XIV
Мордрейк, как и собирался, остановил пытки. Он действительно занимался лишь лечением Марго, и совсем скоро та пошла на поправку. Так у супругов прошла целая неделя затишья. Кениг не проявлял никакой агрессии и даже позволял жене немного нежности — он был слишком занят попытками оценить ситуацию, собственные переживания и ощущения, а для этого приходилось их вызывать у себя снова и снова. Редкие осторожные поцелуи понемногу согрели повседневное общение. Но трудно было сказать, что Синяя Борода радовался этому. Мало чего этот человек боялся в своей жизни, мало чего — а курс на близость вызывал в душе сомнения, смятение и даже страх. В его сердце вырастали какие-то чувства, но они напоминали головную боль, какая возникает у людей, переживших амнезию, когда тем пытаются напомнить давно забытое. В груди Мордрейка бился покрытый толстой коркой ржавчины механизм, способный выполнять лишь минимум своих функций. И вот, кто-то пытался воззвать к чувствам, остановить коррозию, вернуть к жизни… Разве не мог не пугаться даже страшный и сильный человек, когда ему открывают глаза на то, что он когда-то отказался видеть, лишь бы спастись? Потому Мордрейк и заковался снова в броню из ненависти и безразличия, стоило Марго вернуть себе силы. Он отказался давать ей ласку, когда той перестало быть нужным «лечение». Зато потребовал безраздельного внимания к себе, коим до сих пор жертвовал, чтобы исцелить тело и рассудок несчастной жены. В один из вечеров Мордрейк пожелал видеть Марго. Софи вбежала к отдыхающей у себя в комнате хозяйке: — Фрау!.. Господин зовет к себе. Говорит, чтобы вы переоделись… и ночевать будете у него… — по лицу горничной сложно было понять, смущается она или обеспокоена. Марго лишь недовольно хмыкнула, но лицо спустя секунду просияло. — Как думаешь, что ему понравится? Поможешь выбрать? — брюнетка улыбалась, когда София с горящими глазами сновала по ее гардеробной. Ко многому в своей новой жизни она не могла привыкнуть, но только не к обилию красивой одежды. Как и любой девушке, Марго нравилось наряжаться. И она с удовольствием делилась этим ощущением со своей подругой. — Это? Или это? — Софи прикладывала к себе легкие струящиеся платья в пол с большим, но изящным вырезом, сформированным запахом. Марго ткнула пальцем на бирюзовый вариант. — Я так и думала! Долго ждать не пришлось. Появилась фрау Кениг в спальне мужа скоро, ибо он чтил пунктуальность и не любил опозданий. Шлейф духов мягко намекал на присутствие хозяйки дома. Однако впервые за многие и многие походы в эту комнату в глазах брюнетки читалось раздражение, а не страх. Мордрейк стоял у окна — до прихода Марго он нетерпеливо рыскал по просторной спальне. В нем бушевала неконтролируемая энергия, неутоленный голод, сдерживаемый слишком долго. Безупречно одетая красавица в эту минуту была усладой для взора, и мужчина довольно щурился, глядя на нее. Настроения супруги его до сих пор мало волновали. — Пришло время отплатить мне, Марго. Ты прощена. А я достаточно уделял тебе внимания, — Кениг подошел к жене и взял ее за руку, устраивая узкую ладонь на своем плече. Как удав, он железным объятием обернул талию девушки, на выдохе сократив дистанцию до минимума. Сквозь тонкие домашние брюки и рубашку чувствовался жар и напряжение мышц. Ноздри Мордрейка раздувались, как и всегда, принося ему понимание чужого тела через запахи. Неподатливость Марго он тоже уловил и напоследок с издевкой шепнул ей на ухо: — Более того, ты должна сделать для меня то же самое… Но по моим правилам. — Хм… и чего же ты хочешь? — девушка тут же влилась в игру, словно ей это не составляло особенного труда. Мышцы лица расслабились, она с благоговением заглядывала мужчине в глаза и сладко улыбалась. Где-то внутри рос ком отвращения к себе. — Я ничего не умею, Дрейк. А ты меня не учишь, — она надула едва подкрашенные каким-то бальзамом губки. — Я могу сделать лучше, хочу быть лучше для тебя. Только научи меня… Я же к тебе попала совсем, м… чистая в этом отношении, — девушка начала осторожно разглаживать складочки одежды на плечах мужа своими маленькими ладонями. Мордрейк по-птичьи склонил голову набок. По его диковатому взгляду было видно, что он подозревает Марго в лукавстве — та снова вела себя слишком необычно-любовно. Не сопротивлялась, а безоговорочно шла навстречу тому, что всегда приносило ей лишь дискомфорт и боль. А теперь опасливое напряжение перешло к Кенигу. Чтобы не выдать себя, он волевым жестом направил девушку к кровати. — Я ведь тебе отвратителен. К чему ты так податлива в последнее время, Марго? — Хочу тебе напомнить, что знаю о тебе теперь немного больше, — язвительные нотки посыпались в речи, Марго недовольно поджала губы. Однако застыла под мужчиной. — Я хочу идти иным путем, нежели все они. Ты мне был отвратителен, ибо я не ведала мотивов твоей агрессии и ненависти ко мне. Теперь я знаю и принимаю тебя, — девушка улыбнулась и коснулась ладошкой щеки мужчины. Чтобы скрыть большую ложь, иногда стоит пожертвовать крупицей правды. В одном Марго все же была честна перед собой: она изменялась, чтобы выжить, но с каждой новой каплей ее сознания росла и привязанность к мучителю. Фрау Кениг старалась думать об этом как можно меньше. — Значит, принимаешь... Ты привыкла, — Мордрейк сощурился, невольно отторгая ласковое прикосновение к своему лицу. — Я надеюсь, что ты искренна. Потому что если нет — ты должна помнить, что до сих пор принадлежишь мне. И я решаю, какой твой вздох станет последним… В голосе Синей Бороды слышалась серьезная угроза. Однако он сам быстро подавил непрошеную злобу и, казалось, примирился. Хватка его ослабла — он подарил жене миг свободы. — Что ж, если ты этого теперь сама хочешь — соблазни меня, — тон Кенига тоже стал гораздо мягче, и на Марго он смотрел с вызовом и новым интересом. И улыбался — но недобро, неверующе, пусть и снисходительно. — Разденься. Можешь прикоснуться ко мне сама, если хочешь. Мне любопытно, на сколько хватит твоего энтузиазма. — Если бы я привыкла, — девушка отстранилась и поднялась с кровати, стаскивая с себя одежду. Делала она это не очень соблазнительно, скорее даже карикатурно на некоторые картинки, что всплывали в ее памяти из фильмов и книг, — я бы не играла с судьбой и не пыталась ничего менять, Мордрейк. Зачем? Если меня все и так устраивает, а ты городской психопат, которому все сходит с рук? Каждый мой шаг может быть истолкован тобой неверно, согласно твоей извращенной логике. Оставить все в соответствии с постулатами, которые у тебя не вызывают неоправданного психоза, или каждый раз подвергать себя за своеволие пыткам и угрозам смерти? — она ехидно кивнула в сторону мужчины, который вот только что недвусмысленно намекал на то, что у Марго своей воли нет и быть не может. Скулы ярко выделились на лице, когда по нему поползла ухмылка, напоминая о недавних голодовках. Лямки платья безвольно повисли на талии, само оно же все еще удерживалось поясом. Чем именно искушала Марго мужчину, телом или речами, понять стало трудно. — Ты видишь меня слишком глупой. Не знаю, какие там девушки у тебя были раньше, но моя внешность нисколько не говорит о моей способности разумно мыслить. Мое желание — дарить тебе ласку бескорыстно, насколько это возможно. Мне не нужно от тебя больше ничего. А недавно ты меня жестоко и изощренно пытал. Но я хочу тебе дарить что-то теплое, лучшее. А ты все никак не можешь сложить вместе два числа и получить результат. Кошмар, — хмыкнула она, и платье безвольно упало к стройным бледным ножкам. Марго переступила через него без особого энтузиазма. Смущение сковывало движение, а во взгляде читалось обвинение. Ее он подозревал, ее же сейчас собирался судить за неумение приносить любовь в супружеское ложе. Фрау Кениг оставила перед кроватью туфли и расположилась около мужчины. Самое знакомое — это губы. Их она их уже пробовала, какую-то ласку к ним применяла, и скудный отклик присутствовал. Поэтому, оставаясь все еще в нижнем белье, девушка потянулась и припала к губам мужчины. Сейчас ей нужно было спрятать в этом его оценивающий взгляд, и свой — испуганный и мечущийся из стороны в сторону. Впервые к поцелую подключились руки; Марго трясущимися от волнения ладонями очерчивала напряженные мышцы на животе и грудной клетке. А после механическим движением оторвалась от чужих губ в поцелуе на грани целомудренного, и влажная дорожка начала следовать сперва по шее. После — ниже. Вдохновение Марго черпала из скудных знаний и интереса. В большей части роль играл последний фактор. — Ты не понимаешь, Марго. Если бы я считал тебя глупой, мне не приходилось бы ждать от тебя подвоха… Но ты не глупа и обладаешь характером, и именно это все усложняет... — пусть в этот момент между ним и супругой шла настоящая война характеров и моралей, Кениг успокоился. Он снова позволил себе довериться, как будто убедившись, что женушка не прячет в складках платья нож и не носит яд на губах. Кроме того, насколько она была сильна и энергична в словесной атаке, настолько же неуверенной и кроткой оставалась в действиях. Стоило признать свой промах — Мордрейк не учил ее ни любви, ни даже страсти, а только отнимал у нее и то, и другое. Как он и говорил уже, уничтожать и завоевывать всегда легче. Взращивать и преумножать — совсем другое дело. Дрейк удобнее сел на кровати и снял рубашку. У Марго уже было достаточно случаев увидеть изувеченный болезнью торс — но хотела ли она смотреть на него раньше? Теперь ей предстояло принять все, что готов был дать ей чудовищный супруг. Он вытягивал шею и расправлял плечи, создавая нужный путь для поцелуев и всем видом показывая, что сейчас ничем ничему не препятствует. Даже наоборот — приглашает. Чтобы выразить это, Кениг поймал ладошку Марго и устроил ее у себя на груди, позволяя тронуть прохладные светлые соски, ощутить темные уплотнения под кожей возле подмышечных впадин. Вдруг взгляд Марго наполнился грустью, а она оторвалась от своего занятия. Холодные пальцы коснулись шрамов и отметин ушедшей болезни. Сухие факты, что открылись в комнате под номером двенадцать, только теперь обретали объем и форму, наполнялись эмоциями. Но не только негативными. В общем отрицании и осуждении действительно стали появляться искренние нотки понимания, сожаления и той самой неприятной горечи, что всегда была послевкусием боли. — Ты молодец, — девушка улыбнулась, очерчивая очередную страшную метку на теле. — Справился. А знаешь, когда будешь еще большим молодцом? — Ну открой мне этот секрет, умница, — Мордрейк поднял взгляд на лицо Марго, коснувшись ладонью ее волос. — Когда позволишь мне исправить эту чудовищную несправедливость, — брюнетка оставила ладошки на нижней части живота мужа. — И поймешь, что нет во мне ничего от твоей матери и всего того собирательного образа коварной и убогой женщины, который ты так старательно взращиваешь в своей голове. Я тебе докажу это. Мордрейк затаил дыхание. Удивительно, но именно в этой интимной обстановке слова супруги наконец оказали нужный эффект, а доверие открыло в мужчине источник чувственности. Марго хмыкнула и резко опустилась вниз. Не таким способом, видно, она собиралась доказывать лучшие качества своего характера и верность… но любовь же начинается с подарков безвозмездных? Вот и сейчас фрау Кениг оставила очередной теплый поцелуй у самой кромки домашних брюк, под которыми медленно оживала растревоженная плоть. Поднимая взгляд и хмыкая, Марго уверенно касалась уже не там, где это делают неумелые девицы. Ласка была осознанная, но расфокусированная. Сначала девушка оглаживала бедра мужчины, а после чуть ли не рывком, грубо ткнулась в них уже носом. Хмыкнула вновь, ругая себя за отсутствие элегантности и изящности. Замерла, ожидая реакции Мордрейка... А после вновь возобновила свои действия. Брюки подверглись атаке и пали под натиском проворных пальчиков. Марго была смущена и на мужчину теперь старалась даже не смотреть, улыбаясь. Ее ладонь уверенно, словно она перебирала бананы в продуктовом магазине, легла на паховую выпуклость. Девушка давила в себе смешок, ощущая свою нелепость. Но поглаживания начала, опускаясь лицом к промежности мужа. Набравшись хитрости и смелости, она красиво прогнулась в спине, демонстрируя хорошую гибкость и изящность линий тела. Мордрейк оказался на удивление благодарным зрителем и участником. Его веки опустились, а взгляд затуманился и потерял обыкновенную тяжесть. Доминируя, он всегда действовал выверенно, как машина, но теперь, принимая ласку, позволил себе следовать за руками супруги — и уже любовницы. Отвердевший член, подчиняясь пульсу крови, ритмично напрягался под пальчиками Марго, и Кениг помог ей преодолеть волнение новым жестом: он накрыл девичью ладонь своей, чтобы та сильнее сжала налитой орган. Под движениями нежной руки скользила крайняя плоть и слабо, ведомый инстинктом, подавался вперед сам Мордрейк. — Не отворачивайся, — шепнул он, как-то вмиг потеряв голос. Даже повелительные ноты стали похожими на просящие. — Смотри мне в глаза или на мое тело… Зеленые глаза вцепились в чужой силуэт, губы напряженно дрогнули. Девушка недолго вслушивалась в реакции мужчины и уже скоро блаженно отдавалась ласке. Ручка стала увереннее поглаживать детородный орган, изучая его. Мордрейк одобрительно улыбнулся. В самой ласке больше было, конечно, исследования, нежели любовного пыла и страсти. Марго с удовольствием вытворяла что-то, а после пытливым взглядом изучала лицо мужчины. Сейчас она ученый, и у нее в руках есть кролик. Мордрейк тоже наблюдал за происходящим как будто издалека — он по-прежнему выглядел почти спокойным и слишком сосредоточенным для своего положения. — Скажешь мне, если что-то будет не так, хорошо? — смущенный голос Марго разорвал какофонию полутонов. Дрейк кивнул как бы одними глазами, на короткий миг смежив веки. Диктуя волю своего хозяина, тяжелая ладонь легла на голову супруги, направляя ее к средоточию, находившемуся сейчас в объятиях нежных рук. Девушка коснулась губами головки члена и тут же отпрянула. Вкус ей показался странным, поначалу даже неприятным, но не вызвал отвращения. Будто даже вкусовые рецепторы оказались смущены и попутали все, сделав мужа солоноватым и немного горьким. Марго сначала целовала плоть и кожу вокруг нее, бедра и пах. Мордрейк гладил и теребил ее волосы, тихо сопя и жмурясь, хмурясь от удовольствия. Однако его желание вскипало, а ласки оставались кроткими. Между лицом жены и напряженным органом вдруг оказалась рука Мордрейка. Грубые пальцы натянули кожу снизу у основания, отчего член поднялся вертикально. — Возьми меня ртом, — прямой взгляд Дрейка снова нашел глаза Марго. Он стал медленно гладить себя, приподнимая таз и оттого едва не касаясь плотью шеи и лица девушки. — Ласкай губами, просто… глубже. «Глубже». Смысл просьбы до смущенной девушки дошел не сразу. Сначала она начала исследовать сам ствол губами. Но спустя мгновение неловкой заминки, брюнетка вновь вернула свой рот в обладание головки члена, а после принялась вбирать его. Сначала посасывала, что конфету. Понемногу освоенный орган все смелее проникал в теплое нутро, а Мордрейк реагировал ярче. Из груди тирана вырвалось тихое подобие стона, и на какое-то мгновение он прикрыл глаза, запрокинул голову назад… Но следить за Марго, пожирать взглядом ее, нежащую между губ возбужденную плоть, ему было важнее и приятнее. На лице девушки не было удовольствия, только причудливая смесь смущения и интереса. Марго ликовала лишь по одному поводу: мужчина пока был занят ее ласками и не пытался дознаваться до нежного тела своей грубой и рваной любовью. Фрау Кениг вспомнила болевые ощущения внизу живота, что частенько ей доставались, и с еще большим усердием принялась повторять раз за разом фиксированные движения ртом и головой. Дрейк задышал часто и прерывисто. Он поднял корпус, теперь сидя, а не лежа на кровати, и оперся свободной рукой позади себя. Увы, это было проявлением инициативы, а инициативы со стороны мужа Марго стоило бояться. Уставив мутный взгляд на ее лицо, Мордрейк медленно пропускал пряди густых волос сквозь пальцы, но даже ласковые движения его ладони не избавляли фрау Кениг от вездесущего контроля. Ее дразнили, хвалили заискивающими прикосновениями, но в то же время ей давили на затылок… — Расслабься, — зашептал Мордрейк, ощущая напряжение девушки. Чем сильнее он возбуждался, находясь в новом уязвимом положении, тем тише и глубже становился его голос. — Расслабь горло… Марго возмущенно замычала и даже дернулась назад, предвкушая последующие в очередной раз неприятные для нее ощущения. Но ее удержали сильные руки мужчины и, достаточно быстро сдавшись в этом сражении, брюнетка последовала совету мужчины. Расслабила горло. На лицо Мордрейка скользнула удовлетворенная улыбка, скоро сменившаяся гримасой острого удовольствия. Толкнув голову супруги на себя, сам он подался вперед, ворвался глубже, к гортани. У несчастной Марго слезы выступили на глазах от давящей боли и подступившего рвотного рефлекса. К ее счастью, продолжалось это недолго: совершив еще пару коротких фрикций, Мордрейк с блаженным вздохом отпустил супругу, позволив ей отпрянуть и побороть себя и свое отторжение. После повисла странная пауза. На долю секунды рука Мордрейка замерла в воздухе. Он вдруг оказался на грани между собственным удовольствием и условным соглашением о принятии любви, результатом которого и стали ласки замученной жены. Вопреки своей натуре Кениг не выбрал первое. Ослепленный вожделением взгляд прояснился, а ладонь снова потянулась к лицу Марго, коснулась ее щеки, затем шеи и волос… Уже не настойчивыми, а легкими жестами Мордрейк привлекал девушку назад, ближе к себе. Он как будто бы даже извинялся — хотя вряд ли сам отдавал себе в этом отчет — за причиненную боль, пронзительно смотря в глаза и облизывая пересохшие от жаркого дыхания губы. Фрау Кениг обиженно дула щеки, хоть и прекрасно осознавала, что никто того не заметит. Но женское кокетство так и рвалось наружу. — Надеюсь, тебе было приятно, — с некоторыми нотками обвинения в голосе выдохнула девушка. — Угу, — пробормотал Дрейк и снова улыбнулся, но на сей раз спокойнее и сдержаннее. Забрав ладонь Марго своей, он заключил влажный член в это сплетение двух рук, лаская себя одновременно с женой, уверенно и плавно. — Угу, — передразнила его девушка, увлекаясь лаской. Скоро она подключила и вторую руку, аккуратно лаская ею головку. После — снова опустилась к средоточию удовольствия мужчины, применяя полученные ею недавно навыки. Оттачивала мастерство, выискивая губами, руками, ртом все самые приятные места, запоминая их, чтобы касаться снова и снова. После каждого нового приема, выдуманного светлой головой, девушка вопросительно поднимала взгляд на мужа. Мол, так хорошо? А так? В ответ Мордрейк тянулся навстречу, помогал своей рукой и держал этот зрительный контакт, даже изнывая от возбуждения. И чем ритмичнее и слаженнее становились совместные ласки, тем чаще он ронял стоны, тем продолжительнее и ярче они становились. В какой-то момент Кениг окончательно предоставил Марго саму себе, опершись обеими руками о кровать. Его бедра мелко подрагивали, эрекция достигла своего пика, а бледная кожа на шее и на груди раскраснелась. — Я скоро кончу, — скороговоркой выдохнул он между шумными вздохами и в очередной раз зажмурился и застонал, когда Марго медленно, нежно сжала поднявшиеся в преддверии оргазма яички, одновременно обнимая губами головку. Пары секунд и уверенных движений рукой, и теплого дыхания на чувствительной коже хватило, чтобы Дрейк зашипел, напрягшись всем телом и нервно задергав тазом. Несколько недель сдерживаемое семя тугими струями плеснулось на живот, потекло по пальцам Марго. Со стоном Кениг опустился на локти, закрыв глаза и медленно отстранив руку супруги от своего средоточия. Он шумно, размеренно дышал и наконец опустился на кровать полностью, расслабленный и опустошенный. Девушка тут же умостилась рядом, положив голову на плечо мужчины и горделиво размазывая липкую влагу по животу хозяина. — Мне так больше нравится, — тихо сообщила Марго, стараясь внедрить такую практику в их естественную личную жизнь. Она не давила. Наоборот, тихо улыбаясь, предоставляла выбор тому, что считает своим долгом и привилегией его делать. — И ты красиво это делаешь… — она указала пальчиком на поникший член мужчины. Мордрейк, очевидно, не знал, что ответить, и молчаливо смотрел в потолок, изредка следуя взглядом за словами и жестами Марго. Ему тяжело давалась эта нежность, похвалы, внимание к его поведению или внешнему виду — в деталях. В конце концов, человек остается абсолютно самодостаточным, пока не находится кто-то, кто может предложить больше, чем хватало до сих пор. — Это из-за тебя, — наконец проговорил Дрейк, повернув голову к супруге. Слова, которые часто использовались людьми в качестве обвинения, сейчас приобретали иной смысл: «Сколько ты дала мне, столько я и вернул. Как ты обращалась со мной, так я тебе и ответил». — Вернее, благодаря тебе… Мордрейк перевалился набок и приподнялся, опираясь на локоть. Он вдруг оказался гораздо ближе к Марго, чем они оба, возможно, ожидали. Близко было его тело, его лицо. А взгляд вдруг расфокусировался. Дрейку самому собственная медлительность напоминала то, как поглощает человека трясина или зыбучие пески. Медленно затягивало его в теплое и душное, привлекало к Марго. Он поцеловал ее. Сам, без внутреннего противоречия, влекомый одним желанием, Мордрейк накрыл мягкие припухшие губы, еще хранящие вкус его горечи. Поцелуй оказался таким же лихорадочным и тягучим, глубоким и медленным, и медлительность эта лишь изредка дробилась страстными порывами: укусами и вибрацией языка. Сквозь жаркую, плавкую ласку Марго почувствовала, как ладонь Дрейка огладила ее бедро и привлекла в тепло между его собственных ног. Мужское тело качнулось вперед, сокращая расстояние, и вот, уже на подрагивающем животе фрау Кениг тоже ощущалось остывшее семя, о ее колено ластилась вновь твердеющая плоть, а главное, ее промежности тоже касалась горячая сухая кожа. Мордрейк без боли стискивал волосы Марго между пальцами, льнул к ней, подавлял ее уже не агрессией, а страстью. Влажные тягучие поцелуи сместились к уху и шее девушки, прикосновения — к обнаженной груди. Да, Синяя Борода тонул в этой трясине. Но, очевидно, он не хотел тонуть в ней один. Марго следовала за мужчиной, как верная жена, влекомая его умением и силой. Такой, какую она уважала и представляла в постели. И девушка плавилась, плавилась, что тягучая патока в руках господина. Она с удовольствием подставляла шею и плечи, с удивлением для себя осознавая нарастающую нервную дрожь, тепло и уютную тьму мыслей в светлой доселе голове. Эмоции переполняли и пугали, а оттого Марго трогательно пряталась в плечо мужчины и хваталась, и стискивала чужие руки. Эта чувствительность и отзывчивость лишали Дрейка остатков самоконтроля. Он подчинился внутреннему хаосу, который и определил его истинные желания и стремления. В беспорядочной пляске тел Кениг добрался до бедер супруги. Подрагивающие пальцы подцепили легкое кружево, последнюю одежду Марго, и потянули его вниз. В четыре руки, переворачиваясь на постели, от белья удалось избавиться, и где-то в процессе, в лихорадочной спешке Мордрейк нырнул ладонью между девичьих ножек, накрывая ее беззащитное лоно. Марго всхлипнула, скрывая в сомкнутых губах стон. Это не была грубая ревизия, как раньше — только заботливое предупреждение и уверенное заявление прав. Дрейк гладил Марго, наслаждаясь ощущением бархатной кожи и влажного тепла. Сквозь алую муть вожделения он понял, что сегодня девушка готова принять его сама. — Тебе хорошо, — прошептал Кениг, уткнувшись губами в висок жены. Его рука внизу медленно дразнила распаленную плоть, пальцы трогали нежные складки и скользили в жаркое упругое нутро. — В книжках о таком обычно спрашивают, — улыбалась Марго, осторожно и медленно выговаривая слова срывающимся голосом. Она ластилась, впитывая все прикосновения мужчины. Марго могла ошибочно принять осторожность и внимание за любовь, ведь это очень на нее было похоже. А Дрейк не пытался ее переубедить. Возможно, он плохо понимал психологию супруги, но зато хорошо разбирался в физиологии. И как бы пошло это ни выглядело со стороны, именно в такой ситуации он лучше всего видел разницу между привычным отторжением и приязнью. Последняя нравилась ему больше. Кениг ласкал Марго до тех пор, пока та не оказалась беспомощна из-за охватившего ее тела возбуждения. Он был, как и всегда, порывист и даже немного груб, но эти порывистость и грубость при соблюдении меры не приносили супруге никакого дискомфорта. Пальцы быстро таранили ее лоно, прибавляя к хору шумного дыхания и прерывистых стонов сладкие влажные звуки. Тело Марго ломала болезненная истома, и девушка невольно пыталась сводить и стискивать бедра в желании довести это напряжение до пика, до взрыва… Но Мордрейк то ли намеренно, то ли из мужской слепоты оставлял ее на грани. В какой-то момент ласка замедлилась и вовсе прекратилась, а рука уступила место телу голодного до плотского удовольствия мужчины. Он обхватил тонкую талию, впился новым поцелуем в трепещущую шейку, повел Марго навстречу себе. Крупная плоть заполнила ее, вернув не только приятные ощущения, но и едва забывшуюся тупую боль, которые в равной степени нарастали с каждым новым сильным толчком. Фрау Кениг притихла и затаила дыхание, с силой обняв плечи мужа. Ее восторг столкнулся с суровой реальностью, которая оставалась так же прозаична, как и раньше… пусть и гораздо менее отвратительна. Марго была благодарна Дрейку за то, что он наконец подарил ей заботу и показал хоть какую-то любовь. Но ненавидела его, ибо он сам так и не увидел, что способен на нее. Каждая новая светлая мысль девушки с оглушающим звоном разбивалась о грубые мужские фрикции, не ждущие удовольствия любовницы. Осколки больно впивались в слабую до эмоции сердечную мышцу. Внутренний голос, похожий на зарождающегося в боли демона, с насмешливым тоном вторил каждому болезненному вздоху и появлению недовольной складочки меж бровей: «А чего ты ожидала?» Ничего! Ничего Марго уже не ожидала, а только мирилась с беспощадной реальностью, в поисках новых методов скрывать свою боль и неприязнь от благоверного и странные позывы сердца и разочарование при виде жесткости в каждом жесте мужчины по отношению к ней — от себя. Выступившие слезы стали доказательством одному: девушка ненавидела, не принимала, презирала, осуждала, но прикипела, приросла, привыкла и прониклась судьбой и образом жестокого человека. Ее истерзанное сердце уже не желало ему зла, а естественное развитие сегодняшних событий вдруг ранило. Марго ткнулась в плечо мужчины, что побитая кошка, пряча неуместные слезы. Свобода личности ускользала столь же скоро, как спешно бежали горькие тяжелые слезы по румяным щекам…XV
Прошел новый месяц супружеской жизни. Кениг рад был учить Марго новым ласкам. Он получал больше удовольствия — давал крупицы заботы за богатые сексуальные подарки. А внимательная жена из жертвы насилия превратилась в наложницу. Сомнительный обмен, но Марго могла радоваться и этому. К тому же, Мордрейк стал больше доверять ей. И наконец Синяя Борода осуществил то, чем давно грозился: решил вывести Марго в большой свет с собой под руку. — Губернатор устраивает бал для видных деятелей города и гостей, — обратился как-то после ужина Дрейк к супруге, привычно стоя позади нее, сидевшей в кресле, и гладя ее волосы. — Я приглашен. И хочу, чтобы ты пошла со мной. Хочу представить тебя. — Пусть будет так, — буднично отозвалась девушка. — Будут гуляния… после мероприятия мы могли бы съездить куда-нибудь вдвоем. Ты не рада выбраться из этих стен? — Ты — мои стены, — усмехнулась девушка, вздернув носик. — Но я была бы рада посмотреть на тебя не только в качестве домашнего повелителя. Разнообразие. — Хорошо… — Дрейк опустил веки. В его собственнических прикосновениях, на миг ставших более жесткими, явно ощущалось самодовольство, спровоцированное своеобразным «комплиментом» (как его расценивал сам тиран). — Ты выберешь место? Или я? — Я полагаюсь на твой вкус, как всегда, — уклончиво ответила Марго. — Постоянство… — трудно было определить, доволен ли Мордрейк или разочарован покорностью супруги. Напоследок, прежде чем окончить разговор, он произнес: — В таком случае выбери себе наряд сама. Но я хочу, чтобы он был в меру открытым. Ты должна быть ослепительна…***
Балы устраивались, как известно, для того, чтобы завести новые деловые знакомства, закрепить старые, а также помериться достижениями последнего года или полугодия, или иного промежутка времени. С этой точки зрения мероприятие, на которое отправились Кениги, «балом» можно было назвать с натяжкой — это была и масштабная конференция, и светский раут, и даже фестиваль, но только не сказочный бал. С другой стороны, масштаб события объединяла именно атмосфера торжества, роскошного праздника, участниками которого были успешные мужчины в сопровождении красивых женщин и успешные женщины в сопровождении красивых мужчин. Те, кто приходил в одиночестве, чаще всего (по законам высшего общества) не считались ни успешными, ни красивыми. Кениги относились к первой группе. Мордрейк явился на этот бал, чтобы дать знать о себе и о своей деятельности — он принес двадцатиминутный доклад об успехах в области генной инженерии и воспроизведении идеальных людей, защищенных от проявления врожденных патологий. Это было его оружие. Марго же, как сопровождающая, как эскорт, призвана была прикрывать тылы его имиджа. Фрау Кениг, как от нее и требовали, выглядела роскошно, ведь ее молодость и свежесть позволяли красиво и кокетливо оголять некоторые части тела. Так и сейчас, Марго облачилась в платье белого цвета с прозрачными вставками, что легко и непринужденно будоражили сознание многих мужчин и женщин, открывая живот и линию чуть выше колен. Платье было струящимся, но облегало хрупкую фигурку и подчеркивало ее невинность. Юбка струилась и достигала пола, но была асимметрична и украшена множеством страз и пайеток, что выглядели нежно на таком цвете платья, подчеркивая его необычный крой и складываясь в витиеватые узоры. У Марго сегодня не было смелого декольте, но это компенсировалось не менее завораживающим вырезом на спине, обрамленным все теми же сверкающими украшениями. Фрау Кениг, приправив наряд чудесными строгими аксессуарами и высокой прической, с аристократическим изяществом сочетала в себе откровенную издевку над чужими фантазиями и непорочность в помыслах и желаниях. Она была похожа на ангела — открытого, но недосягаемого, летающего за плечом мужа. Дрейк являл полную ее противоположность: черный в волосах и одежде, строгий в лице и костюме, неприступный и жесткий. Неудивительно, что все взоры были обращены на Кенигов. Пройдя первый рубеж — бесконечный черед мраморных колонн, молчаливых охранников и суетливых лакеев — супруги предстали перед хозяином. Губернатор, дородный и пожилой, как любой засидевшийся на своем месте политик, встречал Мордрейка натянутой нервной улыбкой, смотря больше на Марго, чем на «почетного гостя». — Добро пожаловать, герр Кениг. Ваша супруга?.. — Марго. Марго, это герр Шольц, — легким жестом Мордрейк направил жену навстречу губернатору. Тот уже жадно протягивал красные ладони ей навстречу. Девушка одарила мужчину приветливой улыбкой и предоставила ручку для поцелуя. — Приятно познакомиться, герр Шольц, — Марго напустила медовых ноток в свой голос. — А вы ведь не так давно женились, да? И где вы только таких красавиц находите, герр Кениг, — продолжал разливаться учтивостями губернатор. И только в зрачках у него, да и у всех, кто в тот момент оказался рядом, едва ли не отражалось, какой уж по счету красавицей Марго была… Только с тем, что она красавица, все же никто не спорил. Мордрейк с достоинством вел супругу мимо десятков глаз, навесив на грубое лицо такую же грубую, угловатую улыбку. Но видно было, как он сам ловит чужие заинтересованные, завистливые и попросту голодные взгляды. — Тебя здесь каждый второй хочет, Марго… а может и каждый первый, — цедил сквозь зубы Кениг, ухмыляясь. В многоголосом шуме его слова долетали лишь до супруги. — Ты преувеличиваешь, — кокетливо улыбнулась девушка, окидывая скорым взглядом зал. — Да и это неважно. Важно лишь то, хочешь ли меня ты. — Неужели? Ты не изголодалась по чужому вниманию? Ты только посмотри, как вон тот, — Дрейк одними зрачками показал в сторону, — молодой парень на тебя смотрит. Сын моего конкурента… А в том углу — городская мафия. Слышал, их лидер любит последовательно во время полового акта ломать молоденьким девушкам пальчики и руки… — Дамы тебя тоже не обделили вниманием, Дрейк, — вновь начала уходить от ответа девушка, отточившая данную тактику до идеала. Страшные подробности Марго пропускала мимо ушей. — И не ревнуй. Я только для тебя, о тебе, за тебя…Поэтому мне не нужно чужое внимание. А твоего — всегда мало. — Твоя нужда во мне особенно заметна после секса, когда ты запираешься в ванной, — с издевательским удовольствием цедил Кениг в ответ. — Нет, Марго. Я не удивлюсь и даже не осужу тебя, если ты улучишь момент и сбежишь на минуточку с каким-нибудь юнцом, пока я буду занят — а ведь я оставлю тебя на какое-то время. Это естественно для такой юной барышни… — Разве это претензия ко мне, м? Просто кто-то плохо старается, — цокнула языком Марго, отмахиваясь от мужа наманикюренной ручкой. — Я сказала нет, все. У меня складывается ощущение, будто ты желаешь такого развития событий. Зачем? — Потому что я не верю в идеал. А ты слишком хороша и слишком далеко зашла. Мне любопытно, где твой предел. Мордрейк гнул свою линию. Его не волновали претензии к нему Марго — лишь ее возможности и ее психология. Ведь и приглашение супруги на бал не было случайным. Даже ее наряд не был случайным — мало кто из дам в зале мог похвастаться такой же откровенностью в наряде, пусть и приглушенной. Кениг вполне осознанно хвастался своей женой, не оставляя особых загадок для других мужчин — он и сам приманивал их к молодой красавице, ведя себя с ней нарочито холодно. Не как супруг, но как владелец. — Меня утомил этот разговор, Дрейк, — с несколько раздраженной улыбкой произнесла Марго. Она была немного расстроена, но сложно было понять, это истинная эмоция или игра. — Иди занимайся своими делами. — Всему свое время, — Мордрейк упрямо тряхнул головой. — Сперва мы поздороваемся с нужными людьми… Около получаса Кениг водил жену по своим знакомым, по знакомым их знакомых, по хитросплетенной веренице родственников и коллег, союзников и корпоративных врагов. Оставил Марго в покое он лишь тогда, когда убедился, что у нее есть хоть какой-то круг собеседников, с которыми она может провести время. В том числе, там были девушки — ее ровесницы, дочери какого-то большого начальника. Все они разительно отличались от Марго как минимум своим отношением к подобного рода выходам, иначе говоря — получали удовольствие от роскошной и легкой жизни. Фрау Кениг же улыбалась и нисколько не выдавала раздражения, но холодность реакций легко читалась бы ее мужем. Когда девушка осталась одна, она старалась не отставать от стайки голосистых молодых девиц из высокого общества. Но Марго очень скоро наскучило их присутствие… И она вежливо и галантно сбежала под предлогом освежиться. Девушка ушла на другую сторону зала и остановилась подле одного из окон, созерцая виды и дожидаясь мужа. Наверное, сейчас ей казалось, что они действительно сблизились. Но трудно было сказать, разделял ли эти мысли Мордрейк… Прошло около получаса. Кениг уже успел отчитать свой доклад, но все не возвращался — просто исчез, растворился в толпе. И все же кто-то потревожил Марго, уединившуюся в стороне ото всех. — Миледи, вы одна?.. Голос незваного спутника был моложе и живее, а интонации заметно растянулись от легкого опьянения. — Нет, — выпалила Марго, отмахиваясь. — Не одна… я жду мужа, он скоро придет, — девушка все же натянула на свое лицо доброжелательное выражение. Но делала это с трудом, вылавливая признаки опьянения в собеседнике. В Марго ни с того ни с сего начал закрадываться липкий страх. Особенно живо в голове всплывали недавние рассказы Дрейка про сломанные пальцы во время полового акта с молодыми девушками…. Незнакомец на маньяка похож не был. Более того: выглядел вполне интеллигентно и ухоженно, хотя трезвым он произвел бы лучшее впечатление. Пусть даже отрицательный, ответ Марго воодушевил мужчину, и он подошел к ней еще ближе. — Бросьте. Я видел вас в начале вечера, да и сейчас наблюдал… Деловые люди всегда отлучаются надолго, вы просто устанете ждать. А ведь здесь есть, чем заняться! Выпить, потанцевать… Думаете, ваш муж стал бы привозить вас сюда, если бы хотел, чтобы вы весь вечер стояли у окна? — Значит, так было нужно, — упиралась Марго, отступая ровно настолько, насколько подходили к ней. — Я предпочту ожидать в одиночестве. — Миледи! Да вы что, боитесь, что ли?.. — мужчина остановился, заметив, что фрау Кениг отступает. Он обезоруживающе улыбнулся и развел руками, при этом слегка пошатнувшись. — Как же вас зовут? — Марго… — с некоторой паузой сообщила девушка, вздохнув. Она решила, что действительно немного перестаралась со страхом. Боялась обидеть собеседника, тем самым спровоцировав его на негатив. А скандалы ее мужу не нужны. Напустив на себя большую уверенность, решила представиться полными именем. — Маргарита. — Ну вот видите, как все хорошо, — мужчина добродушно усмехнулся. — А меня — Михаэль. Надеюсь, вы все же разрешите мне подойти? — Зачем? — девушка выглядела серьезной. И постоянно оглядывалась. — Чтобы поцеловать вам руку? — Михаэль, кажется, был даже удивлен таким ответом. Что уж: пожалуй, Марго казалась ему просто странной. — Ну и потому, что немного странно разговаривать, когда нас разделяют три метра расстояния? — он потупил взгляд в пол, жестом руки показав действительно внушительную пропасть между ним и собеседницей. — М… — фрау Кениг задумчиво оценила пустое пространство между ними. И где-то внутри не желала его преодолевать. Женская интуиция, не иначе! — Ладно. Приятно познакомиться, — девушка протянула руку для поцелуя, в несколько шагов сокращая расстояние между ней и собеседником. Михаэль же своих шансов не упускал. Едва получив немую команду, он подлетел к Марго, с жаром прижался губами к ее пальцам, а после скользнул взглядом вверх, от почти неприкрытого животика к пышной груди, по строгим стрелкам ключиц и до бледных щек. — А мне как!.. — выпалил Михаэль на одном дыхании. — Ну же. Вы не откажетесь от танца? Если вы стесняетесь толпы, мы можем выйти к беседке, здесь чудесный сад. Там тоже играет маленький оркестр, и погода на редкость замечательная… — Откажусь от танца. И в сад мне не хочется, простите, — Марго одарила собеседника вежливой улыбкой. — Может, вам стоит найти кого-нибудь более склонного к общению? — Я не хочу. Вы красивы, да и… правда, негоже так. Ваш муж, должно быть, совершенно безразличен к вам, если оставляет ситуацию так… Если не заботится о ваших привычках и интересах. Но если хотите, мы могли бы его поискать вместе, — не унимался Михаэль. Он все улыбался, бродил вокруг да около, как кот, просящий у хозяйки сметану. Нет, он определенно не был похож на маньяка. Но на шулера или плута — пожалуй. Много в нем было молодости, живости и озорства. — Спасибо… — Марго смущенно улыбалась. — Мой муж влиятельный человек. Очень… Слишком. Боги всегда забывают о потребностях простых смертных, — она пожала плечами, подальше пряча свою разговорчивость. Собеседник затронул болезненные струнки ее души, отчего фрау Кениг подтаяла. Она обратилась к окну, сначала пряча взгляд в его пейзажах, а после выводя пальчиком на стекле какие-то узоры. — Ну так оставьте свои пустые молитвы такому богу хоть на время, — Михаэль подошел ближе, тронув Марго за локоть. Глаза его загорелись от вида обнаженной девичьей спинки — или это так отражались в них искорки с белоснежного платья? — Пусть он занимается делами, так вы хоть повеселитесь. Вы же не хотите потратить свое время зря? — Время зря, говорите, — Марго невесело усмехнулась, немного отстранясь от собеседника. — Да нет. Я переживаю за его дела. А здесь страшно сделать неверный жест. Ведь тебя могут неверно понять, и все. Репутация — страшная вещь, знаете… — О, только не подозревайте во мне вражеского агента, — мужчина погрозил фрау Кениг пальцем, рассмеявшись. — Не переживайте. Просто мне правда хотелось бы провести с вами время. Танцы — традиция балов, а за непринужденным разговором с вами ничего не сделается… Прошу. Я от вас не отстану, правда! Считайте, что до прихода вашего мужа вы обзавелись одним страшным прилипалой. Ну… ну вот, смотрите! Я могу смешить вас. Могу что угодно! В этот момент мимо собеседников как раз проходил официант, несущий куда-то вазу с фруктами. Раскивавашись, Михаэль подскочил к нему и ухватил четыре яблока, а потом, подмигнув Марго, по очереди подкинул их в воздух и начал жонглировать. В парадном костюме это выглядело немного нелепо, а беспокойные зрачки хаотично бегали туда-сюда в попытках сфокусироваться на нескольких предметах одновременно, и случайному кавалеру приходилось покачиваться на месте и как будто немного пританцовывать, чтобы не уронить фрукты. Издалека на них с Марго даже оглянулись несколько человек и тихонько захихикали, пряча лица. Фрау Кениг же прятала смех в сжатом кулачке. — Все, перестаньте. Перестаньте, говорю! На нас все смотрят. Пойдем прогуляемся, Михаэль. Вашу шальную голову стоит проветрить, — девушка улыбнулась уже более приветливо, вероятно, наконец, расслабившись и доверившись, она первая начала движение по направлению к выходу, оборачиваясь на собеседника. Михаэля это все только развеселило. Открыто расхохотавшись, он уже скоро сровнялся с Марго, сияя победоносной улыбкой. Одно яблоко он вложил в ладони честно завоеванной спутницы, одно оставил себе, еще два — попросту выкинул по дороге в открытое окно. Ведя фрау Кениг под руку, он тут же зажурчал и про прелестный вечер, и про местное «сборище деловых снобов», и про то, что сам здесь тоже лишь из-за отца — миллиардера и акционера, тщетно надеящегося, что сыночка продолжит его дело. Девушка слушала его слишком внимательно, иногда вглядываясь в лицо Михаэля. — Знаете, я почти готов ограбить семейный банк, сменить имя и улететь в какой-нибудь Тибет или в Сингапур. Просто прожечь свою молодость и глупо где-нибудь умереть, лишь бы счастливым, — вещал он уже на улице, допивая новый бокал вина из тех, что выносили в сад. — Это все не по мне. Эти дела и умные разговоры, игры чужими жизнями… я своей-то не владею! — Ваша воля в том, как прожить свою жизнь. Верно… ею никто, кроме вас, не владеет. Если вы ее не продали… — грусть поселилась в глазах фрау Кениг, но быстро скрылась, что невзрачная искорка. — Так что… дерзайте. Ваша воля. — Нет-нет-нет, Марго, своей — точно не владею. Я фаталист. Вот даже вас мне встретить — судьба. И чем встреча закончится — тоже судьба, — продолжал Михаэль, не замечая полутонов в настроении собеседницы. Да и, стоило признаться, ему не так важно было ее слушать. — А вы? Разве не хотите сбежать, вырваться из всех этих оков… да вот из этого вашего платья даже, допустим? — он захихикал в кулак, но быстро прокашлялся и лукаво сощурился. — Оп, простите, наверное, это слишком вульгарно с моей стороны. Ну, будет. Хотя бы безрассудное что-то сделать прямо сейчас, среди всего этого унылого слащавого официоза? — Что, например? — пропустив мимо ушей фактически все, или же попросту не отвечая на поток хмельной речи, брюнетка начала ощущать, как страшно болит голова от усталости. Уже теперь. В этом плане она вдруг оценила Дрейка, с которым находиться ей было страшно. И интересно. А иногда страшно интересно. И изредка до интересного страшно. — Ну… маленький укромный поцелуйчик почти на глазах у всех — или вовсе... — Михаэль снова оказался похожим на кота — но на сей раз Чеширского. Так уж разъехалась его похабная улыбка! Он выглядел плотоядно, но не так плотоядно, как Кениг. Тот был чудовищем опасным и страшным, этот же — отвратительным. Но и честным, что хуже всего. В подкрепление своих слов Михаэль вновь подмигнул Марго и нырнул рукой во внутренний карман пиджака, откуда показался уголок упаковки презервативов. Марго вдруг сморщилась, только взгляд коснулся извлекаемого предмета. — Какая мерзость, — с удивлением для себя с усмешкой произнесла девушка, хотя в душу вновь закрался липкий страх. Она сама сюда пришла. И глупо было бы ломать комедию и изображать, что подобная мысль не мелькала в ее помутневшей от чужих ласковых слов голове. Девушка швырнула яблоко под ноги мужчины, и оно разлетелось вдребезги, резко развернулась и спешно направилась в зал. Но увы. Если Михаэль и был фаталистом, то он определенно ждал от судьбы, по крайней мере, лишь определенных подарков. А потому через считанные секунды запястье Марго перехватила влажная горячая рука, а сынок богатеньких родителей сжал тонкую талию в объятиях. Жадные пальцы пробежались вдоль выреза на спине, прежде чем фрау Кениг грубо втащили назад, в беседку. — Да ладно, что ты, — почти примирительно шепнул ей в губы Михаэль, заискивающе заглядывая в глаза и ласково, но нервно поглаживая оголенное плечо. Только руки он не разжимал, грозя Марго вывихом. — Я бы советовала отпустить вам меня, Михаэль, — зашипела Марго, что загнанная в угол кошка. — Вы же не хотите проблем? И я не хочу… Давайте забудем этот инцидент… — девушка упиралась свободной рукой в грудь мужчины и силилась отстраниться. — Так проблем и не будет, Марго. Здесь же никто не знает, кем мы друг другу приходимся. А мы могли бы провести замечательный вечер. Начать здесь, потом уехать… Нас тут ничто не держит… А твой муж — ну, он сам виноват… Ты уже два часа со мной, ты в курсе?.. — Михаэль осклабился, тыча Марго в лицо дорогими карманными часами. Поганец не врал. Девушка скуксилась, не желая принимать действительность. — Я не хочу проводить с вами вечер. И мы не переходили на «ты»... Оставьте меня в покое, ну же! — фрау Кениг начинала злиться и все активнее трепыхаться в руках мужчины. — Тогда зачем начали?! Марго… — Михаэль почти зарычал от злости и досады. Алкоголь ударил ему в голову, закрепив желание получить свое во что бы то ни стало. И вот, грязные руки уже потянулись вглубь выреза на спине к краю кружевных трусиков. Но Марго не растерялась. В эту же секунду наманикюренная ручка вручила наглецу неслабый для молодой девушки удар. Била фрау Кениг в лицо, вся сила пришлась на скулу, а кольца на пальцах расцарапали кожу. — Ах ты, блядь!.. — не сдержался Михаэль, тут же отпустив не состоявшуюся пассию и схватившись за лицо. Но снова не дал уйти и сделал еще одну попытку прижать Марго к себе. Уже слышно было, как зашумели находившиеся в саду люди, наконец обратившие внимание на ссору. Марго вскрикнула, вновь всеми силами отпираясь от ухажера. Но против большого и пьяного мужчины хрупкое тельце могло мало предоставить, а посему у фрау Кениг вновь потекли слезы. Слишком много ее в последнее время жали, давили, ломали по своему усмотрению. И если раньше все это делал тот, к кому она пришла сама, то на этот раз такое поведение себе позволял кто-то совершенно посторонний. Чувство собственного достоинства болезненно надломилось… Но вдруг Михаэль просто отпустил Марго. Какая-то сила оттолкнула его прочь на пару метров, а потом можно было лишь слышать нарастающий гул свидетелей и истеричный лепет похотливого юнца. Мордрейк все-таки вернулся и нашел Марго. — Ты не видел кольцо на ее пальце, паскуда? — почти шептал он, надвигаясь на Михаэля и отталкивая его к противоположной стенке беседки. — Она замужняя девушка. Находящаяся в приличном обществе… вместе с тобой. А ты смеешь распускать руки, да еще на глазах у всех… — Да я… она… сама со мной пошла!.. — верещал Михаэль, заслоняясь руками. — Но вряд ли давала согласие на твои домогательства, судя по последствиям. — Кениг влепил ему еще одну пощечину по уже ссаженной скуле. — Стоило бы отрезать тебе яйца. Но ведь мы не в Средневековье… Везет тебе, ловелас. Мордрейк хмыкнул и, поймав «ловеласа» за воротник, вытолкал прочь из сада, к дверям гостеприимного дома, где нарушителя уже дожидалась охрана и, очевидно, отец. Затем его внимание обратилось к Марго. Дрейк увидел ее слезы, и общий шум вокруг в один миг как будто отдалился. Девушка старательно успокаивалась и приводила себя в порядок, вытирая соленые капли тыльной стороной ладони. Но как только она поймала на себе взгляд мужа, вся ее выдержка окончательно треснула по швам. Фрау Кениг почувствовала, как лицо искажается в обиженной гримасе, и поспешила в объятия к Дрейку. Она пряталась, не иначе, чтобы не видели ее глупой реакции, не заподозрили слабости характера и не высмеяли. Марго отчаянно прижималась к сильному телу, ее била мелкая дрожь. Ей стало холодно. — Прости меня, пожалуйста… Я тебя ждала, а тут он… я не подумала… У тебя не будет из-за меня проблем? — взгляд ясных и чистых глаз устремился в лицо Дрейка. Но Марго вновь уткнулась в плечо мужа, организовывая на его рубашке говорящее мокрое пятно. Мордрейк, кажется, растерялся. Не приходилось ему раньше чувствовать себя кем-то, к кому женщины падают на руки ради утешения. Однако крепкие объятия все же сомкнулись на спине Марго, и Кениг стал гладить ее по волосам, отгородив широкой спиной от наблюдателей. — Нет, не переживай… Все хорошо. Тебе никто ничего не скажет. И мне не скажет. Этот недородок сам виноват. Я его уже видел — и это не первый раз… — Это главное, — девушка утирала ладошками слезы, немного тревожа их внезапную тонкую связь. — Ты мой темный рыцарь, — Марго тихо улыбнулась в надежное плечо мужчины. Дрейка странно кольнуло в сердце. Он нервно улыбнулся, оглянувшись по сторонам, но те, кто еще наблюдал издалека, были и сами расстроганы. Но трудно было совладать с собой тогда, когда выстраиваемый годами жестокий, бесчеловечный, неблагодарный мир в очередной раз стал рушиться, подобно карточному домику под одним легким дуновением. — Хорошо, если так… — без тени удовольствия выдавил Мордрейк и тут же сменил тему: — Поехали отсюда, Марго. Я закончил и, думаю, не хочу оставаться здесь так же, как и ты. Есть места гораздо лучше и тише…XVI
Мордрейк исполнил свое обещание — повез Марго туда, куда сам решил. Добираться до места пришлось долго. На город уже опустился глубокий вечер, но он не казался темным из-за неоновых огней, бросающих одинаково яркие блики на бледную кожу супругов. Дрейк смотрел за окно с таким выражением в глазах, словно находился в другом мире, в который вовсе не хотел приходить. — О чем думаешь? — первой тяжеловесную тишину нарушила Марго. Она все еще не могла окончательно успокоиться, и ей страшно хотелось сейчас быть как можно ближе, быть убаюканной и утешенной. Но, видно, не от того человека она этого ждала. — Если опускать детали, то о тебе, — Мордрейк нехотя отвернулся от окна, чтобы взглянуть на жену. В ее глазах читалось прошение, но все, что мог Синяя Борода в ответ, так это еле заметным кивком показать в сторону шофера, мол, «мысли мои о том, о чем я не хочу говорить при посторонних». Девушка вздохнула и отвела взгляд, закусывая губу. Поступок Мордрейка пробудил в ней тонны неизрасходованной нежности, которая сейчас рвалась наружу и искала свою жертву. Ручка девушки неуверенно дернулась по направлению к мужу, а после уже целенаправленно легла на его ладонь и сжала чужие пальцы в каком-то теплом жесте. Повинуясь порыву, сама Марго вдруг очутилась ближе и устроила голову на плече Кенига. Тот вздрогнул, напряженно вгляделся в макушку супруги, но та ведь всего лишь льнула к нему. В этом действии не было ни лжи, ни лицемерия, и Мордрейк позволил себе обмякнуть и ответить взаимностью. Он перехватил руку Марго, согрев ее узкую ладошку, и повернулся так, чтобы девушке было удобнее, и прижался виском к черноволосой головке. Напоследок Кениг порывисто вздохнул, словно не решившись сказать что-то. До конца пути они ехали в молчании. Машина остановилась под разросшимися ивами в заброшенном саду. Здесь было тихо и темно: Мордрейк привез жену за черту города. Из-за качающихся ветвей, похожих на занавес, виднелись очертания какого-то внушительного здания. Дрейк вышел из салона и подал руку Марго, а затем подал сигнал шоферу, и тот отъехал — Теперь нас никто не побеспокоит, — тихо произнес Кениг. — Пошли. Осталось пройти немного. Он вел жену по заросшим дорожкам. За ивовыми насаждениями раскинулся большой заброшенный сад, оформленный под несложный лабиринт. Между высокими живыми стенами встречались скамейки и клумбы, в основном пустые, но иногда укрытые шапками из одичалых цветов. Где-то журчала вода, и именно в ту сторону шагал Дрейк. Из-за лабиринта показался мраморный фонтан, соединенный тонким извилистым каналом с другим фонтаном вдалеке. Эти каналы оставались наполнены стоячей водой, усеянной ряской и небольшими кувшинками, что цвели в это время года. Отсюда было замечательно видно небо, а пейзаж простирался мимо старого здания, как оказалось, закрытого на вечный ремонт, в непроглядную глушь, в лес. — Все. Мы пришли… — Кениг отвел Марго к скамейке у воды и сел с ней рядом, впервые за всю дорогу разжав руку. — Не устала? — Нет, — девушка оглядывалась и в ее поведение проскользнуло что-то от любопытной маленькой девчонки. — И что ты обо мне думал? — на заплаканном лице появилась довольная улыбка. Именно улыбка, не ухмылка, коими последнее время Марго осыпала окружающих ее людей. — Что, возможно, нет причин ждать от тебя подвоха и предательства… Я много времени потратил зря, Марго. Перегнул палку. Я не хотел никого впускать в свою жизнь, — Мордрейк вздохнул, устремив взгляд вдаль. — И тебя пытался выгнать с того момента, как ты в нее вошла. — Ты, наконец, понял, что у тебя это сделать не получится? — фрау Кениг вновь потянулась к объятиям мужа. И получила их, прижимаясь к чужому телу. — Наши отношения начались неправильно. Но ты еще поймешь, что я, похоже, могу сделать и вытерпеть для тебя больше… чем сама осознаю. И даже если в этом нет любви... то я знаю, что такое долг и честь, Дрейк. Не хуже мужчин знаю, — Марго начала пальчиком выводить на груди мужчины витиеватые узоры, которые чудаковатым образом соединялись и разъединялись. — И спасибо еще раз… великий подарок чувствовать себя защищенной. — Я понял, что не хочу этого делать, и что нет смысла… Ты дала мне уже достаточно причин оборвать этот порочный круг свадеб и убийств. Просто я не привык. Долг, честь… ни женщины, ни мужчины зачастую не готовы блюсти их до конца. Легче ждать ножа в спину, зная, как потом ответить на него. А ты предлагаешь мне покой… — Мордрейк мотнул головой, а потом раздраженно бросил: — И не надо меня благодарить. Я наблюдал за тобой. И я позволил тому молокососу зайти так далеко. В этом нет ничего рыцарского. — Они не готовы к последствиям выбора той стороны баррикад, за которую ты несешь этот долг и честь. Я на твоей стороне. Выбор сделан, последствия я принимаю как есть. И натерпелась достаточно, чтобы ты мог хотя бы допустить мысль о том, что я не такая плохая партия… — Марго поморщилась с усмешкой. Она отчего-то даже не сомневалась в том, что в ее жизни теперь фактически все является постановочным, кроме боли и унижений. — Пусть так… ревновал, м? — Да. Ревновал. Я знаю, что я жесток. И мне нужно было знать, как ты распорядишься свободой в обществе мужчин, которые гораздо ласковее меня. Хотя в этот вечер тебе явно не повезло с кавалером… — Ну ты, в сравнении с тобой он даже рядом не стоял, — засмеялась Марго, приходя явно в игривое настроение. Она сейчас становилась гибкой и озорной, что кошка, углядевшая невидимые человеческому глазу предлоги поиграть в воздухе. — А ты знаешь, что просто так никто не ревнует? Мордрейк угрюмо посмотрел на супругу. Чего он никак и никогда не мог разделить — так это веселья. Как будто эмоции, провоцирующие это состояние, были просто вырезаны из души тирана. — Да. Ты моя жена и принадлежишь мне одному. Я не стал бы тебя с кем-то делить. И сам не пошел бы налево. — Я не об этом, — закатила глаза девушка, привыкшая к такому поведению мужа. — Я о том, что я… тебе… нравлюсь! — Если бы ты не нравилась мне, я бы на тебе не женился. А после не стал бы сохранять тебе жизнь. Или ты думала, что я совершенно не способен на какие-то симпатии? — Дрейк сохранял мину прагматичного спокойствия, которая прочно засела на грубом лице. — Твоя приязнь ко мне выглядит гораздо более странной, Марго, поверь… — Я надеюсь мы говорим об одних симпатиях, а не только о тех, которые там вот набухают при случае, — девушка одним взглядом указала на самую пикантную область на штанах мужчины. — Ибо я тебе говорю немного о другой симпатии, которая есть еще и тут, — она постучала пальчиком по виску. — И брось, какая такая приязнь к тебе? Ты про стокгольмский синдром не слышал? — хихикала девушка. — Да, об одних, — процедил Кениг сквозь зубы. — А стокгольмский синдром — это и есть симпатия — к насильнику. Которая возникает именно вот тут… — он постучал пальцем по виску Марго следом за ней, а прежде чем девушка смогла еще что-то выдать, схватил ее за горло с тихим «тшшшш». Шутки ему надоели. — Ну, перестань. Я говорю именно о твоей доброте ко мне. Этом яде, от которого теперь тяжело и больно не меньше, чем когда-то — от ненависти и насмешек… Мордрейк вновь вздохнул и отпустил супругу. Его взор вновь обратился к темной ветхой громаде. Наконец Кениг рассказал, что это за место: — Тебе же совсем не интересно, где мы и почему? Это одна из больниц, в которых я проводил детство. Ключевая из них. Сейчас она уже закрыта, здание старое... Здесь меня лечили и здесь мне поставили наконец диагноз. Здесь я узнал, что болен неизлечимо. Я… долго думал о том, что мое исцеление и правда ничего реально не изменило во мне. Что я до сих пор калека, — лицо Дрейка исказила гримаса страдания и отвращения. — А ты… я решил, что тебе, возможно, стоит увидеть что-то из моего прошлого вживую. Ты не знаешь, но с того момента, как ты нарушила наказ и вошла в комнату моей жизни, ты просто там прописалась. Мысли о тебе, вернее. Ты и так видела много, так что я подумал, что уже не будет, если ты увидишь еще… — Ох, извини меня… — Марго неловко улыбнулась, поправляя растрепавшиеся волосы. На шее остались неприятные ощущения. — Это большая честь для меня. А что до доброты, то это не яд. Во мне ее много, все для тебя. Забирай, сколько нужно… — девушка вновь взяла мужчину за руку. В этом жесте ей виделась какая-то теплота и связь, непозволительная ранее. Оттого так хотелось напиться этим аж до отвращения. Марго боялась потерять призрачную надежду на взаимосвязанные отношения. — Мне хочется знать про тебя все… Это делает меня счастливой. Сегодня я стану счастливее еще немного. Дрейк опустил взгляд, едва сжимая пальчики Марго. Он гладил ее руки, но прежняя неуверенность и страх перед такой нежностью никуда не уходили. Светлые чувства точили черствую душу. — В этом саду я сидел летом, — продолжал Кениг. — Многие дети играли, несмотря на болезнь, а те, кто уже смирился с участью — не выходили на улицу по своей воле, не выходили на солнце. Я же просто сидел один, потому что не знал, что делать дальше. Что будет дальше. Я не верил в то, что умру. Мне было лет пятнадцать… а жить оставалось шесть, семь по предварительным прогнозам. И тогда мне было непонятно, мало ли это или еще ничего. И вот, сейчас я тоже не знаю, что делать дальше и как быть. Я спровоцировал какой-то научный прорыв, возможно, спас уже несколько сотен людей от гибели. В расход пустил немногим меньше. Я могу уничтожить мир, а могу разгадать секрет бессмертия… Но я глуп и болен. За всем этим я не умею строить семью на любви и взаимопонимании. Не знаю, как относиться к тебе. Как вести себя… Мордрейк чувствовал себя ничтожным. В нем снова прорвалось давно забытое осознание собственной неполноценности, теперь уже не физической, но духовной. Он до боли стиснул руки Марго в мертвой хватке, прерывисто дыша в мучительной сердечной ломке. В глазах засела ненависть к самому себе за эти выпущенные наружу чувства. Но нежные девичьи ладони вдруг начали оглаживать его руки, мягко выпутавшись из ловушки чужих. Фрау Кениг нежно улыбалась, с сочувствием всматриваясь в лицо мужчины. Ее пальцы несмело коснулись его щеки, огладили скулу. — Ничего, все уже прошло… Ты даже не представляешь, какой ты молодец. Ты наделал ошибок, но ты молодец. Иди ко мне… — девушка потянула на себя мужчину за рукав пиджака, заключая его в объятия. Она прижимала его голову к своей груди и гладила по волосам таким же жестким, как и характер их владельца. Марго убаюкивала бьющуюся в смятении душу, как мать убаюкивает свое дитя. — И вот сейчас ты не видишь разницы между тем собой и нынешним. Но сейчас ты сидишь не один. У тебя есть я, и допусти ты меня хоть на мгновение ближе, как сейчас, я постараюсь залечить все до одной твои раны, приму любую твою боль и пропущу через себя ее еще столько, сколько будет необходимо, чтобы понять тебя. Но всему этому необходимо время. А сейчас успокойся… — Марго поцеловала Дрейка в макушку, словно неуклюжего пацана, что только что разбил коленки. И замолчала, тихонько раскачиваясь в такт какому-то неведомому ритму… Хотя Мордрейку и было стыдно, какая-то часть внутри него наконец начала оживать. Марго дала ему ту самую идеальную женскую любовь, которой он был лишен с детства. Именно женскую — не просто супружескую, не материнскую, не сестринскую — во всей широте. И какая-то эгоистичная, собственническая искра вспыхнула в сознании мужчины: «Она такая одна у меня, ни у кого такой больше нет и не будет». — Загадай желание, Марго, — прошептал Кениг спустя минуту безмолвия, медленно подняв голову. — Я обещал тебе, что если ты что-то новое откроешь во мне... Проси у меня, что хочешь. В один миг в сознании девушки проскочили сотни вариантов: от самых банальных желаний об освобождении до самых сложных о свободе и содержании на всю жизнь. Но Фрау Кениг никак не могла их вымолвить… Сейчас внутри ее души в смертельной схватке бились эгоизм и альтруизм. Марго когда-то желала одного: выжить и избавиться от сумасшедшего тирана. Теперь перед собой она видела больную душу, нуждающуюся в ней. И в этой душе сейчас она почувствовала некую свою цель, прекратившую цепь беспорядочных убийств. Загубленные девы живо представились в сознании брюнетки, молящие, сломленные, жалкие и одинокие. Сколько таких еще может случиться после нее? А быть может, Мордрейк очеловечится, и жертв даже в его работе станет многим меньше? Хотя Марго все еще была слишком мелкой крупицей его души, чтобы воплощать подобные перевороты. И она это понимала. Фрау Кениг прерывисто вздохнула, часто заморгав. Ее глаза вновь наполнились слезами, и попытки прогнать их оказались бесполезны. Душевный поединок закончился неожиданно для нее самой, когда альтруизм и эгоизм пали под чем-то третьим, сильным и безжалостным. Она и сегодня не сможет предать своего повелителя. И ей на миг показалось, что пропасть в самую пучину пекла на минуту позволила бы ей уйти. Но сама Марго не могла совершить и простенького шага. И ей стало страшно от того, насколько безраздельна его власть над всем ее женским существом. — Мне нечего просить, Дрейк… — улыбка девушки прорезалась сквозь слезы. — Разве что довериться мне. Ибо все мелкие потребности — ты удовлетворяешь. Материальные — даже слов нет. А все прочее я смогу достроить со временем… Я могу просить у тебя лишь шанса. О, и с прислугой попроще быть… Можно так? — Можно… Белые глаза тирана по-прежнему выражали мало человеческого, но в этот миг из них исчезла злоба и пронзительность. Он не стал требовать от жены просить что-то более конкретное и серьезное, не стал уговаривать, ибо это было не в правилах и не в привычках Кенига. Да и не видел он больше нужды прививать Марго собственные взгляды. Вместо всех прочих слов Мордрейк наклонился к своей жене и поцеловал ее в обе щеки, стирая слезы губами и собирая их в своей синей бороде. Его шепот касался нежного лица: — И если ты захочешь чего-то или тебе что-то понадобится — просто скажи. Без уговоров и споров. Если станет больно, я остановлюсь. Если не захочешь видеть — я уйду. Я хочу, чтобы у тебя действительно было все. И даже семья… Попроси меня, и ты с ними увидишься… Только попроси… — Тогда поехали домой? — в зеленых глазах заиграли бесовские искорки. Вероятно, не все в красавице было от ангела. — Ты же не забыл еще, надеюсь, как делать приятно не только себе? — вкрадчиво шептала Марго, глядя на мужа с вызовом. Мордрейк в ответ лишь дернул бровью и улыбнулся.XVII
Этой ночью Кениг не хотел быть эгоистом. Едва переступив порог родового замка, он увлек Марго наверх, трогая и поддразнивая ее по пути короткими дерзкими прикосновениями: то бедро ладонью заденет, то в волосы зароется, то укусит за плечо или нагую спину… В ванную вбежал следом за женой, прежде чем та успела закрыться, шальной и торопливый, и тут же бросился помогать ей раздеваться. — Ты как мальчишка, — хохотнула Марго, стягивая с мужа пиджак и принимаясь за рубашку. — Не позволишь мне освежиться? Или… или вместе будем? — от смущения голос срывался, и фрау Кениг чувствовала себя невероятно глупой. — Вместе. Иначе отпустил бы одну. Нетерпеливым Мордрейк был всегда, но в последнее время — особенно. Он завелся гораздо раньше, чем увидел девушку обнаженной, а потому предстал перед ней с уже гордо поднявшейся эрекцией. Шагнув за Марго под струи теплой воды, Кениг припал губами к ее шее и плечам, скользя ладонями по спине и по талии. К его торсу мягко прижималась полная грудь, собственный член упирался в трепещущий впалый живот. Мужчина отвлекал супругу, пока та доставала ароматное мыло, пока наносила на свое и на его тело, а потом ловил скользкую пену, ведя ее ниже. Ниже — к острым тазобедренным косточкам, к бархатным створкам между бедер, оттуда — чуть глубже, к ложбинке между ягодиц. Дрейк довольно улыбнулся, раскрыв лоно Марго пальцами на обратном пути, прочерченном ладонью. Девушка вздрогнула, качнувшись в сторону на мгновение. От купания Дрейк быстро перешел к предварительным ласкам, с умеренной грубостью толкнув любовницу к стене и заставив раздвинуть ноги. Марго охнула и выгнулась, разгоряченная кожа с трудом привыкала к холоду кафеля. Дикие глаза мужа впились взглядом в зарумяненное лицо, пока рука внизу безжалостно терзала юную плоть, задевая чувствительные места и пробуждая желание. Марго загоралась быстро. Юная кровь, как вода, не успела загустеть в жестоком мировом порядке и кипела. Только подогревай. Голова девушки кружилась, а она цеплялась за руки мужчины, но не останавливала. Она держалась, ластилась и тянулась к нему, впиваясь поцелуями-укусами в кожу мужчины. Марго взрослела в этом отношении с великой скоростью. Воспитание в любовном плане давало свои плоды, и девушка никогда не оставалась безвольной и безынициативной. Так и сейчас. Уложив в сознании ворвавшиеся ощущения, Марго тут же потянулась к месту средоточия мужчины. Рука легла легко и моментально начала движение по крепкому стволу, останавливаясь на головке и массируя, едва касаясь одними подушечками пальцев. Дрейк тихо застонал, нисходя до рыка, и перехватил запястье супруги, скалясь. — Не трогай. Или трахну прямо сейчас. — Он предупредительно сощурился и поднял руку Марго наверх, также прижав к стене. И хотя облюбованный член ритмично закачался от возросшего напряжения, Кениг сохранил самообладание. А вот Марго он хотел довести до состояния, в котором та не сможет думать ни о чем другом, кроме расползающегося между ног жара. Ласки, которые дарил Мордрейк, были в равной степени как грубыми и энергичными, так и нежными и медленными. То он до искр из глаз буравил пальцем набухший клитор, то до жаркого зуда тер сочащийся, влекущий вход в молодое горячее тело. Потом наступал период релаксации, и ладонь мягко скользила по ноющему лону, притупляя ощущения и разнося спокойное тепло. Дрейк ввел два пальца внутрь, позволяя Марго осесть на его руке. Упругие стенки влагалища обняли его, а Кениг в это время покрыл поцелуями грудь, снял капельки воды с острых сосков. Марго охнула и вжалась спиной в холодную стенку, стараясь сбить нарастающее внутри тела пекло. Нет, не вышло. Разница температур, напротив, лишь подзадоривала, а острые иголки холода пробивали кожу поясницы. Ножки расходились все шире с каждым новым прикосновением, а фрау Кениг уже целиком полагалась в своей позе на мужчину. Отпусти он ее — опадет к его ногам, что безвольная кукла. В какой-то момент что-то щелкнуло в Марго и абсолютно четко изломало линию тела по направлению к Дрейку. Она застонала, колени дернулись в порыве скрыть ноющую плоть. Но тут же вновь разошлись, как однозарядные элементы. Разрядка находилась где-то совсем рядом, Марго уже чувствовала, как удовольствие щекочет кончики нервов, как подбирается к самому чреву. — Еще немного… — исступленно вторила она нервным импульсам, разгоняющим волны по телу. Марго закусила губу, откинув голову назад. Она, быть может, даже ударилась о кафель, но ничего не почувствовала. Дрейк шумно засопел, поднимая глаза к лицу Марго. Он вцепился взглядом в нее, стараясь запечатлеть в памяти каждую секунду того, как бывшая жертва впервые кончает в его руках. Пальцы все быстрее буравили напряженное лоно, скользя в любовном соке, а вторая ладонь непроизвольно, до боли, сжалась на запястье супруги. Та принимала каждое движение с благодарностью, позволяя истоме комкать измученное в тоске тело. Секунда, еще одна — и девушка заскулила, стыдливо закрываясь. Судорога била ее бедра, ногти на руках вцепились в нежные ладони. На лице девушки смешался коктейль удивления и удовольствия. Сознание Марго отторгало мысль о том, что ласку, наслаждение дарил мучитель. И от этого оно возрастало в сто крат, девушка не могла сдерживать своего порыва, не могла унять дрожь в бедрах и крепко стоять на вдруг ослабших ногах, не могла сдерживать стонов и заставить тело остановиться, не извиваться, не убегать от ласкающих рук. Она смотрела на Мордрейка влажными глазами с восхищением и стыдом, что окроплял ее белые щеки лихорадочным румянцем. А тот — замедлился, углубил проникновения, ощущая кожей дрожь влажных стенок. Дурманяще среди жаркого пара пах флюид возбуждения, сладко тянулись между пальцами нити густой ароматной влаги. Дрейк отпустил Марго, но тут же удобнее перехватил за талию, ткнулся губами в губы, поцеловал. Как и вначале, он теперь лишь гладил и массировал припухшие розовые складочки, снимая болезненную дрожь и даря новое удовольствие. Обнимаясь, супруги мерно покачивались навстречу друг другу, исследуя новые ощущения. И даже душу Кенига этот акт безвозмездной заботы наполнил эйфорией — новым, неясным, но сладостным чувством… — Было хорошо?.. — шепнул Кениг, качнувшись навстречу жене по-особенному чувственно. Его член мягко тыкался в горячие влажные лепестки, дразня обоих не довершенной близостью. — Хочешь еще, Марго? Хочешь, чтобы я сделал для тебя то же, что ты делала для меня? Чтобы целовал и пил твое тело?.. — Хорошо… — Марго растянула губы в медовой улыбке, нежась в объятиях мужчины. Она не хотела верить происходящему. — Хочу… здесь? — Нет. Ляжем… Ополоснувшись и едва промокнувшись полотенцем, любовники вернулись в спальню. Кениг следовал сзади, то подталкивая Марго, то прижимаясь к ней, поворачивая, трогая ее всю, жадно и нетерпеливо целуя. Да, он дарил ей ласку, но оставался таким же голодным, порывистым ценителем вкуса девичьей плоти. Собственное возбуждение заставляло Дрейка кидаться на Марго с укусами и засосами, но теперь они сулили одно удовольствие. Девушка охала и смеялась, но не отталкивала. Когда Марго вытянулась на простынях, комкая их под собой, Мордрейк широко раздвинул ее бедра. Для него уже давно не было никаких секретов в облике жены, и он нагло пользовался ее застенчивостью теперь, когда секс стал чувственным и волнительным. Открытая поза должна была раздразнить обоих, усилить желание: “Видит око, да зуб неймет”. Дрейк любовался телом Марго, хотел ее и мучил себя сладким вожделением… Но рано. Взглянув на разрумянившееся лицо красавицы, Кениг тронул губами ее лоно. Потом обвел края кончиком носа, вдыхая запах, широко прошелся языком, разнося влагу… Нежную кожу кольнула синяя бородка, и Мордрейк с тихим стоном припал ртом к средоточию Марго. Он посасывал сочную плоть, погружал язык в чувствительное нутро и прикасался руками везде, где мог прикоснуться. Пальцы трогали анус, трогали вслед за языком упругий, затягивающий в себя мокрый вход и раздвигали гладкие створки, обнаруживая недоступные уголки. Марго реагировала сразу же, только прикосновения сыпались на чувственные и обделенные доселе лаской уголки нежного тела. Она старалась не мешать, но выходило ли? Конечно нет. Дрейк пробовал и испытывал благоверную до тех пор, пока она могла терпеть эту неторопливую приятную пытку. Но стоило девушке забрыкаться, забормотать и застонать в нетерпении, как ласки стали более интенсивными и яростными. Крепкие женские бедра легли на плечи Кенига, когда тот, зарывшись лицом между ними, стал буквально трахать языком несчастную (или наконец счастливую?) Марго. Шершавый и твердый, он раздражал пульсирующую сердцевину, изредка шлепая супругу, когда та своим напряжением мешала проникать так глубоко, как хотелось бы. Фрау Кениг вздрагивала и, судя по всему, находила свое своеобразное удовольствие в смене боли и ласки, их причудливом переплетении. И вот, второй оргазм… Но на сей раз Мордрейк не выпускал, не давал приятному зуду и дрожи утихнуть. Вновь пальцы нырнули в трепещущее нутро, теперь лишь кстати так грубо и лихорадочно трущие чувствительную стенку. Марго вскрикнула и засучила ногами, а Кениг зашипел на нее, ухмыляясь. Потом отпустил так же резко, сжав вместо этого свой член… — Не могу смотреть на тебя спокойно, Марго… Отдайся… Больше не будет больно. — Он навалился сверху, хрипя на ухо супруги многообещающе, тягуче, нетерпеливо. От созерцания чужого блаженства, от приторного и дурманящего запаха естественной смазки Дрейк изнывал — он жаждал слияния, первобытного единения, доминирования. Его собственное желание усиливалось вместе с желанием Марго, а их переживания стали общими и теперь резонировали в установившейся животной эмпатии. Она же благодарно целовала мужа в бородку, обводя ладонями сильные широкие плечи. Фрау Кениг улыбалась, не в силах скрыть своих настроений. — Было бы отлично… — она обхватила ногами мужчину за талию, прижимая к себе в несколько излишне собственническом для ее характера жесте. — Возьми меня… — и Марго подалась навстречу, чтобы выхватить очередной жаркий поцелуй. Лаская губы жены своими, Дрейк терся о нее пахом, собирая членом скользкую влагу. Пару минут он еще готовил жену к проникновению, мягко напирал и давил на нее, а потом толкнул головку внутрь. И несмотря на нетерпение, не было прежней грубости: аккуратно, плавно, дюйм за дюймом плоть погружалась в горячий плен девичьего лона. Поступательно, секунда в секунду, росла сила. По капле Кениг цедил энергию, по глотку раскрывал мощь в мускулах, наполняя Марго собой и своим чувством, внимая ее ответным эмоциям… Слепая похоть наконец стала страстью, господство обратилось влечением, и все это растворилось, смазалось между двух движущихся тел. Мордрейк стонал, теряясь в своих ощущениях, идущих из тела и откуда-то еще из глубины одурманенного, размягченного сознания. Да, это была его Марго — только его. Идеальная: острая, сладкая, высокая нота, срывающаяся со струны, которую мужчина надрывал вторжением своей плоти в плоть женскую. Эта нота пела, звенела, кричала довести до конца, доиграть… И в бешеной спешке, в яростном трении, пока мертвое семя не наполнило живое лоно, Кениг бился и сам задыхался, сам страдал. В конце он почти не чувствовал ничего, не осознавал, что сотворил: дрожащее, расслабленное, уставшее от блаженства тело у него в объятиях… «Я тебя л...», — почти сказал Дрейк, да только промычал, как немой, не умея ни говорить, ни даже думать так. Но он улыбался, чувствуя святое умиротворение, и самозабвенно целовал Марго в шею. Так и уснули, забывшись, не помня своего прошлого и не зная будущего, и никакой закон в этот час не был властен над ними.