Следователь старшего класса

Следователь старшего класса, конечно, не кандидат в особый класс, но тот, кто уже дышит ему в спину. И до чего прекрасный сегодня был день, какой славный вечер! И это желтое вечернее небо, прямоугольные тени, сползавшие по белоснежному фасаду штаба. Распоряжение о его повышении пришло всего пару часов назад, а Урие уже был здесь, в управлении, и воодушевление только ускоряло его шаг. Он приехал к Мацури, чтобы выразить ему свою благодарность за рекомендации перед начальством. Он и прежде не сомневался в его влиятельности, но сейчас Мацури, этот угрюмый человек, окончательно утвердился в образе его покровителя. Если бы Урие знал, какое вино предпочитает Мацури, он обязательно купил бы ему бутылку самого дорогого. Он был смущен тем, насколько радостно ему было стать кем-то, кого продвигают, за кем стоят. Было бы правильнее, если бы это внушало ему отвращение. Но он уговаривал себя, что заслуга Мацури состояла лишь в том, что тот пролил перед важными шишками свет на его, Урие, достоинства и беспрерывно растущую статистику убийств. А он ведь был чертовски хорош, верно? — Я знал, что ты придешь, следователь первого класса Урие, — поприветствовал его Мацури, когда тот, после тактичного стука, открыл дверь. Закатное солнце било в окно кабинета, и когда Урие ступил за порог, у него заслезились глаза — он часто заморгал, стараясь избавиться от красного пятна, словно налипшего на его зрачок. Гладкое покрытие широкого стола вспыхнуло в желтом солнечном свете. — Поздравляю с заслуженным повышением. Мацури сидел за столом, закинув ногу на ногу и подпирая пальцем свой висок, из-за чего кончик его левой брови немного сместился наверх. Он выглядел уставшим куда больше, чем обычно, и его лицо было погружено в теплую бархатистую тень. — Спасибо, следователь особого класса. «Я знаю, что это не только моя заслуга…» Урие поклонился, и солнце позолотило его макушку. Когда он выпрямился, то вновь сощурился от яркого света и теперь видел сидящего перед ним Мацури сквозь радужные многогранники на слипшихся ресницах. — Я пришел отблагодарить Вас за то, что Вы ускорили мое повышение. Встретившись со взглядом Мацури, Урие почувствовал себя глупо, будто сболтнул лишнего: тот никак не отреагировал на его жест благодарности, а только смотрел перед собой сквозь отливающие зеленым стекла очков. Мацури склонил голову, и его напомаженные черные волосы поймали матовый блик. — Сколько тебе лет, следователь первого класса Урие? — без особого интереса спросил он. — В феврале мне исполнится двадцать один. — Вот как, двадцать один… Кто-нибудь из подхалимов обязательно скажет тебе, что для своего возраста ты уже многого достиг, следователь первого класса, — солнце спряталось за оконной рамой, и Урие наконец смог сфокусировать взгляд на Мацури, который убрал палец от лица и сложил теперь руки перед собой, — я же буду честен и скажу, что в свои двадцать один я уже истребил целый клан Розевальдов в Германии. Урие поджал нижнюю губу, но потом спохватился и придал своему лицу равнодушный вид. «И какой ценой? Едва ли этим можно хвалиться….» — Да, Вы правы. Мой рост не так стремителен как Ваш, но я постараюсь ускорить его. «Надеюсь, что и ты пойдешь мне навстречу…» Глаза Мацури придирчиво осматривали Урие, и тому становилось не по себе — он так торопился, что забыл поправиться перед зеркалом в холле, и теперь чувствовал, как ослабился узел галстука и как выбилась заправленная в брюки темная рубашка. «Я не хочу, чтобы ты видел во мне даже такие недостатки». — Поскольку я заинтересован в твоем продвижении, то могу дать тебе совет. Почти дружеский. — Я внимательно слушаю Вас. — Ты слишком эмоционален, следователь первого класса Урие, — упрекнул его Мацури тем своим голосом, от которого по спине пробегал холодок. Урие сдался и отвел в сторону глаза, — ты пытаешься скрыть это за своей серьезностью, но не решаешь проблему, а только маскируешь ее. Ты понимаешь, о чем я говорю? Здание корпорации «Lunar eclipse», кровь и труха на разломах напольной плитки, еще теплое тело у него на руках. «Конечно, я понимаю, о чем ты. Какой же ты мудак…» — Да, я знаю, следователь особого класса. Я работаю над этим. Этого больше не повторится. Они оба замолчали. Заходящее солнце нагрело воздух в кабинете, и Мацури встал со своего кресла, чтобы приоткрыть окно. Глядя ему в спину, Урие стиснул руку в кулак. Как бы он ни сопротивлялся, он чувствовал, что одно только присутствие этого человека рядом будто подтачивало его, и причиной тому была не зависимость от Мацури, а его внешний вид, его взгляд, поставленный голос. Он действительно мог быть равным Ариме, мог претендовать на его место и вызывал такой же трепет. Но жестокость по отношению к собственным коллегам была проявлением его сильной воли, и это отличало его от Аримы. Именно эта черта волновала Урие и одновременно отталкивала его. Он страстно желал быть в отряде Мацури, но был абсолютно уверен: стоит ему облажаться на задании — его бросят в луже крови бесславно помирать в одиночестве. «Я всегда был одинок, почему меня должна страшить такая смерть? Я не боюсь ее. Мне она не грозит, потому что я не облажаюсь». Из приоткрытого окна донесся звук дороги, мерное дыхание Токио, что готовился к заливке искусственным светом, как только солнце скроется за черными городскими массивами. — Чтобы этого не повторилось, тебе следует относиться к некоторым вещам не иначе, как к своей работе. И к людям тоже. Урие кивнул головой. Он был бы и рад к ним так относиться, но больше не мог. — Ладно, следователь первого класса, — Мацури вдоволь налюбовался на оживленные проспекты и вернулся обратно в кресло, — не нужно так напрягаться. И поправьте свой галстук. «Черт!» Урие быстро подтянул узел галстука и сглотнул, распуская узел в горле. — Вы никуда не торопитесь? — голос Мацури будто смягчился — лекция была окончена. Он откинулся на спинку кресла и даже позволил себе самодовольную ухмылку. «Дома, наверно, уже ждут меня…» — Нет, все мое время в Вашем распоряжении. — Это хорошо, — Мацури ерошил большим пальцем свою треугольную бородку. — Вы как-то сказали, что сделаете все, что я скажу. — Да, и я не отказываюсь от своих слов. — Прекрасно. Очевидно, что Мацури нравилось, что с каждой секундой напряженного молчания Урие все усерднее скрывал свою растерянность — он ощущал, как к нему присматривались и будто раздевали его. — Если честно, у меня просто паршивое настроение… «У меня теперь тоже». — С утра я повздорил с Ийо. Уже конец рабочего дня, но у меня до сих пор нет никакого желания идти домой и видеть ее. «Как будто ты раньше так сильно хотел ее видеть…» — Я хочу, чтобы ты взбодрил меня. «...Что?» Солнце стекало по профилю Мацури и облагораживало его облик. Да и сам он был потомком знаменитого рода, одухотворенность была ему к лицу. Но Урие опешил: он совершенно не понял этой просьбы, и теперь хмурился. «Я не буду решать твои домашние проблемы». — Что я должен сделать? Они долго смотрели в глаза друг другу, и Урие снова видел это красное пятно, мерцающее поверх лица напротив — он изо всех сил старался не щуриться и даже не моргать. Но он выказал неприличное удивление, когда его взгляд сместился на руку Мацури. «Нет, блядь… Нет, скажи, что это шутка!» Эта рука неспешно расстегивала черный ремень Мацури, и слово «взбодрить» обрело вполне конкретный смысл. — Все еще не дошло? — щелкнул замок прямоугольной пряжки, и Мацури ослабил ремень, пронизывая Урие недовольным взглядом. Тот все еще не мог выйти из оцепенения, и солнце скапливалось в уголках его глаз. — Я… не совсем понимаю. «Я отказываюсь это понимать». — Или ты понимаешь, но не хочешь? «Да пошел ты, козел! Что тут вообще происходит?» Урие непроизвольно сделал шаг назад, его дыхание участилось, а рассудок помутился — он будто пульсировал в такт крови. Мацури разочарованно вздохнул и принялся застегивать ремень обратно, но прежде, чем он вставил язычок в отверстие в черной коже, Урие вдруг выкрикнул. — Нет, подождите, я… просто хотел проверить, закрыта ли дверь. «Я схожу с ума?» Он круто развернулся на каблуках и дрожащей рукой подергал ручку двери — она, само собой, была не заперта. Ему не хотелось оборачиваться. Что будет, если он просто потянет дверь на себя и выскочит в коридор? Ручка накалялась в его ладони. «Что он хочет от меня? Чтобы я отсосал ему? Да это же бред… Может, он и правда пидор? Тогда понятно, почему он так ненавидит свою жену… Но я-то как оказался в этом дерьме?!» — Уже уходите, следователь первого класса Урие? Урие неуверенно задвинул защелку и повернулся, глубоко вздохнул, пытаясь привести себя в чувство. Грудь и горло сдавило. В голове слегка прояснилось. «Ты отвратительный, Вашу Мацури». Отвратительный Вашу Мацури поманил Урие к себе, и тот бессознательно повиновался движению этого крючковатого пальца. Теперь их разделял только стол, и Урие мог рассмотреть узор на пряжке его ремня, аккуратные овалы ногтей, одинокий серебряный волос, идущий через черную шевелюру. — Ты знаешь, кто такой Гай Юлий Цезарь? — неожиданно спросил Мацури, и Урие не сразу различил суть вопроса. Он попытался сосредоточиться на предложенной ему теме, чтобы перевести дух. — Да, знаю, римский император. — Самый знаменитый римский император, — дополнил Мацури, и Урие кивнул. Он снова наткнулся глазами на пряжку, а потом на семейный портрет четы Вашу, где якобы порядочный муж был запечатлен рядом со своей женой. Урие охватил новый приступ злобы. — О нем пишут, что он использовал собственную задницу, чтобы подняться к вершине государственного управления. И он действительно был легендарным правителем, всему миру известны его подвиги. И теперь уже никого не волнует, для чего и как он… — Вас это совсем не смущает? — не выдержал Урие. Его голос дрогнул, и он тут же пожалел о том, что перебил Мацури и вообще начал говорить, но уже не мог остановиться. — И Вы сможете спокойно смотреть в глаза своей жене? Мацури отвернулся к окну и принялся нервно постукивать по столешнице. — Ты начинаешь меня разочаровывать, Урие, — с явной обидой произнес он, — и еще больше портишь мне настроение. Мне кажется, ты совсем меня не слушал. Какой толк мне иметь дело со следователем, который не слушает, что я ему говорю? Урие молчал. Он не мог просто согласиться с этим и опять оказаться за бортом. Что будет, если Мацури откажется от отряда куинксов? А если он действительно займет кресло директора, а Урие перестанет существовать для него? «Это полный провал». — Нет, я слушал Вас. Прошу прощения, следователь особого класса Мацури. Мне никогда прежде не приходилось… — И что я сказал тебе? — оборвал его Мацури, еще громче и недовольнее колотя подушечками пальцев. — Вы сказали, что я слишком эмоциональный. — А дальше? — Что я должен относиться к некоторым вещам как к своей работе. — А что ты сказал мне двумя неделями ранее? Когда я спросил о твоей преданности? Звуки клаксонов, визг колес и снова размеренный ход машин внизу за окном. Пот скатывался по виску Урие, огибая бровь. — Что я ваш пес. Мацури снова обернулся к нему и отчеканил: — А разве псы не должны благодарно вылизывать своим хозяевам руки? Урие согнулся в очередном поклоне — мутноватая капля соскользнула с кончика его носа на паркет. — Все верно. Он обошел стол. Каждый шаг давался ему с невероятным трудом, а Мацури не сводил с него глаз. «Я сам загнал себя в эту ловушку». Когда Урие опустился перед ним на колени, тот протянул ему свою руку. Обручальное кольцо тускло блестело на безымянном пальце. Урие сглотнул, потянулся вперед к руке и неуверенно коснулся ее языком — она была теплой и немного соленой, от прикосновения к ней язык пощипывало. Мацури перевернул руку ладонью вверх, и Урие принялся вылизывать ее под бессвязный гомон у себя в голове. У него дрожали колени — то ли потому, что он неудобно стоял на них, то ли потому, что он был в ужасе от того, что делает. Руки Мацури были шершавые, и он проталкивал свои длинные пальцы в рот Урие так навязчиво, словно хотел дотронуться до его горла. Вкус его кожи, вроде бы и не мерзкий, но странный, заполнил рот Урие. Мацури прощупывал его изнутри — ребристое небо, мягкую изнанку щек, подрагивающее основание языка, кромку зубов. Он улыбнулся, глядя на сосредоточенное лицо Урие. Перевел взгляд на родинки под тенью ресниц, на розовый кончик его языка, которым Урие водил между пальцами, заполняя слюной мелкий рельеф кожи. Этот вид всегда уверенного в себе, но сбитого с толку Урие Куки возбуждал Мацури, как и ощущение мягкого языка на руке, сопровождаемое влажным лижущим звуком. Кровь приливала к его члену, и Мацури судорожно втягивал воздух. Он убрал руку от его губ и положил ее на затылок, погладил большим пальцем, испачканным в вязкой слюне, коротко бритые волосы и заставил Урие приподнять голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Мацури было интересно, что он в них увидит, и, конечно же, он встретился с презрением. Оно было таким выразительным. Он ерошил короткие, немного взбившиеся волосы, будто пытался успокоить Урие, и тот не мог отрицать, что ему нравились эти прикосновения. Он уже давно не был ни с кем близок, и ощущение чужой руки на чувствительном затылке смягчило его гнев. Рука вдруг замерла, и Мацури прижал Урие лицом к своей ширинке — тот едва не потерял равновесие и ухватился за подлокотники офисного кресла. Он коснулся щекой прохладной пряжки, и в нос ему ударил запах порошка, исходящий от брюк, и характерный запах мужского тела. У него снова помутилось перед глазами, и он спустил ладони ниже, на твердые бедра Мацури, и приподнялся, придерживаясь за них. Лицо полыхало, как небо за окном, тело существовало отдельно от головы. Руки будто сами собой сдвинули в сторону ремень, расстегнули пуговицу, спустили замок на молнии. Урие уже видел очертания его напряженного члена, натянувшего плавки. Мацури приподнялся, чтобы приспустить брюки и белье. Сам он расслабился, кисти его рук безвольно свисали с округлых подлокотников. Он смотрел на его член с темно-розовой головкой, на узор проступающих вен под липковатой и неприятной кожей. Урие держал его в правой руке и чувствовал царапающее прикосновение волос к костяшкам своих пальцев. «Я действительно собираюсь сделать это? Я двинулся… Со мной не все в порядке... Здесь со всеми не все в порядке. У этого мудака стоит на меня!» — Долго ты будешь его рассматривать, Урие? Он облизнул губы и попытался раскрыть их, но они будто склеились. Он ощущал, как член настойчиво пульсирует и сильнее твердеет у него в руке. Мацури снова «помог» ему — надавил на затылок, прижимая его губами к своему члену, и Урие, наконец, раскрыл рот, впуская разгоряченную плоть внутрь. Что он должен делать? Скользить по нему губами вверх и вниз и не бередить зубами тонкую кожу? Это оказалось сложнее, чем Урие думал. У него не получалось двигаться в определенном ритме, потому что горло саднило, когда он пытался взять немного глубже, и ему не нравились кисловатый вкус, сила, с которой Мацури давил ему на голову, натяжение в уголках рта. В какой-то момент, окончательно сбив дыхание, Урие подавился слюной, и из его глаз брызнули слезы. Он отшатнулся и осел, пытаясь прокашляться в ладонь, и Мацури с осуждением смотрел на Урие. Сам Мацури уже неровно дышал, и пиджак стеснял его грудную клетку. — Не отлынивай. Урие гневно взглянул на него влажными глазами, но подполз обратно и снова коснулся губами головки члена, а затем взял его наполовину, не рискуя больше загонять его до самого горла. Оно уже было раздражено и чертовски болело. Чтобы отвлечься от этого мерзкого процесса, Урие пытался вслушиваться в шум города, пытался представить, как все закончится, и он покинет этот кабинет с шелестящими от сквозняка жалюзи и Мацури, который теперь был повсюду: во рту, в руке, в ушах и в голове. Последняя солнечная доля скрылась за горизонтом, и в кабинете стало темнее. Урие казалось, что прошла уже целая вечность. У него начала ныть шея, но он продолжал двигать ей, облизывать скользкую головку, иногда сглатывая густую и горькую смазку. Его то и дело скручивал рвотный рефлекс, но он приноровился бороться с ним. Мацури щедро награждал его за старания прикосновениями к его красным ушам и разболевшейся голове. Его пальцы были на удивление заботливыми, и Урие со стыдом признался себе, что это подкупает его. Он уже не различал вкуса, нижняя часть его лица была измазана в слюне. И под конец, освоившись, он смог брать немного глубже и немного быстрее, стал проводить языком вдоль всего ствола, ощущая изгиб каждой надутой вены, и двигать головой вправо и влево, чтобы Мацури мог видеть, как его член вырисовывается за щекой его самого верного и преданного подчиненного. Того, кто ненавидел его теперь больше всех на свете. С блестящей дорожкой, оставленной слезой, рядом с двумя родинками. Мацури вдруг коснулся этих родинок большим пальцем и отстранил Урие, чтобы самому ускорить себя рукой. Вслушиваясь в ритмичное трение плоти, Урие надеялся, что Мацури хотя бы не станет кончать ему в рот, но отчасти он был уверен, что тот именно так и поступит, и когда его снова притянули ближе, ударив членом прямо по губам, Урие точно очнулся и опять пришел в ярость. «Сука! Я же сблюю тебе на ботинки!» Мацури склонил голову на бок и лицо его, всегда спокойное, исказилось судорогой, словно по нему прошла трещина, которая тут же затянулась. Он шумно выдыхал, лоб его покрылся испариной, на линзах очков застыл стихающий свет вечера. Урие с неохотой раскрыл рот и, на всякий случай, закрыл глаза. Когда сперма попала ему на язык, он едва не сплюнул ее: он никогда не пробовал ничего еще более мерзкого, ее вкус был такой насыщенный и невыносимо гадкий, что вызвал спазм. Но Мацури заставил его закрыть рот, буквально защелкнув его челюсть, отчего зубы неприятно свело. Урие сделал над собой последнее усилие и проглотил содержимое своего рта. Они оба тяжело дышали, и Урие не сразу осознал, что его голова лежит на коленях у Мацури, а тот гладит его кончиками пальцев по скуле. Оба опустошенные, они провели в такой близости почти несколько минут. Урие просто смотрел перед собой на подлокотник, на ящики стола с серебристыми ручками, иногда боковым зрением выхватывал и руку, которую сам же облизывал какое-то время назад. И больше ничего не сотрясало его изнутри. — Ну все, хорош, — Мацури убрал руку и шевельнул коленом. Урие схватился за край стола и с трудом выпрямился, вытер распухшие губы и шмыгнул носом. Теперь он просто не мог заставить себя посмотреть в это лицо, и потому смотрел себе под ноги. Мацури застегнул брюки, затянул ремень, иногда бросая взгляд на застывшего напротив Урие, который вздрагивал, будто всхлипывая. — Для первого раза сойдет, — скупо похвалил его Мацури, взял салфетку из пластикового бокса на столе и принялся педантично вытирать каждый палец, — надеюсь, в следующий раз ты постараешься, и мне не придется вмешиваться. Урие передернул плечами, сухая слипшаяся прядь отстала от его лба. «Как будто я не знал, что на этом все не закончится…» — Что за скорбный вид? — Мацури прицельно бросил скомканную салфетку в урну и поднялся с кресла. Он был немного выше Урие, и когда приблизился к нему, тот ощутил острый запах его одеколона, нанесенного на шею, и так разительно отличавшегося от запаха внизу его живота. Мацури мягко, почти дружески, похлопал его по плечу. — Хорошая работа. Свободен. Урие покинул кабинет будто бы в забытьи, и последний теплый свет истончился у него на спине, когда он щелкнул замком и скрылся за дверью. Ему казалось, что он пьян. От волнения он не соображал, куда идет, и очнулся лишь тогда, когда оказался в уборной напротив зеркала. «Я отравлен. Эта херня никогда не переварится, она просто разъест мой желудок. Может, будет к лучшему, если я просто сдохну после всего, что случилось. Как будто я вынесу подобное унижение еще раз!» Урие мутило, и он склонился над раковиной, чувствуя, что его вот-вот вывернет наизнанку. С нижней губы потянулась ниточка слюны. Тогда он отдышался и принялся неистово полоскать рот водой из питьевого крана, сплевывал ее и набирал снова. В конце концов у него во рту остался только металлический привкус фильтрованной воды, но истерзанная глотка все еще болела. От остаточных ощущений члена, раздвигающего горло, было так просто не избавиться. В кармане зазвенел телефон, и Урие сморщился. "На следующую встречу захвати с собой смазку и пачку презервативов", — гласило сообщение. Урие убрал телефон обратно, чиркнул мокрой ладонью по губам и посмотрел на себя. Во всяком случае внешне он совершенно не изменился. «Вынесешь, следователь старшего класса». Он убрал волосы со лба влажными ладонями, поправил галстук и вышел.