О супружеском долге и снах

Прошедший день был самым черным в жизни губернатора Пуэрто-Рико дона Хайме де Вилламарга. С того момента, когда его превосходительство осознал, в каком гнусном спектакле поневоле участвовал, он пребывал в странном оцепенении, словно человек, оглушенный ударом по голове. Подумать только! Капитан Блад, тот самый Педро Сангре, которого усердно предавали анафеме с амвонов всех церквей заокеанских владений его величества, был под кровом его дома! Более того, презренному пирату удалось оставить дона Хайме в дураках и освободить своих головорезов. Конечно, хитростью Педро Сангре не уступает самому дьяволу… да еще орден... Дон Хайме насупился, разглядывая стоящую перед ним бутылку канарского, уже на две трети пустую. То, что орден святого Якова Компостельского предназначался вовсе не ему, особо болезненно уязвляло самолюбие его превосходительства. Разве его неустанные труды на посту губернатора Пуэрто-Рико не заслужили награды? На мгновение он гордо приосанился, однако тут же сник: пираты, о поимке которых он успел сообщить наместнику его величества, ускользнули от правосудия, и из этого вытекала неприятная необходимость вновь писать в Санто-Доминго. А в довершение всех бед он еще вынужден терпеть в своем доме Родриго де Кейроса! Но как посмела Эрнанда скрыть, что «дон Педро де Кейрос» — не тот, за кого себя выдает?! Губернатор не был склонен обдумывать собственные действия и упорно не желал признавать, что он сам не позволил жене высказаться. Дребезжащий бой часов заставил дона Хайме встрепенуться и напомнил ему, что на сегодня у него осталось еще одно дело... ...Мысли о Родриго, воспоминания об их коротких встречах давно стали для Эрнанды тайным убежищем, утешением ее души. Их детство прошло в холмистом, утопающем в розах Сантарене, и там же зародилась их любовь. Родриго был на четыре года старше, и по многим причинам о браке с ним не могло быть и речи. Хотя оба они это знали, Эрнанда пришла в отчаяние, когда отец объявил ей о сватовстве дона Хайме де Вилламарга. Отчаяние многократно усугублялось тем обстоятельством, что ей предстояло вслед за мужем отправиться на Пуэрто-Рико. Со дня свадьбы они с Родриго обменялись лишь несколькими письмами. Им приходилось тщательно выверять каждое слово, поскольку следы на конвертах свидетельствовали, что дон Хайме не считает зазорным вскрывать корреспонденцию, адресованную жене. Об этом же говорила его осведомленность в делах семьи де Кейрос. И все же за сдержанными, скупыми фразами писем Родриго Эрнанда чувствовала затаенную нежность и беспокойство о ее судьбе. И вот он здесь, но от этого ее тоска еще горше – что он может сделать для нее? Только растерзать ее душу в клочья... Она вздрогнула, услышав, как часы на городской площади начали отбивать полночь. Дон Хайме всегда приходил к ней в это время, однако сегодня Эрнанда не ждала его, полагая, что бурные события последних дней избавят ее от внимания мужа. Но едва затих бой часов, как дверь спальни открылась, и дон Хайме возник на пороге. Эрнанда молча смотрела, как он приближается, сбрасывает бордовый бархатный халат и грузно садится на скрипнувшую кровать. Мысль о неизбежности соития вызывала легкую тошноту, но за пять лет брака Эрнанда хорошо усвоила, что ее желания или самочувствие не имеют никакого значения. Лучшее, что она могла сделать, задыхаясь под сопящим мужем, — это постараться отрешиться от происходящего. Недовольно оглядев жену, дон Хайме откинул покрывало и сжал ее грудь. Эрнанда закрыла глаза, однако муж не спешил забираться на нее. — Это все твоя вина! — вдруг раздраженно бросил он. Эрнанда удивленно взглянула на супруга. Подняв подол рубахи, дон Хайме теребил свой вялый и сморщенный мужской орган. Зрелище было настолько отталкивающим, что молодая женщина поспешно отвела взгляд. — В чем я провинилась на этот раз, дон Хайме? — устало спросила она. — В чем?! Святые небеса, она еще спрашивает — в чем! Это все твои глупые обиды! Педро Сангре! Проклятый пират был в моих руках! Кстати, о чем это ты шепталась с ним в тот вечер? — Дон Хайме с подозрением уставился на жену. — Вы сами препоручили его моим заботам, дон Хайме, — спокойно ответила Эрнанда. — И я сразу пыталась дать вам понять, что этот человек не мой кузен. Но вам не было угодно обратить внимание на мои слова. — Нет, все-таки ты безнадежно глупа, Эрнанда! Конечно, я изложу королевскому наместнику все обстоятельства дела... — Насупившись, дон Хайме замолк и даже оставил в покое свое бессильно поникшее достоинство. — Но каковы будут последствия? Я могу не только потерять свой пост, но и... — мрачно изрек он через минуту, возобновляя свое занятие. — Не вижу, каким образом я к этому причастна. — Эрнанда села на кровати, избегая смотреть, как дон Хайме возбуждает себя. — Чертов пират! — не слушая, продолжал он. — Если бы ты не возомнила о себе невесть что! Да еще твой кузен Родриго! — Я полагаю, что Родриго достаточно убедительно все вам объяснил! — голос Эрнанды задрожал от негодования. — Драгоценный кузен Родриго! Вот уж кому точно не стоит злоупотреблять моим гостеприимством! Он никогда мне не нравился, а уж твой интерес к нему попросту… непристоен! — отозвался дон Хайме, распаляясь все больше. — Впрочем... Вся ваша семейка… — Моя семья не вызывала у вас такого неприятия, когда вы решили взять меня в жены! — воскликнула Эрнанда. — Напротив, вам было лестно породниться с нами! — Уж не намекаешь ли ты, что мое происхождение уступает твоему? — Дон Хайме презрительно надул губы. — Да твой отец почел за счастье принять мое предложение. Напомнить тебе, в каком состоянии были его дела? — Вопреки надеждам Эрнанды, его настойчивые попытки подготовить себя возымели успех. Удовлетворенно хмыкнув, он сказал: — Раз уж Небо судило нам стать мужем и женой, извольте лечь, донья Эрнанда, и приготовьтесь исполнить свой супружеский долг! Даже когда дон Хайме бывал в благодушном настроении, ему не приходило в голову ласками расположить к себе жену, а в эту минуту им владело желание отомстить ей за свой позор. Он грубо мял груди Эрнанды, умышленно причиняя боль, затем бесцеремонно задрал ее сорочку и навалился на жену, тяжело и шумно дыша. Эрнанда закусила губы и инстинктивно попыталась отодвинуться. — Лежите спокойно... донья Эрнанда! — пропыхтел дон Хайме, входя в нее резким толчком. — Разве... Святая церковь… не учит нас... что жена… должна... смиренно принимать... своего супруга? С каждым словом он глубоко вторгался в тело Эрнанды, будто намереваясь пригвоздить ее к постели. Молодую женщину мутило от запахов вина и чеснока, которым обильно сдобрили поданное на ужин жаркое. Крепко зажмурившись, она отвернула лицо от мокрых поцелуев мужа. Наконец, ухнув, дон Хайме дернулся, обмяк и через несколько бесконечных для Эрнанды минут скатился с нее. — Как ни возделывай эту ниву, урожая мне не дождаться… — отдуваясь, пробормотал он, небрежно проведя рукой по животу жены. — А еще твоя дерзость в придачу... Эрнанда не ответила и не открыла глаз. Она лежала, дрожа от унижения и боли, и только после того как стукнула дверь, возвещая уход мужа, позволила глухим рыданиям вырваться из своей груди. Впрочем, слезы быстро иссякли: она научилась подавлять свои чувства, даже когда оставалась наедине с собой. Она одернула рубашку, повернулась на бок и сжалась в комок. Дрожь постепенно стихала, и незаметно для себя Эрнанда заснула. Под утро ей привиделся странный сон, от которого она пробудилась с бешено колотящимся сердцем. Во сне Эрнанда оказалась в длинной, залитой солнцем галерее. В арочном проеме спиной к ней стоял Родриго. — Родриго! Эрнанда бросилась к нему, но, не добежав нескольких шагов, поняла, что обозналась. — Дон Родриго скоро предстанет перед вами, донья Эрнанда. А пока я — ваш кузен и прибыл сюда вместо него, — произнес незнакомый мужчина звучным, с бархатистыми нотками голосом. Он обернулся, и Эрнанда прижала пальцы к губам: перед ней стоял дон Педро Сангре, и в его синих глазах были сочувствие и... радость.