***
— …и принц поднял свою рапиру и вызвал злого короля на дуэль! — Антонио прошелся перед колыбелью и, взглянув на дочь, невольно улыбнулся. — Это была долгая выматывающая дуэль, но принц в конечном счете победил, и злой король, отдав ему свою шпагу, признал свое поражение, а потом… Обернувшись и увидев прижавшуюся к дверному косяку жену, укоризненно поглядывающую на него, Карьедо сбился и, смущенно потеребив волосы на затылке, все же закончил: — Потом… Принц вернулся домой, к своим прекрасным принцессам… Покаялся за то, что подвергал себя такому риску… И… И больше никогда в жизни так не рисковал. — Принцесса Кармен, конечно же, немного сердилась, — усмехнувшись, подыграла ему жена, — но принц был так искренен и убедителен, что гнев принцессы сменился на милость… Платье Кармен тихо зашуршало, когда она отпрянула от косяка и мягкими шажками подошла к мужу. — Принцесса не могла сердиться долго на своего смелого доброго принца, — продолжила она, взглянув на улыбающуюся малютку в колыбели, — ведь он совершал все свои подвиги ради того, чтобы жизнь его подданных и тех, кто ему дорог, была лучше. И поэтому, — Кармен нежно погладила кончиками пальцев щеку Антонио, — принцесса подошла к принцу и сказала ему: «Я так счастлива, что ты вернулся, любимый!» А потом поцеловала его, нежно-нежно… Словно поняв, о чем идет речь, малышка Кьяра восторженно пискнула и ухватилась своими маленькими пальчиками за кружево одеяльца. Кармен, улыбнувшись, обвила шею Антонио и коснулась губ мужа в легком, нежном поцелуе. Антонио, чувствуя себя совершенно счастливым, крепко обнял ее в ответ, отвечая на поцелуй. Скупые аплодисменты заставили их прервать поцелуй и вспугнутыми пташками отпрянуть друг от друга. — Дон Диего, — смущенно, но с отчетливыми нотками возмущения, выдохнула Кармен, приседая в реверансе перед губернатором. — Какой неожиданный визит, Диего, — с куда более отчетливым неудовольствием, на правах старого друга, заметил Антонио. Диего Монтеро безмятежно улыбнулся: — Я не решился прервать столь трогательную семейную сцену своими приветствиями. Все же, прошу меня простить. Я пришел по срочному делу. — Что за дело? — нахмурился Антонио, оставляя жену у колыбельки, подхватывая гостя под руку и уводя в другую комнату. — О, ничего такого, — улыбнулся Диего. — Всего лишь хотел поговорить наедине с дорогим другом. — Ах, вот как… — откликнулся все еще чуть напряженный, но несколько успокоенный Карьедо. Он уже собрался было обернуться к вышедшей вслед за ними из детской жене и сказать, что скоро вернется, как вдруг… Диего ощутил настоятельную потребность грязно выругаться. За углом в широком зале обнаружилась команда. Сказано же было этому идиоту-капралу — быть на изготовке на всякий случай, но не высовываться, не располагаться так близко! Увидев солдат, Карьедо, чуть нервно цеплявшийся за его рукав, тут же счел происходящее угрозой себе и семье и, резко нырнув губернатору за спину, с силой толкнул его на солдат и, вместо успокоительных слов крикнув жене: «Пригнись!», кувырком ушел из-под пуль, выхватил рапиру из ножен зазевавшегося солдата и, тут же пронзив того, развернулся и парировал удар того, что сориентировался быстрее. Попытки разрешить ситуацию бескровно пошли прахом. Диего крикнул команде не стрелять и попытался пробиться поближе к Карьедо в надежде уберечь того от лишних глупостей. Антонио, которому с раненным плечом, да еще и уставшему после бурного дня, было тяжело отбиваться от такого количества противников, его благих намерений не оценил. Оттесненный почти к самой детской, обозленный, словно загнанный зверь, Диего он встретил ничуть не приветливее, чем всех остальных — клинком и яростным взглядом. Едва успев уйти от опасного удара, Монтеро налетел на высокий подсвечник. Кажется, свечи на нем покосились, а одна или две даже упали на пол, к тяжелой гардине… Антонио рывком подскочил к нему, собираясь, вероятно, использовать как заложника и заставить солдат сложить оружие. Капрал, в попытке спасти губернатора забывший о запрете стрелять, поднял пистолет. — Тоньо! [4] Пуля, предназначавшаяся Антонио, пронзила тело Кармен. Выстрел, что должен был крайне опасно ранить, но при должном лечении оставить шансы на поправку, из-за разницы в росте оказался для сеньоры Карьедо смертельным, и она со стекленеюще-испуганным взглядом, едва ли успев осознать, что смогла в последний момент спасти мужа, поникла у Антонио на руках. Диего, подавив яростный рык, в два шага приблизился к капралу, уже дважды за вечер нарушившему приказ и едва не убившему Антонио, и заколол того рапирой. Запоздало подумалось, что безмозглый ублюдок слишком легко отделался, и надо было сослать его на рудники. Обернувшись к Антонио, губернатор увидел, что тот, словно завороженный, смотрит на жену, медленно опуская ее на пол. Вздохнув, Диего приблизился, пытаясь подобрать какие-то слова. Неожиданно до них дошел запах гари. Почти сразу же раздался детский плач. — Кьяра! — очнувшись от оцепенения, вскинулся было Антонио, но Диего ударил его по голове, оглушая — хватит с него неожиданностей. — Не люблю, когда что-то идет не по плану, — поведал он едва ли понимающему в данный момент его слова Карьедо. — Но у нас еще есть шанс выправить ситуацию.***
Перед глазами все расплывалось, превращая мир вокруг в слепленную из крупных масляных мазков нелепую и агрессивно-контрастную картину. Яркие огненные мазки горящих свечей — к густо-черным участкам тени. Мертвенно-бледные мазки простыней цвета слоновой кости — к иссиня-черным, проникнутым золотистыми и изумрудными линиями пятнам его собственного костюма. Оранжево-алые крупные, длинные мазки-всполохи — к лилово-синей глубине мазков ночного неба, прорезанных серыми клубами дыма и отдаленным запахом гари… Гарь. Огонь. Упавшие свечи. Пожар! — Кьяра! — Антонио вскинулся было, но запястья его сдавило тугой прочностью пут, а раненное плечо простелило резкой и острой болью. С болезненным стоном рухнув обратно на подушки, Антонио ощутил еще и тошноту. Голову ломило. Он смутно вспомнил удар. — Кьяра… — пробормотал он, на мгновение прикрыв глаза. — Она в порядке, — кровать прогнулась под чьим-то весом, и Антонио, распахнув глаза, увидел опустившегося рядом Диего. — Т-ты… — выдохнул он срывающимся от ненависти голосом. — Конечно, я, — игнорируя его яростный взгляд, улыбнулся Монтеро. — Не мог же я оставить ребенка в горящем доме. — Он помолчал и добавил негромко: — Знаешь, у девочки твои глаза. Жаль, что лицом больше похожа на мать. — Диего, ты… — Антонио поперхнулся словами от захлестнувших его чувств. — Что? — резко развернулся к нему Монтеро. — Что, Тонито? [5] Назовешь меня мерзавцем? Обвинишь в смерти Кармен? Или будешь проклинать, как эта чернь на улицах? А может, заявишь, что надо было убить тебя, а Кармен и Кьяру оставить в покое? О, нет, cariño [6]. Тебя я ни за что не стал бы убивать. И ты знаешь, почему. Антонио дернул руками, внезапно осознавая, что его запястья под веревкой бережно обмотаны тканью: — Неужели ты все еще… О, дьявол… Eres loco. — Eres mi locura, — эхом откликнулся Диего и, склонившись ниже, заполошно зашептал: — Мы оба были тогда еще очень юны, чтобы много знать о любви, но я был совершенно искренним в своем признании, я готов был сложить все сокровища мира к твоим ногам, а ты лишь отмахнулся от меня, обратив все в шутку. Ведь как может друг любить друга? Не женщина же ты, право слово… Знал бы ты, как я страдал, Тонито. Особенно когда ты позвал меня на вашу с Кармен свадьбу. Я стерпел, но все это время я тонул в тоске и безысходности: не сумел удержать Калифорнию, не сумел завоевать твое сердце… Но недавно, — Диего огладил его лицо, от виска до подбородка, и Антонио раздраженно дернул головой, уходя от этого прикосновения, — недавно мне в руки попали доказательства, что Зорро, которого я так упорно все это время стремился уничтожить — это ты. И теперь, cariño, ты не сбежишь от моей любви. — Какой же ты больной ублюдок, — с отвращением выплюнул Карьедо. — Ты даже не осозн… нмф! Игнорируя тупую боль в голове, Антонио решительно попытался отстраниться, но внезапно впившийся ему в губы поцелуем Монтеро только запустил пальцы ему в волосы и с силой сжал пряди, удерживая. Вторая рука губернатора нырнула под рубашку и заскользила по телу в какой-то извращенной пародии на нежную ласку. Укусив Диего в губу, Антонио немедленно воспользовался его заминкой, чтобы извернуться, поджать колени к груди и мощным толчком ногами отбросить того подальше от себя. — Значит, по-хорошему ты не хочешь, — выдохнул Монтеро, вновь приближаясь. — Ты не оставляешь мне выбора, любовь моя. Он уклонился от очередной попытки удержать его на расстоянии и, перехватив ногу Карьедо, резко откинул ее в сторону. Антонио от такого броска невольно перевернулся на бок, спиной к тому, от кого собирался всеми силами отбиваться. Полный раздражения удар, выбивший его в звенящую тишину боли, Антонио принял почти что с облегчением — лучше уж так, чем с этой издевательской сумасшедшей нежностью, от которой к горлу подступает тошнота. Принять же сумасшедшую страсть было в разы сложнее, а противостоять ей не было сил и возможности. С каждой сорванной вещью, с каждым раздраженным непокорностью и неприятием ударом, с каждым поцелуем на грани укуса и с каждым рваным движением, тесно сплетенным с болью, он словно терял часть себя. Нет, не так. Эти части из него вырывали и, окровавленные, бросали и втаптывали в песок. Кусок за куском. — Все должно было быть… совершенно по-другому… — рухнув рядом, вздохнул Диего. — Ну, почему ты такой упрямый, почему не хочешь понять, что я люблю тебя, и принять мои чувства?.. — Да я скорее сдохну, чем приму чувства такой больной мрази, как ты! — выпалил Антонио с ненавистью. — Вот как… — тихо и задумчиво протянул Диего. — Ну, что ж… Я могу предоставить тебе такую возможность, cariño. Думаю, ты получишь истинное наслаждение, медленно и мучительно умирая на рудниках. Что же до твоей дочурки… — Только тронь ее, тварь, — прошипел Карьедо. Диего улыбнулся: — Ну, что ты. Ведь у нее твои глаза, помнишь? За одно это мне о ней стоит позаботиться, как о родной дочери. К слову, пойду посмотрю, как она там, и пришлю молодцов, которые доставят тебя на рудник. Не скучай тут, Тонито. Диего поднялся и вышел, не обращая внимания на летящие ему вслед окрики и проклятия. — Я найду способ вернуться, и ты пожалеешь, что родился на свет, Диего! — пообещал Антонио. Хлопнула дверь. Зарево пожара вдалеке отгорело, и его слабые отсветы теперь уже едва виднелись в серых облаках, до боли напоминая смешанную с песком кровь. _____________ [1] Отдавая дань тому, что речь о Португалии, Диего здесь у меня испанский подданный с португальскими корнями. Соответственно, его имя испанизировано. Португальский вариант звучал бы скорее как Диогу (Дьогу) Гильерме Мунтеру. Фамилия Монтеро — фамилия губернатора из фильма «Маска Зорро», по мотивам которого фик. [2] Zorro с испанского переходится как «лис». [3] Асьенда (исп. hacienda — имение, поместье, ферма) — крупное частное поместье в Испании и Латинской Америке, к которому часто прикреплены батраки (пеоны) — номинально свободные, но вынужденные работать на владельца асьенды и полностью от него зависевшие. Асьенды возникли в результате пожалований/продажи больших участков земли испанскими королями в собственность отдельным владельцам. В отличие от энкомьенд, владельцы которых не были их собственниками и имели лишь право (часто пожизненное) ими пользоваться, владельцы асьенд были их полноправными хозяевами. Собственники асьенд, в основном, занимались разведением крупного рогатого скота на естественных пастбищах и вели торговлю шкурами, говяжьим салом и солониной. Так как пастбищное скотоводство требовало больших площадей, индейцев сгоняли с их земель. Чтобы не умереть с голоду, индейцы вынуждены были наниматься батраками к владельцам асьенд. Однако им назначалась такая малая заработная плата, что индейцы оказывались вынуждены постоянно просить её вперёд. Соответственно, они очень быстро оказывались в неоплатном долгу перед хозяином асьенды, что привело к новой форме эксплуатации — пеонажу (долговой кабале). [4] Тоньо — один из многочисленных испанских уменьшительно-ласкательных вариантов имени Антонио. Тони испанцы тоже используют, но лично для меня эта форма отдает чем-то английским, и я иначе как в уста Артура ее вложить не могу, уж извините. [5] Как несложно догадаться, еще одна уменьшительно-ласкательная форма имени Антонио. Испанцы на такого рода вариации имени вообще очень щедры. [6] Сразу все выражения на испанском: cariño — любовь моя; мой дорогой Eres loco. — Ты безумен Eres mi locura. — Ты мое безумие.