Доброе утро

В комнате царила тьма — мягкая, обволакивающая, чуть разбавленная лунным светом. Узкая щель между шторами пропускала полоску серебристого сияния, и Юкинэ на цыпочках подошел к окну, сдвинул занавески. Тьма загустела, и вдруг показалась Юкинэ живой — она шевелилась, дышала и пахла Ято. Юкинэ вдохнул полной грудью, облизнул губы и прикрыл дверь. Ято лежал на неразобранной постели и тихо сопел, обнимая подушку. Тот вообще любил обниматься — дай только волю. — Ты бы еще игрушку взял, — засмеялся Юкинэ и тут же зажал рот рукой, чтобы не разбудить Ято. Затем попытался вытащить из его хватки подушку, но Ято только стиснул ее покрепче. Юкинэ, вздохнув, уселся на постель. Голой ступни щекотно коснулись кисточки покрывала, и он снова засмеялся, уже не скрываясь и даже надеясь, что Ято откроет глаза, ласково коснется щеки и утянет в сладкий долгий поцелуй. Это было странно: Ято не проснулся, только причмокнул во сне и просунул ладонь под щеку. Он спал в одежде, словно просто прилег на минутку и сам не заметил, как уснул. «Вымотался», — подумал Юкинэ с щемящей, горчащей на языке нежностью. Горло перехватило тугое кольцо, и он шумно сглотнул. В последние дни аякаши словно взбесились, и работы у них было и вправду много. А еще Ято плохо спал — его мучили кошмары, и по ночам Юкинэ просыпался от его крика. Потому и пришел сегодня — охранять его сон. Ято нужно было немного отдохнуть. Спать одетым — чертовски неудобно, а раздеть расслабленного Ято та еще задачка была. Кое-как стянув его штаны и толстовку, Юкинэ вытер пот со лба и обошел постель, забрался под покрывало. — Эй, Ято, мог бы и отдать вторую подушку, без нее не очень удобно. Тот не пошевелился, и Юкинэ со вздохом подложил под голову руку, прислушиваясь, не изменится ли дыхание, не станет ли сон беспокойным и тяжелым. И задремал сам неожиданно быстро, убаюканный ровным дыханием. Ему снились поцелуи. Ято широко лизал шею, покусывал кожу над ключицами и жался горячим телом ближе, не давал отодвинуться. От него несло жаром, словно они оба оказались под котацу, и Юкинэ плавился шоколадом на солнце. Ято очертил неровную линию от горла к груди, куснул за бок и широко улыбнулся. Юкинэ снова не видел — чувствовал. Тонкие губы разошлись, защекотали кожу, и там, где касалась улыбка Ято, кругами расходились мурашки. Юкинэ всхлипнул, закусил губу и выгнулся навстречу, раскрываясь, прижимаясь крепче. Член, притиснутый к животу, подрагивал, в паху сладко ломило. Хотелось, чтобы Ято уже перестал дразнить, наскоро смазал и трахнул. — Ну давай же, — шепнул ему Юкинэ, подставляясь под прикосновения. — Не хочу больше ждать. Или я сам. — Сам? Правда? Ято тихонько засмеялся, и Юкинэ вздрогнул. Когда Ято хотелось поиграть в постели, сопротивляться было бесполезно. Болезненное томление разлилось по венам, оплело жаром с головы до ног, плеснуло краской в лицо. И Юкинэ порадовался, что в темноте это едва ли видно. Ято скользнул ниже, обвел пупок, легонько подул на влажную от слюны кожу и крепко взялся за бедро. Его пальцы — жесткие и мозолистые — огладили по кругу косточку, царапнули. Юкинэ даже на секунду задержал дыхание — сейчас Ято разведет в стороны ноги, наспех смажет и войдет сразу, одним толчком! — но тот только вздохнул и прижался губами к бедру, повел языком ниже, к колену. Легко провел пальцами по голеностопу, поцеловал щиколотку. Юкинэ задрожал всем телом, гортанно застонал. Его хриплое дыхание растворялось в темноте, перемешивалось с дыханием Ято. Наверное, в темноте — лучше всего, словно в коконе. То, что делал Ято, было не так, как обычно. Ненастоящим, искусственным. Этому можно было не верить, не думать, просто отдаться власти губ, рук и языка. Но Ято целовал, гладил кончиком языка ступню, втягивал в рот по одному пальцы, легонько покусывал. Голова Юкинэ кружилась, темнота больше не была тьмой, она расходилась вокруг яркими кольцами, загоралась и гасла в такт поцелуям Ято. Юкинэ снова чувствовал его щекотную улыбку. — Хватит, — жалобно попросил Юкинэ, — просто возьми. Ято, наконец, послушался. Отпустил лодыжку, подтянулся ближе, провел ладонью по бедру. Шершавые пальцы легонько царапнули мошонку, скользнули ниже, между ягодиц, погладили. Юкинэ сжался на секунду, а потом расслабился, шевельнул бедрами и громко застонал. Проснулся. Воздух холодил налившийся член, а Ято, настоящий, не из сна, потихоньку растягивал его пальцами. Каждый его толчок, каждое прикосновение растекалось по позвоночнику жаркой дрожью. — Пожалуйста, — зашептал Юкинэ, насаживаясь на пальцы. — Давай уже. Ято усмехнулся, положил его лодыжки на плечи и прижал горячую головку члена к анусу. Этот момент Юкинэ любил больше всего: крупная головка раздвигала мышцы, понемногу проникала внутрь. Ято замер, вглядываясь в его лицо, а он не дышал, балансируя на самой грани. Крепко сжимал мышцы, не давая Ято шевелиться. Под веками рассыпался сноп искр, и Юкинэ зажмурился сильнее, заскреб пальцами по постели, сгреб в кулак простынь, застонал. Ему не очень нравилось так: когда колени были прижаты к животу. Ни сдвинуть ноги, ни уйти от прикосновений. Не то, чтобы Юкинэ хотел, просто именно так он чувствовал себя беспомощным. Даже когда Ято долго растягивал его, первое проникновение было болезненным. И, черт возьми, это было самым сладким, нужным. В череде бесконечно изматывающих, одинаковых дней только так можно было понять: еще живы, еще вместе. — Ну же, Юкинэ, — зашептал Ято, и на его щеку упала холодная капелька пота. — Расслабься. Он прижался сухими губами ко рту, утянул в короткий, больше похожий на укус поцелуй. Юкинэ открыл глаза и положил ладони на бедра Ято. Горячий, взмокший, словно только из ванны. И тогда Юкинэ расслабился, сам подался навстречу, наконец, разрешая. Ято качнулся вперед, вошел целиком, и между ягодиц словно кипятка плеснули. Горячий жар потек по копчику выше, впитался в позвонки спины, а оттуда — дальше по сосудам к сердцу. Юкинэ заскреб по влажной коже Ято, то ли притягивая, то ли отталкивая. А тот снова застыл, глядел сверху вниз на вытянутых руках, и в сумерках его черты казались чужими, неясными. Юкинэ нетерпеливо сжался, облизнул вмиг пересохшие губы и поерзал. — Сейчас, — Ято улыбнулся и качнулся тягуче, почти вытащив член и снова толкнувшись до конца. — Сейчас. В постели Ято был разным. Иногда его прикосновения были легкими, невесомыми. Иногда — он клал ладонь на шею, сжимал жесткие пальцы и легонько прижимал под челюстью. Сердце колотилось, словно сумасшедшее, свой пульс отдавался в венах дробным стуком. И Юкинэ понимал: такому Ято — его Ято — хотелось подчиняться. Вот и сейчас он сжал пальцы на горле, и Юкинэ сглотнул. Кадык уперся в ладонь, дышать стало нечем. Юкинэ застонал, тело прошило звонким, похожим на удар колокола, возбуждением. Оно разошлось по телу знобким жаром, закололо кончики пальцев. Член, зажатый между телами, отозвался болезненной пульсацией. Ято вколачивался резкими толчками, чуть слышно постанывал и то расслаблял пальцы, то стискивал чуть сильнее. И Юкинэ сжимался в такт его толчкам, подмахивал, как мог, напрягая мышцы. Ято кончил раньше. На секунду Юкинэ показалось, что член внутри стал еще больше, а потом Ято задрожал, вошел так, что мошонка звонко шлепнула по ягодицам. Рука на горле сжалась, глаза Ято на миг засияли ослепительной бирюзой, и Юкинэ вцепился в пальцы, выплескиваясь. На миг он ослеп, за стуком крови в ушах ничего не было слышно. Оргазм расходился по телу жаром, вскипела кровь в венах, загорелись, казалось, мышцы. Юкинэ пил сухой воздух мелкими глотками и никак не мог остановиться. Ято скатился с него и обнял, прижал крепче. Прошептал на ухо: — Доброе утро. Его сердце колотилось под ладонью так же сильно, как у самого Юкинэ, и почему-то казалось, что оно у них одно на двоих. Общее. — Доброе, — хрипло ответил Юкинэ, — выспался? Ято тихо фыркнул и громко чмокнул его в кончик носа. Стало щекотно и как-то легко, светло на душе. Может быть из него не лучший охранник, но, кажется, сегодня обошлось без кошмаров. За окном занимался рассвет.