Ключи, розы и последствия

      В последнее время пикси слишком редко связывались волшебными узами с феями, поэтому эмоциональное единение Рокси и Зинг не остается незамеченным. По этому поводу Чатта и Черри устраивают вечеринку, собирая там почти весь Пиксивилль и большую часть зверинца Рокси. Карамель немного грустит, потому что все еще не нашла свою фею, но искренне радуется и три дня старается над огромным, по её мнению, тортом в форме крыльев Зинг и Рокси и удивляется, когда тот оказывается чуть больше ладошки последней.       Рокси остается в Магиксе чтобы проводить больше времени с животными и пикси, но часто летает на Землю и каждый раз привозит оттуда что-нибудь интересное. Карамель бесконечно благодарна ей за книжку с огромным количеством невиданных раньше в Пиксивилле рецептов, в результате чего доходы «Молли Му» растут как никогда раньше. Так что впервые в жизни Карамель может позволить себе устроить выходные, наняв на это время парочку довольно толковых ассистентов. Но назойливые мысли, в которых то и дело всплывают изображения горящего кафе или растекающегося мерзкого нечто на плите не дают ей расслабиться.       Карамель вспоминает слова Амур, которая советует расслабляться в горячей ванне, желательно наполненной лепестками роз, в одной из своих книжек по психологии, и охотно поддерживает эту идею. Кто она вообще такая, чтобы не верить советам заслуженного «душевного врача» Пиксивилля.       Вода все-таки слишком горячая, и Карамель недовольно морщится, когда осторожно касается её ногой. Едва стоит чуть повернуть кран, как дверь в ванную распахивается настежь: — Карамель, можно мне ключи от… — Мартино!       Карамель с нескрываемой яростью смотрит на брата, слегка ошарашенного и, очевидно, потерявшего дар речи. — Я-я, эм, я тут. в общем… ну… — его взгляд лихорадочно бегает по всей ванной комнате, но он не делает не единой попытки хотя бы сдвинуться с места. — Выйди отсюда немедленно, Мартино, иначе я за себя не ручаюсь! — кричит Карамель, отчего Мартино приходит в чувство и, вздрагивая, исчезает за дверью.       Карамель поворачивает ключ и дергает дверь на себя, убеждаясь, что она теперь точно закрыта, и разражается потоком нецензурной брани в адрес Мартино.       Хотя он всегда был таким — своевольным, немного диким и совершенно не уважающим чужое личное пространство. Карамель искренне надеялась, что подобное прекратится, когда они станут взрослыми, но её надежды не оправдались. Она все еще не понимала, как никто из них все еще не убил другого, ну или хотя бы не съехал. Периодически в ней просыпалось такое желание, особенно в моменты, когда Мартино приводил каких-то малознакомых девушек с отвратительным характером и не закрывал двери на ночь.       И почему у них комнаты все еще рядом?       Тяжело вздохнув, Карамель еще раз дернула ручку двери, и наконец-то залезла в ванну. Вода показалась не такой горячей, как в первый раз, даже слегка прохладной. Лепестки аккуратно лежали на поверхности воды, точно по рекомендации Амур, но Карамель не чувствовала почти никакой пользы от них. Хотя да, смотреть на медленно плывущие маленькие лодочки было приятно, и даже как-то успокаивающе.       Закрывая глаза, она рассчитывала представить горячие источники пикси-курортов, или хотя бы берег озера Роколлучи, но все что возникало в мыслях — удивленное лицо Мартино и его растрепанные рыжие волосы.       Тело как будто бы задеревенело, под кожей отчетливо чувствовались нервы. Карамель было хорошо знакомо это ощущение, часто появляющееся после тяжелого и загруженного дня в кондитерской. Она называла его «своей профессиональной болезнью», хотя эта формулировка была в корне неверна.       Карамель прекрасно знает как от этого избавляться, за несколько лет она научилась делать это так хорошо и быстро, что внешне это почти незаметно.       Она раздвигает ноги и нескольким отточенными движениями доводит себя до оргазма, сжимая зубы, потому что в доме очень тонкие стены, и тут же в ужасе поднимается и тяжело дышит.       Потому что вместо обычных фантазий Карамель неожиданно представила Мартино.       И ей это действительно понравилось. ***       Карамель не спит всю ночь, а четыре таблетки снотворного только делают хуже. Она знает, что по-хорошему, надо бы пойти к Амур за успокоительным зельем, но не может пересилить тебя и хотя бы покинуть комнату.       Двери комнаты не только закрыты на щеколду, но и на несколько замков и, вдобавок, снабжены несколькими защитными заклинаниями. Шторы на окнах плотно задернуты, и единственный свет в комнате — это тусклое сияние перегорающей настольной лампы.       Карамель ненавидит себя за это. Ненавидит и боится, потому что знает себя слишком хорошо и уверена, что если это легкое помутнение перерастет в нечто большее, ей придется или покончить с собой, или прожить остаток жизни в затворничестве, потому что несмотря на полнейший контроль над кондитерской, Карамель совершенно не умеет контролировать себя.       Если раньше случалось что-либо ужасное, она всегда навещала Амур или Тьюн, потому что их этичность никогда бы не позволила рассказать что-либо без её согласия, и Карамель могла вдоволь выговорится и знать, что об этом никто не узнает. Но теперь страх быть признанной ненормальной извращенкой берет верх, и единственным собеседником оказывается неумело сшитый желтый кролик с огромным бантом на груди.       Карамель начинает что-то неразборчиво бормотать себе под нос, и слезы сами собой текут из её глаз. Потому в мыслях то и дело предстают образы Мартино, в таком же стиле, в котором маленькая Карамель рисовала в голове картины сказочных принцев и идеализированных симпатичных одноклассников. И это не слезы грусти или какой-то трагедии, нет.       Карамель плачет от бессилия, поняв что балансирует на грани влюбленности в собственного брата и совершенно не знает, что с этим делать.       Тут слишком темно, чтобы разглядеть, что показывают часы на стене, и Карамель не знает, сколько она тут уже сидит. Может час, а может, уже наступил вечер, все посетители «Молли Му» разошлись, и теперь только Тина сидит на кухне заготавливая тесто на завтра и одновременно закусывая пирожными.       Дверь кто-то дергает с той стороны. Затем раздается легкий стук, становящийся все настойчивее и сильнее, пока не превращается в мощные удары, грозящие эту дверь выломать к чертям. — Карамель! Я признаю, это был нехороший и необдуманный поступок, нарушающий личное пространство. Ты там? Карамель, открой дверь!       Кто еще это может быть, кроме Мартино? Карамель понимает, что просидела тут достаточно долго, чтобы он вернулся с очередной вечеринки, провел время с очередной пассией (или несколькими) и обнаружил отсутствие нравоучений сестры. — Я знаю, ты там, Карамель, открой. Ты слышишь меня? — Иди спать, Мартино. — Карамель почти выплевывает фразу и отмечает свой необычно грубый голос. — Ты сидишь там уже больше пяти часов, если не все шесть. В чем дело?       «Он заметил, что меня нет. Он беспокоится за меня» — проносится в голове у Карамель и она думает, что не так. Ведь обычно это её задача — переживать и беспокоиться о брате. Или не совсем брате, потому что Карамель уже не может представить его в этой роли. — Я не обладаю супер-силой, — вновь доносится из-за двери, — Но я могу найти способы выломать эту дверь нахрен, сколько бы заклятий ты на нее не наложила. Карамель!       А ведь он действительно может это. За все годы, проведенные вместе, Карамель не раз становилась свидетельницей если не «супер», то уж точно выдающейся силы Мартино, как и его нетерпеливости. — Карамель, ты обиделась? Скажи что-нибудь! Ка-ра-мель! Открой дверь!       Больше всего Карамель сейчас боялась открыть эту чертову дверь и впустить виновника своих непристойных фантазий. Как она будет смотреть в глаза брату, о котором она несколько часов назад мечтала, лежа в ванной с лепестками. Но еще больше она боялась, что он действительно выломает дверь, а она просто не сдержится. Тихо простонав, Карамель накинула какой-то легкий халат и принялась снимать заклинания.       Мартино выглядел… как Мартино. Расстегнутая наполовину рубашка, съехавшая бандана, бледный засос на шее и взгляд нашкодившего щенка. — Карамель, я понимаю, что это было очень нехорошо, но разве ты все еще обижена? — Нет, — устало и даже как-то настороженно говорит Карамель, — Все в порядке, Мартино, ничего страшного.       Она уже было готова закрыть дверь, как Мартино преграждает путь все с тем же щенячьим взглядом. — Нет-нет, я знаю, что ты обиделась и отомстишь мне завтра, так что пока у меня есть шанс что-то исправить — как именно это сделать?       Карамель, пытаясь отвлечься, пытается придумать какую-нибудь грязную и трудоемкую работу по кухне, чтобы заставить его хоть раз в жизни трудиться, а не строить глазки многочисленным поклонницам. Однако ничего не приходит на ум, когда ей приходится смотреть на Мартино, но тогда в голову лезут совершенно другие варианты, того, как позволить ему извиниться.       Это эгоизм, граничащий с безумием. Карамель не знает, что будет дальше, да её это и мало волнует, но где-то в глубине души все еще слабо теплится надежда на то, что все будет как раньше.       Тщетно.       Карамель, в порыве эмоций, притягивает к себе Мартино и целует его так, как будто это последний поцелуй в жизни, хотя возможно, так оно и будет. Это безумный и безрассудный поступок, так что не удивительно, что Мартино, опешив, не может пошевелиться от шока и совершенно не понимает что происходит.       Он не отвечает на поцелуй, что, в общем-то, понятно, но Карамель испытывает глубокое моральное удовлетворение, смешанное с горечью. Она не хочет заканчивать, ведь тогда придется посмотреть ему в глаза и прочитать в них весь укор и непонимание этого безумного поступка.       Но придется. Когда-нибудь все равно придется. Но не сейчас, не сейчас. Тем более, что Карамель кажется, будто Мартино — очень медленно, но все же, — отвечает.