Эхо

Свежий воздух пьянит, ударяя в голову перебродившим вином. Прохладный ветер холодит разгоряченную кожу, щиплет нос солью и запахом водорослей. До берега не так далеко, и можно разглядеть, как перетекает звездное небо в бледные огоньки порта. Натужное гудение дизеля сливается с бормотанием потревоженных волн. Новый порыв ветра бросает в лицо россыпь соленых брызг, отдается в ушах эхом давно отзвучавшего смеха, смутно и неизъяснимо знакомого… …В Устричном море ветер с юга зовут «кэналлийцем»… Какой только бред не лезет в голову после долгого подводного перехода! Но почему-то все равно тянет улыбнуться, словно от полученного долгожданного привета от старого друга. Но нужно думать о задании, о предстоящем бое, а не ловить за хвосты миражи, порождения утомленного сознания и теплого вечера. – Капитан цур зее. Приближаемся к точке встречи с конвоем противника. Командир субмарины Олаф Кальдмеер неслышно для подчиненного вздыхает, в последний раз кидая взгляд на еще дремлющее море, ставшее полем боя. Война не будет ждать до утра. Ветер в последний раз толкает в грудь, треплет короткие светлые волосы, осторожными нежными пальцами скользит по лицу – прощаясь. – Боевая готовность. Приготовиться к погружению. Когда капитан цур зее спускается с палубы, ему на мгновение чудится звук плещущихся на ветру парусов за спиной. – Rodger, Wie geht es an Meer? – Dem Meer, Джонсон. Das ist großartig, – черноглазый испанец со странным северным именем заразительно смеется над уже привычной шуткой, – Море спокойно, в отличие от нипов. А как развлекались наши героические морпехи? – Геройствовали! – ржут солдаты, рассаживаясь у барной стойки. – Надо сказать, – сержант нервно передергивает плечами, задумчиво глядя в поданный стакан с виски, – Худшего места, чем эти острова, я еще не видел. В аду и то лучше будет… – Там, по крайней мере, сухо, – отзывается кто-то, поддерживая Джонсона. – Повезло, что я вижу джунгли только сверху, – фыркает Вальдес. – Чем выше забрался – тем больнее падать, – морпех морщится, опуская на стойку опустевший стакан. Ротгер не спорит, а разговор сам собой сворачивает на контрнаступление Генерала и прогнозы на возвращение Филиппин. В баре душно, жарко, пахнет дешевым алкоголем, табаком и близким морем. Вьется сигаретный дым, густой, сизый, как туман над морем, через который с трудом пробивается свет бортовых огней, а рокот разговоров прерывается смехом или нестройным хоровым пением. Вальдесу обычно нравятся подобные места, но сегодня что-то не так – тревожно, неспокойно, и словно не хватает дыхания. Пилот с сомнением смотрит на бутылки за спиной торопящегося обслужить всех бармена, с косой улыбкой постукивая по кромке стакана. …Ветер и звезды, нет слова "поздно", нет слова "больно", поверь… Лживость строк заставляет морщиться. Ротгер отдергивает руку, словно обжигаясь, и оглядывается. Разгоревшийся между морпехами и пилотами спор проходит мимо ушей, бессмысленный, как шум прибоя. Рассеянно улыбнувшись в ответ на обращенный к нему вопрос, Вальдес подхватывает стакан и пробирается к выходу на террасу. Сезон дождей близится к концу, но небо еще обложено тучами, так что заката не видно. Ротгер глотает до противного теплый виски и полной грудью вдыхает сырой, со сладковато-гнилостным запахом джунглей воздух. Пилот присаживается на низкие перила и жмурится, недоуменно, чуть растерянно, глядя на море. Неспокойные волны серые, словно выцвели в одночасье, утратив теплую, насмешливо-яркую голубизну. Таким волнам место в Атлантике, на северном побережье, не здесь… …Ветер и звезды, ветер и звезды, ветер и звезды зимы… Удачей ли, мастерством ли уцелевший в пёрл-харболском кошмаре и в сражении у Мидуэй пилот ВМС США всегда оставался бодр, весел и до абсурдного оптимистичен. Рисковость и задор Вальдеса вошли в поговорку, но сейчас, глядя на неправильное серое море под плачущим небом, Ротгер необычайно задумчив. Неприятно тянет сердце, словно кто-то наматывает его на мотор вместо ремней. Летчик смотрит на море – но видит не его. Чьи-то знакомые, родные глаза смотрят в его душу, пронзительно и печально. Прощаясь. Снова – прощаясь. Вальдес кусает губы, сам того не замечая. Ветер затихает, и, кроме приглушенного дождем шума из бара не слышно ничего… Только разбиваются о палубу захлестывающие на бак волны, да поскрипывают рангоуты. Вальдес прижимает пустой стакан к виску и улыбается, отбрасывая миражное эхо: это просто открылась дверь за спиной. – Ротгер, все нормально? – Да, Энтони. Просто море сегодня странное… – Разве? – непонимающе отзывается товарищ. Вальдес моргает и хмурится, когда северной серости волн возвращается привычная бирюза. – Шторм будет, – бросает он невзначай, дергая озябшими плечами. Кто-то плачет, на самой грани слышимости, без надрыва, но отчаянно, безнадежно тоскливо. А на губах невосполнимой, необъяснимой потерей горчит морская соль.

Даже если на землю вернемся мы вторично, согласно Гафизу, мы, конечно, с тобой разминемся. Я тебя никогда не увижу. А. А. Вознесенский, «Сага»