Чай со вкусом моей любви

      Юноша лет двадцати, наклонившись над столом в позе человека, бьющегося в агонии, яростно записывал что-то на аккуратно сложенном листе бумаги, время от времени останавливаясь и думая, что написать дальше. На явно измученным чем-то этаким лице проступали капли пота, а в уголках глаз блестели слёзы. Молодой человек со звучной фамилией Туманов пыхтел над маленьким письмом вот уже около часа, периодически перечёркивал написанное и начинал заново, перед чем обычно запрокидывал голову назад и выдыхал с неявным тихим стоном. Его бледное лицо выдавало ту самую душевную боль, которая отличает человека, хладнокровного снаружи, но абсолютно неспособного смириться. Чаще всего, страдания для таких людей кажутся чем-то существующим отдельно или проще говоря, существующим в душах других людей. Однако когда нечто едкое добирается и до сердец таких людей, оно начинает доказывать своё существование всеми способами возможными или же вовсе безрассудными.       Евгений Туманов был молодым пианистом и по совместительству успешным композитором, осуждённым за своё последние творение, названное не иначе как «Душа царя», которое в свою очередь подкреплялось скандальной статьёй какого-то бездарного издателя, дошедшей до рук самого царя, примерявшего на себя смысл всякого современного произведения о человеке. Юноша не был любим правителем и практически добровольно подобным способом пожелал себе умереть. Но редкому вольнодумцу захочется отдать свою жизнь прихоти человека, абсолютно ничего не смыслящего в чём-то большем, чем использование людей в качества «военного мяса» или подсчёт фаворитов своей ветреной супруги. И молодой музыкант решает уехать как можно быстрее, что неудивительно, вырвавшись из-под ареста придворных большепузых военных.       Правда, для этого юноше пришлось убить приличное число людей и скрыться где-то на окраинах Франции, сменив имя и представившись пропавшими сыном совершенно незнакомой ему женщины. Но жизнь в несчастье ещё была чем-то угрожающе далёким и неизвестным ныне. А пока Евгений не переставал пыхтеть над своей злополучной запиской. А когда закончил, аккуратно поместил её внутрь конверта, схватил небольшую шкатулку, наполненную чаем, пистолет, накинул чёрную шинель, в тайне набитую необходимым, и выскочил на улицу из окна своего дома. Всё было готово: один из ямщиков, «случайно проезжающих» мимо дома Евгения, остановился возле окна и дождался, когда тот прыгнет в телегу. Юноша также попросил передать конверт и шкатулку по адресу, написанному на небольшой бумажке, которую он небрежно и грубо засунул ямщику в карман брюк.       Но нет смысла описывать кровавую ночную погоню, сопровождавшуюся многочисленными смертями и жутким ливнем, ведь речь совсем не о ней, и весь жгучий смысл душевной трагедии заключался не в крошечной вероятности осуществления его жизненно необходимого плана.

***

      Александр Морский, очень приятной наружности юноша, проснулся несколько раньше обычного, услышав отчётливый и непрекращающийся стук в дверь. Слишком назойливый, чтобы его игнорировать, на пороге дома уже стоял ямщик, который продолжал издеваться над дверью и над внезапно проснувшимся, отстукивал какие-то замысловатые ритмы. — Да что Вам нужно, в конце концов?! — не выдержал Александр, подбегая в двери, и вдруг понял, что одет он был в одни спальные штаны. Ну да неважно, ибо когда тебя будят, ты и с того света вернёшься, чтобы настучать бессовестному нарушителю сна по голове. — Вам просили передать, — покорно ответил ямщик, не обращая внимания на нелепый вид хозяина дома. — Осмелюсь спросить — кто мне это передал, и главное, с какой целью? — бормотал юноша, всё ещё пытаясь отойти ото сна. — Уважаемый господин, композитор и, кажется, Ваш друг, — отвечал ямщик. — Позвольте, почему же он сам не пришёл? — взволнованно спросил Морский и почувствовал, что проснулся. — До свидания, — будто бросил в лицо собеседник и, с треском хлопнув дверью, поспешил удалиться.       Морский скорчил странную гримасу и, будучи в недоумении, медленно прошагал обратно в комнату. Там он смог внимательнее рассмотреть принесённые ямщиком вещи, которые якобы были переданы Александру его верным и, пожалуй, единственным другом. Юноша мял в руках конверт, который позже раскрыл и прочитал письмо следующего содержания:       «Дорогой мой, мне пришлось уехать. Надолго, может быть навсегда, и я думаю, что мы вряд ли сможем встретиться вновь. Пожалуйста, не пытайся ничего узнать и постарайся прожить эту жизнь достойно… И осторожно. Если бы ты знал, как много эти слова могут означать. Я не смогу писать тебя письма, и, повторюсь, пожалуйста, не пытайся меня найти! Я оставил тебе васильковый чай. Выпей его только тогда, когда тебе станет невыносимо от тоски по мне. Только тогда. Прошу, верь мне! Прости меня и прощай».       Около получаса Морский сидел, погрузившись в томное раздумье, пытаясь что-то понять. Бегущие по цепочке мысли вдруг разрезало чем-то жёстким в качестве напоминания о том, какими хрупким являются смысл и судьба. Юноша думал о том, что, быть может, ничего и не существует в таком виде, в котором он может это себе представить. Его голову даже не разрывало от любопытства и сжигающего желания узнать, куда мог уехать его друг… И главное, зачем. Не послушавшись совета, который в письме был всячески выделен и даже подчёркнут волнистой линией, Морский побрёл в сторону усадьбы своего друга и, к своему сожалению, не обнаружил там ничего, кроме государственных людей, тщательно пытавшихся отыскать в доме что-нибудь (кроме двух трупов в красивых мундирах). Тогда Александр побрёл в сторону своего дома, неся на лице пустоту и смирение. — Что же это такое? …- полушёпотом повторял Морский, глядя сквозь улицу.

***

Евгений уже давно размышлял над тем, как вернуться обратно в Россию. Прошло пятнадцать лет, но нелепо принятое решение мужчина так и не смог отпустить. Бесконечные лавандовые поля дышали Францией, и единственным напоминанием о далёком прошлом была черновая копия письма, которое некогда определило две человеческие судьбы. Юноша не смог простить себе то, что главной изюминкой его дружеского прощального подарка — василькового чая — стала небольшая горстка яда. Вечером Туманов разговаривал со своей «матерью», именем пропавшего сына которой он и представился ровно пятнадцать лет назад. Он прощался с ней, пытаясь объясниться. Счастливая случайность спасла его тогда, и теперь Евгений был вправе надеяться снова, в очередной раз обнажая до невероятности простую человеческую сущность. Что ж, уже ночью мужчина прощался с бескрайними цветочными полями, среди которых провёл почти половину своей жизни. — Я надеюсь, что ты не грустил обо мне, дружище. Я бы не пожалел о твоём счастье.

***

      Терраса была залита золотистым светом, в котором тонули крохотные тени берёзовой листвы. Душный летний вечер наградил томного человека одиночеством. Мужчина, а точнее Александр, слегка измученной жизнью, глотнул немало горя и сейчас, заварив ароматный чай, вспоминал о тех моментах, наполнявших его раньше. — И всё же, насколько нелепо получилось… Насколько нелепо… Его мысли вырывались наружу, и не требовали ответа, однако ответ прозвучал. — Ты прав. Действительно нелепо. И беспощадно, — Евгений стоял напротив своего друга, закрыв лицо руками.