Кого любит благая Аши

      «Идиоты», — насмешливо подумал Гураз и, закинув финик в рот, начал его сосредоточенно жевать. Нельзя смеяться на военном совете, когда обсуждаются потенциальные потери. Это невежливо.       Но — разрази его гром! — Гураз думал, хоть туранского мальчишку минует чаша всеобщей влюбленности в шаха! Зря. Вот он, бедняга, стоит навытяжку рядом с Исфаном, оба сверкают глазами и воодушевленно рассказывают о плане грядущей вылазки. Обоим так хочется понравиться Арслану, заслужить его одобрение… Не ради денег и должностей, не ради будущей славы (слава для разведчиков — очень уж призрачное понятие), не ради возможности стать ближе. Одобрение ради одобрения. Чтобы на тонких губах Его Величества расцвела восторженная улыбка, чтобы пальцы, сейчас излишне крепко сжавшие подлокотник, успокоились, легли на перо и начеркали подпись под приказом. Чтобы небесно-голубые глаза наполнились солнечным теплом, когда Арслан произнесёт:       — Хорошо. Но обещайте себя беречь! И возвращайтесь скорее. — Гураз не умел советоваться с джиннами или просчитывать вероятности на десять событий вперёд, но он точно знал, что после этих слов оба сопляка прижмут ладони к сердцам и клятвенно пообещают «беречь и вернуться» и, конечно же, исполнить приказ господина.       «И что характерно, — подумал Гураз, сплёвывая косточку, — исполнят и вернутся. Иначе Его Величество будет волноваться, не могут же они допустить, чтобы он волновался, верно?» Он незаметно покачал головой. Они все слишком его любят. До обожания. Это глупо.       Нет, Гуразу тоже нравился юный шах. Он мог не понравиться только какой-нибудь конченой сволочи вроде Шагада (и чтоб его медузы на дне имели! — адмирал всё ещё не простил подлого нападения на Гилян, пусть даже то и обернулось поражением). Гураз сволочью не был и Арслана любил. Потому как Его Идеальное Величество был благороден. Умён. Справедлив. Обаятелен. До бесконечности добр. Он был красив, как истинное Дитя Богов, и плевать, что не сын Андрагорасу. Вон Нарсес уже запустил среди торговцев — не без помощи Гураза — слух о том, что Арслан Освободитель ведёт свой род напрямую от самого Кей-Хосрова, и даже подходящую младшую жену в летописях разыскал, в подтверждение. А о чём говорят торговцы — о том скоро будет говорить весь народ, и даже высокородной знати придётся сделать вид, что это правда.       Тогда это станет правдой. Юный герой, владыка Парса, такой прекрасный, что при взгляде на него хочется щуриться и прикрывать глаза ладонью от сияния, станет совершенно недостижим для простых смертных. Спасибо, что Гураз успел попасть в фавориты до того, как Арслан взошёл на престол, а то б уже не подпустили.       Он усмехнулся, хрустнул костями, потянувшись, и поймал неодобрительный взгляд Дариуна. «Воин из воинов» его не любил, потому что ревновал. Потому что сам Дариун — «тупой самоуверенный солдафон без капли воображения», и это между прочим, слова не Гураза, а Нарсеса… впрочем, он бы не стал нарываться и повторять подобное Дариуну в лицо. Что позволено лучшему другу, не позволено «болтливой креветке, вообразившей себя сиреной» (ну да, Гураз всё слышал, потому что, в отличие от тупых солдафонов, умеет слушать и трепаться одновременно).       А ещё — в отличие от них всех — ему не застит глаза обожанием. Он смотрит на Арслана и видит не владыку душ и сердец, не правителя милостью богов, не перерождение легендарного героя, а мальчишку, на которого навесили слишком много чужих надежд. И которого стоит разгрузить и согреть. Он очень сильный (Гураз украдкой покосился на шаха, любуясь осанкой и сосредоточенным выражением на лице), но иногда у него дрожат руки от ответственности. И болит голова от противоречивых желаний собственного народа. И иногда он мечтает не о счастье и благополучии всех подданных, а о маленьком островке посреди Южного моря, на котором можно было бы просто жить, играть в шахматы, читать книги, искать пиратские сокровища — и чтобы его и народ разделяло не менее сотни парасангов водной глади. Гураз знал все подробности, ведь Арслан делился с ним этими мечтами.       И ещё Гураз знал, что без своих друзей Арслан не поедет даже на самый прекрасный из островов. А жаль, он бы с удовольствием увёз его туда, одного. Ведь там можно было бы стать ближе. Смутить непристойно правдивой лестью. Снять царские одежды и прикоснуться к стройному телу. Можно было бы увлечь в поцелуй, лаской вскружить голову, заставить трепетать и задыхаться. Подарить наяву сказочное чудо любви — для этого у Гураза хватало разнообразного опыта, и он бы поделился им сполна со своим шахом, став для него тем, кем не решались стать все его восторженные друзья.       … Ну вот, Арслан уже подписывает подготовленный учеником Нарсеса приказ: стратег знает об операции (наверняка он даже приложил руку к разработке плана), и это резко повышает шансы на благополучный результат. А Исфан с Джимсой всё равно пламенно клянутся. Как и ожидалось.       Гураз вновь усмехнулся, раздумывая, какими одинаковыми со временем становятся приближенные шаха. Вот, казалось бы, парсиец и туранец, чьи предки воевали несколько поколений подряд, что у них может быть общего? («То, что оба выскочки», — ехидно подумал Гураз). И разве не стараниями Исфана Джимса был захвачен в плен, разыгран в интриге и подставлен под удар от своих же? Они хорошо помнили, как сражались в поединке, и должны были бы ненавидеть друг друга… Но за неполных четыре года Арслан накрепко приручил обоих: и гневливого волка, и изворотливого скорпиона. Теперь они соратники, они отправятся в горы, где полно колдовских ловушек (Гураз незаметно прочертил скрещенными пальцами знак, отводящий беду от смельчаков), прикроют друг другу спину в бою и, если понадобится, вынесут из боя на спине. А до того, наверняка (Гураз улыбнулся, уже не скрываясь), наперегонки поскачут в Пешавар хвастать заданием марзбану Кубаду.       — Передавайте Кубаду привет! — мелодично протянул Гив, когда разведчики выходили за дверь, так что Джимса вздрогнул от неожиданности, а Исфан осклабился, развернулся и чуть было не ткнул в сторону музыканта оскорбительный жест — жаль, вовремя вспомнил, что Арслан провожает их взглядом, и сдержался. Так и вышел, пылая раздражением       Гураз одобрительно хмыкнул и перемигнулся с Гивом. Хороший мужик, понимающий. И то, что он складывал довольно нелепые рубаи, посвящая их попеременно Арслану и Фарангис (и иногда путая посвящения), — его совершенно не портило. Если с кем и советоваться по поводу задуманного, то именно с ним…

***

      «Нет, определенно не стоило советоваться с этим двуличным выкормышем русалки!» — думал Гураз, пытаясь сохранять достоинство и не дергаться, нелепо и хаотично размахивая конечностями. Это было довольно сложно, учитывая, что он висел, качаясь вниз головой, до земли было не меньше шестидесяти локтей, а удерживала его только верёвка (неизвестной прочности) — петлёй за лодыжку.       Они поймали его в ловушку. Гиву не стоило доверять; очевидно же, что сразу после задушевного разговора, подсказок и обещания помочь тот прямым ходом направился к «господину Тактику» и всё выложил как на духу. И теперь незадачливый фаворит висел под окном спальни Его Величества, слушал, как Нарсес и Дариун обсуждают вероятные способы отрывания дорогих Гуразу органов, и молитвенно благодарил пресветлую Аши за то, что та надоумила его карабкаться по карнизам в сандалиях, а не в сапогах — потому что из сапога он бы уже точно выскользнул.       — Между прочим, — Гураз повысил голос, перебивая опасный разговор, — Арслан очень расстроится, если я пострадаю! Особенно если вы объясните, в чём я провинился. Он меня любит.       — Ты! — рявкнул Дариун, и верёвка опасно дернулась, удлиняясь на локоть. Гураз ещё разок, для верности, помолился богине удачи. — Не стоишь и крупицы его любви! Грязная похотливая скотина!       — Не ори, — шикнул Нарсес другу. — И ты тоже, — добавил для Гураза. — Ты отдаешь себе отчёт, что ещё и полуночи нет? Во дворце полно тех, кто не спит, и если кто-то выглянет в окно или появится на галерее, я просто перережу верёвку. Чтобы избежать неприятных расспросов.       — Не перережешь, — Гураз скрестил руки на груди и улыбнулся как можно небрежнее. — Ну правда, братцы, я же вам ещё нужен. Кого вы поставите контролировать флот? Ни у одного из моих помощников нет моих мозгов, — Нарсес скептически хмыкнул, и Гураз торопливо продолжил. — Я виноват, я больше не буду, клянусь, я стану смотреть на Его Величество, только склонившись в земном поклоне… ну, втяните меня внутрь! Арслана там всё равно нет, я знаю, иначе он бы уже вмешался.       Некоторое время вместо ответа он слушал только шелест листвы и журчание фонтана во дворе, а затем наконец верёвка вновь дернулась и рывками поползла вверх.       Вскоре Гураз сидел, упершись затылком в злополучный подоконник и потирая ободранную лодыжку. Арслана в спальне действительно не обнаружилось. Зато обнаружилась Фарангис, с такой прямой спиной, словно проглотила копье Дариуна (Гураз еле удержался, чтоб не заржать от не вовремя пришедшей на ум пошлости). Мрачный Джасвант, постукивающий пальцами по рукояти меча (тоже, между прочим, символ). И, конечно же, ехидно ухмыляющийся Гив (склизкий предатель!), неразлучный со своим инструментом.       Дариуна Нарсес удерживал на расстоянии, двумя руками обнимая со спины и не давая вцепиться Гуразу в глотку. За это Гураз был ему благодарен настолько, что даже не стал отпускать ни одну из любимых шуток об их близости.       — Спасибо, — он прочистил горло, кашлянув. — Я понимаю, что вы меня осуждаете. Но знаете, у меня есть оправдание.       — Ах ты сериканский ублюдок! — взорвался Дариун. Нарсес накрыл ему рот ладонью и заметил с ледяным спокойствием:       — У тебя нет оправданий.       Фарангис согласно дернула бровью. Джасвант кивнул. Гураз открыл было рот, чтобы возразить, но тут вместо него неожиданно заговорил Гив:       — Каждый из нас, даже прекрасная и многомудрая моя госпожа, однажды приближались к Его Величеству настолько, что были готовы презреть приличия ради призрачной возможности сорвать плод его страсти… — Гив с мечтательным выражением на лице тронул струны уда перебором и глянул на Гураза с жалостью. — Мы все бывали на твоём месте, знаешь ли.       — Не все, — буркнул Дариун сквозь ладонь, но Нарсес за его спиной усмехнулся.       — Более того, — невозмутимо продолжил Гив. — Мы ведь с ним давно. Мы видели его становление. Видели его разбитым. Видели растерянным, требующим защиты и утешения. И горящим идеями, жаждущим поддержки — тоже. Пили с ним вместе его первые чаши вина. Знали, что только нам он может полностью довериться… Каждый из нас помнит сотни предоставленных возможностей, пока он был подростком, очаровательным мечтателем, не знающим жизни и соблазняющим жестами и фразами… почти неумышленно. Нам было сложнее, чем тебе, но мы удержались.       — И зря, — Гураз пожал плечами. Надо же, он думал, что обожание этих людей — слепо и наивно до святости, а оказалось, они ничем не лучше него. — То есть я восхищаюсь вашей силой воли… без шуток, ребята, вы просто монстры с рыбьей кровью. Но почему нет? Что плохого бы случилось, если б вы подарили мальчику немного телесного жара? Все однажды становятся взрослыми.       — Мы были его взрослыми, — сказал Нарсес, выпуская из рук успокоившегося Дариуна. Тот сразу двинулся к окну, и Гураз постарался отползти подальше, опять почувствовав справедливые опасения за свою жизнь. Но Дариун только окинул его презрительным взглядом и взялся сматывать верёвку. — Мы были близкими, заменившими ему отнятую семью. Он доверял нам, равнялся на нас. Отвечал преданностью на преданность и любовью на любовь. Кто бы из нас ни разделил с ним его первую ночь, он надолго стал бы для принца центром Вселенной, не позволив встать в центре самому.       — Мы бы никогда не отмылись от этого греха, — согласно и (как показалось Гуразу) с легкой грустью усмехнулась Фарангис.       — Ага, ясно, — Гураз кивнул, медленно поднялся и заковылял к двери. Ясно, что сегодня его всё-таки не убьют. У выхода он остановился и оглянулся. — Вы растили истинного шаха, я так и понял. Побоялись ответственности или даже ревности остальных и возвели на трон героя, одинаково недоступного для всех. И одинокого. Только… никого не смущает, что у нас тут Змеиный Князь вовсю рвется к власти? Арслан вполне может погибнуть в любой момент, в юном возрасте, так и не познавшим сладости грешной любви и открытой привязанности. Потому что кроме вас, тех, кто был рядом с ним с самого начала… ну и иногда — меня, балующего его мечтами и сказками, — никто не видит Арслана таким, какой он есть. Не правителем, а человеком. Мальчишкой с теплой кровью и искренним, пылким сердцем.       Повисла пауза. Все собравшиеся вперили в него пристальные взгляды, и Гураз подумал, холодея: «Язык мой — враг мой. Интересно, кто вытащит сейчас оружие первым… Они же меня на части разорвут».       — Как он там говорил? — Дариун взглянул на Нарсеса, прищелкнул пальцами, припоминая. — Ни у кого нет его мозгов?       — Да, — Нарсес покачал головой. — В самом деле, надо будет проверить его помощников: если они ещё глупее, нас ждёт катастрофа в морской торговле. Я лично этим займусь.       А Гив расхохотался так заразительно, что к нему постепенно присоединились и остальные. Даже Джасвант улыбнулся.       — Тебе ведь повезло, — сказал Гив, отсмеявшись. — А вот если б я не предупредил того, кого тут нет, о твоем визите, ты бы уже несколько раз сгорел со стыда.       — Арслан бы понял меня! — запальчиво фыркнул Гураз, обиженный пренебрежением (лучше бы и правда морду набили, чем так!). Соратники опять смотрели на него с неприятной жалостью, словно это он не понимал чего-то совершенно очевидного, а затем Джасвант отлип от стены, у которой стоял всё время, и распахнул дверь, недвусмысленно намекая, что пора убираться из шахской спальни.       — Ты же вроде умеешь считать? — спросил он негромко. — Они начинали свой путь вшестером.       Гураз посчитал. Вышел в коридор, а потом долго спускался вниз по ступеням, чтобы выйти во внутренний двор и макнуться головой в фонтан.       «Да, — подумал он, остудив эмоции, и присел на край парапета. — Надо же! Я не учёл… и даже не заметил, ни разу. Вот и кто тогда, выходит, идиот?»