а за ним и Наташа вышли в квадратный лифтовой холл, когда оставалось двадцать секунд до консервации бункера. Стив остановился на пороге. — Я забыл щит, — сказал он тихо, но таким тоном, что Тони вздрогнул и тут же остановился. — Кэп, ты серьёзно? — взорвался он, развернувшись. — Чем ты вообще думал?! Ты не успеешь! Что ты… Тони осёкся и сделал шаг вперёд, к створкам бетонных ворот; Стив, не спуская с него глаз, отступил назад. — Кэп, — позвал Тони, и прозвучало это жалко и беспомощно. — Мой щит… внутри, — повторил Стив хрипло, потому что в горле мигом пересохло. Тело действовало само, на автопилоте. — Что ты творишь? — спросил Тони серьёзно и уверенно пошёл к бетонным створкам. В его глазах читалась решимость. Наташа крепко перехватила его за шаг до ворот и вцепилась сзади железной хваткой. Тони попытался скинуть её с себя, но не вышло. — Ключи от машины, — сказал Стив и перекинул связку Наташе. Та поймала их буквально над ухом Тони. — Он не возвращается вместе с нами, — сказала она спокойно. Хватка даже одной руки была крепкой и болючей. Тони смотрел на него, и карие глаза его словно выцветали. Он стоял в шаге перед воротами, Стив — в трёх шагах за ними, и оба понимали, что так всё и закончится. Механический голос отсчитывал последние секунды. — Идиот ты, Стив, — прошептал Тони. — Не делай глупостей. Глаза Стива широко распахнулись, голос из трансляторов пропел: «Айна», и створки бетонных ворот неотвратимо и глухо схлопнулись, отделяя их друг от друга. — Внимание персоналу, — проговорил другой, мужской голос из динамиков. — Пройти дезактивацию и занять места в основном бункере в течение… Стив уже не вслушивался. За стеной, ставшей монолитной, было не разобрать ни звуков, ни движения. Тони с Наташей вернутся домой, Наташе хватит опыта и терпения вывести их отсюда незамеченными. Он развернулся, приложил карту с кодом к индикатору у круглой белой двери, и та отъехала вбок. — Капитан? — раздался голос Золы. Он звучал удивлённо. — Бункер законсервирован. Вы решили остаться и составить мне компанию? Или сядете у ног своего друга, как верный пёс, и будете смотреть, как он забывает вас? В динамиках затрещало имитацией смеха, и если кто-то когда-то говорил Золе, что у него отвратительное чувство юмора, Стив об этом не задумывался. Он подошёл к столу с треснувшей из-за его рук столешницей. Под ним на полу лежал его щит. Стив быстро и точно наступил на его край, и он подлетел вверх, привычно ложась в руку. Стив сделал несколько шагов, замерев перед первым углом с камерой и транслятором вверху, под потолком, подпрыгнул и изо всех сил ударил гранью щита по проводам. — Это возмутительно! — голос Золы звучал на повышенных тонах. — Что вы себе позволяете? Капитан! Не смейте портить имущество бункера! Он ругался и призывал к порядку. Едва ли не выл, но Стив не слушал. Он угол за углом снимал камеры наблюдения и перебивал провода трансляторам. Он собирался побыть в тишине и не чувствовать чужого взгляда в затылок. Он целенаправленно и планомерно, никуда уже не торопясь, лишал Золу глаз, ушей и языка. Когда всё было кончено, Стив откинул щит в сторону и согнулся, надеясь отдышаться. То, что он делал — простое упражнение для его сверхчеловеческого тела. Но внутри бушевала такая буря, что он никак не мог выровнять дыхание. Потом Стив укоризненно покачал головой, поднял отъехавший в сторону щит и аккуратно прислонил его к стене совсем рядом с пустой капсулой. Отдышавшись, он вернулся к капсуле с Баки и нашёл в себе силы посмотреть — прямо в лицо, на закрытые веками глаза, на замерший щетинистый кадык и едва ходящую от неглубокого дыхания грудь. Он смотрел на Баки и не выдержал — прислонился к стеклу лбом, приник ладонями, словно обнимая. — Бак, — прошептал он, и дыхание оставило мутный след на стекле. — Прости меня. Стив съехал вниз, на колени, и замер так, не отпуская стекло капсулы из объятия ладоней. Он медленно, глубоко дышал. Его взгляд прикипел к острым косточкам голеностопа — Баки стоял внутри босым, в одних штанах, которые очень походили на больничную пижаму. Если бы мог — если бы он только мог, — он бы поцеловал каждую, прося прощения. — Прости меня, Бак. Я не смог оставить тебя. Я слаб и пуст. Я не могу позволить им вырезать меня из твоей жизни. Стив замолчал и осторожно поднял взгляд выше, остановившись на заросшем опущенном вниз подбородке. Баки не мог ему ответить, но он был так близко, и если Стив ещё минуту назад недоумевал, что же он творит, то сейчас у него не осталось сомнений. — Если это произойдёт, — снова сказал он тихо, — если ты забудешь, — что останется у меня? Кем буду я? Он судорожно втянул воздух и замолчал, и ещё долго сидел так. Трогал стекло пальцами, собирался в единое целое. Ему чудилось, что он слышит, как за глянцевой поверхностью размеренно и медленно бьётся у Баки сердце. — Повторим все заново? Я буду смелее. Обещаю тебе. Когда почувствовал, что внутри всё замерло и уравновесилось, Стив встал и начал раздеваться. Скинул обувь и носки, стянул верхнюю часть формы и футболку, аккуратно повесив всё на ближайший стул. Он остался в одних штанах, подошёл к свободной капсуле и уверенно зашёл внутрь, прижимаясь спиной, затылком, поясницей и пятками к белому липкому ложементу. Тот сразу присосался к каждой точке соприкосновения с телом, и Стив почувствовал, что его крепко, уверенно держат. Он не знал, правильно ли всё делает. Но Зола сказал — процесс автоматизирован, а внутри капсулы была лишь одна оранжевая кнопка с надписью «starten», и рядом с ней зелёная «öffnen», но она сейчас явно была ненужной. Стив вдохнул поглубже и уверенно утопил оранжевую кнопку в панель. Загудели сервоприводы. Тяжёлое стекло, откинутое вбок, пришло в движение и, встав в пазы, отрезало его от пространства бункера. Стало оглушающе тихо, но ненадолго. Тут же зашипела газовая смесь из форсунок. Стив улыбнулся, почувствовав свежий, влажный, словно наполненный озоном воздух. Как после грозы. Сзади зажужжала автоматика панели с трубками и катетерами. Их жала выглядели устрашающе-длинными, и Стив предчувствовал неприятные ощущения в момент, когда они войдут в тело. И всё равно оказался не готов. Он громко вскрикнул от прошивающей боли, прострелившей его от затылка до самых мизинцев на ногах. Колени ослабли и подкосились, но он не упал — ложемент крепко держал его. Он почувствовал вдруг, как отнимаются конечности — медленно, страшно, по частям. Сначала он перестал чувствовать пальцы. Затем сгиб кистей. Затем понял, что руки у него отняли по локоть, а ноги по колено, и вскоре у него осталось только тело, которое спустя недолгое время тоже отказало. Это было самое страшное ощущение за всю его жизнь: словно он — только пустая, лёгкая голова, сидящая на неподвижной аморфной шее, — и больше ничего. Впрочем, скоро он перестал себя чувствовать полностью, растворяясь в мареве, подступающем извне, из самих глубин сознания. Он больше не имел тела, но — вдруг понял и обрадовался этому, как ребёнок — это было не важно. Он почувствовал себя больше, намного больше. И ощутил, как падает куда-то с огромной высоты. В память Баки? Чувство падения было таким ярким и бодрящим, что Стив зажмурился — хотя у него не было ни глаз, ни головы, ни тела. Смешно, насколько привычки сознания управлять чем-то ощутимым, физическим прорастают в нас. Он падал, и чем ближе был к цели, тем яростнее бился его несуществующий пульс. Он ликовал и предчувствовал, и был совершенно счастлив в этот момент. Первое, что он увидел после падения и оглушающей, слепящей темноты, было лицо юного Баки. Он шёл рядом, плечом к плечу, — живой, родной, до одурения близкий — смотрел на него сверху вниз и лукаво улыбался.