С любовью, твоя Атлантида

Осознание того, что Атлантида стала их общим домом, к Эвану пришло не сразу. Надо было обживать комнату, разбирать багаж — благо, что форма и часть оружия хранились на складах, осваивать, так сказать, территорию. Несколько дней Эван не решался выкладывать вещи и убирать чемодан — настолько велико было ощущение нереальности происходящего. Личных вещей у него было немного, как, впрочем, и у любого военного. Гораздо больше места в чемодане у Эвана занимали кисти, краски, холсты и большие белые листы. Идея притащить все это в неизвестную галактику на неизведанную базу казалась абсурдной, но ровно до того момента, как Эван увидел стекающие по стеклу капли океанской воды и сияющую радугу на ослепительно-голубом небе за ним. Впервые Эван взял в руки кисть только через месяц пребывания на Атлантиде. Несмотря на удручающие события, развернувшиеся в Пегасе почти с момента их появления в городе, желание рисовать было нестерпимым. В очередной раз наблюдая за тренировкой Тейлы и молчаливо восхищаясь ее сдержанной грацией, Эван решился попросить её попозировать. Тейла благосклонно кивнула, и он начал предвкушать, как на холсте появится строгий профиль атозианки и как полотно будет мягко сиять золотисто-медовыми, приглушенными теплыми тонами. Он с любовью выписывал комнату Тейлы, мельчайшие детали обстановки, вид за окном, саму Тейлу, представляя, как она будет поражена, и даже, возможно, попросит подарить ей портрет. Но когда Эван закончил, то с удивлением понял, что Тейлы на картине нет, а её черты лица — всего лишь искусная маска. Сама Тейла работу похвалила, но Эван был твердо уверен, что собирался изобразить совершенно другого человека. В следующий раз он решил нарисовать Маккея. Несмотря на отвратительный характер ученого, Эван, как художник, не мог не оценить, каким одухотворенным выглядит Маккей, когда в очередной раз решает немыслимо сложную задачу. Его Эван рисовал исподтишка, краткими набросками, но был уверен, что Маккей вряд ли его заметит, даже если Эван сядет у него перед носом. Лаборатория получалась идеально. Тусклые матовые панели разнообразных устройств, бледно сияющие кристаллы, порой бросающие причудливые тени на лицо Маккея, высокие потолки… Эван осознал, что что-то пошло не так, когда вместо фигуры, склонившейся над приборной панелью, стало выходить лицо все той же незнакомки. Оно было настолько нечетким, что невнимательный зритель увидел бы только игру света и теней на стенах и устройствах лаборатории. Эван поежился, но рисунок оставил. К сожалению Эвана, зачастую на Атлантиде на творчество оставалось не так много времени. Вечером после того, как благодаря нечеловеческим усилиям Шеппарда и Маккея им удалось отбить атаку дженаев, Эван не нашел в себе сил переодеться и устало рухнул в постель. Он уснул, едва голова коснулась подушки. Проснулся Эван от ощущения, что на него кто-то смотрит. Инстинкт заставил его выхватить пистолет раньше, чем он сообразил, что в комнату чужаку зайти не так-то просто. Он поморгал, вглядываясь в прозрачную темноту комнаты, расцвеченную редкими бликами света, исходящего от высоких башен города. — Я не причиню тебе вреда. — Голос прозвучал одновременно и в комнате, и словно в голове у Эвана. — Опусти оружие. — Ты кто? Невидимой голос вздохнул. — Мы — Атлантида. Эван отчетливо почувствовал, как голос улыбается — мягко, тепло и чуточку снисходительно. — Ты нам нравишься. Мы тебя любим. Полумрак комнаты рассеялся на короткое мгновение, и в воздухе возникла фигура невысокой женщины, стоявшей спиной к Эвану. Когда она обернулась, Эван увидел то самое лицо, появлявшееся на его картинах — абсолютно правильное, с идеальными чертами, но совершенно безжизненное. Образ держался секунду, не дольше, и вновь растаял в ночной тишине, оставляя Эвану только голос — самый прекрасный голос из всех, когда-либо слышанных им. — Что ты хочешь? — Нарисуй нас. — Я рисую… — Нет. Нарисуй нас. Мы покажем тебе красоту. Полюби нас. *** — Мы любим тебя, — раздался голос в голове Эвана, когда он коснулся кистью холста. — Помни об этом. Город на его картине обретал лицо.