Вода, кругом лишь одна вода. Я не чувствую дна под собой, из-за чего мне приходится панически бултыхать ногами и извиваться, словно змея. Кипяточная вода обжигает моё рябое тело, я хочу кричать, но открыв рот, я сразу же чувствую, как туда вливается чуть ли не бурлящая жидкость. Я вдыхаю её в попытке наполнить свои лёгкие воздухом. Она лишь обжигает язык и нёбо, обдаёт судорожной болью глотку и дыхательные пути. Я чувствую дикую боль от лопающихся альвеол, дающую о себе знать резким покалыванием в груди. Высунув голов на поверхность воды, я снова же погружаюсь обратно, так и не выкрикнув ни слова о помощи. Я повторяю эту попытку выдавить из себя хоть один звук бесчисленное количество раз, но всё оказалось впустую. Моё тело уже стало покрываться огромными волдырями, заполненными лимфатической жидкостью, боль пронзала меня насквозь. Силы начали покидать меня… Я прекратила двигаться, мои ноги онемели, руки не поддавались моим желаниям, кожа уже ничего не чувствовала. Я хотела закрыть глаза, но моя плоть стала отторгаться. Мышечная ткань век повреждена, вслед за ней под воздействие ещё более высокой температуры стали подвергаться глазные яблоки. Моё тучное тело медленно превращается в аморфную биомассу, лоскуток за лоскутком теряя плоть. Голени уже полностью обнажились, заставляя большеберцовые кости находиться снаружи. Из моих глазниц полезли нити, вытолкнув сварившиеся глазные яблоки. Поперёк живота расползлась красная полоска, вскоре превратившаяся в огромный разрыв, из которого вывалилось нечто, похожее на щупальце, покрытое венами и сросшимися сокращающимися человеческими сердцами. Вода, по всей видимости, начала остывать и сгущаться, превращаясь в вязкую жижу цвета венозной крови. Но облегчения я так и не почувствовала, даже несмотря на то, что я ничего не вижу, потому как глазницы мои пусты, ничего не слышу, ведь мои барабанные перепонки попросту растворились в кипятке, кожа практически лишена осязания. Меня топтало новое мучение – голос. Голос, звучащий в моей голове, разрывающий внутренности, ударяющийся о стенки моей черепной коробки, заставляющий кровоточить уши, нос, рот и глазницы с торчащими из них тонкими, словно токопроводящие жилы, щупальцами.
I'll be your nightmare
And scream for you,
I'll be your one possession
If you want me to.
Я не понимаю, что он говорит. Мне никогда не был известен этот язык. А что, если это говорит… Сам бог? Но если, по словам верующих, бог есть воплощение самого добра, почему же он истязает меня столь ужасными способами, причиняя мне как моральную, так и физическую боль? Я хочу назвать это жутчайшим на свете ощущением, потому как, с моей точки зрения, душевная боль является куда более страшной мукой, чем физическая. Но, к счастью, или же к огорчению, голос прервался и на его место стал громкий, невыносимый гул, кажущийся вполне материальным, а не звенящим в голове, что оказалось для меня весьма странным, ведь в моих ушах не было мембран, позволяющих мне слышать.
In my darkness
I hear screams that hide the voice of God…
Гул всё спускался на более низкую высоту своего звучания, доходя до инфразвука. Мне не известно, сколько времени длился этот неприятный звук, но нам, пожалуй, давно известно, что у всего, что имеет начало, есть и конец, и гул, как ни странно, прекратился. Оборвался так же внезапно, как и начался.
Где… Где вода? Её нет. Я всё слышу. Я всё вижу. Моя кожа жёлтая, точно восковая свеча, а руки напоминают те чёрные тюльпаны, что я видела в малом детстве – такие же воронёные, отблёскивающие коричневым цветом и имеющие огромные наросты, точь-в-точь похожие на лепестки. Моё тело находится в горизонтальном положении, моя спина срослась с морем ног, рук и других анатомических образований, состоящих из весьма непрочных тканей, кожа, жир и мышечная масса которых словно плавится, течёт по ним, снова превращаясь в их составляющее. Я и та кровавая каша подо мной – одно целое. Это всё моё, это всё я… Я упала из рая. И когда я приду, небо закровоточит.
