Раболепная любовь

Необычайная легкость по всему телу постепенно сменялась тяжестью. Пока Шинья Хиираги был без сознания после неожиданной атаки Курето, он не ощущал ничего. Причиной тому были заклинания, которые наложил старший брат — он не хотел отпускать провинившегося приемыша ненаказанным, но ему нужно было решить несколько вопросов относительно Ичиносе Глена. На три часа Шинья провалился в пустоту, погрузившись в сон без сновидений. Ни боли, ни чувств, ни эмоций. Абсолютный покой. Приемный сын Хиираги не первый раз поддавался действию пьянящих чар, и каждый раз лелеял надежду, что уже не очнется от них. Но каждый раз его надежды разбивались о боль, которую он испытывал по пробуждении. Едва Шинья открыл глаза, его онемевшее тело пронзила острая, тянущая боль в пояснице. Мальчик прикусил губу, тихо зашипев. Сознание и рассудок мгновенно вернулись к нему, и он осмотрелся по сторонам в попытке отвлечься от противного чувства. Это был личный кабинет председателя совета Хиираги Курето. Сам Шинья лежал на черном кожаном диване, даже укрытый каким-то бордовым пледом со строгим геометрическим узором. О, братец Курето проявил заботу? Конечно нет. Плед окутывал Шинью обессиливающей аурой. С учетом времени, в течение которого он находился в ее объятьях, ему придется восстанавливать силы в три раза дольше. Сейчас же мальчик едва мог тряхнуть головой, чтобы откинуть светлые прядки с лица, мешающие взору. Оранжевые лучи заходящего солнца проникали в помещение из окна, широкими полосами отражаясь на черном паркете, стеклах, закрывающих стеллажи с многочисленными папками и бумагами. Там же были и дела всех учеников, что обучались в Первой Старшей Школе Сибуя. Должно быть Курето знал абсолютно все их самые сокровенные секреты и умел манипулировать любым человеком. Взять директора школы — прикажи ему, и он будет целовать Хиираги Курето ноги. Его власть была безгранична, но сейчас эти границы сократились и сжалились вокруг одного беззащитного существа. Шинья ненавидел эти тиски. Но он был слишком слаб, совсем бессилен перед Курето. Во-первых, сейчас он не мог колдовать, во-вторых, его мастерство не превзойдет Курето, если им придется схлестнуться один на один, а, в-третьих… приемный сын не имеет права сопротивляться своему «брату». Шинья беззвучно застонал: он не мог игнорировать то, что внутри него вибрирует, судя по форме, интимная пуля. Его тело противилось инородной дряни, но вытащить эту штуку у Хиираги не было возможности: не только из-за отсутствия сил, но и из-за очередного заклятия. Старший брат накладывал проклятия, которые не позволяли дотронуться никому, кроме него самого, до тех вещей, которые он впихивал в хрупкое мальчишеское тело. Курето всегда доводил Шинью до белого каления самыми извращенными способами, а если он пытался прекратить это — ввергал младшего брата в агонию, накладывал проклятие, которое не позволяло мышцам растягиваться, и после каждая вибрация или толчок рвали нежные стеночки мальчика. Изначально это было безобидное заклинание против растяжений мышц и его целью было восстановить поврежденную область, но, благодаря Курето, это стало орудием пыток из самого Ада. Скрипнула дверь. Жужжание вибратора, нарушавшее тишину комнаты, теперь нарушили тяжелые, четкие шаги и немного сбившееся дыхание Шиньи. — Отдыхаешь? — спокойно поинтересовался Курето, усаживаясь за свой дубовый стол и пробегаясь взглядом по принесенному Аои отчету. — Ага, хорошо поспал, — сощурился Шинья и угрюмо уставился на потолок, также делая вид, что его вовсе ничего не напрягает. Но с приходом Курето это «напрягает» стало долбиться еще сильнее. Видимо, изначально эта штука была заклята на работу, когда Шинья очнется, но теперь Курето мог контролировать ее при помощи пульта радиоуправления. — Ты знаешь, почему ты здесь, так? — Старший братец решил порадовать меня печеньем и чаем? — приемный Хиираги улыбнулся, все еще не глядя на Курето. Тот хмыкнул и отложил бесполезный отчет. Шинья почувствовал его тяжелый взгляд на себе. — Ты не заслужил печенье. — Я был плохим мальчиком? — наигранно удивился блондин, случайно дернув ножкой под пледом из-за сильной вибрации. Его щеки вспыхнули алым: он всегда проигрывал в этой игре, и от этого было стыдно и досадно одновременно. Курето всегда имел доступ к телу мальчика, и у него было достаточно времени, чтобы понять, как использовать его тело против него самого. Каждое чувственное место, каждое грязное желание. Знал, как довести до безумия, полностью подчинить себе и, естественно, точно знал, как глубоко расположен бугорок простаты, о который сейчас нещадно долбился проклятый вибратор. Шинья Хиираги полностью принадлежит ему. Его мальчик, посмевший быть слабым с кем-то еще. Его собственность, посмевшая ощутить себя не вещью. Его щенок, посмевший огрызнуться на хозяина. — Очень плохим, — монотонно ответил старший Хиираги, откидываясь на спинку кожаного кресла. — Сам скажешь почему? — Я был хорошим, — фыркнул Шинья. Он прекрасно знал, что именно Курето не понравилось. Однако младший терпеть не мог роль кричащей шалавы, которая ему постоянно доставалась в театре Хиираги. Он не мог себе позволить так просто сдаться сейчас. — Я не делал ничего, что могло бы разозлить старшего братика Курето. Хиираги ничего не ответил и лишь сощурил глаза коньячного цвета на приемного брата. Ему не нужно было слов, чтобы понять, что Шинья просто тянет время и пытается отсрочить свой позор. Курето считал абсолютной глупостью со стороны младшего брата оттягивать то, что произойдет в любом случае. Но он просто стесняется. Курето удивляло, как этот мальчик, прошедший через столько испытаний и ни раз занимавшийся сексом, до сих пор способен испытывать такие чувства, как стыд и смущение. Но Хиираги нравилось каждый раз видеть, как Шинья отворачивает свое алое личико в попытке спрятаться от всего мира. А ведь этот мир и правда жесток к нему. — Подойди ко мне. — властно произнес Курето, поворачивая колесико на небольшом пульте от вибратора в сторону меньшего давления. Лицо Шиньи полыхало алым огнем стыда так сильно, что даже картинка перед глазами поплыла. Мальчик стиснул зубы, проклиная весь мир за то, что он вообще существует в нем. Почему все эти страдания выпали на его долю? Потому что он… сильный? Нет, он абсолютно слабый и беспомощный в этой проклятой семье. Каждый найдет способ унизить и сделать больно: Сейширо всегда выплюнет кучу гадостей, Курето поимеет как дешевую уличную шлюху, Махиру вовсе предпочла слабый мусор и предала всю семью. И ради этого он однажды выжил? У него не оставалось иного выбора, кроме как подчиниться, чтобы не получить больше увечий. За последнюю неделю он действительно вымотался и единственное, чего хотел — просто уснуть. Ему было плевать на все. Пусть поскорее закончится этот грязный вечер. Мальчик откинул плед и медленно сел на диван: голова сильно кружилась, судя по всему, его тело ослабело настолько не только из-за чар, но также из-за пониженного давления. Шинья чувствовал, что не сможет долго стоять на месте и тем более дойти до другого конца комнаты. Хиираги просто осел на пол и, как бы унизительно это не выглядело, пополз на коленях к своему старшему брату. Видимо, такая интерпретация приказа не совсем устроила Курето, но все же его губы скривились в ехидной ухмылке. Пуля вновь начала беспощадно вибрировать внутри блондина, своей скоростью натирая и нагревая тугие мышцы, причиняя болезненный дискомфорт. Эмоции взяли контроль над лицом мальчика, и маска вечной легкомысленной загадочности слетела, открывая истинные чувства: боль, усталость, беспомощность. Все это отразилось на лице Шиньи, и Курето хмыкнул. Хиираги подполз к креслу, где сидел старший брат, и остановился, не смея больше шевелиться, ибо каждое движение доставляло ему… Удовольствие. Курето знал истинную причину смущения и такого прекрасного, искаженного болью, выражения лица. Этот ребенок был растлен и извращен. К своим пятнадцати годам он видел то, что за всю свою жизнь мог не видеть человек в уже преклонном возрасте, делал то, на что не были способны даже серийные маньяки и слуги лучших публичных домов. Все потому, что он рос для семьи Хиираги и в ее ненормальном окружении. Потому что он сам — Хиираги. — Хорошо? — наигранно-искренно поинтересовался Курето, когда Шинья оказался у его ног и опустил голову. Мальчик ему ничего не ответил. Его тело предательски подрагивало, несмотря на то, что он давно обрел полный контроль над ним. Он также с трудом контролировал дыхание, и оно походило на судорожные всхлипы. Все было бесполезно и тщетно, когда он попадал под власть Курето. — Сними свой пиджак и встань ровно. Шинья стал исполнять то, что было велено. Медленно, с трудом вытаскивая мелкие пуговки из петель школьного пиджака. Старший Хиираги не торопил его: чем медленнее Шинья выполняет его приказы, тем скорее вибратор простимулирует его оргазм. Блондин тоже понимал, что это не на руку ему: мало ли что придет в голову Курето, прежде чем он позволит ему кончить? Он не сможет долго контролировать свое тело, и все закончится болью. И если ему приходится играть в эту игру, то он должен хотя бы получать от нее удовольствие и минимальные травмы. Ведь ему завтра снова придется идти в школу, а его тело не сможет восстановиться ни одним заклинанием. Конечно, если только Курето не будет так любезен и сам не излечит своего любимого младшего братика. Однако вибрация почему-то резко уменьшилась. Но его руки не слушались, и процесс расстегивания пиджака не мог быть ускорен. И он даже не мог их порвать: школьная форма была защищена чарами, чтобы она всегда была в надлежащем виде. В конечном итоге Шинье потребовалось практически две минуты, чтобы снять пиджак, и около десяти секунд, чтобы подняться на ноги. Младший Хиираги даже имел наглость опереться о рабочий стол Курето, чтобы не упасть, ибо ноги по-прежнему не держали его тело. Но старший брат не уделил этому внимания: обычно он мысленно делал заметки подчинения или неподчинения, а после оценивал насколько Шинья был «хорошим мальчиком» и какую награду или силу наказания заслужил. Однако этому неправильному исполнению приказа он не поставил ни плюс, ни минус. Курето резко сжал ягодицы мальчика, подтягивая к себе, отчего тот едва не рухнул на него, потеряв равновесие. Но этого не случилось, ибо старший брат этого не допустил бы. — У тебя потрясающая задница, ты знаешь? — Курето сжал одну из ягодиц еще сильнее, почти болезненно, а вторая сместилась на выпирающий бугорок штанов спереди, ощупывая пальцами расположение твердого члена. Шинья непроизвольно дернул тазом вперед, мысленно выругав себя всем матом, которому выучился у Сейширо. Он не хотел давать старшему брату злорадствовать, и наконец заговорил, чтобы не дать этого сделать Курето: — И все же я был хорошим мальчиком, раз братик Курето меня хвалит, — в своей привычной игривой манере общения произнес Шинья. — Или моя п… Старший Хиираги сдернул белую хлопковую футболку с тела Шиньи, растрепав его светлые волосы. Затем таким же резким движением расстегнул ширинку на его штанах и стянул ненужную вещь, откидывая ее в сторону. Курето на этот раз самолично завалил младшего брата на стол, широко раздвинув его ноги, и стянул идеально белые носки с его ступней, до кучи бросая их к свалке из одежды Шиньи. Его взгляд блуждал по действительно прекрасному телу. Шинья, несмотря на всего двухгодовую разницу с братом, был намного меньше него и выглядел крайне хрупким на его фоне. Но от мальчишеской угловатости уже не осталось следа, и его тело приобрело притягательные округлые формы. Шинья на несколько мгновений побледнел, и вновь вспыхнул багровым цветом пуще прежнего. Мальчик стыдливо закрыл возбуждение одной рукой, а вторую, сжав ее ладошку в кулачок, положил на грудь, прикрывая напряженно стоящие от возбуждения сосочки. Курето улыбнулся, наверное, впервые за все это время довольно теплой улыбкой. Он скользнул рукой от колена Шиньи, вниз по бедру, и накрыл небольшую ладошку брата своей, более крупной. — Ты постоянно ведешь себя так умиляюще девственно. Оставайся всегда таким. Для меня. Курето одернул руку Шиньи от эрекции, и младший брат не смел положить ее туда вновь. — Убери свои руки в стороны. — скомандовал Хиираги, а сам достал из внутреннего кармана своего пиджака ключ. Шинья нехотя развел руки и поджал губу, покосившись на ящик в столе, который открыл Курето. От старшего Хиираги не утаился этот взгляд украдкой, и он ответил на него. Шинья отвел взор в потолок, прижимая руки ближе к себе, но не закрывая ими тело. Пуля внутри него вновь шумно завибрировала, и младший Хиираги издал скулящий стон. Все тело мальчика напряглось, когда холодная ладонь Курето коснулась его члена. Он довольно крепко обхватил ствол и приподнял истекшую плоть от живота. Большим пальцем Хиираги стер блестящую смазку с впадинки на аккуратной головке, и размазал ее по всей длине органа. Затем нечто тонкое коснулось дырочки на очищенной головке. Шинья сразу понял, что это, и резко подскочил на локтях. — Не надо, — мальчик активно замотал головой, глядя на четырехмиллиметровую металлическую спицу, что Курето начал вводить по каналу уретры. Это было не больно, но очень неприятно для Шиньи: он предпочел бы, чтобы в него засунули десяток вибраторов или залили плавленым воском, но только не это. Старший Хиираги знал об этом. Более того, он сам привил эту нелюбовь к мастурбации уретры. Курето использовал это отвращение с одной целью: — Умоляй. — Пожалуйста. — Пожалуйста? — Пожалуйста, господин Курето. Я могу быть использован иначе. — Шинья выпалил это на одном дыхании, и поднял свои блестящие от стыда, возбуждения и досады глаза на брата. — Я готов сделать то, что скажет Курето-сама… пожалуйста. — Молодец, — Курето кивнул, хватая свободной рукой младшего брата за подбородок, тем самым не позволяя вновь отвернуться или отвести взгляд. — Конечно, ты будешь использован самыми разными способами, Шинья. Итак, раз ты не хочешь этого, — Курето еще не убрал спицу из мальчика, потому повертел ей, но не сдвинул ни на миллиметр, — тогда я хочу, чтобы ты подрочил себе. Своими нежными белыми ручонками, которыми ты не смог должным образом ударить мусор побочного рода. Сделай так, чтобы я забыл об этом недоразумении и поверил, что ты более умел в ласках, нежели в битвах. Тогда я тебя прощу. Ты согласен, мой маленький братик? Шинья закивал, прикусив нижнюю губу изнутри. Но Курето не шевельнулся, в комнате повисла тишина, нарушаемая лишь характерным жужжанием. — Да, господин Курето, — выдавил Шинья, и Хиираги тут же вытащил спицу и закинул ее обратно в ящик. Курето сел обратно в свое кресло и всем своим видом показал, что ждет исполнения «договоренностей». Мальчик коснулся дрожащей рукой своего члена. Все его тело пробивала крупная дрожь, ибо его нервы были на пределе, а возбуждение лишь нарастало с каждой секундой и становилось невыносимым. Вернее, он уже мог бы кончить несколько раз, если бы не сдерживался. Это было трудно и безумно болезненно. А теперь еще его рука скользила по всей длине члена, активно надрачивая, сильнее раздразнивая изнывающее по оргазму тело. — Если кончишь, то я наложу заклинание, — будто читая мысли младшего, но глядя исключительно на его грязное рукоблудие, напомнил Курето. Хотя в этом не было смысла: Шинья и так знал, что ему нельзя кончать, иначе его изнасилуют самым мучительным образом. Но обычно все сводилось именно к этому. Ведь он всего лишь человек, и он не может овладеть своим телом настолько, чтобы подавить природные инстинкты и естественные рефлексы. Шинья был на грани: еще немного, и он упадет в бездну наслаждения, что повлечет за собой агонию. Но он не останавливался. Каждое новое движение, от которых уже сводило руку, вызывало тягучую и ноющую боль. Ноги онемевали от напряжения, а эта треклятая пуля не прекращала свою грязную работу. — Мой младший братик — славная блядь. — Курето рассмеялся, с неконтролируемой силой шлепая Шинью по ягодице. Место удара жгуче заныло, алый след от ладони отпечатался на бледной коже. Вероятнее всего, там образуется гематома. — Только почему моя сука молчит? Сука. Блядь. Да, так и есть. Он просто его шлюха, на которой можно отыграться. Ведь он еще слишком слаб, чтобы противостоять силе Курето. И, возможно, будет слабым всегда. Всегда будет по приказу раздвигать ноги, стонать и кричать, пока его имеют Курето и его иллюзии, будет умолять остановиться… или же наоборот не останавливаться. Он больше не мог сдерживаться. Его стоны стали музыкой, мелодичной и прекрасной, и заполнили кабинет Председателя Совета. Громкие и бесстыдные, они, возможно, были слышны в пустынных коридорах Старшей школы Сибуя, и стали бы нежелательным компроматом для Хиираги. Но разве кого-то в этому роду волнует какой-либо компромат, если они обладают силой, способной заткнуть всех и каждого? Курето не заставлял брата быть тише. Наоборот, он был удовлетворен тем, что сломал его в очередной раз. Ведь прекрасно ломать того, кто не сдастся под самыми страшными и изводящими пытками и муками, но так легко срывается на своей похоти и желаниях. Мальчик прекратил довольно агрессивные ласки собственной плоти, бессильно падая на стол и сжимая его края. Несколько секунд, и он кончает благодаря стимуляции вибратора. Обильно, густо. Шинья зажмурился, содрогаясь в оргазме едва ли не две долгих минуты. Курето резко выдернул вибратор за петлю, что заставило младшего Хиираги рефлекторно сжаться. Края его входа были красны и чуть припухли, а сама дырочка пульсировала из-за опустошения. Но долго думать об этом Шинье не пришлось: старший брат резко перевернул его, и мальчик больно ударился животом и подбородком о столешницу. Как и обещал, старший Хиираги накажет его. Острием той самой спицы, которую Курето намеревался ввести в канал уретры, он начал высекать заклинание на пояснице Шиньи. Тупой предмет с трудом и мучительно раздирал кожу мальчика. Сначала Шинья терпел, крепко сжав зубы, чтобы не издать ни звука, но к моменту, когда старший брат выцарапывал второй иероглиф, он пискнул и вцепился пальцами в выступ столешницы перед собой. Аура Курето была уничтожающей. Шинья мог стерпеть любые физические издевательства и увечья. Он с пеленок испытывал боль и будет испытывать, пока смерть не заберет. Но все, что делал Хиираги, убивало его волю, испепеляло стойкость. Рядом с ним он чувствовал себя слабым зверем, загнанным в угол. Нет, он не хотел быть сильным. Он хотел, чтоб его защищали. Потому что он все еще был ребенком. Ребенком, у которого никогда не было семьи, и вот, обретя ее, он ждал защиты, но в итоге… В его сердце томилась обида. Обида на Махиру, что она любит того, кто не проходил через все то, что выпало на долю маленького Шиньи, обида на Сейширо, что он вечно пытается спровоцировать его оскорблениями и унижениями, хотя сам был ничтожеством. Обида на Курето, что он не защищает его. Он непросто ненавидел семью Хиираги. Шинья ненавидел весь мир. Мальчик затих, думая о своей всепоглощающей ненависти. Эта резкая смена настроения не осталась без внимания Курето. Сначала ему показалось, что Шинья потерял сознание или делает вид, что потерял. — Рано расслабляться. Я еще даже не начинал, — монотонно протянул он и откинул спицу в ящик. Снова. Затем перевернул Шинью на спину, оценивая его состояние. На лице Шиньи не было абсолютно никаких эмоций. Его чистые небесно-голубые глаза потемнели и безразлично смотрели в произвольную точку кабинета. Такое выражение лица было отлично знакомо Курето. Смирение, усталость, безысходность. И разочарование. — Я не хочу трахать труп, — поморщился старший Хиираги, глядя на безликое, но все еще красное лицо Шиньи. На щеках блестели две влажные дорожки, мокрые реснички слиплись, но в глазах мальчика больше не было слез. Они были пусты и темны. На реплику Курето младший Хиираги ответил унылым взглядом с немым вопросом: «Разве мне не все равно, что ты будешь делать?» На самом деле в планах Курето никогда не было заставить Шинью себя ненавидеть. Во-первых, в этом не было смысла, ибо они все-таки оба, хоть и не кровные, но Хиираги. Во-вторых, от Шиньи была польза, и если бы ему предложили убить одного из спиногрызов, а выбирать пришлось бы между Сейширо и Шиньей — он без колебаний выбрал бы смерть Сейширо. К тому же Шинья был очаровательным. Сейчас, когда он был абсолютно расслаблен и спокоен, это было очевидно, как никогда. Светлая, почти молочная кожа Шиньи прекрасно контрастировала на темном венге стола. Два нежно-розовых соска уже не были так сильно напряжены после оргазма, но все еще ждали ласк. Грудь юноши размеренно вздымалась, но Курето был уверен, что сердце брата бьется как бешеное не в силах остановиться. По этой причине старший Хиираги положил ладонь на грудь брата. Он не ошибся. Сердце мальчика готово было выпрыгнуть из груди прямо в ладонь Курето. Хиираги расплылся в довольной ухмылке. Его рука скользнула вверх, к очертанию ключицы, затем в сторону, несильно обхватывая округлое плечико. Вторая же рука сразу обхватила левое плечо. — Соберись, Шинья, — прошептал Курето, расслабляюще массируя плечи брата. Младшему Хиираги нравилось, когда его гладили, особенно чувственными к ласкам были руки. Он сам не замечал, как напряженность и нахлынувшая обида растворялась. Ключицы. Плечи. Бицепс. Шинья дышал шумно, совсем тихо постанывая. Немного улыбнулся из-за щекочущего ощущения, когда Курето прошелся пальцами по месту сгиба локтя, а после невесомо провел подушечками по виднеющимся из-за тонкой кожи венкам. Кисти. Ладони. Пальцы. Курето сцепил их руки в замки, и резко дернул на себя. Они оба оказались в комфортном положении на кожаном кресле: Курето на упругом пуфе, что чуть скрипнул от трения с голыми ногами Шиньи, который оказался на коленях у старшего брата. Так они и сидели какое-то время, и оба молчали. Сначала Шинья сидел как истукан, а Курето продолжал его поглаживать по рукам, чтобы настроить на нужный лад. Потому спустя несколько минут Шинья обвил руками шею старшего брата, и нашел смелости заглянуть в его глаза. Курето ответил на этот взгляд и удовлетворился увиденным в нем: в глазах Шиньи томился огонек, а безразличие уступило место заинтересованности. Старший брат прекратил гладить младшего, укладывая свои руки на его талию. Пусть его руки практически не стесняли в движениях Шинью, но то, как он его всегда держал, походило на то, как владелец очень редкого сокровища сжимает свою драгоценность. Но здесь не нужны сравнения подобного рода: Шинья безоговорочно был дражайшей собственностью Курето. Именно поэтому он не хотел его никому отдавать и делить его внимание с кем-то. Старший брат защищал младшего: по-своему, где-то жестоко и извращенно, где-то ласково и трепетно. В любом случае, узнав о том, что Сейширо смел замахнуться на Шинью — он наказал его. В сто крат больнее и без доли удовольствия. В холодных глазах Курето мелькнул теплый оттенок ласки, и от Шиньи, смотревшего прямо ему в глаза, это не ускользнуло. Мальчик улыбнулся. Вполне искренно, ибо Курето сменил гнев на милость, по всей видимости, и больше не будет делать ему очень больно. Шинья даже хотел поцеловать брата, но тут случилось нежданное. Гррр. У мальчика от всего этого стресса, а также оттого, что он даже не завтракал, заурчал живот. Курето вскинул бровь, а Шинья смущенно отвел взгляд, что-то забубнев вроде «извини». — Голоден? — осведомился Курето, хотя это было совершенно очевидным фактом. Потому, еще до того, как Шинья кивнул, одна его рука потянулась к нижнему ящику стола. Оттуда старший Хиираги вытащил упаковку «ChocoPie» и просунул ее между своим телом и телом Шиньи. Когда мальчик взял ее, Курето расстегнул свой пиджак и подстелил его на кожаный пуф, а после усадил на свое место Шинью. Сам же встал и отошел к одному из шкафов. — У тебя нет времени поесть? — начал отчитывать обрадовавшегося сладостям брата Курето. — Кажется, утром у нас предусмотрен завтрак, разве нет? Глазунья с беконом. Мюсли с черникой и орехами. Рисовые шарики с курицей. Пятнадцать видов джемов, шоколадные пасты для твоих тостов. Это не говоря уже о десертах. Ты не мог что-то выбрать? — Я не успел! — надулся Шинья и растерзал упаковку, скрывавшую от него любимое шоколадное маршмеллоу. Вытащив пирожное, Хиираги тут же отправил его половину себе в рот и активно, но тихо и не чавкая, зажевал. В тот момент Курето поставил перед ним стакан апельсинового сока. Скрестив руки на груди и оперевшись об угол стола, он продолжил журить Шинью. — Я успел, Сейширо успел, а ты — нет? А знаешь почему? Потому что ты слишком долго торчишь в ванной. Не говоря о том, что Сейширо просыпается исключительно потому, что ты горлопанишь так, что у него стены трясутся. — В следующий раз я установлю заклинание, чтоб не тревожить Сейширо-бяку. — честно пообещал Шинья с набитым ртом и взял стакан, запивая сладость. — Даже если ты не успел поесть: слуги дают нам завтраки. Где он? — Сейширо отжал. — Правда? — Нет, я забыл его. — Идиот. В итоге братья пришли к решению, что Курето будет брать два завтрака, Шинья будет приходить на обеденный перерыв в его кабинет, и под пристальным контролем старшего брата набирать необходимые в его возрасте калории. Вернее сказать, что решил так Курето, даже не спрашивая мнения младшего. Но сейчас внимание того было приковано к сладостям, и ему было все равно, что там порешал Курето. В конце концов он всегда что-то решает. К тому моменту, как мальчик закончил кушать, старший Хиираги стоял на балконе своего кабинета. Он дал брату ровно пять минут, чтобы поесть, а после окликнул к себе, и Шинья, сытый и вполне довольный жизнью, несмотря на предшествующие горести, поднялся с кресла и направился в сторону балкона. — Закрой глаза, пожалуйста, — неожиданно вежливо попросил Курето перед самыми распахнутыми стеклянными дверями на балкон. Шинья зажмурился и вытянул руки вперед, чтобы ни во что случайно не врезаться. Однако он вряд ли бы во что-нибудь да врезался, ибо с этого балкона можно было только благополучно упасть. Но его вытянутые руки взял Курето и подвел к краю. Шинья почувствовал животом, немного липким от собственной спермы, прохладную перилу. Он стоял у самой пропасти, в темноте. Один толчок — и он упадет вниз. В лучшем случае он сломает себе ногу, в худшем — шею. Но мальчик не боялся. Курето не толкнет его. Конечно, он может это сделать. Конечно, он сделает это, если захочет. Его обманчивые поглаживания бедер может резко сменить удар в спину. Но не сегодня. Курето опять взял руки Шиньи и разместил их на периле. Младший Хиираги сжал железную перегородку. — Я не буду делать это сегодня, — прошептал за спиной Курето, и мальчик ощутил что-то влажное на пояснице. По мере того, как влага впитывалась в рассеченную спицей кожу, Шинья ощущал жжение. Видимо, это был спирт, и им Курето промочил раны. — Но в следующий раз я завершу заклинание. — Почему не сегодня? — после еды Шинья заметно осмелел и взбодрился, даже прогнулся в спине, оттопырив зад. — Ты ведь уже начал. — Ты выглядел слишком жалким. Но сейчас я и впрямь подумываю продолжит выписывать иероглифы. Ты дерзкий мальчишка. — Странно, что ты готов послушать приемного братика, старший братик. — усмехнулся Шинья. — Именно поэтому я не сделаю это сегодня. — О, так значит, чтобы ты чего-то не делал — мне нужно просто захотеть, чтобы ты это сделал? Курето не ответил, но легко шлепнул Шинью по ягодицам. Удар был слабым, но нанесен практически в то место, куда и предыдущий, и оттого было немного больно. Но Шинья лишь улыбнулся и игриво ойкнул. Старший Хиираги развернул его к себе лицом. — Иногда мне кажется, что ты позволишь всему взводу себя отодрать, если тебя покормят. — хмыкнул Курето и надавил на плечи младшего брата. Тот послушно опустился, и сразу же, не открывая глаза, стал расстегивать ремень на черных школьных штанах брата. Когда с ним было покончено, а ширинка расстегнута, Шинья лукаво прошептал: — Ну что ты, братик, я не готов еще, чтобы меня трахал кто-то, кроме тебя. Курето сам дернул штаны вниз, отчего член шлепнул Шинью по чуть приоткрытым губам, а он, так как все еще был с закрытыми глазами, немного одернулся от неожиданности. Но рука старшего Хиираги сжала его пепельные пряди, и голова Шиньи была отведена назад, принимая идеальное положение для проникновения в горло. — «Еще»? — Курето больше не собирался давать брату говорить, и потому липкая головка проникла в рот Шиньи довольно резко. — Если только подумаешь раздвинуть ноги или раскрыть рот перед кем-то еще — и с тебя, и с любовника шкуры сдеру. Шинья замычал, обводя язычком крупную головку. Курето вошел чуть глубже, при этом по-прежнему крепко сжимая волосы брата, чтобы он не делал никаких самовольных движений. Головка прошлась по твердому небу, а язык Шиньи получил доступ к рельефному стволу. Но он не начал его ласкать, а наоборот постарался прижать язык и открыть доступ к горлу. Курето поощрительно помассировал подушечками пальцев голову мальчика, и проник еще глубже. Но он действовал медленно и аккуратно. Даже не из заботы к брату — он просто не хотел пачкать свой орган кровью приемного Хиираги в случае чего. Шинья заерзал и замычал под ним, когда Курето зашел слишком глубоко. Ему часто приходилось делать глубокий минет, и он научился подавлять все рвотные рефлексы и расслаблять гортань, тренируясь на бананах, однако член Курето был довольно крупный, и мальчику даже было сложно раскрыть рот, чтоб впустить его в себя. Не говоря о проникновении в нежное горлышко. Старший Хиираги все прекрасно понимал, и, если при анальном сексе он не давал мальчику привыкнуть к себе, то при минете он всегда выжидал какое-то время. В глубине души Шинья был благодарен ему за это, и старался приноровиться как можно скорее. Мальчик погладил бедро Курето в знак готовности, и отвел руку назад, опираясь ладонью о каменный пол. Старший Хиираги не любил, когда его трогали без разрешения, потому Шинья лишь мимолетно коснулся его. Поначалу он двигался плавно, наслаждаясь приятной теснотой горла брата, но через несколько толчков его движения стали более грубыми, и Шинья едва имел возможность дышать. — Держи голову. — прошипел Курето, одергивая руку и сжимая ей область под нижней челюстью Шиньи, которая с каждым проникновением увеличивалась под его пальцами. Это казалось невероятно пошлым и возбуждающим для обоих. Через несколько минут активных толчков и сжатия шеи, Курето покинул горло Шиньи, и тот начал жадно хватать ртом воздух, прогнувшись дугой. — Можешь открыть глаза. — сообщил Хиираги. Когда Шинья сделал это, Курето протянул ему небольшую и мягкую серебряную упаковку. Младший Хиираги взял ее и поднял глаза на брата, легкомысленно улыбаясь. — Об… кхм, — Шинья закашлялся, не сумев поначалу сказать ничего, но, когда он захотел повторить, Курето перебил его: — Надень. — Давно ты стал заботиться о контрацепции? — весело спросил младший Хиираги, немного хрипя. Он легко дернул за подрезанный край и вытащил презерватив. Он был весьма плотным, его покрывали довольно твердые пупырышки. Шинья сощурился и попробовал надеть презерватив на член брата. Однако это оказалось довольно сложной задачей: он делал это в первый раз, и получилось у него, вроде бы как надо, только с четвертого раза. Курето с усмешкой наблюдал за ним, а когда он закончил — подхватил под руки и поднял. — Закрой глаза, — приказал он снова, и Шинья подчинился. Мальчика нагнули на перилу и заставили развести ноги шире. Шинья сразу же почувствовал давление упирающейся в проход головки, и постарался максимально расслабиться. Хиираги вошел резко, сразу заполнив собой брата. Шинья прикусил губу и зажмурил глаза еще сильнее: пусть его тело было немного подготовлено, а внутри еще осталось масло, которое было использовано, чтобы ввести вибратор, но отнюдь не нежное обращение приносило болезненные ощущения. Шинья терпел и старался расслабить свое тело, и у него неплохо получалось: через пару минут движения стали свободными, и не приносили боли. Рельеф презерватива приятно ласкал растянутые стеночки, и младший Хиираги восхищенно застонал. Руки Курето сжимали бока мальчика до ярко-алых, а под пальцами — абсолютных белых, пятен, пока он вколачивался в юное тело. Грубыми, рваными толчками, сопровождаемыми пошлым хлюпаньем. Шинья задыхался и давился собственными стонами, изо всех сил сжимая железную перекладину. — Открой глаза, — с какой-то издевкой в голосе произнес Курето, в очередной раз толкнувшись в горячее тело. Шинья приоткрыл глаза. Пелена возбуждения, вскружившего голову, не позволила видеть картинку перед собой ясно. Алый диск заходящего солнца резал глаза своей неестественной яркостью и близостью, и мальчик опустил глаза вниз, чтобы спрятаться от солнечного света. Его зрачки расширились, он побледнел. Младший Хиираги резко замолчал, за его спиной послышался удовлетворенный хмык. Мито Дзюдзо. Гоши Норито. Саюри Ханаёри. Шигурэ Юкими. И… Ичиносе Глен. Пять пар глаз были прикованы к нему. Его друзья замерли на площадке для тренировок… они все видят. Смущенно и непонимающе смотрели все, кроме Глена. Ичиносе смотрел с безразличным холодом, но в его взгляде мелькало презрение. Нет. Этого не может быть, черт возьми! — Блять, Курето! — Шинья отвернул голову от членов своего отряда, в надежде спрятаться от позора. Но от него уже не скрыться. — Поплачь еще, шлюшка. Так вот, в чем смысл. Конечно, было глупо полагать, что Курето просто так накормит и сделает ему приятно, когда изъявил желание наказать. Но это было жестоко. В первые за долгие годы он захотел обрести друзей. Думал, что нашел их. Мечтал, как вместе они могли бы проводить время. Вдали от этого Ада, что царил в семье Хиираги. Все его мечты рухнули, как карточный домик. В одно мгновенье. Да, он бы мог разрыдаться прямо здесь. Но он привык к тому, что в его жизни не будет радости и счастья. Курето заставил его выпрямиться и сжал горло мальчика рукой. Вторая рука легла на выступающую тазовую косточку. Старший Хиираги замедлил движения, а после совсем остановился, полностью заполнив Шинью своим членом. — Ты молодец, — зашептал Курето, надавливая на шею брата и отводя ее в противоположную сторону от расположения своего лица — вправо. Он прикусил открывшийся плавный переход с шеи к плечу, всасывая бледную кожу. Было даже немного больно, а когда Курето отстранился — на шее мальчика осталось темно-алое, почти багровое пятно и следы зубов. — Ты абсолютно забылся со мной. Потому что ты принадлежишь мне, и только я могу дать тебе то, что ты хочешь. Не забывай об этом. Уже девять часов, и в школе нет никого кроме нас. Ни единой души. Шинья не сразу услышал слова Курето. Но, когда до его замученного сменой настроения сознания дошло сказанное, мальчик нахмурился и посмотрел туда, где стояли его друзья. Они тут же превратились в пыль, и развеялись от легкого порыва теплого ветра. Сердце Шиньи забилось чаще. Всего лишь иллюзия. И он не смог ее распознать, поглощенный сексом. Как так можно? От этой мысли губы мальчика растянулись в ухмылке. — Да, я весь во власти своего старшего братца-педофила. — Тс. Курето развернул к себе лицо Шиньи, насколько это было возможно сделать, пока тот был прижат спиной к его груди. Его губы увлекли во властный поцелуй губы нахального младшего брата. Шинья любил поцелуи Курето: страстные, несдержанные. Старший Хиираги оттянул его нижнюю губу, мягко пососал и прикусил, вырывая томный вздох из нутра блондина и заставляя открыть рот должным образом. Курето вовлек язык Шиньи в свои тиски, вытворяя абсолютно невероятные и непонятные для мальчика финты. Но ему не нужно было задумываться над этим: старший брат всегда доминировал во всем, а он сам — покорно принимал ласки. Курето разорвал поцелуй так же неожиданно, как и начал. Шинья не успел сделать даже лишнего вдоха, как оказался впечатанным в растущую по стене и обрамляющий входную дверь балкона глицинию. Грозди нежно-лавандового цвета были мягкими на ощупь и чудесно пахли. Все происходящее показалось романтичным и запретным: багровый закат, аромат цветов и горячий секс между двумя братьями на балконе Первой старшей школы Сибуи. Шинья замурчал на несколько мгновений, вдохнув приятный аромат, но затем с его уст вновь начали слетать стоны, выбиваемые размашистыми и сильными толчками Курето. Это длилось целую вечность и одновременно всего мгновенье, ибо самые потаенные желания нельзя насытить. Старший Хиираги истерзал бледные плечи, шею и спину своего брата, оставив на них кучу засосов и укусов, в то время как нещадно трахал свою драгоценную куклу. На боках мальчика остались синяки от силы, с которой Курето их сжимал. Шинья кончил первым, забрызгав светло-зеленую листву и грозди глицинии своей спермой. Его ноги подкосились, и Курето пришлось удерживать брата на весу в своих объятьях. Но он излился совсем скоро, глухо зарычав. Они оба сползли вниз по стене, оборвав несколько цветов своими пальцами. Курето прикрыл глаза, тяжело дыша, но очевидно принимая отчаянные попытки контролировать дыхание. Он прижался разгоряченной спиной к прохладной стене, а Шинья без приглашения разместился на его груди, ладошкой оглаживая торс брата. Свободной рукой мальчик стащил презерватив с еще стоящего члена и хмыкнул, раскрутив резинку, как лопасть вертолета. Младший брат хитро-хитро посмотрел на старшего, а тот вскинул брови и скривил губы в ухмылке. Он больше не пытался прийти в чувства и вернуть хладнокровие. Курето закинул мальчика на свое плечо, звонко шлепнув по попе, и вновь скрылся в кабинете под легкомысленное хихиканье Шиньи.

***

Время было далеко за полночь, когда братья возвращались домой. Курето усадил уснувшего Шинью на переднее сидение и пристегнул ремнем. Мальчик сегодня и впрямь устал, потому отключился сразу после очередного и на том последнего оргазма. Удостоверившись, что приемный брат случайно не выпадет из машины, Курето сел за руль и повернул ключ в замке зажигания. Его черный джип агрессивно, но тихо зарычал. Обычно старший Хиираги не включал магнитолу, однако Шинья всегда лучше спал под музыку. Сам не зная почему его это вообще волновало, он включил приемник и выбрал радиостанцию со спокойной музыкой, а после выехал с личной парковки. Ночной Токио не спал. На дорогах Сибуи даже образовались пробки — все куда-то спешили: кто в ночной клуб, кто поскорее домой, а кто просто решил прокатиться за покупками. Автомобиль Курето резко выделялся на фоне остальных, простеньких машин, а номера с нескромным «Хиираги Курето» открывали все дороги. Некоторые особо впечатлительные водители даже съезжали на обочину, чтобы дать дорогу представителю самой могущественной семье Японии. Через двадцать пять минут езды Шинья что-то забубнел во сне. Курето, что не свойственно для него, ласково улыбнулся и взглянул на брата, пока светофор горел красным и отсчитывал «34» секунды. Умиротворенное личико Шиньи было повернуто к нему, светлые волосы были взъерошены и немного спутаны. Он тихо сопел, приоткрыв губки алого цвета. Курето скользнул взглядом вниз и самодовольно ухмыльнулся: даже из-под стоячего воротника Шиньи были видны засосы. Его метки на его кукле. Курето бессмысленно катался по городу, размышляя о своем: то о делах внутри школы, то об Ичиносе, то о Махиру. Это немного угнетало его уставший разум, и он решил оставить эти мысли на утро. Сейчас это не было важным. Шинья заерзал в пассажирском кресле, когда автомобиль остановился, а когда вновь тронулся — приоткрыл глаза и сонно взглянул на брата. — Мы дома? — Пока нет. — Какая жалость… Шинья повел носом, нанюхивая что-то. Его рот быстро наполнили слюнки, он потер глаза и оглянулся в поисках источника запаха, но не смог найти его. Живот Шиньи требовательно заурчал, что вызвало очередную усмешку Курето. — Ты проглот, знаешь об этом? — Хиираги завел руку за сидение Шиньи и вытянул из-за него один бумажный пакет с эмблемой японского суши-бара. Шинья радостно захлопал в ладоши, когда ему вручили его прелесть. — У меня растущий организм! — хихикнул мальчик, быстро разворачивая пакет. Он поставил на колени горячие роллы, а потом достал из пакета упаковку лапши рамэн с кальмарами, лососем и кунжутом под пряным соусом. Разделив палочки, Шинья сразу же набил рот всей этой радостью. — Растущий-то растущий, смотри только не лопни! — Ты шам меня отшитывал, фто я плохо ем! — пробубнел мальчик с набитым ртом. Курето взъерошил его волосы. — Не говори с набитым ртом. — Ховосо! — закивал Шинья, отправляя в рот новую порцию лапши, и горящими глазами, полными вожделения, посмотрел на роллы. Курето припарковался возле парка. Цветущие сакуры подсвечивались переливающимися светильниками, в прудах били фонтаны. Парочки и просто компании друзей гуляли там и тут, лаяли собаки. Жизнь била ключом, и даже невозможно было представить, что идет война между двумя магическими организациями. Тем более нельзя было представить конец света. Но сейчас ни Курето, ни Шинья об этом не думали. Старший Хиираги достал свою порцию лапши. На самом деле, когда Курето оплачивал картой заказ, продавец, увидев высветившееся «Хиираги», не взял ни йена и надавал несколько порций и лапши, и роллов представителю верховной магической семьи с собой. Но Курето решил не говорить об этом младшему брату сейчас, ибо он и впрямь мог лопнуть. — Очень вкусно! — к тому моменту, как Курето открыл лапшу, Шинья уже покончил со своей и дорвался до роллов. Но прежде чем отправить ролл в свой рот, он хитро взглянул на Курето. — И понравилось тебе с резинкой? — Нет. — честно ответил старший брат. — Мне нравится, когда моя сперма вытекает из тебя. Несомненно, за едой это была не лучшая тема для разговора, но никого из присутствующих это не трогало. Шинья, например, мог есть, даже когда рожают жирафы. — Мне тоже, — фыркнул Шинья и положил в рот брата свой ролл. Это был очень серьезный шаг для него — поделиться своей едой. — Но лучше, когда я имею возможность принять душ. Я скоро плавать по сидению начну! Сам будешь его отмывать! — У меня на это есть слуги. — Курето съел предложенный ролл, оценив про себя этот высокий жест со стороны брата. — Фу, Курето, заставлять людей вытирать свою сперму, которая вытекла из младшего брата. Ты извращенец. — Им необязательно знать что это и из кого вытекло. Не разговаривай во время еды, Шинья. — Курето, а что ты собираешься делать ночью? — не унимался Шинья, на этот раз отправив в свой рот ролл с креветкой. — Спать. — А давай купим пиццу и поедем на кинопаркинг? А еще я хочу колу. И картошку фри… — Завтра в школу. — Ну, Курето! — Нет. — Курето-о-о! — заныл Шинья. — Я уже ответил тебе и пояснил причину. — Ну… тогда я буду спать с тобой… на твоей подушке!* — Ты мне угрожаешь? — старший Хиираги удивленно взглянул на младшего. Тот хохотнул и кивнул. Все-таки он был невыносимым доставалой и прожорой. Но с превосходным голосом и задницей. Обычно после секса Курето, если все было хорошо, позволял приемному ребенку понахальствовать и поразъедать мозг. Шинья, наверное, обладал каким-то кармическим талантом доставать старшего брата, но это ему нравилось. Его неутомимый энтузиазм умилял. Естественно, когда они были только вдвоем. — Я же тебе говорил, что ты не будешь спать на моей подушке. — О, я еще укроюсь твоим одеялом, а утром приму душ с твоим гелем и вытрусь твоим полотенцем! — Ну ты маленький засранец. Курето отставил лапшу в специальную ячейку и расстегнул ремень. Шинья едва успел закрыть свои роллы, чтоб они не пострадали. Старший брат начал беспощадно щекотать младшего, доводя его до истеричного хохота. Наверное, если бы стекла не были тонированы, то зеваки, с интересом поглядывающие на автомобиль члена семьи Хиираги, диву дались. — Куре… Курето! П-перестань, иначе твои слу…ахаха… слуги будут вытирать… не только твое семя! — Описаешься, как маленький зассанец? — Курето, хоть и не сел обратно в кресло, но прекратил щекотать брата. — Да! — Ты невыносим. — Но ты меня выносишь. Потому что я твой мальчик, да? — промурчал Шинья. Курето хотел было что-то сказать, но младший брат его поцеловал. Так нежно и трепетно, что было бы кощунством его обижать. Их поцелуй перебил диктор на радио, объявивший, что уже час ночи. Курето отстранился и положил ладонь на щеку мальчика, погладив большим пальцем его скулу. — Мы посмотрим какой-нибудь фильм дома. Идет? Шинья просиял. — А к… — Мы зайдем магазин и купим эту дрянь. В кафе не поедем, я и так прокатал бензина, пока ездил по городу в ожидании роллов и лапши. — Курето, Курето. Ты лучший старший брат, который меня трахает. Хиираги вздохнул и покачал головой, а Шинья улыбнулся. Курето вновь завел автомобиль и направился в сторону дома. Младший брат всю дорогу предлагал фильмы, от ужасов до сопливых мелодрам. Но им не было суждено посмотреть фильм сегодня. Шинья опять уснул, когда они подъехали к дому. Курето что-то проворчал вроде «вот идиот», и отнес в спальню. В свою спальню, в свою постель. Этой ночью Шинья спал на его подушке рядом с ним.